Простой женский крик – и все опрокинулось…

Глубокая холодная ночь. Небо усеяно звездами. Жавер вглядывался в них, положив руки на перила. К своему удивлению, он их узнавал, помнил названия некоторых звезд: Альбедран, Бетельгейзе, Регул

Его мать, цыганка, еще в далеком детстве научила его отличать созвездия в небе над Тулоном, в небе над тюрьмой. Это и было его единственным наследством.

Затем взгляд инспектора полиции переместился к реке. Сена терялась в темноте. Ее не было видно, зато ее было слышно, чувствовалась ее влага, можно было отличить мерцание отражающихся в ее водах звезд. 

Жавер устал, невыносимо устал. Один ловкий скачок – и он уже был на парапете. От последнего успокоения его отделял только один шаг. Он старался не думать о том, каким сильным будет удар, о том, как разлетятся брызги… Умереть… Потерять свою душу…

Жавер закрыл глаза и сконцентрировался, чтобы очистить свой разум перед…

А затем он услышал женский крик. Крик ужаса, который был быстро заглушен. Жавер открыл глаза, его охватило чувство, похожее на аварийный сигнал тревоги. Чувство настоящего полицейского! Но какого полицейского? Он подал в отставку и вообще-то собирался умереть.

Он вгляделся в темноту, стараясь определить, откуда послышался крик. Ну уж нет!

Жавер повернулся к Сене, которая так и звала его. Как бы там ни было, их противостояние не имело конца…

Но за первым криком последовала душераздирающая мольба о помощи. Полицейский просто не мог проигнорировать это. Жавер снова перебрался через перила.

Он упал на землю и тяжело, с дрожью поднялся на ноги. Он был морально и физически истощен, но его чувство долга незамедлительно возвратилось, сильнее, чем раньше. Чувство долга? Усталая и ироничная улыбка промелькнула на его лице. Он нагнулся, подобрал свою фуражку и направился к улицам. Местам, откуда поступают сигналы тревоги. Он расхохотался в темноте, обнаружив, что уже встал в позу стрелка. И бросился в ночь.

Жавер забыл свое оружие и фонарь. Неподалеку продолжался мятеж, порох витал в воздухе, до него долетал шум перестрелки. Опасность была близка. Он надеялся, что женщина закричит еще раз, чтобы он смог сориентироваться и найти ее. Но в противном случае… он вернется на Сену.

Наконец, его надежда себя оправдала. Он услышал еще один вопль, прибавил шагу, и вскоре оказался почти на месте правонарушения. Он услышал за углом разговор двух мужчин, а рядом с ними была, по-видимому, и их жертва:

– …не дергайся, шлюха! Я не прочь трахнуть и покойницу!

– Ты отвратителен! Мне больше нравятся живые! Выбей ей зубы, это ее заткнет!

– Пощадите… Я умоляю…

– Закрой пасть, потаскуха!

В темноте послышалась звонкая пощечина. Жавер осторожно приблизился и, наконец, увидел их. В грязном и темном углу. Женщина дрожала от страха, будучи прижатой к стене двумя рабочими. Единственным источником света была керосиновая лампа, которую рабочие оставили на земле. Женщина плакала, пока один из них рвал ее платье.

Жавер оценивал свои шансы. Без оружия, один, измученный после баррикады, даже не удосужился взять с собой алюминиевую трость из дома. У него не было ни единого шанса против двух молодых и опасных, вооруженных ножами и явно пьяных мужчин. Но… но что если попробовать сыграть только на неожиданности и блефе?

Это и был план, которому он решил следовать.

В любом случае… это был его единственный план.

Громким и грозным голосом Жавер обратился к преступникам:

– Так-так, ребята, а что это вы собираетесь делать?

– Черт! Это Жавер! – Испуганно выкрикнул один из них.

И бывший инспектор вышел на середину улицы, освещенную одинокой керосиновой лампой.

– Ты прав, это Жавер! – Несколько глуповато поддакнул второй.

Стоило ему только появиться и два скота исчезли, оставив девушку возле стены. Жавер в очередной раз похвалил себя за то, что вызвал такой страх у парижских преступников. Этим вечером для него не существовало масштабов борьбы.

Жавер бросился к девушке, им нельзя было здесь оставаться – эти ублюдки могли вернуться в любой момент, да еще и с товарищами.

