Старшекурсник с курчавыми густыми волосами заходит в свою одинокую квартирку-студию, в которой порой бывает тесно для двух человек. Сумку находит свое место рядом с двухместной кроватью, занимающей бóльшую часть унылого помещения. Тэрри пальцами захватывает резинку со стола, завязывает отросшие волосы в хвост на затылке, чтобы не мешались делать небольшую уборку. Он убирается почти каждый день, когда возвращается с учебы. Вечером он оставляет пару жестянок от пива, крошки любимой «Маргариты» на полу и даже порой на кровати, разбросанные тетради с не до конца выполненной домашкой. Вот ручка валяется на полу. А он ее искал вчера, между прочим, потому что она у него единственная! Зря только новую купил — нашлась, зараза.
Юноша заправляет кровать, небрежно накидывая одеяло сверху с думами «и так сойдет». Заправлять кровать не с утра пораньше, как только покидаешь ее, а в шесть часов вечера по возвращению домой с учебы — очень умно. Стянуть с себя одежду, в которой он обычно ходит на учебу, и запихнуть себя, наконец, в душ оказывается на деле задачей более непосильной, чем Тэрри себе мог представить, но спустя двадцать минут бессмысленного листания ленты в телефоне ему удается себя пересилить. Белая мятая рубашка, но идеально выглаженные джинсы (штаны гладить куда проще, чем рубашку, переворачивая которую появляются новые мятые полосы) находят свое место на рейле, а тело студента под теплыми каплями часто спасающей водной процедуры. Тэрри делает воду теплей и теплей, еще немного и вот — идеальная температура, которую уже не назвать просто «теплой», скорее, почти что кипяток. После такой незамысловатой процедуры, славящейся на каких-то форумах расслабляющей и полезной, а где-то одним из видов селфхарма, Лопесу и вправду становится лучше. Знаете это чувство, когда дышится легче? Когда ты выходишь из ванной комнаты, превратившейся в подобие бани, в прохладное пространство, делаешь чашку чая, радуя организм хоть чем-то не алкогольным, выглядываешь в окно… И понимаешь, что, вообще-то, ни черта не изменилось.
В раковине все та же гора посуды со вчерашнего вечера, несделанная домашка, а на душе тоска. Дышится совсем не легче. Тэрри опускает чашку на кофейный стеклянный столик, тянется к телефону, чтобы в сотый раз убедиться в молчании. Даже мама не позвонила за последние три дня. Только дядюшка Ю напоминает парню о нужности миру. Когда Тэрри вернулся домой на ручке двери снова висел небольшой пакет с контейнерами, наполненными еще не остывшей едой. Стикер пастельного оттенка гласил, что каждый прием пищи важен, особенно для такого подрастающего организма, как у Лопеса. Юноша подогревает жаркое из капусты и картофель, выкладывая часть еды в тарелку из контейнера и после убирая ее назад в холодильник.
Фотоотчет стал небольшой традицией с дядей. Тут же его засыпают вопросами о здоровье, буднях и, конечно, о друзьях, которые сменяются у студента, как день с ночью — глазом моргнуть не успеешь. Это беспокоит родственника по линии матери больше всего. Сколько раз уж студент слышал беспокойства и нотации с нравоучениями? Не счесть. Однако он все понимает, ведь тоже беспокоится по этому поводу, совершенно не понимая, почему в конце прошлого года его одногруппники, которых он считал близкими друзьями, перестали отвечать на сообщения, часто игнорировать или находить причины для отказа для встречи.
Тэрри ужинает медленно, а когда тарелка пустеет приступает к сэндвичу. На телефон поступает видеозвонок от мужчины средних лет. Первое, что бросается ему в глаза — седина на висках родственника, так ярко улыбающемуся ему. Бодрый голос приветствует Тэрри пока он жует, пальцем смазывая с уголка рта майонезный соус.
— Как только ты начинаешь отвечать на сообщения я понимаю, что ты вернулся домой и забрал еду, — сообщает ему старший, желает приятного аппетита, на что Лопес кивает в знак благодарности, приговаривая, что он уже доел жаркое и остался сыт. — Вкусно было?
