Как и всякая писательница, через время возвращающаяся к своей работе, желая урвать кусочек истории, вновь окунуться в жизнь её героев и героинь, я всё-таки смогла взять перо и лист бумаги. Шучу. Ноутбук и удобные, родные клавиши, по которым я не стучала так быстро уже много-много недель. Год назад я начала выкладывать эту работу. Год назад я и вы были совершенно другими. За год многое успело случиться, верно? Может, даже до неузнаваемости. Те, кто читали мою работу, быть может, заинтересуются этой частью. Может, когда-то, в какой-то период времени, она вам помогла. Уж я точно знаю как минимум одну девушку, которая после прочтения работы изменилась и поменялась кардинально. И её жизнь, кстати, тоже. Вступление затянулось, да и мне бы хотелось поскорее начать повествование о тяжёлой — или не очень, — жизни наших бывших девятиклассниц и девятиклассников.

… Расслабился он сильно. Правда. Учёба с девяти, долгожданная (целый год ждать и правда долго) пятидневка, вкусная и недорогая еда в столовой, более менее адекватные ребята в группе… Фил расслабился, это точно. Всё было чересчур идеальным, чтобы быть правдой. Или где-то определённо есть подстава, но какая — этот вопрос оставался неотвеченным.

До сегодняшнего утра.

— Да, Даш, я постараюсь в выходные приехать. Нет, Даша, я не могу в субботу — мама выбила день под новую семейную традицию. Да, генеральная уборка, и? Почему уборка не может быть семейной традицией?.. Ой, знаешь, роллы и пицца того стоят, ага. Да ты просто сама их не будешь есть, вот и бесишься. И вообще, у тебя урок полчаса назад начался, тебе там не настучат по голове твоей? Погоди, мне сообщение пришло от мега важного человека… Да какие возлюбленные, Корнилова! Думай, что говоришь. Тут классная чё-то хочет и… Бля-я-я-я-я-я.

Даша в трубке заинтересованно завыла, пытаясь понять, что там у Фила случилось.

У Фила случился приступ истерического смеха.

Даша, впрочем, через несколько секунд это поняла. Услышала.

— Фил? Что там у тебя?

— Даш, ты щас упадёшь… — Фил, вообще-то пытавшийся погладить рубашку, бросил её на кровать и сам следом упал. Он опаздывает на пару, но какая уже разница? Всё равно теперь никакого желания ехать нет.

— Я сижу, так что давай, говори, я готова.

— А я нет! Не хочу озвучивать. У меня травма после этого. Почему моя психологиня в отпуске? Новый учебный год, все мои болячки по сто раз проявиться успели и успеют. А после этой новости уж точ…

— Фил, — Даша бы, наверное, скоро зарычала. Но вместо этого требовательно кашлянула и повторила вопрос: — Что там у тебя, ну? Мне очень важно знать, а то вдруг что… Опять какие-нибудь экзамены впихнут нам, и всё, ха… Очередные ВПР какие-нибудь.

Фил протяжно проскулил что-то в трубку.

Голос Даши превратился в беспокойный.

— Ну, Фил, говори давай! Иначе не оставлю тебе булочку.

— Мне уже неважно, оставишь или нет, — Фил снова захихикал, чувствуя, что к глазам действительно начали подступать слёзы. Чёрт, так и до реальной истерики недалеко. — Даш, я сейчас разревусь.

— Ну?

— ВПР.

В трубке повисла тишина.

Впервые за долгое время у Даши не нашлось ни одного слова в её огромном словаре, чтобы описать свои эмоции. Даже нецензурных. Никаких не нашлось.

У Фила, кстати, тоже.

Ни у кого не нашлось.

***

Какая-то странная тоска в груди. Кира морщится и тяжело вздыхает, блокируя экран телефона.

— Да ладно, не в первый раз, Кир, — Марина неуверенно пытается подбодрить, хотя сейчас, конечно, вообще не может этого делать. Да и в любом случае никакая поддержка и жалость Кире сейчас не помогут.

