Примечание
Посмотреть о персонажах можно:
В моей группе про Лакрима: https://vk.com/wall-212422204_924
В группе Рии про Руэйна: https://vk.com/wall-204608839_934
Здесь с самого начала было слишком многолюдно. И если сперва гул голосов был достаточно размеренным, то чем больше проходило времени, тем больше громкость шла в резонансе, спокойствие треснуло по швам, пустив магму чужой ярости. В драке перемещался этот гомон, огни навеса слились в линии рваного света, на которые он не обращал внимания. Да, он был слабее, да, в размерах уступал неимоверно. Но в бой кинулся отважным комком пернатой жажды справедливости. Мужественно, насколько мог, не позоря род драконов, но за слабого вступился отважно. Он знал, что проиграет в любом случае, но этим дал отсрочку тому, кто уже давно покинул это временное поле боя. Лакрим чувствовал на языке привкус крови, одно из четырёх крыльев безнадёжно повисло плетью, с лап его сшибли очередным порывом ярости, после которого полукровка свалился навзничь с отчаянным, таким неуместным щебетом. То ли шум в ушах стоял, то ли это океан крыл шелестом бунтующих несправедливости волн.
— О, глядите. Защебетала канарейка. Ну ничего, недолго тебе осталось, мразота мелкая. Защитничек, — соперник явно собирался пнуть под тонкие ребра. Монстр прикрылся хвостом, уже не сопротивляясь. Хлесткий удар — дыхание слишком надолго сбилось, в глазах маячили нехорошие искорки, и все, что он мог из себя выдавить — лишь сдавленное рычание. Последний рывок его смелости, но сил не осталось в невысоком тельце. Парень уже готовился к тому, что поплатится за этот альтруизм обычного, ничем непримечательного вечера, отдаст за него дорого, чтобы напрочь выбило охоту лезть, куда не просят.
— Ооо, это у нас что за милота? Украшения любишь? Обойдешься, тебе оно больше не нужно, — с шеи сорвали реликвию в форме ракушки, на что Лакрим через хрип перебитого дыхания закричал почти истошно:
— Нет! — но вещь улетела в волну, что будто в желании помощи набегала на песчаную косу. Вот она здесь, совсем рядом, протяни руку — и дотянешься. Только не это! Её ведь нельзя терять, а вдруг не отыщет? Не сможет, не почувствует заточенной в опале магии, ведь он хоть и дракон, но лишь полукровка, половина грифона в нем глушила значительную часть сил, многое давалось куда сложнее, чем то могли делать чистокровные. Лакрим за песок цеплялся пальцами и жмурился в ожидании добавочной боли. Но вместо этого через внезапную вспышку зовущих на помощь голосов случайных зевак прорвался яростный рык, от которого душа заледенела окончательно в полном ужасе. Потусторонний, будто демонический, вовсе не из этого мира. Это заставило его обернуться, встретить взгляд потемневшей до зимней хвои зелени и янтаря высокого монстра, увидеть как в его глазах мелькнула зарница неизвестной магии. В нем горел ад. Даже голос его слышал, но совершенно не разобрал слов. Хотелось воспользоваться заминкой и просто уползти к воде, нырнуть, спрятаться, дать океану слизнуть прохладой мучительную боль. Но вместо этого — истошный крик обидчика, какой-то жуткий хруст, от которого стало совсем плохо и… темнота. Рассудок решил, что хватит с него за день потрясений и монстра отправил в спасительное бессознательное состояние, где во тьме ещё долго мерещился этот преисполненный праведным гневом взгляд.
И зачем только полез в эту заведомо проигрышную драку? Да просто не мог иначе, не имел права проявить равнодушие, когда обижают заведомо слабое существо. Никогда Лакрим не был трусом — ни он, ни его семья. И плевать, что монстр он в общем то крошечный, для него это не имело никакого значения — налетал не хуже рослого мужчины, что посмел руку поднять на девушку, в руках которой сидел маленький питомец. Крим и разбираться не стал, с разбега оттолкнул и рычаще заслонил собой. А дальше — всё как в тумане. Туман был будто бы и сейчас, в носу щекотало каким-то травяным запахом, глаза он открыл почти сразу, тут же лицезрея обладателя как взгляда, так и пугающего голоса, что сделал нечто… страшное в той суматохе с его обидчиком. Тот самый, что расправился с негодяями играючи и жестоко. Лакрим сдавленно пискнул и замахал крохотными крыльями, но его тут же во что-то мягкое вдавили чужие руки, не позволяя вскочить.
— Тише, тише, пернатый. Ну-ну, полно тебе. Не трону я тебя, угомонись, — строгий тембр не был похож на тот рокот ненависти, который парнишка запомнил. Совсем нет… А вот взгляд — очень даже. Парень не сразу понял, что согнул ноги и лапками уперся в грудь монстра, что крепко держал, буквально не давал пошевелиться, но отталкивать он его не стал, послушно замерев с тихим, растерянным птичьим свистом, похожим на канареечный.
— Вы кто? Я… не помню что-то ничего, — парнишка подал голос и настороженно принюхался, быстро бросил взгляд на окружение, но комнату не узнал. Высокие своды деревянного потолка, на верёвках под ним висели пряности, мебель красивая, резная... А вот то, что в незнакомце он угрозы не почувствовал заставило Лакрима значительно унять первые рожденные пробуждением в незнакомом месте отголоски паники. А взамен них приходило сдержанное любопытство и волнение.