— Конечно вкусно, дядя Ю, что Вы такое говорите! Спасибо за еду, — парень выкидывает фольгу, куда были завернуты сэндвичи и возвращается к экрану телефона, вглядываясь в фон и пытаясь понять, дома ли его дядя или все еще на работе. — Завтра я схожу в магазин и голодным точно не останусь, можете не переживать. Из-за учебы не находилось времени на готовку. Спасибо Вам за заботу!
— Хорошо, сейчас же перестану беспокоиться за твой желудок, — смеется мужчина. Он отвлекается от звонка, отвечая что-то своей младшей дочери. В этот момент парень понимает, что его дядя дома. Тут же на экране появляется милое личико десятилетней девочки, которая радостно здоровается с Тэрри. Это счастливое выражение лица он видел буквально на прошлой неделе, когда приходил к дяде в гости на ужин. Неугомонная девочка не отлипала от своего старшего брата, прося с ней поиграть то в прятки, то в догонялки. Обычно это заканчивалось выговорами от ее мамы, просящей ребят быть аккуратней и тише — вдруг что-то разобьют. И сейчас эта же прыткая особа снова улыбается ему во все маленькие зубы, прося и сегодня прийти к ним на ужин (и поиграть, куда же без этого). — Сегодня братик Тэрри не сможет поиграть с тобой. Он устал после зачётов, малышка.
Дядя Ю мягко объясняет ситуацию ребенку, а Лопесу печально тут же лицезреть изменившиеся нотки настроения маленькой Юны, которая не успела обрадоваться разговору с ним, как ее тут же разочаровали.
— Юна, я приду на следующих выходных, договорились?
Расстраивать девочку ему хочется меньше всего. Сердце у Тэрри сжимается только из-за ее слезливого личика, из глаз которого рискуют покатиться нежные капли, обрамляя милые щечки. Но стоит ему сделать такое незамысловатое обещание как Юна снова улыбается, вопрошая, правду ли говорит студент. Была бы ее воля, точно могла потребовать обещание на мизинчиках, но, увы, они говорят по телефону, они не рядом. Ребенок скрывается с его поля зрения, радостно визжа что-то маме. В обрывках фраз Тэрри смог услышать ее хвастовство, что ей удалось уговорить братишку прийти на ужин на выходных.
Теперь, вроде, и не так тоскливо где-то на дне самобытности. Он увидел улыбку своей сестренки, обрадовал одну маленькую душонку, ничего еще не сделав. Теперь у него есть хоть какой-то стимул и помеченный день в календарике «небесполезного времяпровождения» на выходные.
— Хорошо написал последний зачёт?
— Да вроде хорошо. Во всяком случае, старался над подготовкой, — Лопес вспоминать не хочет эти бессонные ночи, которые они провели с Хосоком над зубрежкой лекций и всего того, что они успели пропустить или не запомнить.
— Тогда отдыхай. Ты ведь не высыпался все эти дни. Возвращай режим в прежнее русло.
Совет, конечно, хороший, но проще на словах, чем на деле. Хотя Тэрри действительно так клонит в сон после горячей ванны и сытного ужина, что он правда, видимо, свалится в кровать аж к восьми вечера. Он прощается с дядюшкой Ю, нажимает на красную кнопку с изображением трубки, вновь проверяет диалоги, убеждаясь, что и сейчас родители ему ничего не соизволили написать. Еще раз побеспокоить дядю сообщением ведь не будет каким-то преступлением?
«Хотел спросить, есть ли новости от родителей? Я думал, хотя бы мама напишет на неделе, но не написала»
«Я звонил вчера твоему отцу. В Чикаго тогда была глубокая ночь, но он незамедлительно ответил. Они работают, Тэрри. В компании акции падают с каждым днем, пойми их»
«В сутках двадцать четыре часа, а обычное сообщение занимает несколько секунд»
«Вчера отец передавал тебе «привет». Через меня, что может тебе не понравится, но знай, что они не забывают о тебе, несмотря на большое расстояние. Почему ты сам не позвонишь им, в конце концов?»
«Тяжело подобрать время. Общаться с разницей в пятнадцать часов тяжело, дядя» - ложь.
