Вопреки своему сердцу, я произношу обидные вещи,

Я борюсь с самим собой, но усложняю всё для тебя.

Несмотря на мою решимость, ничего не становится лучше.

Я постоянно разочаровываю тебя и мне очень жаль.

Чонин забежал в подъезд, громко топая ногами, чтобы стряхнуть снег с обуви. На улице с самого утра был сильный снегопад, и, наверное, парень бы обратил внимание на то, как красиво сугробы искрятся в лучах дневного субботнего солнца, но в голове была лишь мысль о том, что нужно быстрее добраться до дома Кёнсу. С самого утра телефон его молодого человека был выключен, он не знал где старший и что с ним. Ким долго отгонял от себя неприятные мысли, что усиленно лезли в его голову, но в итоге сдался и, схватив ключи от квартиры До, побежал к нему, благо, они жили рядом.

Чонина беспокоило состояние, в котором Кёнсу находился последние пару месяцев. У него пропал интерес ко всему, что он так любил, появились проблемы со сном, а улыбка практически не появлялась на его прекрасном лице. Младший пытался говорить с ним, но встречался со стандартным: «Со мной всё нормально». Бывали дни, когда До молча льнул к нему, грел холодные ладони под тёплым свитером Чонина, невесомо целовал в шею; а бывали дни, когда он просто отстранённо смотрел куда-то в пустоту, холодно отвечал на все вопросы и всё больше и больше отдалялся от своего молодого человека. Ким понимал, что происходит что-то не то, но он не знал, что ему делать.

Поэтому в этот прекрасный снежный день, когда Кёнсу, ничего не сказав, отключил телефон, Чонина захлестнула волна тревоги за любимого человека. Когда Ким подошёл к дверям квартиры и дрожащими руками вставил ключ в скважину, повернул его и открыл дверь, в голове билась лишь одна мысль: «Пусть с ним всё будет хорошо».

Он нашёл Кёнсу, сидящим в своём любимом кресле. До обнимал колени и думал о чём-то. На нём был старый растянутый свитер и домашние спортивные штаны, в которых старший казался совсем крошечным. Волосы были растрёпаны, а взгляд был отсутствующим.

- Кёнсу? Ты в порядке? – спросил Чонин, снимая куртку.

Ким встревоженно смотрел на молодого человека и был готов броситься к нему, но не знал, стоит ли.

- Да, всё хорошо. Пожалуйста, уходи, я позвоню тебе позже, ладно? - тихо, но отчётливо, произнёс Кёнсу, не глядя в глаза своему парню.

По сердцу Чонина словно прошлись острым лезвием. Он чувствовал себя полным дураком, потому что на полной скорости бежал туда, где его не ждали. Туда, где он, кажется, был лишним. Он понимал, что его никто не приглашал, но одна лишь мысль о том, что с Кёнсу могло произойти что-то плохое вытеснила всё здравое и рациональное что в нём было.

- Это то, чего ты хочешь?

Чонин стоял в коридоре, держа в руках куртку, и ожидая ответа. Он смотрел на Кёнсу и не понимал, что чувствует. Ему хотелось то ли подойти и крепко прижать его к себе, то ли уйти и хлопнуть дверью. Сильная любовь и тревога за молодого человека смешались с обидой и беспомощностью. Всё в нём рвалось помочь Кёнсу, обнять его, понять, забрать всё, что его тревожит, себе, но он не мог, просто потому, что даже не знал, от чего спасать До. Да и стоит ли спасать, если он сам этого не хочет? Старшему почему-то стало проще закрыться в себе, оттолкнуть Чонина, чем позволить помочь себе. Ким любил своего парня так сильно, что иногда было трудно даже дышать, но эмоциональные качели, на которых они качались вдвоём, отнимали у него все силы.

- Да. Пожалуйста. Мне просто нужно время.

Кёнсу всё так же не смотрел на Чонина, не мог поднять на него взгляд. До боялся, что увидит в прекрасных карих глазах разочарование, а это было выше его сил. Он и так знал, что нельзя было выключать телефон, ничего не сказав. Знал, что заставляет Кима волноваться, но почему-то не мог думать о таких вещах – они совсем не задерживались в его голове, как и многие другие мысли. Кёнсу чувствовал себя паршиво из-за того, как поступает с младшим, но он ничего не мог поделать с собой.

- Ладно. Тогда, я пошёл, - Чонин надел куртку и, взявшись за дверную ручку, сказал: - Я люблю тебя, ты же знаешь?

Несмотря на грызущее чувство обиды внутри, он решил, что стоит напомнить Кёнсу о своих чувствах, ведь это всё, что он мог сделать. Вдруг это хоть как-то поможет?

- Да, конечно. И я тебя люблю. Прости меня.

- Всё нормально.

Дверь за Чонином закрылась и Кёнсу опустил голову на колени. Внутри скопился огромный и противный ком из тревоги, необъяснимой печали, бесконечной усталости и апатии. Ему просто хотелось остаться одному, чтобы его никто не трогал, даже человек, которого он так сильно и беззаветно любил уже много лет. Он не понимал, что с ним происходит, боялся обсудить это с Чонином, не находил смелости задать себе вопросы и ответить на них. В итоге Кёнсу просто отталкивал Кима, прятался в своём бесполезном коконе, ругал себя и, кажется, приближался к тупику, из которого так сложно выбраться.

За окном стемнело и по-прежнему шёл снег. Он опускался на землю крупными хлопьями, мерцал в свете загорающихся фонарей, а Кёнсу казалось, что всё это существует где-то отдельно от его вселенной. Его не покидало ощущение того, что он просто не принадлежит этому миру и от этого было как-то паршиво.

Молодой человек нехотя встал с кресла, задёрнул шторы во всей квартире и, зайдя в спальню, лёг на большую кровать. Кёнсу ощущал, как чувство вины ещё сильнее начинает грызть его изнутри. Ему казалось, что он не должен был поступать так с Чонином. Всё-таки, они вместе, и он не может решать за двоих, не должен лишать младшего возможности понять, помочь и поддержать. Но До снова и снова продолжал делать это, зная, что раз за разом причиняет любимому человеку всё больше боли.

До прикрыл глаза и в голове вспыли воспоминания о прошлой зиме. Они с Чонином тогда часто выходили гулять, брали по стаканчику вкусного горячего шоколада в уютной кофейне на углу, и шли в свой любимый парк. Они бродили по давно изученным тропинкам, выпускали из ртов облачка пара, разговаривая обо всём на свете; много смеялись, играли в снежки, а когда людей становилось совсем мало, обнимались под каким-нибудь из фонарей, ощущая, как любовь согревает их.

Кёнсу любил Чонина. Так сильно любил, что не знал, как дышать без него. Но почему-то продолжал делать больно и ненавидел себя за это.

Из глаз Кёнсу потекли безмолвные слёзы, в которых было так много вины, ненависти к себе и какого-то всепоглощающего отчаяния. Он не знал куда себя деть, как почувствовать себя лучше, как избавиться от всей этой необъяснимой потерянности в пространстве и времени. Боль огромной бетонной стеной придавливала его к земле, а он даже не знал, откуда она взялась и как от неё избавиться.

В это время Чонин медленно брёл домой, пытаясь осмыслить произошедшее. Он понимал, что не должен обижаться, но это неприятное чувство продолжало разъедать его изнутри. Всё слишком усложнилось и запуталось.

Снег продолжал крупными хлопьями опускаться на землю.