— Руэйн. Чего полез к этому ублюдку? Жить надоело? Одно движение — и тебе позвоночник сломают – что хворост, — монстр шевельнул ушами, отчего серьга на одном из них качнулась и блеснула камушком, напоминавшим не то изумруд, не то малахит. И это дало напоминание, от которого Лакрим снова обеспокоенно попытался сесть, но его вновь прижали в мягкий настил, судя по всему, дивана, без возможности даже приподняться.
— Так! Я тебя сейчас снова усыплю. И не посмотрю, что мордашка милая, ясно? Нельзя тебе еще вставать. Пить что ли хочешь? Или еще где-то больно? — монстр хоть и говорил строго, но взгляд будто обволакивал мягкостью и вызывал в полукровке чувство доверия. Лакрим стиснул перья на грудке под горлом, ощутив пустоту недостающей реликвии.
— Они выбросили важную вещь! Там… ракушка на шнурке. Это семейная реликвия, магическая… мне надо вернуться и найти её, пока не поздно, — парнишка беспокоился слишком сильно, ничего с собой поделать не мог. Даже лимонные перья все дыбом встали, дав ощущение бинта на одном из тех крыльев, что были совсем крохотными, второй парой коронуя спину.
— Она? — Руэйн поднял руку, на которой на когтистом пальце висел тот самый кулончик и переливался характерными для опала бликами, в которых угадывалось едва заметное движение магии.
— Она! — радостно чирикнул монстр и только теперь расслабленно мурлыкнул, перестав пташкой биться под чужим напором, — меня зовут Лакрим...
Руэйн на эти перемены эмоций смотрел со сдержанной снисходительностью, но реликвию самолично надел на шею нежданного подопечного. И покорность последнего скинула чужое напряжение, взамен него пустив на лице зеленоперого улыбку. От неё его выражение просветлело, в глазах заискрились видимые блики положительных эмоций, на которые дракончик засмотрелся зачарованно, забыв о затее сбежать. Тело словно расслабилось, и только после этого Лакрим смущенно поджал лапки, которыми все еще упирался в грудь незнакомца.
— Ой, простите… М… что вообще случилось там? Меня отключило после… рычания, — полукровка аккуратно подбирал слова и рассматривал монстра во все глаза. Черты лица Руэ были словно бы чуть острее, под глазами переливались крошечные перышки, отблескивая от зелёного до почти чёрного чароита. За спиной вился плетью хвост, и не сразу желтокрылый понял, что там был еще и второй с большим веером перьев, совсем как у птиц.
— Ранили тебя, малыш. Хорошо, что не помнишь, а с этой сволочью теперь жизнь разберётся, — высокий монстр по ощущениям был куда старше, но пугало не это, а его слова.
— Что… убили? — в голосе скользнул страх, вспушились перья и захотелось немного отползти от греха подальше, но на живот улеглась теплая линия хвоста с оперением на конце, которым Руэ пощекотал его нос.
— Ага. Убил его веру в безнаказанность. Живой этот кретин, не бойся. И теперь ты мне ответишь? Болит где? — монстр чуть наклонился и внимательно посмотрел в гетерохромные глаза мальчишки. Искал подвоха, попытки что-нибудь скрыть или увиливать. Но Лакрим честно покрутился и тут же при неудачном движении скульнул в типично драконьей манере. Ребра слева прострелило острой болью, спавшей до момента, пока их не потревожили такой неосторожностью. Руэ тут же уложил руку на нужный участок и пустил под ткань зеленоватый свет магии врачевания, на которую Лакрим посмотрел с благоговейным трепетом и изумлением. Кроме того боль сразу утихла приятным теплом, даже быстрее, чем сходил этот испуг от ощущений, заставивший дышать поверхностно.
— Легче, хвостик. Все хорошо. Голова не кружится? Не тошнит?
— Вы настоящий целитель… Поверить не могу. Мне до такого далеко невероятно, — Лакрим вовсе не думал о том, как себя чувствовал, даже рукой коснулся чужой на своем боку, чему Руэ совершенно не противился. Даже как-то заинтересованно наклонил голову к плечу, отчего украшение на его ухе вновь закачалось блестящей драгоценностью, а ладонь он не убрал, немного погладив парня.
— Ты тоже владеешь такой магией? Проживёшь сколько я, может и мой уровень перерастешь. Тренироваться надо, пёрышко, — его снисходительная улыбка и тон не звучали обидно. Лакрим заинтересованно приподнялся на локтях, чутко принюхиваясь к мужчине в тщетной попытке определить их разницу в возрасте.
— И… сколько надо прожить? — наивный вопрос рассмешил птицу, чья плеть хвоста, все ещё лежавшая на драконе, пощекотала любопытствующий нос маленького подопечного снова, чем сильнее привнесла в его обоняние приятные травяные запахи.
