Я ничего не могу с собою сделать

Сегодня была невероятно красивая ночь. Широкая россыпь звезд на небе ярко сияла, несмотря на полную луну на небе. В некотором роде, это создавало романтическое настроение, если бы не тяжело дышащий садист под боком у Родимуса. В тишине было слышно, как капли крови ударяются о изношенную временем плитку, между которой, должно быть, уже начала пробиваться трава.

Даже копоть вымыло со временем. Только обугленное здание впереди напоминало о произошедшем несколько лет назад пожаре в Нионе.

Чудо, что оно относительно хорошо сохранилось. Лишь выбитые окна от взрыва на этажах.

Родимус глубоко вдохнул и удобнее перехватил Оверлорда под спину.

— Ещё пара шагов, и мы будем дома. Держись, Лорд.

От привычной автоматической двери ничего и не осталось. Она навсегда застыла во времени, открытой. Только дверца слегка покосилась. О её существовании напоминала лишь россыпь осколков у входа.

Но отсутствие стекол играло им на пользу — лунный свет освещал первый этаж достаточно хорошо. Правда, внутри все обуглилось. Столы начинали подгнивать, а сидеть на полу здания опасно было из-за огромного количества стекла под ногами. Но и тут госпожа удача снова улыбнулась им — красный диван в холле, выцветший за столькие годы в грязно-багровый ободранный кусок хлама, все ещё был жив. Родимус аккуратно уложил Оверлорда на диван. Шестифазник продолжал молчать, лишь изредка стискивая зубы и пытаясь ровно дышать, дабы рана не открылась сильнее.

Он больше не мог медлить. Жилетка полетела на спинку дивана, а затем, автобот снял футболку.

— Прямо здесь, зажигалочка? Я конечно знаю, что каждая наша встреча заканчивается одинаково, но я тут умираю вообще-то, — ехидно подметил шестифазник, глухо рассмеявшись. Они оба знали, что сегодня ничего такого не будет, но этот синеволосый кусок говна никогда не упустит момента надавить на больное.

— Заткнись, а? — Родимус нахмурился, постаравшись проигнорировать насмешку шестифазника. Он достал нож из чехла на бедре и срезал лоскут ткани со своей футболки.

— О, это же твоя любимая, — наигранно-расстроенно сказал Оверлорд.

— А тебе какая разница?

— Не думаю, что теперь ты купишь ещё одну такую. Их больше не производят. Я слышал, работники того магазина не успели выбраться из пожара той ночью, — и вот, лицо этого ублюдка в очередной раз украсил знакомый до боли оскал. Безумная улыбка безумного человека.

— Я могу передумать, — Родимус приставил нож к горлу Оверлорда. Но в глазах психа и капли страха не промелькнуло, лишь интерес, — и вскрыть тебе глотку, если не закроешь свой рот сейчас же

— Ты не убьешь меня. Я слишком дорог тебе.

Родимус поджал губы от обиды. Он был прав. Насколько бы не изменился Оверлорд, сколько бы зверств не совершал — остатки чувств все ещё теплились в его сердце. Черт, он даже пожертвовал куском футболки ради этого ублюдка! Спасал его, мать твою. Хотя мог бы бросить подыхать и вернуться на базу.

Родимус убрал кинжал от горла шестифазника и положил его в ножны.

— Тебя не учили, что от разговоров рана открывается ещё сильнее? Молчи хотя бы пока я тебя перевязываю, — десептикон лишь продолжал усмехаться в ответ, но наконец затих. Он привстал на локтях, давая Родимусу возможность перебинтовать свой торс.

— Готово, — автобот облегченно выдохнул. Он устало свалился на другую сторону длинного дивана. Сколько времени у них оставалось до того, как поисковой отряд во главе с Магнусом найдет их? Он не знал и не хотел об этом думать.

Он хотел, чтобы Магнус нашел их как можно быстрее и одновременно с этим, хотел чтобы этот момент длился как можно дольше. Когда у них выдасться шанс вот так вот посидеть, в тишине. Здесь, в месте, которое стало домом для них обоих.

С ним все всегда было сложно и одновременно просто. Встречаешься с Оверлордом на поле боя — он утаскивает тебя куда-то в лес — ругаетесь пять минут — а потом трахаетесь. Родимус всегда боялся, что кто-нибудь узнает о их связи в прошлом. Связи, которая не рушилась и в настоящем.

Их пути по странному стечению обстоятельств продолжали пересекаться. Автобот одновременно был рад этому, но в то же время желал, чтобы Оверлорд и его безумие перестали преследовать его.