— Ага.

— У тебя скоро каникулы, ты можешь купить билет и поехать к нему, м? Сюрприз. — Карина ставит на стол две чашки кофе, пододвигает одну себе, другую — Марине. Девушка благодарно кивает и, кажется, на какую-то долю секунды, улыбается.

Внутри что-то чуть теплеет. Всё это можно списать на замёрзшее тело после холодной погоды и долгой прогулки по набережной, и Карина хочет это сделать, но учится, учится признавать — нет, не из-за пяти градусов, ветра и горячего кофе ей становится хорошо. Из-за Марины, у которой случилось выгорание, которая уже месяц не чувствует ничего, кроме усталости и тупой тревоги, но которая, несмотря на это, пытается что-то делать. Даже на идиотские прогулки соглашается. Всё время молчит, выглядит до того печальной и серой, что сердце щемит.

Но сейчас улыбнулась. На чуть-чуть, но улыбнулась. А улыбка Марины — лучшее лекарство. От любой болезни, от любой простуды, от любого выгорания. Жаль, Марина так не считает. Она наоборот говорит, что это из-за Карины она держится. Маленькая.

Карина поджимает губы, садится на диван и сжимает под столом холодную ладошку Марины.

Нужно отдохнуть и расслабиться.

— Да? А где я буду жить? А если он не захочет мириться? И вообще, — Кира хмурится и откидывается на спинку, тяжело прикрывая глаза, — я устала.

Карина хмыкает.

Они все устали. Вот бы недельку каникул, недельку на то, чтобы восстановиться… Но никто, конечно, этой недельки не даст. У всех забитый график. У части ребят даже каникул нет, а у другой все каникулы будут посвящены подготовке к ЕГЭ. Чтоб чёрт его побрал, ага.

— Кирочка, вспомни, что тебе говорили на сеансе, — Карина помешивает ложкой сахар в чашке, а сама пытается сквозь шум кафе прислушаться к тихому и равномерному дыханию Марины. — Решать проблемы разговором. Разговором через рот.

Кира чуть приоткрывает глаза, но только для того, чтобы недовольно посмотреть на подругу.

— Знаю я.

— Тогда в чём проблема?

— Не хочу первая начинать, — вдруг признаётся Кира, хотя Карина, честно говоря, не рассчитывала на ответ. Кира редко говорит о своих чувствах. И редко говорит правду. Поэтому Карина приподнимает удивлённо брови и даже ложку откладывает в сторону, принимаясь внимательно слушать. — Боюсь, что снова всё испорчу. Каждый раз, когда пытаюсь поговорить о чём-то, что беспокоит… Каждый раз какое-то говно выходит. Не хочу. Не хочу, чтобы повторялось.

Голос Киры надтреснутый. Пропитан тоской и болью, пропитан страхом и тревогой. Карине даже жаль становится её, хотя эмпатия у неё отсутствует практически напрочь. Только на Марину распространяется. И вот, иногда на её подруг, у которых явные проблемы с головой.

— Это нормально, — неожиданно произносит Марина. Её голос тихий, будто сиплый, и девочки вздрагивают. Редко можно сейчас было услышать Марину по её собственной воле. — То, что ты боишься. Но всё равно… Стоит пересилить себя. Ты же весь месяц на нервах ходишь.

— Ага, смотреть тошно, — соглашается Карина и недовольно фыркает, когда девочки награждают её осуждающими взглядами. — А что? Правда же. Поговори с ним. Иначе легче не станет.

— Уверена, что он сам переживает, — добавляет Марина и пытается выдавить улыбку: — Ты сможешь, Кир.

— Угу. Смогу.

***

Хочется сказать: «Год назад было легче», — но не получается. Язык путается, грудь сковывает и выходит только непонятное мычание.

Готовиться к ОГЭ, решать грёбанные ВПР, начинать выбираться из своей ямы… Правда замечательно. Да и все они были как-то ближе. Больше разговаривали, больше общались. Были более родными, что ли.