— Глупенький. Жить надо столько, сколько отведено. Число прожитых лет ничего кроме опыта не несет в себе. Мне уже век. Тебе, очевидно, поменьше. Но драконы ведь живут долго, нечего тебе об этом волноваться, пташка, — Руэ встал с насиженного места и прошел к камину, привлекая внимание к лапам, когти которых приятно клацали по паркету. Какой же он был высокий! Лакрим даже охнул беззвучно, рассматривая статного мужчину, который какие-то пучки трав отщипывал с веревки над огнем в каменной кладке простого камина. Паренек встал на колени, перегнувшись через спинку дивана, рассматривая место, в которое его принесли. Домик был маленьким, вероятно арендованный, здесь все пахло новизной дерева, сухими цветами и, кажется, мылом. Лакрим уже хотел было медленно слезть, словно осторожный кот, подойти и рассмотреть окна, даже лапки спустил на пол, но тут же пискнул по птичьи, когда подхватили на руки и крепко прижали к телу сильные руки.
— Куда это ты собрался? Сказано же, что вставать пока нельзя, — Руэ укоризненно покачал головой, но Лакрим покорно вздохнул и сам для себя неожиданно уткнулся носом в плечо мага. Тот, впрочем, тоже такого не ожидал и как-то необычно замер, мягким взглядом рассматривая такое нежное доверие вблизи. Такой маленький и доверчивый, явно наивный, это было очаровательно, трепетно даже, и Руэ даже не мог для себя точно сказать, точно ли причина была в том, что маг с ним запечатлелся там на пляже, просто проходя мимо…
Он и подумать не мог, что это случится спустя столько лет после потери его жены…
Становилось понятным, отчего его потянуло в путешествие, заставив покинуть привычное подземелье с укладом жизни мага-одиночки. Спокойствием сочилось его время, ничто не бередило душу, а боль утраты давно улеглась, оставив вместо себя чувство ностальгии. А теперь вдруг все перевернулось с ног на голову, Судьба сочла его готовым и пересекла линию его жизни с этим маленьким полукровкой.
— Ты один живешь или семья есть? Надо уведомить кого? — его настороженный вопрос поднимал дыбом перья и топорщил недосформированные крылья под накидкой Руэ. Он и сам не понял, как вдруг ощутил укол страха о том, что парень был… Занят? Должен был уехать? Что из этого? Странная смесь неописуемых очертаний чувств с легкой горечью разочарования, и потомок сильфов едва не рычал от досады из-за того, что ни на что из этого не мог повлиять. Но слова паренька на его руках буквально смели все эти опасения, вопреки тому, какими были тихими и мягкими из-за легкой картавости его речи.
— Нет, я один живу. Родители на другом континенте, и сестра тоже, — Крим жмурился, носом все еще утыкался в ткань чужой одежды и чувствовал себя так вполне спокойно. И даже сопротивляться не стал, когда Руэйн уложил его обратно на диване и закутал в мягкое лоскутное одеяло.
— Значит, как минимум остаешься у меня, малыш. Под присмотром оно лучше будет, — задумчивый, высокий монстр вздохнул с облегчением, неотрывно смотрел в гетерохромные глаза и выбрать не мог, какой нравился по цвету больше: кремовый или салатовый.
И он остался с ним.
Драконье чутье подсказывало, что это лучше для всех, что так будет правильно, что душу тянуло побыть в этом месте и, если не поучиться новому, то просто составить компанию тому, кто спас от беды. Паренька тянуло к высокому монстру: он завлекал тем, как мог объяснять простые вещи. Учил медитировать с пользой для магии — Руэ вообще был удивлен, что происходило при этом с Лакримом. Как светились его стеклянные рога, как гасли глаза, уступая место космосу в его глазницах. Это очаровало бы и без запечатления тем, каким было красивым. Тем, как парнишка становился зеркалом мира, наслаждаясь мгновениями, когда слышал его в себе самом. Но сблизило их не это, а небольшая проблема полукровки, о которой он умалчивал. И речь даже не о том, что монстр вечно застревал в узких и тесных пространствах, в которые влезал по странному влечению, словно кот в коробку. Точнее, не в этом напрямую. А в том, что парень страдал сомнамбулизмом и периодически, довольно редко, но активно начинал бродить во сне по дому. Эта ночь опять пригласила дракончика на прогулку. Возможно, сказался напряженный день на работе, после которого Лакрим уже привычно пришел не к себе домой, а к Руэ, с которым проводил свободное время. Спать легли поздно, заговорившись о магии, Руэ только успел погрузиться в сон, как шум толкнул обратно. Что-то упало, слышались тихие шаги, клацали по дощатому полу когти. Так ходил только Крим, но отчего-то звучало сейчас это совершенно иначе. Медленнее и как-то неритмично, с остановками и шарканьем. И снова что-то зашуршало следом. В это время в соседней комнате дракон с пустым взглядом бродил по ней и складывал на полу какие-то совершенно случайные вещи: подушки, вазы, чашки, веточки сухих цветов. Хвост выкрутился из привычной спиральки хамелеона и им дракон цеплялся за что ни попадя, роняя на пол книги и пучки трав с глухим стуком. Лапы довели его до маленькой кладовки, где Лакрим в попытке влезть на полку застрял, смешно мотая хвостом, скребя по полу когтями и тихо посвистывая по-птичьи. Да так и притих там, свесил обреченно лапки и начал погружаться в сон без памяти, совершенно не зная о том, где он и почему. Но в комнату уже вошел настороженный Руэйн, застав картину торчащего из шкафа зада с очаровательным хвостом и видимыми из-под задравшейся ткани шорт нежными, пернатыми бедрами. Это собственную душу заставило ощутимо взбрыкнуть, а перья на хвостах распушиться заинтересованным веером.
