Синие пальцы скользят в аккуратном, плавном прикосновении к открытым системам брюшного отсека, среди развороченных и по возможности выпрямленных обратно пластин, среди запаянных и заизолированных заново проводов и сваренных частей эндоскелета. Они смахивают мелкую крошку стеклотекстолита, случайно оставшуюся после замены системных плат, и останавливаются возле судорожно подрагивающего энергораспределителя: он, хвала Праймусу, уже работает, но поршневая распределительная система ещё не отшлифована до конца, уж слишком торопились ремонтники, чтобы не дать погаснуть искре.
Рэтчет мельком переводит на пальцы оптику, поджав губы, и даже его взгляд кажется ворчливым. Однако, когда медик начинает говорить, едва заметные модуляции голоса выдают, скорее, раздражение на обстоятельства, на его, Рэтчета, собственные ограниченные возможности.
- Мне кажется, ему не хватает стимула.
Оптимус поднимает печальную голубую оптику на командира ремблока.
- Ты же знаешь, Рэтчет, Проул всегда был моим верным заместителем и не меньше других вкладывал силы в общее дело, - несмотря на возражение, в голосе Прайма слышится сомнение, сильное сомнение. Не в самом Проуле, конечно, но в том, что его аналитику этого достаточно, чтобы снова выжить. Прайм хмурится, наклоняя голову ниже, тень от шлема закрывает его лицо в маске, яркой остаётся только оптика. - Ты думаешь, он утратил веру? - медленно произносит Оптимус.
- Я думаю, её у Проула нет в принципе, - Рэтчет отворачивается, звенит инструментом: ему не очень-то нравится ковыряться в чужих искрах, уж лучше в корпусах. Но в корпусе тактика он уже сделал всё, что мог, а тактик всё ещё находится в оффлайне, и поэтому он всё-таки говорит: - Прайм, ты тот, кто даёт нам силы бороться и указывает путь, за кем мы идём дальше. Но ты знаешь: каждый принимает решение сам за себя, мы озарены светом матрицы в твоей груди, но мы не слепы. Проул среди нас один из умнейших механоидов, его мощный процессор заставит кого угодно в этом не сомневаться. Он не умеет быть слепым.
Рэтчет отвлекается от приборов, хмурится, тяжело выдыхает. Нет, штатным психологом он не нанимался, но кто ещё из этих обалдуев сможет объяснить и рассказать. Даже самые старшие и опытные делают ошибки, что уж говорить о близнецах ламбо или ком-то в этом роде.
- Он слишком живёт процессором, Прайм, - наконец, выдаёт медик. - У каждой искры должна быть защита: у кого-то это дружба, у кого-то - связь с родной искрой, как у наших близнецов, у кого-то вера в будущее и победу, у тебя, Оптимус, - Рэтчет кидает на автоботского командира уверенный взгляд, - самая сильная защита из всех возможных - Матрица автоботов. Проул защиты не имеет, его искра голая как проводка без изоляции и экрана. Он, по всей видимости, считает, что процессор защитит его искру лучше всего, но он не прав. И тут уж ничего не поделаешь...
В голосе Рэтчета слышится уныние, медик по натуре пессимистичен, а сейчас и вовсе изо всех сил пытается скрыть свою растерянность, не зная, чем может помочь другому.
Оптимус кладёт большую тёплую и сильную руку на его плечо, разом забирая у него часть ответственности за жизнь и функциональность Проула, перекладывая её на себя, облегчая его ношу.
- Разреши мне побыть с ним, Рэтчет, - Оптимус командир армии, но ремблок - полностью в ведении Рэтчета, и Прайм слишком уважает профессионализм своего главного медика, чтобы поступать вопреки его мнению. - Я постараюсь что-нибудь сделать.
Рэтчет молчит некоторое время, но не возражает и в итоге кивает.
- Я вернусь на повторную диагностику через два с половиной цикла, Прайм.
Он укладывает инструменты, проверяет работу приборов и выходит, оставляя Оптимуса наедине со своим заместителем.