Вик отбрасывает ручку в сторону и шумно выдыхает. В баню эту домашку. Не хочется ничего делать совершенно. И к тысяче репетиторок ходить тоже не хочется. И готовиться к поступлению. Вообще ничего не хочется.

— Надо было, как Фил с Мариной, после девятого, — бурчит он вслух.

— Да ну, хочется тебе ещё больше головной боли? — возражает Кира, закидывает себе в рот чипсы. Жует и говорит дальше: — Всё рафно бы наслушался от их…

Вик согласно кивает.

В полутьме комнаты учиться не особо удобно. Глаза слепит экран компьютера, холодный воздух от открытого окна кусает голые ступни. Накинуться бы одеялом да и заснуть бы до конца одиннадцатого класса, но увы-увы.

Серые вперемешку с жёлтым краски осени смешиваются в кучу. После жаркого и знойного лета непривычно кутаться в пуховик и прятаться от ветра. После лета, наполненного яркими эмоциями и, в общем-то, не очень плохой жизнью, непривычно возвращаться в своё стабильно хуёвое состояние.

— Страшно, что дальше будет.

— Надеюсь, что что-то хорошее.

— Ага, сказал тот, кто через год ЕГЭ сдавать будет.

— А ты будто нет.

— А мне уже по барабану.

— Тоже так хочу.

— Нет, не хочешь, — резко обрывает Кира и сжимает губы. Перед глазами снова лицо Арта. Перед глазами снова момент из их переписки. Перед глазами снова их ссора. Зачем ей вообще что-то хотеть, если человек, который ей так нужен, злится и, наверное, ненавидит её? Ей незачем.

Становится неприятно. Ещё больше, чем было. Говорить о будущем не хочется, от разговоров о нём только страшнее становится. Кира встаёт с дивана и, прихватив пачку чипсов, идёт в другую комнату.

На ходу пытается более смешливо произнести:

— Учись, братец. У тебя ещё астрономия впереди.

***

Быть идеальным очень тяжело. Ещё больше тяжело, когда ты от этого самого идеала безумно далёк. А самый пиздец — когда ты был лучшим, а потом свалился в яму и теперь отчаянно пытаешься выбраться оттуда, хватаясь за всё, что попадётся под руки, не замечая, что эти вещи тоже летят вниз.

Звучит красиво. Наверное. Но пиздецки хуево.

Илья от бессилия бьёт кулаком по стене, забывая, что дома мать.

Похуй.

Телефон противно вибрирует, приходят уведомления. Так тошно от них. От того, что именно приходит, — вдвойне.

«омг написал впр и вроде даже несложно? нихуя я мощный ставьте класс если согласны посмотрим сколько нас».

«сматрите я красивый на парах сплю @lilichka2007 спасибо за секси фото».

«о ужас тут такие красивые парни и девушки как дышать в этом вашем колледже».

«задонатьте в генш пж».

Даже рука хочет подняться, открыть идиотское приложение Сбера, найти его номер и скинуть хотя бы рублей пятьсот. Хочет — но не поднимается.

Ещё чего. Ага. Делать нехуй. Даже подумать невозможно, что именно произойдёт. Столько различных вариантов в голове вертится, и чёрт поймёт, какой будет более вероятен.

Наверное тот, в котором Илью пошлют нахуй.

Что ж. Неудивительно.

— Заслужил, — переводя дыхание, бормочет он. Пустым взглядом смотрит в стену и не знает, почему не убрал уведомления с него. Знает же, что хуево. Но ничего не поменяет.

Хочет вернуть всё обратно. Оставить, как было.

Знает, что не получится.

Внутри смешивается отвращение к себе и злость на людей, боль и желание плакать. Смешивается и вырывается наружу рванным всхлипом — увы, позволить больше он себе не может. Дома мать. Не поймёт. Не поможет.