— О, Небо, ты как сюда влез? — Руэ сперва не понял, что парнишка спит, но когда подошел и коснулся его, то догадка пронзила его волнением. Это ведь опасно — ходить вот так во сне бесконтрольно. Мало ли, что могло случиться? Особенно, если бы парень на волне сомнамбулизма вовсе ушел из дома в дикий простор пляжа или, упаси небо, вошёл в море.
Мужчина осторожно перехватил спящего и потянул на себя, но Лакрим от таких действий всё же проснулся и несомненно испугался собственному непониманию, что происходит. Вздёрнулся, рогами ударился о полку и зарычал в смутном отчаянии дезориентированного существа в плену деревянной мебели.
— Тихо, тихо, Крим. Это я, слышишь? Легче, пёрышко, хах. Ты там как? — Руэ для предотвращения повреждений и успокоение полукровки перехватил его за бока, прижав чуть сильнее собой, пусть и ощущалось двусмысленно и неоднозначно такое касание. Настолько, что даже самоконтроль не смог удержать мерцание души, благо оно осталось замеченным лишь ее обладателем.
— Мххх… Руэ? М, что случилось? Где это я? О, нет… Опять это случилось… — осознание приходило медленно, Лакрим волновался, — я… Нормально? Ну, насколько я могу судить, будучи в… вероятно, в ящике.
— Не в ящике, а в кладовке. На полке стеллажа, — Руэ с фырком усмехнулся и начал бережно вытаскивать маленького любителя приключений на свободу из плена хождения во сне. Парня он снова перехватил поудобнее и, вытащив, взял на руки с добродушной улыбкой. Но только вот взгляд выражал обеспокоенность, направленную на растерянное, сонное лицо, подсвеченное взглядом, смущением и слабым кремовым светом хрустальных рогов, в которых плескалась магия.
— Прости, — Лакрим поджал лапки и хотел было вывернуться, чтобы встать, но Руэ его не отпустил, для верности еще и длинным хвостом оплетя, перьями начав щекотать нос полукровки, от чего тот ещё и чихнул. Пушистая грива хвоста моментально вскинулась дыбом, как и перья на четырех лимонных крыльях.
— Ну-ну, по́лно так переживать, канарейка. Я должен отругать тебя за то, что умолчал о том, что ты сомнамбула. Не сказал об этом лекарю, серьёзно? Неужто я настолько плох? — Руэ притворно обиделся, унеся парнишку в свою спальню, где устроил его в еще теплом одеяле и над ним навис укоризненной тенью. Наивный дракон поверил в его обиду, расстроенно защебетал и потупил взгляд.
— Я не хотел доставлять проблем.
Руэйн приподнял скептически надбровную дугу и даже глаза закатил. А потом носом ткнулся в нос растерянного пернатого подопечного, согрев выдохом его растерянный вдох.
— Глупыш ты. Я о тебе волнуюсь, а не о несуществующих проблемах, — мужчина улегся рядом, а парня сгреб в объятия, чтобы ток зеленоватой магии пустить вдоль его спины, — расслабься, я лишь посмотрю, что не так, и ты уснешь до утра спокойным сном, пёрышко. Ты мне веришь?
Лакрим оживленно закивал, завозился немного, устраиваясь удобнее в шуршащей ткани одеяла. Так мило и нежно вытянул лапки, которые Руэ уверенно зажал своими и хвост перекинул через теплый бок любимого монстра. Доверие топило лёд его души, и он понимал всё больше — не лишь в импринтинге было дело. И в этих раздумьях он провел добрую половину ночи, слушая дыхание лежащего рядом комочка тепла, которого погрузил в размеренный сон.
Руэ любил его по-настоящему и привязался накрепко.
Лакрим видел знаки внимания, которые ему оказывали, смущался так, что горели рога, но больше от того, как его собственная душа на это реагировала. Как сжималась в комочек тепла, плавилась, замирала и качалась навстречу, очевидно начав делать выбор, единственный за жизнь дракона. В поисках совета парнишка в один из дней даже позвонил сестре, чтобы узнать, как это происходило у неё. Та благосклонно посмеялась и пожурила младшего брата за то, что сомневается и мешает его жизни делать то, что для их вида нормально и крайне важно. Объяснила, что иной раз для драконов хватало и дня, чтобы это случилось, а осечки были сведены к минимуму. Механизм более древний, словно магнетизм природной магии, сочетание которой подтверждалось просто фактом её существования: она тянулась к тому, что её с ней роднило. Этот разговор подтолкнул дракончика к пернатому ближе — он впервые сам начал проявлять робкое внимание, отпустил свою драконью натуру, а потому в новом дне, когда после своих ночных похождений отработал смену и пришел в гости, поступил так, как давно хотел. Потёрся боком и мягким хвостом о Руэ в знак теплого приветствия и коротко муркнул, заглядывая в его глаза снизу вверх.
— Привет. Ну что, идем на побережье? — Лакрим был воодушевлен. Вечерняя прогулка по пустынному пляжу на закате волновала его до дрожи в крыльях. Если это не свидание, то что же?