Поначалу Прайм молчит и довольно долго. Его искру заливают сомнение, печаль и надежда, вместе и по очереди, но в итоге его процессор отметает все эти чувства. Он находит в себе яркое ощущение признательности и привязанности и только тогда садится рядом с ремонтной платформой и берёт безвольную белую кисть в свои руки.
- Прости меня, друг мой, - тихо, почти шёпотом говорит Оптимус, наклоняясь над капотом датсуна низко. - Похоже, я уделял тебе недостаточно внимания.
Проул, конечно, молчит. Но это нужно самому Оптимусу: признать вслух свою ошибку, чтобы найти верное решение.
Системы тактика всё ещё открыты, и Прайм переводит на них взгляд, снова проводя пальцами по тяжам и проводам. Он прослеживает их сильнее, крепче, словно бы пытаясь материализовать, вернуть тактика на эту чужую планету Земля. Заставить его снова жить. И ещё, пожалуй, заставить его чувствовать.
Оптимус наклоняется над открытыми системами ещё ниже, упирается шлемом под капотом, аккуратно ложась на неповреждённые части брони. Он выключает оптику, прислушиваясь к звукам функционирования его лучшего стратега и тактика клик, два, три. Звуки эти, неровные и беспокойные, царапающие аудиодатчики своей нечёткостью, несогласованностью, как будто проникают в самого Прайма, заставляют его обшивку отозваться, срезонировать. Оптимус нахмуривается и прислушивается к себе, к своему мерно работающему механизму. Он ловит многочисленные ритмы собственного корпуса, буквально наполняя ими своё сознание, а потом отщёлкивает маску.
Мгновение Оптимус ещё сомневается, но судорожный выдох вентсистемы Проула даёт ему уверенность. И он опускает лицо в системы датсуна, помогая себе пальцами, открывая взгляду движущиеся механизмы и платы под напряжением. Проследив движения энергораспределителя, он ловит его сбивчивый ритм и начинает действовать, аккуратно и в такт дотрагиваясь языком до подрагивающих заслонок, потом усиливая нажим, толкая их всё увереннее, выправляя мелкие неровности, которые были пропущены ремонтниками перед лицом более важной задачи.
Вмешавшись, Оптимус как бы становится частью этой поршневой системы, поправляя, улучшая её и одновременно действуя вместе с ней. Он соблюдает ритм, сживается с ним и усложняет его, аккуратно и чётко пуская в действие не только язык, но и дентопластины. Через треть цикла его нижняя половина лица уже вся испачкана в моторном масле, но зато энергораспределитель действует куда более слаженно, судорожность почти исчезла из вентиляционного обмена корпуса Проула, и Оптимус отстраняется.
Вытирая губы и подбородок, он кидает взгляд немного вбок от распределителя, туда, где установлены платы коррекции мощности и преобразования напряжений. Теперь его задача более сложна... Но Прайм не останавливается, не думает остановиться. Он только снова замирает, прислушиваясь к себе, регистрируя привычную последовательность действий своих систем, прослеживая путь импульсов тока, рисующего общую картину энергоснабжения корпуса.
А потом снова опускает лицо. На этот раз Оптимус действует не только механически, но и электрически, спуская с языка первый небольшой разряд на плату. Очень, очень аккуратно, чтобы не нарушить распределения токов и напряжений, ничего не обесточить и не закоротить.
Прайм понимает, что это уже не просто вмешательство в функционирование чужого механизма с целью излечения. У такого вмешательства не может не быть оттенков, флюктуаций, "погрешностей", переходящих границу личностного. Границу между повреждением или ремонтом и - интерфейсом, соединением. Потому что та малая дельта, которую он не может вычислить, та ошибка, которую он всё-таки вносит в схемы Проула, отзовётся в системах датсуна генерацией ответного импульса.