Девушка открыла беззащитные, полные ужаса глаза. Она еще не понимала, что теперь находится вне опасности. В складках разорванного платья виднелась ее белая грудь. 

Жавер по своему опыту прекрасно знал такое состояние женщин, переживших страшное нападение. Она была в шоке, и это могло затянуться на несколько дней, потом она может начать чувствовать невероятное отвращение к себе… вплоть до самоубийства.

Наверное, нужно было говорить с ней помягче, но Жавер не знал как, да и времени особо не было:

– Мадам! Скажите, как вас зовут? Где вы живете? Говорите!

На последнем восклицании его голос сорвался. Это разбудило девушку, и она открыла рот, уже готовясь снова закричать. Жавер немедля закрыл ей рот рукой. Это действие до того напугало пострадавшую, что она потеряла сознание и повисла у него на руках. 

Жавер растерянно держал ее, не зная, что делать со своей ношей. К тому, что бы поскорее уйти его подтолкнули приближающиеся мужские голоса. В такую темную и сумасшедшую ночь было трудно отличить друзей от врагов. К тому же, с незнакомкой на руках.

Он решил пока отнести ее к себе.

Вся усталость накопившаяся за день: плен на баррикаде, встреча с Жаном Вальжаном, попытка суицида – все это давило на него и лишало сил. К счастью, девушка весила немного.

Вскоре Жавер вернулся в свою квартиру на улице Вертю. Обычно он не закрывал дверь, уходя. Перейдя через порог, Жавер почувствовал облегчение. Он положил пострадавшую на кровать, та сдавленно что-то пробормотала.

Жавер оглядел комнату, в которой находился и которую он не предполагал увидеть вновь. Все происходящее казалось ему просто смешным. Резким и раздраженным движением он взял ключи, схватил свой значок инспектора и положил его во внутренний карман. К своему удивлению, он все еще оставался инспектором полиции.

А что касается собственного предсмертного письма… Взяв его в руки, он обнаружил, что его пальцы дрожат. Но он постарался не обращать внимания на это и тоже сунул письмо в карман. 

Жавер приблизился к ней, осторожно обшарил ее разорванное пальто, где и нашел то, что было ему так нужно. Документы, удостоверяющие личность. 

Что ж, пора было ее будить. Он наклонился к ней и уловил тонкий аромат ее духов. Если бы она видела, сколько агрессии было в лице Жавера, то быстро пришла бы в себя. Никогда раньше ему не приходилось будить женщин, спящих в его кровати, но он собрался и осторожно, насколько он мог, пробормотал:

– Мадмуазель Элоиза да Монсури! Просыпайтесь, прошу вас!

Граф де Монсури был хорошо известен во всем Париже. Богатый человек, авторитетный высокопоставленный чиновник. Жавер был у него в подчинении. И его дочь сейчас была в его постели.

– Мадмуазель Элоиза, просыпайтесь! Вставайте!

Как бы он ее не уважал, раздражение от этой глупой ситуации взяло верх. Он, уже не так бережно, встряхнул ее, и она, наконец, проснулась.

– Где я? – Спросила девушка, все еще немного шокированная.

– У меня, – немного грубо ответил он. – Я инспектор Жавер.

– Где они? – Ее страх неуклонно начал возвращаться. Она присела на кровати, прикрывая грудь руками.

– Они ушли. Они больше не сделают вам ничего плохого. Я схожу за доктором.

– Нет! Не уходите! – Она схватила его за руку. В ее голосе было столько страха.

– Мне нужно найти врача. Я скоро вернусь.

– Не уходите! Умоляю!

Он посмотрел в ее большие голубые глаза, притягательные, но поглощенные ужасом. Жавер тяжело вздохнул и медленно, словно обращаясь к ребенку, произнес:

– Я не покидаю вас. Я просто схожу за доктором. Нужно посмотреть, в порядке ли вы. К тому же, я не оставлю вас одну, поверьте!

Ее рука соскользнула и упала на кровать. Затем она кивнула и выдавила из себя слабую, усталую улыбку. Он посмотрел на нее и выпрямился. Потихоньку он ретировался ближе к выходу. Элоиза оставалась на кровати, обхватив руками колени и бессмысленно уставившись куда-то вправо от себя.