«Не думаю, что они будут сильно злиться, если ты их разбудишь»
Конечно дядя врет, как и сам студент: никакого привета отец ему не передавал и уж подавно не говорил, что помнит о нем. Потому что не помнит. И кто, как не Тэрри лучше знает об этом. Тэрри и не думал самому звонить родителям. Зачем, в конце концов, если не ждут? Быть типичным ребенком богатых родителей, у которого миллионы на счету, но который рос и продолжает расти без внимания, тепла и ласки со стороны тех, кто сильней всех был нужен ему — удручает. Оправдания старших о важности работы перестали действовать уже к восьми годам. Тэрри тогда ходил в частную школу для одаренных деньгами детей, одноклассники стали друзьями, а с друзьями, как правило, делятся проблемами, высказывают боль, таящуюся на душе, пригретую стаей враждебных кобр. Каково же было удивление, что не всем детям в его возрасте грустно не получать внимание и ласку от родителей. Большинство благодаря этому умели развлекать себя сами, мало в чем себе отказывали, ели сладости днями напролет, спорили с репетиторами ради забавы, выливая злонамеренную ложь, чтобы тех лишили зарплаты и сменили на другого. В своем возрасте маленький ребенок не осознавал свои чувства, не знал, что слезы из глаз называются болью, а эмоции порой слишком непредсказуемы для собственного разума.
Согласитесь, тяжело получать полное молчание от близкого человека всю неделю за неудовлетворительную по предмету оценку?
Что я не так сделал, мама?
Почему ты молчишь?
Я же люблю тебя, мама.
Мама, а ты любишь меня?
Молчание.
Полное молчание,
не заполняющее пустоту внутри.
Тэрри так радовался, когда на летние каникулы он уезжал в Корею, в совершенно другую страну, пролетал тысячу километров, чтобы оказаться в объятьях брата мамы, три месяца купаться в заботе от его жены, по сути, совершенно чужого человека, и есть с любовью приготовленную пищу, а не просто вкусную, потому что дома повар получает крупные деньги за свою готовку. У Тэрри с дядюшкой Ю с самого младенчества построились теплые отношения. Гораздо теплее, чем с собственными родителями, как бы прискорбно это не звучало.
И сейчас даже в свои двадцать три года Тэрри уже не маленький, он взрослый, вот-вот мужчина, продолжает ожидать у порога родного дома теплую руку матери, которая скажет, что он самый большой молодец, потому что поступил, потому что ему хватило смелости уехать на несколько лет в другую страну. Он ждет эту похвалу, находясь не в Чикаго. Тэрри уже несколько лет пребывает в Сеуле, не уезжает даже на рождественские каникулы к родителям. Его там не ждут. Зато ждут в доме дяди Ю, ждет его жена, ждет Юна, которая хвастается своими подарками от родителей и дарит маленький подарок Тэрри, сделанный собственными руками.
Госпожу Ю Тэрри смело может назвать мамой, в то время как родную — уже вряд ли.
В то время как Тэрри любил своих родителей и выполнял их каждый наказ, касающийся хорошей учебы или даже посещения бесполезных кружков, родители любили только работу, проходя мимо плачущего ребенка, бегущего за ними на своих маленьких ножках. В такие моменты Тэрри ощущал на себе не руки матери, а руки няни. Он чувствовал чужое робкое дыхание на своих щечках, слышал нежные слова, выражающие беспокойство. Няня просила его не плакать, умасливая сладкими конфетами и обещанием вечером поиграть вместе.
А в голове всегда таился один навязчивый вопрос: почему ты, а не мама?
Няня любовно баловала сладким, дядюшка Ю проводил все свое свободное время с восьмилетним ребенком, который приезжал к нему погостить на каникулах. К пятнадцати годам Тэрри уже свободно мог говорить на корейском, в Корее чувствовал себя, как рыба в воде. Так зачем ему Чикаго, наполненное лишь чужаками? И по сей день ему искренне хочется поверить дяде в его сладкую ложь. И по сей день он приходит без предупреждения к ним в дом, не слыша ни единого каверзного слова в свой адрес, мол, ты не вовремя, Тэрри, возвращайся домой. По сей день его кормят домашней едой в чужом доме, и оставляют контейнеры у порога, когда студента нет дома. Чужие Самые родные люди знают, что иначе Тэрри будет питаться одной доставкой и не пойдет ни в какой ресторан, где еда хотя бы похожа на полезную или домашнюю.
