— Скрытые водовороты, — не глядя на водителя, парнишка быстро кладёт мелочь через приоткрытую створку и проходит в глубь салона, игнорируя немногочисленные свободные места.

Примостившись у зоны без кресел, он, ухватившись за поручень, устало облокачивается всем телом и чуть поворачивает голову, чтобы мельком подглядывать в окно. С шипением двери закрываются, и автобус трогается с места, отчего пассажиров начинает покачивать.

Мерзкий ливень разливает лужи на дорогах. Мутно-коричневые брызги шумно разлетаются под колёсами, пачкая окна автобуса и соседствующие машины. Глядя на улицу, на ум приходит лишь одно слово — унылость. И проблема не в городе, а в этой дрянной погоде. Из-за плотных туч по Конохе расползалась огромная тень, словно кто-то пролил чернила на белый бумажный лист. Сырость и прохлада просачивались в каждую щёлку, и Наруто поёжился, поддевая носом воротник кофты, пряча часть лица. Каждый раз, заезжая в глубокую лужу, ему думалось, что сейчас все автомобили, включая автобус, повязнут и утонут. У стоящего рядом парня громко играла музыка в наушниках, так и убаюкивая. Не вслушиваясь, омега прикрывал глаза. Раскаты грома грубо вырывали его из полусна каждые пару минут. Вдыхая воздух расквашенным носом, чувствовалось болезненное жжение, которое, увы, никак не грело. Да и чёрт с ним, до дома всего три остановки осталось. Свою удалось не проспать благодаря небесному громыханию. Подъезжая к «Скрытым водоворотам», автобус тормозит неожиданно резко, так что расслабившийся блондин едва успевает среагировать, вовремя удержав равновесие, чтобы звонко не впечататься виском в желтоватый поручень. Кратко выругавшись, он выскакивает из салона, минуя ступеньки. Под ногами тут же звучит хлюпанье, и кеды потихоньку начинают промокать.

— Чёртова погода!.. Чтоб её! — звучит раздражённо.

Тротуарная дорожка превратилась в подобие детского лягушатника в аквапарке, так что от каждого шага тянулась грязноватая рябь.

 — Льёт как из ведра… — пробурчав это, Узумаки накидывает капюшон. Вряд ли это сильно поможет, не дождевик всё-таки.

От того, чтобы спешно пойти в сторону дома, отвлекает тихое, едва различимое в шуме дождя, «Мяу». Жалостливый писк заставляет развернуться и взглядом начать искать источник звука. Под хлипким навесом остановки голубоглазый замечает рыжий комочек, лежащий на сырой газетке. Щенок, либо котенок, с расстояния так сразу и не понять. Заметно дрожит. Ну ещё бы.

— Эй, дружок, тоже не повезло промокнуть?

 И всё же котёнок. Мелкий совсем, что на ладони поместится. Вся шёрстка слиплась от влаги, обнажив худобу. Недолго думая, парнишка подходит к несчастному и, не брезгуя бродяжкой, прячет того за пазухой, оставляя выглядывать одну лишь только моську.

— Пойдем, потрёпыш, будешь моим спутником в этой серости, а я уж подкормлю. Только ты помалкивай, а то мои родичи не особо жалуют живность, — и уже вместе с хвостатым товарищем светловолосый зашагал домой. — Тебе понравится моя комната, вот увидишь.