— Здравствуй, пёрышко. Конечно, пошли прямо сейчас, — мужчина умолчал, что ждал его весь день. Мысли о полукровке не покидали его головы, кажется, ни на мгновение. Невольно он сравнивал себя с влюблённым без памяти мальчишкой, на которого стал похож после появления в его жизни этого мальца. Но всё беспокойство он уверенно к чертям слал, видя, что парнишка не отталкивает. Подпускает всё ближе и ближе, а глаза светятся ярче, когда их взгляды пересекаются. Если это не надежда, то что?
Руэ, идя с Лакримом бок о бок к песчаным отмелям, с удивлением скосил на него взгляд и вздёрнул немного уши. Парень был одет иначе: светлая рубашка, под которую забирался шаловливый ветер и чёрные бриджи, прекрасно подчеркнувшие его бедра. Невольно лезло воспоминание о мягких перышках поверх неубираемой плазмы магии на них. И голые лапки, на одной из которых поблескивал подаренный как-то Руэйном браслет.
Лакрим нарядился по случаю.
Эта мысль прошибала электрическим разрядом, от которого вздыбились зелёные перья, а улыбка расцветала на лице сама собой, согретая лучами закатного солнца цвета рыжего турмалина.
— Тебе идёт, — отметил он, хитро сожмурился и хвостом погладил Лакрима между крылышек, отчего те все распушились, а их обладатель по-птичьи чирикнул. Море шуршало рядом приятным сопровождением их прогулки.
— Спасибо, — смущенный ответ теплом проходился по мыслям щекоткой, и Руэ еще больше улыбался, опуская под накидкой недоразвитые крылья, которые прятал ото всех. Даже стыдно было немного, что и от Крима тоже, хотя тот подмечал движение под тканью, принюхивался заинтересованно, но тактично молчал. Не дурак был, понял, что именно было за спиной, но не хотел обижать расспросами ненужного содержания, предпочтя однажды набраться смелости и попросить показать. Если, конечно, представится подходящий случай.
На песке оставались похожие следы от лап двух монстров, вышедших к мягким волнам, подсвеченным рыжим закатным солнцем. Красота, за которую полукровка всей душой полюбил эти края и остался здесь жить насовсем, не в силах выносить шум больших городов.
— Мне так нравится закат. Он здорово все перекрашивает, — парень поднял взгляд к лицу Руэ, рассматривая то, как поблескивали крошечные пёрышки на его скулах, отливая в рыжие, почти бронзовые оттенки из-за освещения.
— Согласен… Я здесь по-настоящему вспомнил, каково это — любоваться им, — Руэ смотрел на паренька и думал совсем не о солнце. А о том, как его лимонные перья и песочные косточки потрясающе переливались в линии пламени на морском закате. А рога, прозрачные, в них налита его магия, и вовсе напоминали ему постоянно искрящееся золотом стекло или даже горный хрусталь. Глаз не отвести… Рука сама потянулась к рогу, чтобы погладить. Те такие теплые, глянцевые будто, и Лакрим не отстранился, позволил касаться и приязненно сожмурился, начав очень тихо урчать на выдохе. И хвостом погладил чужие лапы, доверчиво и открыто проявляя симпатию и словно бы желая бо́льшей смелости от мужчины, что от таких проявлений ласки ощущал, как душа превращалась в топлёное податливое масло.
— А ты… Уедешь? — парень шагнул ближе, искал в его глазах то, что пугало его отзвуком возможной разлуки. И не потому, что дракон может её не пережить из-за сделающей выбор души, которая от такого начнет угасать. А потому, что без голоса Руэйна уже совершенно не мог начинать каждый новый день. И потому что за мага переживал, ведь кто знает, с чем тому приходилось сталкиваться где-то там, в неизвестном ему подземелье, где он жил уже десятки лет, занимаясь врачеванием. Руэйн молчал, застигнутый таким вопросом врасплох. Но тут же встрепенулся, стоило заметить, что его промедление с ответом родило в гетерохромных глазах Лакрима болезненную тоску.
— Без тебя? Звучит глупо, птенчик. Я бы предпочел что-то вроде такого места, знаешь… Здесь действительно легче дышится. Так, как не было со мной давным давно, — Руэйн улыбнулся и бросил взгляд к мерному качанию водной глади океана, которая будто бы горела под огненным солнцем.
— А какой была твоя жизнь раньше? — Лакрим с любопытством склонил к плечу голову, и они возобновили шаг, неспешно прогуливаясь по песчаным линиям бесконечного пляжа.
И он рассказал.
О тех далеких временах, когда все потомки сильфов в его краю жили в подземелье. О том, как вышли, чем дышали и что делали. И о себе самом. О своей покойной жене, Лайяне, чье слабое здоровье в те времена оказалось хрупким, а его собственных умений для её спасения было ещё недостаточно. О том, как она отпустила его, заставила жить дальше, прежде чем ушла сама. И о том, как он отпустил, с годами заменив боль утраты сдержанной улыбкой с толикой печали и смесью радости от того, что тем не менее у него остались хорошие воспоминания. Лакрим слушал завороженно, восхищенно поднимал крылья и не смел перебивать. Руэйн был сильным и обладал смелостью жить дальше, учиться лечить раны в том числе собственные. Надеяться на будущее, в котором он достоин бо́льшего. И дракон вдруг начал сомневаться… Мог ли он быть в действительности интересен такому как Руэ? И почему именно он: непримечательный, слабый полукровка, который себя нашел в пенном шелесте бесконечной волны и простора, над которым ему не дано взлететь? Лакрим задумчиво отвернулся к морю, становившемуся тем багрянее, чем ниже клонился солнечный шар к линии горизонта. Повисло молчание, в котором каждый думал о своём, словно укладывал в голове новые реалии жизни, анализировал и продумывал следующий шаг. Руэ, заметив, что паренек притих, мягко коснулся его плеча рукой, чтобы привлечь его рассеянное внимание, в котором увидел тень волнения. И причины проницательному магу сразу же стали понятны. Он снисходительно усмехнулся и приобнял Лакрима, привлекая к себе.
