Obsidio Obsession

– И там есть всё! Небеса, моря, огонь и пустота! Представлять – не нужно, ведь всё, оно – прямо перед тобой!

Этот человек не переставал удивлять Артура.

Каждое движение Сигмы, каждое его слово в его текущем состоянии выдавало в нём «что-то не то». Артур смотрел – и не мог не смотреть. Лёгкий взмах рукой, перемещение трёх гиперсфер-близнецов вокруг неё, взгляд, с восторгом брошенный в ночное небо – Артур следил за каждой чёрточкой.

Сигма, казалось, не видел его вовсе.

Это было нормально для его ненормальности. Он определил три своих состояния уже давно, разграничил их для себя, потому что так было проще. Неважно, что столь плотного деления и быть не может: человеческая психика для подобного слишком тонка. Падения возможны в каждом из этих состояний, и сейчас Сигма с головой нёсся в край своей одержимости.

Он говорил, что любой пик своего «безумия» для него – это риск, потому Артур пристально следил за слишком молодым для подобных испытаний учёного. В удивительных разных глазах Сигмы плясали отблески света, видимого только ему, и Артур просил неизвестно кого, чтобы этот свет в мгновение ока не канул в непроглядную тьму.

Тьма Сигмы – это страшно. В своей тьме Сигма остаётся совсем один, и одаривает своим одиночеством каждого, кто рискнёт подойти к нему. Пустой взгляд, устремлённый больше внутрь, чем наружу, машинальные движения и придавливающая к земле, стоит подойти невовремя или коснуться не так, сила – в таком состоянии Сигма становится опасным для других.

Однако он это знает, иначе бы его уже давно упекли в психлечебницу. Снова.

Сигма как-то неловко дёргает руками, стоя на самом краю крыши, и Артур заставляет себя остаться на месте – беловолосый не упадёт. Гравитация – его песочница, и он никогда не позволит ей себя убить. Хотя, возможно, только ей и позволит, но не здесь и не сейчас – это была бы слишком, слишком простая смерть для того, кто собирается доказать миру, что безумец на самом деле не безумен.

– Живёт она, как придётся, и «Чёрной дырой» зовётся, погаснув в конце пути…

– И, став на краю могилы, к живым пролагая мост, вдруг вспыхнет с гигантской силой, как тысяча тысяч звёзд... – подхватывает Артур, и пусть, что невпопад: эти стихи он у Сигмы и прочитал, и почему-то они очень запомнились ему.

Сигма оборачивается на него, моргает, словно только замечает, а затем смеётся. Его смех искорками распадается в стылом ночном воздухе, и Артур улыбается в ответ. Ему нравится быть смешным.

Он спрыгивает с парапета и подбегает к Артуру, хватая того за руки. Артур всё никак не может привыкнуть к тому, что для Сигмы поделиться одержимостью означает практически окунуть в неё другого.

Сам Артур одержимости не разделяет, он просто искренне верит, хоть и знает, как бесит до мозга костей материалистичного Сигму эта «вера».

– Я докажу им. Я докажу всем, – он тянет за собой, к тому же краю, оставаясь при этом на месте. – Гравитация. Я докажу! Их голоса будут произносить моё имя не с презрением, а с восхищением и стыдом, ведь я, Сигма, был прав! Эту музыку они услышат и запомнят, этот свет озарит их, и тогда…

– Почему бы им просто не заглянуть в чёрную дыру, как это случайно сделал ты? – задаёт всё тот же вопрос Артур, хотя и понимает, почему так делать нельзя. Его лишь интересует, почему самый простой способ никогда не приходит в светлую голову учёного перед ним – это гуманность или что-то другое?

Сигма отводит взгляд и крепче сжимает чужие руки.

– Оно им ничего не даст, – на грани слышимости произносит он, и вспыхивает вновь, задирая голову: – Им не нужно! Я всё им дам, я близок к цели!

– Почему же мы тогда на крыше, а не в твоём кабинете, Сигма?

– Я сделал там всё, что мог, – грустно отвечает он. – Мне предстоит сделать намного больше, но как сделать понятным то, что вижу только я? Ты вот видишь, что звёзды – не звёзды вовсе, а провалы в беспроглядной, беспросветной тьме?

По правде говоря, Артур в городе вообще звёзд не видел – слишком светло было на улицах. Для Сигмы это были не звёзды, а гравитационные дыры в темноте неба, бесконечно притягивающие к себе всю космическую пыль на своём пути. И планету-алмаз Янссен в созвездии Рака, и планету железных дождей в созвездии Рыбы, и все космические чудеса поглотят эти звёзды, как Солнце когда-нибудь поглотит планету людей Землю. Любая звезда, в каком-то смысле, это та же чёрная дыра, и Сигма был поглощён всеми ими однажды.

Сигма нахмурился, замечая заминку в ответе на свой вопрос. Артур вздохнул:

– Сигма, я вижу только тьму, – он потянул его за руки в дом. – Пойдём в квартиру. Здесь совсем холодно стало, ты же заболеешь.

– Я и так болен, – драматично выдал он, вздохнув в тон Артуру. – Тем, от чего никогда не излечусь.

– Я верю в тебя, как бы тебя это ни раздражало, – мягко выдохнул Артур, приобнимая Сигму за плечи и заводя на лестничную клетку. – Ты докажешь всё, что хочешь. Ты гений, Сигма, и ты сможешь пройти этот путь. Эти завистники ещё подавятся своей желчью!

Сигма улыбнулся, и его грусть растаяла без следа. Бросив последний взгляд на небо, он позволил завести себя внутрь. Артур выдохнул с облегчением: один кризис им, похоже, удалось миновать.

Вскоре зардеется рассвет.