Он вспоминает слова дяди, что лучше не оставаться дома одному, если есть возможность, то лучше прогуляться, отвлечься за просмотром фильма или созвониться с друзьями, не пребывать наедине с убивающими нутро мыслями. Совет по истине хороший. И получил его Тэрри в один прекрасный день, когда излил родственнику свою душу по поводу родителей, тяжести на душе, страха из-за учебы вдали от дома, страха одиночества, возможных издевательств от однокурсников. Поступать иностранцу в другую страну тяжело не столь физически, таскаться с этими документами, не зная, поступишь ли ты или нет, сколь морально: один американец на несколько сотен корейцев. Однако стоило Тэрри заявиться в учебное заведение, проучиться неделю-другую, как он встретил не только своих друзей на следующие года, но и такого же парня «чужой, среди своих». А потом и еще парочку студентов из других стран. Дядя Ю искренне радовался за все успехи Тэрри, поддерживал и выслушивал, делая его студенческую жизнь не такой разочаровывающей, как школьная когда-то.
И сейчас Лопес вновь будет пользоваться советом старшего, мысленно в сотый раз благодаря его за день, когда он аккуратно успокаивал его подрагивающие от истерики плечи, слезы вытирал, шепча слова успокоения. Это был единственный и последний на памяти юноши раз, когда он позволил себе так расклеиться, выплакать все накопившееся за десяток лет, чтобы продолжить идти с гордо поднятой головой.
Тэрри набирает номер Хосока. Вслушивается в первый гудок, второй, третий… шестой. Без ответа. Сегодня младший его не оповестил о своих планах на оставшийся день, но ушел гораздо раньше их с Чонгуком. Лопес вздыхает, давая себе предположить, что Хосок либо вырубился по прибытию домой, либо, что скорее всего, проводит свой вечер с тем Тэхеном, соседом сверху. Раз друг ему не отвечает, то на ум приходит лишь один человек, который очень вряд ли согласится с ним провести время. Но попытаться стоит. Тэрри не скупится на время выискивания чонгукова профиля в любой из сетей, где он может с ним как-то связаться, а пока что думает, стоит ли оно того.
В ожидании услышать маты и то, насколько он Чонгуку неприятен, Лопес смотрит на фотографии младшего, коих совсем немного. Всего три. Но по ним точно можно понять, что этот тот самый Чон Чонгук, который ему сейчас нужен. Так что же он услышит? Их отношения только сегодня начали налаживаться. Или недельное игнорирование существования друг друга можно тоже считать маленьким успехом? Нетрудно было догадаться о ненависти к своей персоне, заметив лишь один брезгливый взгляд на себе. Тэрри рукой проходится по своей татуированной шее, тянется к пачке мятых «Винстон» и закуривает, не щадя наполняет легкие никотином, а перед глазами звезды смертоносные проносятся.
Как много людей думают, какой процент их легких отмирает от одной сигареты? А скольким некурящим кости свои жалко? Тэрри приходилось слышать и такое на вопрос, почему тот или иной человек в компании не курит. Кости жалко. Эти самые кости через несколько десятков лет будут гнить в деревянном залакированном ящике, так в чем смысл ограничивать себя всю свою жизнь в таких маленьких удовольствиях, как пачка сигарет или лишняя бутылка алкоголя?
Уже после одной порции никотина Тэрри перестает задумываться о последствиях своего действа. Было бы всегда так легко решаться на нечто опасливое и неизведанное — жизнь не называлась бы сложной штукой.
lopez: привет. еще раз :)
Тэрри пожалеет. Уже начинает, когда его сообщение в директе помечается «прочитанным». Он бы с радостью зарядился еще одной порцией яда, что так хорошо, но скоротечно расслабляет мозг, однако, ему тут же поступает ответ. С таким же глупым смайликом.
jeon_j: ну привет :)
jeon_j: всего пара часов прошла с нашей встречи. что-то случилось?
lopez: если честно, ничего такого. просто хочу еще раз выбраться прогуляться для крепкого сна.
lopez: не хочешь составить компанию?
lopez: можем посидеть в каком-нибудь кафе, чтобы не мерзнуть. я угощаю!