Инспектор успешно ретировался к двери и перед тем, как покинуть дом, оставил ее открытой, чтобы был слышен любой шум, доносящийся оттуда. Затем он спустился по лестнице к будке консьержки и начал громко стучать в деревянную дверь, что было обычной процедурой для такого хорошего полицейского как он. 

– Кто там? – Раздался испуганный голос по ту сторону двери.

– Полиция! Это инспектор Жавер! Откройте!

Старая консьержка открыла дверь, дрожащей от волнения рукой:

– Месье Жавер?! Что случилось?

– Вы мне нужны, мадам Дюбуа. Идемте!

Она послушно пошла за ним, уже напуганная, но ужасно заинтригованная. Инспектор привел ее в свою квартиру, к Элоизе, пережившей многое за эту ночь. Мадам Дюбуа не удержалась и кинула на инспектора подозрительный взгляд – полураздетая девушка лежала на его кровати, с отсутствующим видом. Не выдержав такого взгляда, он резко отвернулся.

– Я нашел ее на улице неподалеку отсюда. На нее напали двое бандитов. Я помог ей и… привел сюда.

– Понимаю, месье инспектор. Ночью нынче очень опасно. Шляются всякие!

И недоверие в ее глазах сразу же уступило место уважению. Инспектор объяснил консьержке, роль следящего за больным, которую она должна будет исполнять, пока он сходит за доктором, а потом за отцом несчастной.

Жавер снова вышел на улицу. Запах пороха все так же витал в воздухе. Сколько часов это еще будет продолжаться? Он передернул плечами и отправился к дому, находящемуся довольно далеко. Жавер знал одного компетентного доктора, который не раз спасал его самого. 

Снова побарабанив в дверь, он услышал точно такой же ответ, как и в прошлый раз:

– Кто там? – Спросила женщина, открывшая ему.

– Инспектор Жавер! Мне нужен доктор Вернет.

– Уже иду, инспектор. – Послышалось из глубины дома.

Жавер и не ожидал, что все получится так просто. Мадам Вернет могла запретить мужу уходить в такую ночь, когда стрельба на баррикадах не утихала, и погибало множество солдат и мятежников. Но доктор был ответственным и честным человеком, и поэтому быстро укутался в пальто и вышел вслед за инспектором.

Вернет был удивлен, видя, что тот практически не ранен. Жавер привел его в свои апартаменты и объяснил, что произошло. Доктор тут же присел у изголовья кровати пострадавшей и начал осторожно с ней разговаривать, стараясь ненавязчиво расспросить ее, дать ей выговориться и успокоить ее. Жавер хотел было уже выйти, но увидев это, Элиоза испуганно закричала:

– Месье! Вы обещали не покидать меня!

Жавер был раздражен этим напоминанием. Ему хотелось поскорее уладить это происшествие. Он подошел к ней и напряженно взглянул в лицо Элоизы де Монсури, дочери графа Анри де Монсури.

– Мадмуазель, я должен отправиться к вашим родителям. Они скоро заберут вас и…

– Нет! – Вдруг крикнула Элоиза.

Это был крик отчаяния, который так неожиданно вырвался у молодой девушки, немало всех удивил. Жавер решил объяснить все заново. Медленно, но холодно.

– Вы не можете здесь больше оставаться, мадмуазель. Мне нужно уведомить ваших родителей. И месье де Монсури должен…

Шум стрельбы с улицы усилился, заставив их всех подпрыгнуть, и Жавер забыл, о чем говорил. Выстрелы звучали очень близко. Фамилия Монсури впечатлила доктора и консьержку. 

– Может быть, подождете до завтра, месье инспектор? – Боязливо спросила мадам Дюбуа.

– Нет, мой долг не позволяет.

– Вы не разумны, месье инспектор. – Повторила старушка.

– Особенно, если знаете, где живет семья де Монсури, – недовольно добавил доктор, – вы-то знаете, инспектор? – Дорога к дому де Монсури полегала через зону баррикад.

– Да!

Дав такой простой и короткий ответ, инспектор схватил свою тяжелую трость со свинцовым наконечником, ведь другого оружия у него не было. Но какая разница… Какая разница, ведь он был доволен уже тем, что выполнял свой долг. Зов Сены становился все тише. Кто знает, может быть, самоубийство не было единственным выходом?

Что касается мадмуазель де Монсури, она сидела, не шевелясь, с ужасом вслушиваясь в звуки стрельбы.