Стадии горя

Не Хуайсан наливает Цзян Чэну вино и капает на стол, хихикает, протирает вино рукавом богатой мантии главы клана. Они оба пьяны — больше дюжины пустых банок составлены у стола. Хуайсан выпивает прямо из горлышка, а затем, пьяно икнув, наклоняется близко-близко к Цзян Чэну (и Хуайсанов почему-то становится два) и шепчет:

 — Ты бы хотел сделать всё иначе?

 — Что?

 — С братом, — поясняет Хуайсан.

 — У меня нет брата.

 Настроение портится. Цзян Чэн был пьян и был хорошо пьян, а теперь плохо. Он ненавидит вспоминать Вэй Усяня, думать о нём, говорить. Это Хуайсан потерял брата.

 — А я бы хотел. Вернуться в прошлое и всё изменить.

 Цзян Чэн закрывает глаза. Под веками красное от пламени свечей, а в мыслях бледное лицо сестры и её последний вздох.

 — А знаешь, — отвечает он, — да. Я бы поменял. Ты прав.

 Хуайсан довольно кивает и наливает ещё вина.

 Цзян Чэн просыпается в Пристани Лотоса, хотя засыпал пьяный на столе в Нечистой Юдоли среди пустых винных банок и арахисовой скорлупы. Он просыпается в Пристани Лотоса, и у него нет Цзыдяня на пальце, да и сами пальцы короткие и пухлые, маленькие нежные ладони и мягкие волосы, которые едва можно убрать в пучок.

 Он не знает как, но он в Пристани Лотоса и ему лет пять. И если это сон, то хороший, — думает Цзян Чэн, когда Принцесса, Жасмин и Милашка возбуждённо потявкивают и тыкаются холодными мокрыми носами в живот, под колени и подставляют покатые лбы под поглаживания. И в этом сне нет Вэй Усяня.

 И никогда не будет. Только Цзян Чэн, его прекрасная и живая — всегда только живая и счастливая — сестра, и родители. Тоже живые. Ведь если нет Вэй Усяня, то никто из его семьи не умрёт.

 Но отец притаскивает бродяжку. Несмотря на то что это сон Цзян Чэна, Вэй Усянь всё равно появляется. Он грязный, худой и дёрганный. Однако Цзян Чэн помнит, кем он станет, и сколько несчастий принесёт это грязное голодное тело.

 — А-Ин боится собак, — озабоченно говорит отец, посматривая в сторону запертых Принцессы и Жасмин, Вэй Усянь дрожит, обхватив себя за узкие плечи. Всё совсем как когда-то в настоящем детстве Цзян Чэна.

 — Это собаки твоего сына! — Немедленно вспыхивает гневом мать. Тогда она проиграла, и собак отдали. Но тогда она была совсем одна.

 Цзян Чэн шагает перед матерью и, глядя отцу в глаза, спрашивает:

 — Ты меня не любишь?

 Отец моргает.

 — Конечно люблю, А-Чэн…

 — Тогда ты оставишь моих собак. Потому что я твой сын, а не он.

 Мать за спиной одобрительно хмыкает, а отец бледнеет и оглядывается на сжавшегося Вэй Усяня. Он такой жалкий и никчёмный — тёмное удовлетворение приятно греет Цзян Чэну сердце.

 — Собаки остаются, Фэнмянь, — заканчивает мать. — А про твоего бастарда я ещё подумаю.

 — А-Ин не мой…

 Договорить отец не успевает, мать разворачивается на каблуках и уходит с гордо поднятой головой. Цзян Чэн следует за ней. Уж он постарается, чтобы Вэй Усянь не остался.

 Как и в настоящем детстве, он захлопывает перед носом Вэй Усяня дверь в комнату. Но перед этим смотрит в непонимающие серые глаза и отчётливо выговаривает:

 — Я тебя ненавижу. Ты лишний.

 По телу Вэй Усяня пробегает дрожь, он отступает, запинается о собственные ноги. И не плачет. Как всегда — никогда не плачет. А Цзян Чэн так жаждет увидеть его слёзы, его боль, его страдания. Смерть уже видел, но этого мало.

 — Иди отсюда, — угрожающе низко говорит он, — иначе спущу собак.

 Вэй Ин убегает, а Цзян Чэн идёт в комнату сестры, строит умильное лицо и долго ноет, что не может уснуть. Сестра — добра душа — не вспоминает про Вэй Усяня, полночи рассказывает Цзян Чэну истории. Он прижимается к ней, вдыхает сладкий запах благовоний, и не может дышать от всепоглощающего счастья.

 Утром Вэй Усяня не находят ни на Пристани Лотоса, ни в округе. Для виду его ищут неделю, но лениво и нехотя. Даже отец не стремится найти сына друзей. Цзян Чэн никогда ещё не был так доволен.

 Он становится наследником и главным учеником клана Цзян, он едет в Облачные Глубины и не разрушает помолвку сестры и Павлина, пусть Цзинь Цзысюань во сне такой же раздражающий, как и в жизни.

 Однако Вэни всё равно нападают на клан Лань, Цзян Чэна и Цзян Яньли забирают на перевоспитание в Безночный город, а какой-то умник находит пещеру Сюань У.

 И Цзян Чэну приходится смотреть, как Вэнь Чао домогается его сестры, на её защиту встают Лань Ванцзи и Цзинь Цзысюань, и оба погибают, а злобная тварь Ван Линцзяо уродует сестру клеймом.

 «Это не имеет смысла, это невозможно!» — судорожно думает Цзян Чэн, прижимая к ране на лице сестры скудные остатки лекарственных трав из мешочка Ло Цинъян. Разве без Вэй Усяня не должно было стать лучше? Почему…

 Он просыпается с криком, застрявшим в гортани, но так и не вырвашимся. Что-то больное и уродливое цепляется за сердце острыми когтями и рвёт его. Цзян Чэн прижимает к груди руку и вцепляется туда, где болит сильнее всего, ковыряет ткань и кожу ногтями, пытаясь вырвать жрущее чувство. Оно бесполезное, ненужное, ведь это — любовь к Вэй Усяню. Она почему-то осталась в Цзян Чэне, ужилась рядом с ненавистью. Дурацкая, дурацкая любовь к Вэй Усяню. Стон непроизвольно срывается с губ, стон превращается в всхлипы — сухие и надрывные. Он рыдает без слёз.

 — Цзян-сюн? — раздаётся сонный голос, и заспанное лицо Хуайсана появляется с другой стороны стола. — Что ты…

 Цзян Чэн качает головой, не прекращая рыдать, вскакивает на нетвёрдые ноги и стремительно выбегает из комнаты.

 Он вспоминает фигуру Вэй Усяня, объятую чёрными одеждами как дымным пламенем, и думает, что изменил бы прошлое, если бы мог. В каждом моменте, когда Вэй Усянь был один, Цзян Чэн бы встал рядом.

Он понимает это слишком поздно.