— Ну чего ты, м? Боишься и сомневаешься, но, поверь, милый, жизнь так многогранна. Никогда не знаешь, что может позвать за собой и почему. Но одно я могу сказать точно: я на такой зов пойду, не ища причин. Просто потому что это правильно, ведь так велит душа, пёрышко. И ты тоже иди на этот призыв, — невольно он ответил этим на все вопросы Лакрима относительно его личных волнений о том, к чему идут их отношения, которые в рамки дружбы не ложились с самого начала. Крим смущенно муркнул и улыбнулся, кивнул ему, будто согласие давал на нечто имевшее смысл куда более глубинный. А затем и вовсе смешливо чирикнул, когда лапы лизнула теплая вода, будто приглашая в золото, в котором утопало солнце. Крим поддался порыву и мужчину потянул за собой, чтобы зайти в качающие мягкостью и теплом волны, бежать по ним и лапами да хвостом поднимать игриво тучи брызг. Полукровка весело окатил водой мужчину и отскочил от него с игривым урчанием. Хвостом качал, будто заигрывал, чуть наклонившись и одарив обаятельной улыбкой, от которой душа Руэ опустилась куда-то в живот. Он принял игру и метнулся за дракончиком, нарочно давал ему фору, но водой обрызгал щедро просто своей магией послав за ним крохотную тучку с тёплым дождем, от которой парень убегал с веселым писком в попытке натравить магию на целителя. Руэ ловко поймал Лакрима, поднял на руки и закружился с ним… Они смеялись. Крим попытался вывернуться, хвостом оплел лапу мужчины и дернул, обоих уронив в мягкую волну и песок. Смеялся заливисто, носом уткнулся в грудь мага, потёрся с ласковым мурком и снова вскочил, дразняще качнув бедром. Опять повторились догонялки, в которых они оба мокрые, но абсолютно счастливые, выбежали на берег, кружа друг вокруг друга, пока Руэ вновь не поймал лимонного монстра, завалив того на песок и нависнув над ним так близко. Мягкое, мокрое тельце под ним будоражило душу до дрожи и ощутимого разогревания, но маг держал себя в руках. Он наслаждался этим моментом, в котором дыхание Лакрима мешалось с шорохом воды рядом. Тишина, простор и спокойствие. И только они вдвоем делили это между собой. Крим забавно поджимал лапы и улыбался очаровательно, пока сам вдруг носом не ткнулся в нос Руэ. Ластился скромно с мягким мурком, отчего маг совершенно таял. Понимал, что его принимают, подпускают близко, что Крим был не уверен и спрашивал позволения. И Руэ должен был дать ему понять, что оно ему и не требовалось. Наклонился поближе и долгий поцелуй оставил под глазом, ласково боднув носом после этого и ощутив, что нежность драконьего хвоста оплелась вокруг его лапы.
— Ты чудесный, пёрышко. Маленький лимончик, — от таких слов Лакрим смущенно засвистел и опустил взгляд из-за неловкости, сродни небольшому признанию в очевидной симпатии. Но и он не мог отрицать взаимного, ведь душа плавилась в очертаниях каждый раз, когда Руэ выкидывал нечто подобное, тем более сейчас, вжав его своим телом в прогретый за день песок. Лакрим не знал, что можно было сказать сопоставимого, но вот сделать… Это было в духе дракона, и парень обнял зеленопёрого, мягко потеревшись о его плечо и шею с урчанием. Всем телом прильнул и не хотел отпускать. Грелся и наслаждался близостью, тем родным, чего был лишён вдали от семьи. И душа пела от понимания, что этому были только рады… Его жизнь скрутилась в тугой комок, перебив дыхание и снова словно расправилась, пустив по всему телу мурашками волну… выбора своей пары.
— М? Ты чего дрожишь? — вдруг спохватился маг, ощутив под собой эту слабую, мелкую дрожь мокрого тела, — замерз?
Лакрим и не заметил даже этого, отвлекшись на другие ощущения, просто вымок, когда они дурачились на воде, а уже севшее солнце неизбежно утягивало прочь теплоту южного дня, вместо которого куполом темноты накрывала прохлада предстоящей ночи. Так что внемля этим ощущениям и прямому вопросу он просто и тихо ответил:
— Да.
Маг тут же поднялся, пусть и нехотя, утянул за собой парнишку, что мило защебетал, покружил его, будто танцуя, да потянул домой. Вновь к себе, Лакрим жил дальше в уединении, а интуиция и душа упрямо подсказывали не оставлять нареченного одного. И не прогадал — тот дрожал осиновым листком, когда они вернулись в дом, и улыбался виновато, пуша желтые все еще влажные крылья.