Где-то на затворках всё ещё висит мысль пойти обратно лечиться. Но это больно и тяжело, это выворачивает тебя наизнанку и показывает все твои проёбы, все твои качества — неважно, плохие или хорошие, — а быть неидеальным Илья не хочет. Даже в собственных глазах.

Поэтому лучше он каждым утром будет тысячу часов приводить себя в порядок, весь день доёбывать окружающих и растягивать губы в ухмылке, делая вид, что всё отлично. Может, в какой-то момент он и сам в это поверит.

А учёба и отношения, сворачивающие ему шею, будут каждую свободную секунду лить в уши песни, какой Илья мерзкий. Что он во всём виноват. Что он всё испортил. Будут петь, будут играть, будут заставлять его от ненависти ко всему миру сбивать руки в кровь о стены своей же комнаты.

Может, когда-нибудь им надоест петь.

А сейчас Илья носит с собой беруши и пытается с головой уйти в подготовку к ЕГЭ. Вроде получается.

Вроде.

***

— Слов ноль, — Даша головой качает. — Неужели не спалили?

Фил глаза в сторону отводит.

— Ну. Спалили.

Взгляд подруги выражает мысль «Я же знала». Фил на него только плечами жмёт: Даша всегда так. Он уже привык. Да и делиться какими-то историями, а потом ждать, что тебя поймут, твои поступки могут предугадать, потому что ты, чёрт побери, чей-то друг… что ты открылся кому-то… хорошо.

Делиться историями с Дашей — охуенно. Всегда бы так. Ага.

— Ну, не думаю, что тебя исключили. Так что, предполагаю, тебе ничего за это не было, так?

Фил радостно кивает.

— Сбросили всё и прям следили, как я делаю. А я что? Я уже запомнил ответы. Так что, думаю, всё правильно сделал… Даже жаль, что резы не узнаю. Хотелось бы с прошлым годом сравнить.

Даша только хмыкает. Ей приносят чашку какао, она благодарно кивает и тут же делает глоток. Морщится. Обожглась.

Фил тянет из трубочки лимонад и сочувственно смотрит на стопку учебников на столе.

— Интересно, а тебя уже запомнили здесь? Постоянная клиентка там типа, не?

Даша грустно усмехается.

Взгляд такой усталый, что самому плохо становится. Помочь бы подруге, поддержать бы, а идей — ноль. Ну как Фил, сам с трудом выживающий, поможет подруге, которая из последних сил держится?

Дурацкая система образования, дурацкая система оценивания, дурацкий ЕГЭ. Дурацкое поступление.

— Тут милая официантка есть, вот она и правда запомнила, — Даша, несмотря на заёбанность, улыбается. Фил хмыкает. — И не смотри так. Я один раз заснула, пока ждала кофе, а она в плечо толкнула и пожалела меня. Сказала, что школа скоро совсем детей замучает.

— Тебя отшили, — сокрушительно произносит Фил. — Тебя назвали ребёнком. Явно дали понять, что ты ещё мала.

Даша пинает Фила под столом. Друг ойкает.

— Я хотя бы не паникую от кого угодно, кто проявит ко мне каплю интереса.

— Это буллинг! — Фил возмущённо смотрит на неё и подпирает щёки руками, становясь очень недовольным. Даша снова думает о том, что похож он на котёнка. Тихонько хихикает, а Фил на себя воспринимает и продолжает бурчать обиженно: — У меня ментал брейкдаун!.. Вот продолжу я лечиться, снова выпишут мне ады и заживу счастливо. Настолько счастливо, что тебя своим лицом довольным бесить буду, вот так вот.

Даша, на удивление, отвечает вполне серьёзно:

— Я очень на это надеюсь, Фил.

Друг перестаёт играться, перестаёт дурачиться. Садится ровно и смотрит на Дашу, смотрит, а в глазах беспокойство плещется.

— Ты тоже, Даша. Без тебя не буду.

Слышится смешок.

— Окей. Как скажешь. Будем пытаться быть счастливыми вместе.