И, действительно, ответный импульс не заставляет себя ждать. Он мал, так же мал... Но он только первый. Оптимус заставляет себя сосредоточиться на задаче излечения, синхронизации - он тут не для того, чтобы получать удовольствие. Но удовольствие, обоюдное, неизбежно при таком контакте.
Прайм посылает серию разрядов в разные ключевые точки схем и собирает ответные языком. Его пальцы невольно сжимают сильнее чёрные пластины тазового отсека Проула, но он ясно контролирует состояние датсуна, добиваясь той же точности, той же гармоничности, что и в его собственных схемах.
Через много, много кликов Оптимус поднимает лицо, чтобы как следует провентилировать воздух - он возбуждён, доведён почти до края и уже устал сдерживать возбуждение, как слышит лёгкий стон. Прайм внимательно смотрит выше и встречается взглядом с затуманенными линзами тактика. Проул приходит в себя ненадолго - импульсы возбуждения, оживившие его схемы, совершили этот толчок, выкинули буквально насильно его в онлайн. Проул хмурится, напрягается, дёргается в попытке изогнуться и шипит - недоремонтированный и зафиксированный корпус не позволяет ему свободно двигаться, но при этом невыносимо, со всей очевидностью требует разрядки.
Оптимус с лёгким стыдом смотрит на дело рук своих. Точнее, языка. Цели-то он добился, но побочный результат не преминул реализоваться. Командир автоботов вздыхает и опускается снова, сжимая сильно пальцами кабели и трубопровода, посылает на платы сильный разряд. И тактик дёргается ещё сильнее, получая желаемое корпусом резко и кратко, сразу, без перезагрузки выходя в здоровый оффлайн. Конечно, это не настоящая разрядка, просто спровоцированный тотальный сброс параметров сети, но это лучшее, что может предложить сейчас Оптимус своему подчинённому.
Медленно закрывая системы Проула, Прайм задумчиво прослеживает пальцами крайние стыки. Его собственное возбуждение всё ещё при нём и заставляет слегка подрагивать корпус при движениях... Но эту проблему он решит уже самостоятельно, наедине с собой.
Всё ещё смотря на выключившегося датсуна, Оптимус слышит за дверью шаги.
- Я думаю, он скоро очнётся, Рэтчет, - сообщает он медику, который удивлённо рассматривает изменившиеся показания приборов.
Рэтчет не спрашивает о методах, и Прайм тихо покидает ремблок.
*
Через несколько дней, когда Оптимус стоит перед голоэкраном в своём рабочем отсеке, рассматривая новый проект, происходит ожидаемое. Автоботский аналитик, прошедший курс реабилитации и вернувшийся к работе, конечно же, первым делом приходит к своему командиру.
- Сэр, - Прайм оборачивается, отвлекаясь от чертежей, внимательно смотрит на датсуна и с удивлением отмечает, что на чуть нахмуренном лице Проула - след смущения?.. - Сэр, разрешите обратиться, - Оптимус кивает, гадая, что будет этим первым обращением.
Проул поджимает губы, смотрит в упор и пронзительно, ярко-голубой оптикой.
- Прошу Вас закончить начатое, - он старается сделать голос механическим, отстранённым, как всегда. И у него даже получается.
Но Оптимус, даже не видя его чувств - их всё так же трудно заметить, как и раньше, ничего не изменилось, - слышит слова, в которых заключено желание действия. Значит, Проул сделал выбор - не в пользу работы. В пользу стимула. Прайм улыбается, ведь у него получилось задуманное, хотя и понятия не имеет, что последует далее, вслед за всем этим.
Оптимус снова кивает, в ответ, а потом жестом предлагает продолжить их - разговор? общение? интерфейс? - их личное. Когда тактик подходит близко, к зоне личного пространства, Прайм убирает маску и, задержавшись на миг, чтобы глянуть в ровно горящую оптику напротив, наклоняется и целует Проула. И оптика датсуна зажигается ярко, вспыхивает, как будто по-настоящему он выходит в онлайн только теперь.
Проул отвечает - наконец-то с чувством.