— Марш в душ, лимончик. И грейся подольше, — Руэ подтолкнул его в ванную, и когда тот шустро скрылся за дверью, выдохнул как-то мечтательно даже, — маленький лучик солнца…
И позже засыпали они вместе.
Руэйн что-то рассказывал пареньку о том, что видел в путешествии, какие книги прочитал и о чем думал, когда долгими ночами поезда несли его к побережью. И не сразу понял, что случилось, когда на него облокотился уснувший комочек жёлтого пуха, который Руэ бережно уложил на диване и устроился рядом с ним. Кутал его в плед и тихо напевал, ласково гладя по щеке тыльной стороной руки:
«Спи, я твой сон укрою
Цветом весенних полей
Там, где встречались два синих моря
Мне рассказали всё о тебе»
И сон пришел нежным покрывалом к ним обоим, укутав до рассвета теплом встречи, которую они посвятили друг другу. Во сне шум прибоя шептал им нежности до самого утра, пробивался через воспоминания, образы сновидений, в которых они снились друг другу силуэтами, которые в реальности оба еще не оформили в слова, но уже успели принять оба. Однако, к сожалению сны Лакрима постепенно смазывались до непонятных пятен, и становилось жарко. Он невольно сравнивал чувство с закипающей магией и всё искал положение, при котором это пламя оставит его в покое. И нашел вроде бы, но взамен удушающего пекла пришел полярный холод, который во сне гнал его снежным бураном прочь. Полукровка рывком проснулся, разбудив толчком лапок Руэйна, который, как выяснилось при пробуждении, тесно сплёлся с ним воедино.
— А? Мх? — сонно пробормотал маг в попытке сфокусировать заспанный взгляд. Но Лакрим понимал не больше него. Жмурился растерянно и осознавал, что мёрзнет неимоверно и дрожит абсолютно бесконтрольно. Да и голова гудела, будто вместо рогов на ней чугун. Вместе с пульсом разогнанной жизни полукровка осознавал, что причина и снов, и текущей по перьям дрожи проста как эта лунная ночь. Простудился. И в поисках тепла едва ли не под мужчину залез, сипло что-то промычав ему в ключицы.
— Ох, Небо… Ты притягателен для маленьких бед, да, пёрышко? — Руэ быстро осознал, в чем же дело, уложив когтистую руку на лоб слабо муркнувшего дракона, — прилично разогрело. Плохо?
— Мфр, я не ожидал… Можно… аспирин? Или вроде того что-нибудь? Голова болит, — парень болезненно уткнулся носом в одежду мага, искал тепла и способа унять сильный озноб, бивший его маленькое, мягкое тельце. Целитель в этом не отказал и прижал к себе, для верности еще и пледом накрыл.
— Какой еще к Сирене аспирин? О, или ты желаешь лечения более долгим путем, чтобы подольше быть рядом? — маг незаметно для паренька немного унял его жар магией, но не полностью, чтобы растянуть приятный момент их нежданного пробуждения и растолкать в дракончике его собственные чувства. Спросонья и его собственные ничем было не сдержать, маг носом уткнулся в пернатую грудку избранника, глубоко дыша приятным ароматом сладостей и, что иронично, лимонного дерева.
— Ну, Руэ-э-э, — полукровка жалобно и сонно защебетал и попытался поджать лапки. Это, слабое копошение почти под ним заставляло душу мага приятно греться и опускать под самые ложные ребра, звеня и резонируя через них желанием быть ближе и помочь поскорее.
— Что такое? Хочешь о чем-то попросить, милый? — пятнистый взгляд птицы светился ярче. В нем будто блики желтых искр мерцали смешинками — ждал ответа, хотел услышать просьбу, потому как уже понял, что дракончик к нему неравнодушен. Достаточно было ощутить, как трепещет нежная душа дракона, и как румянцем перекрывает салатовую россыпь очаровательных веснушек на песочных костях.
— Я умру от смущения раньше, чем от болезни…
— Да кто ж тебе даст? Давай, это совсем нетрудно.
— Тебе нетрудно, но не мне... Я... помоги, пожалуйста? Магией? Ну либо предложение об аспирине всё еще в силе, — дракончик уселся на диване и сонно потер глаза. Картинку неприятно вело слабостью, а дрожь топорщила гриву на хвосте, которым парень для сохранения тепла обернул себя. В комнате было тихо и темно, рассвет еще только начинал брезжить первыми намеками на скорое утро. Тикали большие напольные часы, их маятник блестел где-то у шкафа, приятно щелкал негромко и ничуть не мешал парочке спать прежде.
— Вот глупый. Таблетки эти только симптомы и снимут, в лучшем случае. Иди сюда, — сильф тоже сел рядом, а полукровку перетянул к себе на колени. Рука нагло полезла под рубашку парню и теплом пальцев легла на грудину, ощущая чужое волнение.
— Тише, все хорошо. Подпусти меня, я помогу.
Лакрим подпустил.
