Давно он так не летал.
Старскрим ловил урывками информацию с поверхностных датчиков, посылал покряхтывающей системой координации в пространстве сигналы – но ничего не получал в ответ. Ни единого писка о прикосновении с чем-то, обладающим хотя бы минимальной плотностью, ни одного допплеровского отклика, помогшего бы определить окружающее пространство и его нахождение, движение, вектор в нём.
Он бы думал, что потерял всякую связь с окружающим миром и остался заперт в собственном корпусе, если бы не сбоящая оптика. Которая, наконец-то, подключилась. Которая сообщила ему, что вокруг тьма. Тьма и звёзды.
Старскрим смотрел на них, не в силах из страха потеряться в пространстве обесточить болящие окуляры.
Его несло куда-то – всё от того же импульса, что дали ему выстрелы Гальватрона с приспешниками. А может, его уже притягивало к себе какое-то тело – и он совершал падение на него по медленной, медленной траектории сужающейся спирали. И хорошо ещё было бы, если оно не будет звездой или чёрной дырой…
Да, так он не летал уже много миллионов лет. С давней поры бесшабашных, длинных, полных углубления в науку и космос экспедиций со Скайфайром. Тогда космос казался ему приветливым, готовым открыть свои тайны перед двумя учёными-исследователями.
Сейчас это была тьма, поглотившая его тьма. В которую время от времени ныряло его сознание, даже не давая ему успеть испугаться невозвращения. Превращения в такое же космическое тело, малюсенькую и бессмысленную – безмысленную – часть вселенной, как и всё вокруг.
Мысли – они клубились внутри него. Но Старскрим даже не мог сказать наверняка, как далеко распространяется их сила: двигательная система не отзывалась на сигналы процессора. А может быть, отзывалась, но процессор не регистрировал отклик… Даже последняя надежда – активация трансформации и уже через альтмод двигательных систем – не давала ответа ”да” или ”нет”.
Старскрим смотрел на звёзды, тусклые и яркие, мерцающие быстро и медленно, далёкие и близкие. Поздно было сокрушаться, что ему когда-то давно было жалко памяти для многочисленных ориентиров в космических квадрантах, по которым Скайфайр, памяти не жалевший, воспроизводил текущее расположение звёзд и объектов.
Но, пожалуй, самое время было подумать о том, что его может ждать, если он всё же перестанет быть один в ближайшее время – цикл, мегацикл, год – быть один.
Его могли бы найти чужие расы, достаточно развитые, чтобы разобраться в его механизме, или квинтессоны. Это был бы шанс – пусть на неизвестность, но не небытие.
Его могли бы найти свои, если так можно называть автоботский шлак, конечно. Это тоже был бы шанс, даже больший, чем предыдущий.
Или его могли бы найти какие-нибудь аборигены на своей планете. Белковые… Они бы, не зная, кто он и что он, поставили его как идола, молились бы подарку богов, а он бы только и мог, что презрительно взирать на них с высоты. Старскрим усмехнулся – ужасно. Вывернутая наизнанку давняя мечта о власти… Нет, это не то, так нельзя. Уж лучше квинтессоны.
Или…
Какие-то зарегистрированные помехи помешали ему фантазировать дальше. Старскрим забеспокоился, чувствуя нервную – неоправданную пока до конца – радость. Но процессор упорно подтверждал: сигналы с датчиков всё же проходили, системы работали! – и он подтверждал, что Старскрим где-то, в каком-то месте. В каком-то поле.
Он силился понять, это оно проплывает через него, или же он застрял, пойманный им. Однако, Старскрим пропустил за проверкой, раз за разом, процессором полученных данных момент. Момент, когда данных становилось всё больше и больше, а процессор не то, чтобы справлялся – процессор его получал всё более широкие возможности, бОльшую подконтрольную область.
Большую, чем его системы. Большую, чем его корпус.
Старскрим осознавал себя всё так же чётко и ясно, но уже не был глух, уже не был потерян и беспомощен. Уже не был ограничен собственным механизмом.
Он смотрел с тоской на посеревший крылатый корпус, скользивший дальше в пространстве среди звёзд, улетающий от него. Попытался вернуть его, вселиться в него назад – корпус подлетел ближе, совсем близко. Но соединиться с ним не вышло – бесполезный теперь металл только сжался в лепёшку от его усилий. Старскрим бросил его и огляделся, ощущая вокруг множество объектов на самой разной дальности, с самыми разными свойствами. Некоторые он определил, как знакомые.
Чем он теперь был? Аномальным явлением, ”облаком” в космическом пространстве, полным собственного сознания, могущим менять свои размеры, растягиваться и сжиматься, перемещаться куда вздумается? Могущим действовать, влиять на окружающее, на предметы и умы? Это было чем-то похоже на призрачность – когда он жил годами в собственной недоделанной скульптуре в десептиконском склепе. Но тогда он был как искра без корпуса, искавшая новое тело…
Теперь же в теле не было надобности. Старскрим почувствовал грустную горечь.
Может быть, он сможет захватывать миры, поглощать их, как делал Юникрон, но станет ли от этого легче? Он сомневался.
Однако, теперь он самостоятелен и неуязвим. Он может влиять на чужие жизни… И может, кто-то поможет ему? Какой-нибудь сильный ум, вроде того, как был у Скайфайра. А ещё… Ещё ему есть кому мстить. Есть кого менять – по своему усмотрению. Автоботы, Гальватрон, Кибертрон…
Старскрим ощутил, как его захватывает радость, как его поглощает новый смысл и идея бытия. Он изменит извращённый Юникроном ум Гальватрона – он сделает из него своего бывшего лидера, Мегатрона. Он вернёт власть десептиконов на родной планете.
И станет на ней богом, о да. А Мегатрона сделает своим наместником на земле – в конце концов, командовать у этого солдафона всегда получалось лучше него. И они построят Десептиконскую Империю.
Старскрим засмеялся, вычисляя знакомую планету, стремясь к ней всеми силами.
Мечты сбываются…