У Тэрри от нервозности начинает чесаться ладонь. Они только сегодня взаимно улыбнулись друг другу и, кажется, начиная с сегодняшнего дня могут называть друг друга друзья. Или знакомыми, один из которых не желает придушить другого — парень пока не знает. Да и неприязнь чонгукова ему все еще непонятна. Хосок пытался обусловить это ревностью, но тоже был не уверен. Остается, наверное, спросить об этом самому, напрямую, для того, чтобы понять, какие же отношения их теперь связывают, и, может, Тэрри вовсе не стоит искать встречи с Гуком.
Чонгук до вибрации мобильного ужинал в компании сериала и его полностью устраивало такое времяпровождение после тяжелой учебы. Теперь Чона хотят вновь вытащить на улицу, заставить одеться в пару слоев одежды, чтобы поторчать какое-то время в кафе и унять вечернюю тоску каким-то не типичным занятием. Чонгук вздыхает в раздумьях, взвешивая все «за» и «против». А после ответа идет мыть посуду и доставать из шкафа толстовку потеплей.
Не подумайте превратно, просто сцена в сериале действительно скучна и Чонгук лучше проведет время с… ублюдочным Тэрри Лопесом, которого красит его глуповатая улыбка после такой же глуповатой шутки.
jeon_j: хосок упоминал, что ты живешь недалеко от него. мне ехать несколько остановок. назови адрес кафе и я подъеду через полчаса.
lopez: может лучше я подъеду поближе к тебе? мне не лень.
«чертов джентльмен» — думается Гуку, когда он, гремя ключами, выходит из квартиры.
jeon_j: как хочешь. жду тебя по адресу ****. кафе недалеко от моего дома.
Чонгук променял прекрасный вечер с сериалом на вылазку на улицу с Тэрри Лопесом. Скажи ему это несколько дней назад — он бы ни за что не поверил, посмеялся бы саркастично, сказал, мол, ты чего такое удумал, странный некто. А сейчас смеется сам над собой. Стоило понять, что он для Хосока действительно особенный друг, что он не променяет его на Лопеса, который явно интересней Гука будет, на душе стало легче. И как только Чонгук немного сблизился с Тэрри, провел порядка недели вместе с ними, не заметил в нем ничего опасного, того, что он мог выдумывать себе раньше просто не было. Ведь зависимые наркоманы не могут продержаться без дури такое относительно долгое время? Наверное, не могут, Чонгуку-то откуда владеть такой информацией.
Парень около двадцати минут сидит в кафе в одиночестве, дожидаясь иностранца, что так благосклонно вызвался сам ехать по нелетной погоде к нему, чтобы просто скоротать вечер в компании друг друга. Гук потягивает кофе из трубочки, смотря на темень за панорамным окном с названием кофейни. Тэрри спешной походкой заходит в кофейню, они молча кивают друг другу и Чонгук дожидается пока Лопес сделает заказ и удобней устроится напротив него.
— Ну, — Чон смотрит в светлые глаза старшекурсника, снова заостряя взгляд на татуированной шее. — и не лень тебе было выходить на улицу, ехать на автобусе двадцать минут ради такой бессмысленной встречи?
Тэрри в непонимании смотрит на знакомого, негодуя, куда же делся тот радушный Чонгук с их сегодняшних посиделок в кофейне. Сейчас юноша напротив держится гораздо уверенней, с легкой ухмылкой на лице. Обстановка за столиком создает впечатление, словно Лопес насильно вытащил Гука из дома, но это в корне не так, отчего выпускник мечется взором, не зная, на чем заострить внимание, чтобы привести мысли в порядок.
— Не лень. А тебе?
Чонгук довольно лыбится на такой глупый ответный вопрос с стороны старшего.
— Если было б лень, видел бы ты меня сейчас перед собой?
Тэрри давится собственной слюной от слов младшего. То есть, если бы он ответил точно так же, то доеб мог сойти на «нет», но вместо этого он умудрился вновь сморозить нечто странное. Зато Чонгук улыбнулся и атмосфера как-то разрядилась.
Почти одновременно их телефоны издают звуки уведомлений, парни переглядываются, достают мобильники, открывая диалог с общим другом.
— Тебе тоже Хосок написал? — Чон выжидающе смотрит на старшего.
— С предложением повеселиться с Тэхеном и его двумя коллегами. Если бы об этом, то да.
Одновременный вздох доносится до ушей официанта, забирающего один пустой стакан из-под кофе. Выходные после тяжелой зачетной недели обещают быть веселыми.