***

Оля сидит на бордюре. Сзади мальчишки гоняют в футбол три на два, крики и удары по мячу разносятся по двору, дробно отражаются от стен панелек. Гнев стихает, но Оля все еще растеряна и сама не своя. Костяшки и полоса на лице, куда пришелся удар по касательной, все еще саднят. Тело бьет мелкая дрожь, и дыхание остается поверхностным, неровным, хотя прошло уже прилично времени.

Видок, наверное, у нее потрепанный. Юрку уносили пацаны. Коленом, пожалуй, было лишнее.

Хотя нет — лишним было все. И чего она так взбеленилась? Ну, придурок он, но ведь всегда таким был. На дураков не обижаются — разве Оля не знает? Перед Сенькой потом объясняться придется. Он же теперь в школе не сразу появится, да и к ним больше не подойдет и за парту перед ними не подсядет. Не плохой, в общем-то, парень этот Юрка.

И Сеня ведь нашла что-то в нем…

Ее невеселый акт самокопания прерывает пачка сигарет, материализовавшаяся прямо перед носом. Оля поднимает глаза и видит Разумовскую, стоящую над ней. Ее губы поджаты, вся она нервно дрожит.

— Где ты шляешься?

— Ого, новая же не продает… — только и может выдать Оля невпопад.

— Ну, а мне продала, — Сеня фыркнув, прячет руки в карманы, когда Оля наконец берет пачку и распаковывает ее.

— Прости.

— За что?

— За Юрку… — обреченно вздыхает Оля. Как ей теперь объяснить, что «греческий профиль», который так расхваливала подруга, теперь нихера не греческий. Повезет, если ему вообще прямо нос вправят.

И в больнице, конечно, в полицию передадут. А оттуда — тренеру. Не видать ей соревнований, как собственных ушей.

— Подумай еще раз хорошенько, прежде чем ответить, — зло отвечает Сеня и наклоняется ниже к подруге. Так низко, что Оля может видеть содержимое ее непотребно глубокого для старшеклассницы декольте. Смутившись, Оля опускает глаза и принимается рассматривать асфальт.

— Ты, наверное, злишься на меня…

— Да, я злюсь. Потому что ты ведешь себя как идиотка. Я бегаю по ларькам за твоими "столбами", а ты тратишь время на каких-то обсосов за гаражами… Это он тебя так?!

Сеня замечает ссадину на лице и мгновенно теряет мысль. От ее прикосновений щиплет еще сильнее.

— Еще вчера эти обсосы были «ничего так» парнями. Что за девичье непостоянство?

— Да я этого Юрца теперь на ремни порежу, если он мне на глаза попадется!

— Ему больше досталось, не сомневайся.

— И поделом!

Оля затягивается, усмехается. И понимает, что ничего не понимает. Это же ее парень, она его застолбила, неужели Сене его не жалко? И почему она тогда вся дерганая, если даже не знает, в каком состоянии ее Юрочку отсюда десять минут назад уносили?

— Вы что, поссорились?

— С кем? — Разумовская хмурится непонимающе.

— С Юрцом.

— Да не… да не нравится он мне! С чего ты взяла?

— Ты сама сказала! — выходит из себя Оля. Ну, какого черта, правда? В чем дело-то тогда?

Есения смеется.

— Я тебе сказала так, потому что он хотел пригласить тебя на танцы.

— Оу… — протягивает Оля. Это мало что проясняет, — Ты что, соврала мне?

— Ну… — Сеня смотрит куда-то вдаль, не опускает глаз. Они будто бы слезятся на ветру.

— Разумовская! — окликает ее Оля. Знает, что по фамилии ей неприятно, но пусть хоть так внимание обратит, — Это что такое вообще? Манипуляция?

— Да господи! — вспыхивает Сеня, — Ты должна была просто отшить его ради нашей дружбы. Я не собиралась аннигилировать его твоими руками.

Оля курит в задумчивости. Вот же… А она ведь так на Юрку сорвалась из-за нее. Из-за его шуточек про «телок». Потому что… нужно же уважение иметь к девушке.

— Стоит перед ним извиниться при случае.

— Не смей даже заговаривать с ним, — резко одергивает ее Сеня, — Пусть катится к черту. Жив и ладно.

— Да что он тебе сделал?

— Он — ничего.

Оля откидывает бычок, втаптывает в асфальт. Думает о том, что бред это все. Можно же было просто попросить ее не идти, если есть другие планы. Да и она сама бы не пошла, если бы они в пятницу куда-то собирались. И обсуждать тут нечего. Тем более — лгать, чтобы такими окольными путями чего-то добиваться.

— В чем дело тогда? — шепчет Оля. Закуривает другую — уж слишком ее бьет странный озноб, от которого ей хочется избавиться поскорее.

Сеня кусает нижнюю губу и избегает смотреть в глаза.

И вдруг резко наклоняется. Ниже, чем в прошлый раз, прямо к Олиным губам. И… целует. Оля от неожиданности выдыхает обжигающий дым в чужие губы. Сигарета тлеет в пальцах. Но поцелуй не размыкается.

Мысли мечутся как крысы на тонущей посудине, сердце замирает в болезненном спазме, в ушах шумит. Когда Сеня отрывается от ее губ и стирает остатки своей помады, той, что не была еще съедена, тыльной стороной ладони, Оля может выдать только глубокомысленное:

— Блядь…

Разумовская кивает понимающе:

— Ага... Вроде того, — и разворачивается. Оля не смотрит, как она уходит и предполагает, что Сеня тоже не оборачивается. Слишком неловко. Слишком неправильно. Они, конечно, обсудят это после. Если смогут.

А пока Оля закуривает третью сигарету, потому что дрожь в руках и не думает униматься.

Примечание

И сейчас какой-нибудь умник придет и напишет "поребрик". И отправится пешком до Питера. Потому что мое отношение к питерскому диалекту всем известно. А ещё Гром ест шаурму, а не шаверму.

Аватар пользователяAnxiety
Anxiety 08.01.23, 08:23 • 1356 зн.

Привет с Хота! :) 

Прочитала и нахожусь в таком восхитительно приятном восторге от каждой части вашего текста! Начиная с фандома/пейринга, заканчивая его построением и стилем. 

Безумно понравилось описание - картинка объемная, яркая и звучащая. Я будто рядом с Олей и Сеней постояла в пыльном питерском дворе, видела Олины сс...

Аватар пользователяStjernegaupe
Stjernegaupe 22.01.23, 18:50 • 389 зн.

Так трогательно! Эх, вот они живут где-то в моем сердце и счастливы после всего, что пришлось пережить... Потому что ну... созданы были друг для друга!

Ну а многоходовочка конечно получилась нелепая) Надо было иначе, но было очень страшно, понимаю... Да и вообще, называл телками - получил в нос. Что поделать)

Поцелуй очень волнующий...