Даже если Оверлорд и пальцем его тронуть не желал.

Родимус вздохнул, взглянув в разбитое окно. Ему лишь одиноко улыбалась луна.

Он просто должен забыть об этом.

Автобот достает из кармана пачку сиграет. По иронии — там осталась лишь одна. Смятая пачка летит в мусорку, раскуроченную временем.

Щелчёк зажигалки — а затем глубокая затяжка. В комнате снова начинает пахнуть дымом, только теперь сигаретным. Так они и проводили вечера обычно. Лежали на диване в комнате, которую снимал Родимус, и болтали о разном.

Оверлорд продолжает молчать, глядя в окно. Мирно качаются тополя, которые успели вырасти на руинах ночного города. От былых теплых воспоминаний не осталось ничего, кроме привкуса крови на губах и желетки, пропитавшейся запахом пепла.

Родимус задумчиво крутит сигарету. Оверлорд тянется к его руке и автобот, практически на автомате, передает сигарету ему.

Шестифазник делает затяжку. Долгую, словно пытаясь почувствовать привкус чужих губ через сигарету. Затем выдыхает, прикрывая глаза.

Родимус привстает, слегка ближе придвигаясь к Оверлорду. Тот слегка раздвигает ноги, позволяя автоботу разместить уже свои ноги между ними. Так они лежат ещё несколько минут, в тишине пасуя сигарету друг другу до тех пор, пока она не истлеет.

— Знаешь, я тут подумал, — Родимус, уже готовый сделать последнюю затяжку, останавливается. В его взгляде нет даже удивления. Он понимает, что уже началось, — Если ты куришь сигарету, а потом передаешь её другому — то это непрямой поцелуй.

Родимус тяжело вздыхает, закатывая глаза. Но почему-то его губы все равно трогает улыбка. Он ничего не может с собою поделать. Сколько бы отвращения он не испытывал к этому чокнутому синеволосому садисту, к его кровавым игрищам, чувства никуда не деваются.

Родимус делает последнюю затяжку. Между ними — оглушая тишина, предвестник начинающегося конца.

Он выдыхает.

Тушит сигарету о лакированный орнамент на ручке дивана.

— А ты бы хотел, чтобы он был напрямую? — в глазах Родимус плещется азарт. В его крови бурлит адреналин. Он успеет ещё 200 раз пожалеть, что согласился на эту игру.

— Может быть, — Оверлорд пожимает плечами, продолжая обворожительно-пугающе улыбаться. Ничетаемое выражение лица и блеск в кроваво-красных глазах.

— Ну дак сделай это, — автобот расплывается в хищной ухмылке. Он ожидает, что Оверлорд прижмет его к пропахщему палёным дивану и страстно поцелует.

Но шестифазник лишь медленно встает. Родимус поджимает ноги, пока Оверлорд медленно раздвигает их. Крадётся словно змея, собирающаяся проглотить его целиком.

Но он останавливается, касаясь горячими губами загорелых плечей, усыпаных веснушками. Родимус вздыхает, дрожит от разницы температур и неожиданной нежности.

Нет, к нежности он привык. Это всего лишь обман, чтобы заставить своего любовника молить о большем. Растягивание пытки. Но в этот раз, в поцелуе было что-то иное.

Это были настоящие чувства. Некое тепло. Так, как целуют плечи кого-то кому поклоняются. Отдают своё сердце в руки, если оно ещё не превратилось в камень. Дарит Родимусу свою человечность.

Родимус рвано дышит. Он готов расплакаться на месте от нахлынувшей ностальгии. Или любви? Всего сразу? Он не знает. Ему так хорошо.

Он понимает, что никто и никогда больше его так не поцелует. Даже сам Оверлорд.

 Шестифазник цепочкой поцелуев идет выше, заставляя Родимуса вскинуть голову и открыть для доступа шею. Пухлые губы оставляют засосы. Язык обводит кадык, застывший на месте от страха и предвкушения. Зубы натягивают кожу под подбородком, вызывая ощущения покалываний.

И наконец, Оверлорд целует его в губы. Родимус запускает руки в синие волосы, чувствует как колит чужая бородка. Пытается углубить поцелуй, но чертов садист продолжает свою игру.

Ему практически больно от такой искренней нежности. Он буквально вцепляется в голову Оверлорда, не позволяя ему отстраниться. Тот лишь ухмыляется сквозь поцелуй. Смотрит как ресницы автобота дрожат — он готов заплакать.

Они целуются до тех пор, пока в легких не начинает жечь. Пока не кружиться голова от нехватки воздуха.