Закрыл глаза и расслабился, доверчиво ткнувшись носом в рубашку и шею мага. Пахло так чудесно. Травами, лесом, хвоей и чем-то ягодным. Навевало воспоминания о прогулках в парке, который переходил в лесной дикий бурьян, поросший малинником. И магия, что заструилась от точки соприкосновения была подобно солнцу, лучами мозаики освещавшим подлесок. Он почти слышал щебет лесных птиц, на языке гулял этот ягодный привкус. И словно бы в его поисках парень почти на инстинкте зова души приподнялся с закрытыми глазами и ткнулся поцелуем в рот не ожидавшего этого мага. Он только и успел, что пернатыми ушками дернуть. Ощутить, как его душа пустила волну жара, навстречу ему направленную... И мир поплыл перед ними размытой акварелью, смешивая в причудливые вихри окружение. Сильф сориентировался быстро: прижал к себе сильнее и углубил поцелуй, дав ответ без лишних промедлений. Он этого ждал больше, чем рассветов по утрам. Желал больше, чем любых других потребностей и мечтаний. Лакрим как-то чуть вздрогнул, словно испугался своей же внезапной дерзости, но руки, скользнувшие в основание разлёта четырёх его нежных крылышек моментально успокоили, пройдясь по чувствительной точке их сращения со спиной. Прямо по голым костям под одеждой, пригреваясь на волнах остистых отростков. Ощушал тепло плазмы пернатых и мягких бедер на себе — это кружило магу голову, пускало душу вскачь. Он целовал парнишку почти несдержанно, делился страстью, но магию вливать так и не перестал уже уняв жар, который заменил таковой, но совсем иного толка. Лакрим начал дышать чаще, иногда сбивался, но отвечал со всей отдачей, руками обняв за шею и в опасной близости от уха погладил щеку. Руэйн перехватил его за запястье, а полукровку мягко опрокинул на диван, прижимая собой поверх.
— Уши не надо, пёрышко. Я ведь не сдержусь тогда, мой хороший, — о да, их чувствительность была неимоверной, и монстр считал слишком поспешным подобный шаг прямо сейчас. У них еще уйма времени впереди.
— Прости... Руэ я... У драконов есть одна особенность, — парнишка начал издалека, притом ужасно смущаясь, но Руэ носом ткнулся в его нос, поощряя продолжать, — мы создаем на всю жизнь один союз. Его нельзя разрушить, не убив пару. Душа делает этот выбор один раз и навсегда и... моя его сделала.
— Ммм, и кто же этот везунчик? — Руэ снова потянул из него прямой ответ, сбивая с толку короткими, нежными поцелуями, которые убегали на тонкую шею с росчерком салатовых рун на задней ее поверхности.
— Руэ... Звезды, это ты, — его смущенный шепот между ними протянул незримые узы. Ничем не рушимые. Никем не разорванные. Вечные...
— Хотел, чтобы ты это сказал, пёрышко моё. Я был запечатлен с тобой с того самого дня, на том пирсе. Видимо, меня потянуло в эти края неспроста. Потянуло к тебе... Но полюбил я тебя по-настоящему, кажется, даже не из-за этой странной связи. В твой милый картавый голос. В то, как ты смотришь. В то, как становишься зеркалом мира. В то как спишь и как, хах, застреваешь везде. В твою душу, малыш, — и пока Руэ это все говорил, Лакрим аккуратно перекинул семейную реликвию на шею магу. Подтвердил слова о выборе, подарив ему ценность, в которой голубой патиной крутилась магия всех поколений его рода. И Руэйн понял важность подобного дара, снова накрыл поцелуем в этот раз сам. Долгим, сладким, тягучим, испивая эту любовь на двоих. Доставляя удовольствие и наслаждаясь тем, о чем успел позабыть за десятилетия. И вместе с тем соскользнула с плеч накидка, обнажила спрятанные мелкие зачатки изумрудных темных крыльев. Последний полог тайны пал с шорохом опостылевшей до дрожи ткани. И к ней Лакрим прикоснулся тотчас, зарылся до нежного пуха пальцами, вырвав из Руэ довольное мычание и всполох души, который берилловой зарницей осветил ткань его одежды. Он нескоро отстранился, полукровку довел до тихого стона, в котором явственно читалось наслаждение, но за черту его тянуть так скоро не хотелось. А вот растянуть удовольствие — даже очень.
Он чуть отодвинулся от полукровки, смотрел в гетерохромию глаз, долго, пристально, будто душой к душе заглядывал. Спрашивал и отвечал.
Слушал.
Их хвосты сплелись в тугую спираль где-то там, во встрепанном пледе. Только кончики пушились и покачивались, постукивая по обивке, согретой их телами.
— М? Ты меня вылечил... — растерянно подметил только сейчас дракон, пошевелил лимонными крыльями и одарил скромной улыбкой, ради которой Руэ горы готов был свернуть.
— Готов сделать это сколько угодно раз. Но, согласись, оно ведь приятнее, чем сомнительные таблетки глотать бездумно? — маг лукаво сверкнул глазами, — тем не менее... Не болей больше, пёрышко. Ты мне дорог, — мужчина ткнулся в него носом, снова и снова повторяя слова, вложенные в этот жест касания носами, когда отстранялся и вновь повторял его, — я благодарен, что ты со мной. Я всегда буду рядом...
"Я всегда буду рядом"...
В этом был заложен весь фундамент начала большого и крепкого, на чем зиждется искреннее чувство. Искреннее, и, главное, взаимное. Каждый из вас знает это слово. Но не каждому на земле было и будет дано любить так, как любят они.