Но стоит им оторваться друг от друга, как Родимус задыхаясь спрашивает лишь одно: — Зачем? — автобот отводит взгляд, влажный. С лица Оверлорда исчезает улыбка, сменяясь холодностью. Он не знает что делать, если Родимус расплачется. Он не знает, что ответить, поэтому продолжает слушать:

— Зачем?! Почему…почему ты просто не можешь оставить меня в покое? Это кончиться плохо, ты же знаешь. Я не могу быть с тобой. Везде где ты появляешься — смерть и разрушения. Ты убиваешь людей, просто потому что тебе это нравится!

— А тебе не все равно?

Родимус молчит. Ожидаемо.

— Ты такой же как и я, Родди. Тебя не волновали облавы. Тебя не волновали драки с полицейскими, тебя не волновали законы. Тебя не трогало насилие. Зачем ты играешь в праведного святошу передо мной?

— Все меняется, Оверлорд. И ты меняешься не в лучшую сторону.

— Может, если бы ты был рядом…

— Это была самая твоя идиотская ложь, серьезно, — Родимус хрипло рассмеялся, — Не надо меня обманывать, Оверлорд. Пути назад нет — либо я с тобой до конца, либо оно кончится очень плохо.

Оверлорд смотрит на него пустым взглядом. А затем жутко, но безэмоционально улыбается. Как машина для убийств, коей он и является:

— Я ничего не могу с собою сделать.

— Я ничего не могу с собою сделать, — грустно повторяет за ним Родимус, — я не могу смириться с тем, что ты делаешь. Но… но отпускать я… понимаешь, я не могу оставить все как есть, — Родимус утыкается в шею шестифазнику, мягко перебирает синие пряди волос. В горле пересохло. Он не может признаться даже себе. Плачет каждый раз, когда вспоминает о том, что у них когда-то были планы на эту жизнь. На этот город. Пока все не сгорело к чертям собачьим.

Оверлорд целует автобота в макушку, чертовски нежно. Родимус всхлипывает. Не то, чтобы Оверлорду нужны были какие-то слова. Он сам не знал, как получилось так, что в мире, который обещал ему Мегатрон — кровавую арену, появился человек с которым он даже подраться не мог всерьез. Пусть Родимус продолжал сопротивляться, пытаться бить и угрожать, шестифазник бы никогда не смог…

— А что если я хочу, чтобы ты меня отпустил? — спрашивает он.

— А ты правда этого хочешь? — улыбается десептикон.

И снова молчание. Родимус лишь сильней прижался к Оверлорду, так, словно тот мог исчезнуть в любой момент. Словно именно этот безумный психопат единственное что держало его от того, чтобы не сжечь их обоих. Они бы смешались с пеплом на полу в этом отеле, остались бы лежать вот так - простым поспоминанием.

— Я тебя ненавижу, — шепчет Родимус, зная, что он обязательно поймет смысл этих слов. Глядя в холодные красные глаза, пытаясь отыскать там хоть какие-то эмоции.

Оверлорд смеется, мягко и искренне, впервые за свою жизнь. Возможно, что Родимус единственное что держит его от окончательного падения в безумие. Единственное напоминание о том, что все могло бы быть иначе.  

— Я тебя тоже люблю.

Оверлорд выглянул в окно.

Сияет небо, свет сквозь оспу звёзд,

— Они идут, — Оверлорд встал, развязывая импровизированный бинт и скидывая его напол. Ветер унес его в другой конец здания, где он зацепился за щепку, которой когда-то был стульчик у стойки ресепшена.

Родимус кивнул и встал следом. Быстро оделся, чувствуя, как ночной ветер холодит его кожу. Издалека уже слышался гул приближающейся техники, знакомые голоса его товарищей.

Как вспышка гнева, я в своём доме гость.

— Последний раз, зажигалочка?

— Не называй меня так, — бросает Родимус, а затем целует наклонившегося Оверлорда в губы. Он старается запомнить все до последней капли: оставшийся вкус никотина на губах, непривычную нежность и чужой неестественный жар. Привкус железа по рту.

А потом все обрывается, время словно застывает. Они практически одновременно достают пистолеты и направляют друг на друга.

Снимают оружие с предохранителя. Взгляд становится холодным и жестоким. Палец готов нажать на курок.

Только Родимусу кажется, что почему-то руки Оверлорда едва заметно дрожат.

— Я ничего не могу с тобою сделать, — шепчет кошмар любого автобота, глядя в голубые глаза.

Родимус горько усмехается, безмолвно шепча в ответ:

Я ничего не могу с тобою сделать

Я ничего не могу с тобою сделать

Выстрел.