***

Пронзительный звон в ушах острой спицей ударяет в голову, повреждая перепонки, и хлестко приводит юного альфу в чувства, точно ему дали смачную пощёчину. Звучит громкий глубокий вдох утопающего, только что вынырнувшего из водной пучины. Тупая боль охватывает легкие, и парню не удаётся не закашляться. Рот наполняется мерзким вкусом ржавого железа. Алые струйки крови не переставая текут из тонкой щёлки меж губ, пачкая крышу автомобиля, внезапно превратившуюся в пол. Не сразу Саске понимает, что висит подобно тряпке, вверх ногами, а удерживает его в таком положении тонкий, но завидно прочный ремень безопасности. Машина перевёрнута и, судя по всему, сметена с дороги на тротуарную плитку. Пульсация от сердцебиений волнами расходится от груди, громким молоточком отбивая ритм в затуманенном мозге. На выдохах слышно нелепое сопящее посвистывание. Попытки интуитивно посмотреть по сторонам даются с огромным трудом. Не получается полноценно вертеть головой. Шею будто сдавливают гидравлические прессы, сковывая мышцы. Веки смыкаются нереалистично медленно, и картинка перед глазами время от времени погружается в кромешную темноту. Каждое такое затяжное моргание брюнет, не замечая того, отключался. Ненадолго, может, на секунд пять-десять. Разум активно сопротивлялся окончательной потере сознания, то и дело заставляя снова открыть глаза. Детали вокруг подмечались по частям, отдельными кадрами. Разбитые окна, и боковые, и лобовое. На крыше, то бишь внизу, осколки разной величины. Телефон раскромсан в щи. Дверь со стороны юнца помята, как картонка, образующая кривую щель. Что происходит за пределами салона, не видать. Создавалось впечатление, что темноглазому приходилось смотреть на всё через мутное стёклышко. Никак не сфокусироваться. Контуры объектов не стесняясь плясали в вальсе. Из магнитолы больше не играла музыка. Был только отвратный гул в ушах, через который еле-еле пробивались посторонние шумы с улицы. Дождь стучал, надсмехаясь.

Жар начинает ощутимее греть левую руку, снимая онемение с тела. Но греть как-то странно, неприятно, раздражающе и чужеродно. Желая понять, что это, Саске поворачивается так, точно вместо скелета у него под кожей несмазанный старинный механизм: отрывисто, с усилиями и скрипом костей. Размытым взглядом замечает край осколка, торчащий чуть выше локтя и глубоко впившийся в плоть. Отрезвление тут же прошибает насквозь, разгоняя дымку. И вовсе то был не жар. Это была острая, затрагивающая каждую клеточку, каждый нерв, боль! Хочется кричать, но вместо этого издается булькающий вой. Очередная партия крови выплёскивается вниз с тошнотворным «хлюп». Лёгкие стягиваются сильнее. Похоже, пара рёбер сломана. Стиснув зубы, альфа сощуривается, терпя боль, пропуская её через себя. Выдох смешивается с коротким рычащим визгом. Выдавив остатки воздуха, юноша задерживает дыхание и, закусив губу, приподнимает правую руку. Движения едва получается координировать, как обычно бывает, если конечность затекла. Прошипев, удаётся ухватиться за торчащий край. И вновь волна боли, вновь крик-бульканье, вновь горячая алость. Непослушная кисть не сразу сжимает инородное тело. Но всё же получается. Короткая передышка, дабы набраться уверенности. Запустился мысленный отсчёт. Раз… два… три… И тянущим движением Учиха, пыхтя, начинает вынимать осколок сантиметр за сантиметром. Выходит медленно из-за слабости в пальцах. Пару раз ладонь соскальзывает. Плоть не отпускает инородное тело, а то продолжает грызть. Травмированную конечность сводит с каждым дёргом всё невыносимее. Солоноватые капли пота срываются со лба. Глаза непроизвольно слезятся. Минуты кажутся вечностью. Нельзя отпускать, надо терпеть… Ещё немного. Дыхание замерло. Наконец, последний рывок. Облегчённый выдох. И второй край показывается из глубокой раны. Держа в трясущейся руке продолговатый кусок стекла, длиной с шариковую ручку, брюнет откидывает его в сторону.

— «Надо выбраться!» —

Судорожно он оглядывает салон уже незамутнённым, дрожащим взглядом. Водитель! Висит точно так же, прикреплённый ремнём к переднему сидению. Его не получается даже окликнуть, поскольку голосовые связки способны лишь хрипеть и булькать, фонтаном изливая жидкость с металлическим вкусом. Издавая глухие звуки, как при нехватке кислорода, Саске в немоте открывает рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Слов нет, голоса нет. А значит, не подозвать и кого-нибудь снаружи. Не просигнализировать, что он тут, что жив, что нуждается в помощи. Сучье гадство! Дерьмо! Что делать? Что делать?! Адреналина столько, что от такого количества тошнит и трясёт. Пульс бьёт по вискам. Юнец чуть мотает головой, сводя брови к переносице. Спокойнее, паника только помешает. Нужно выяснить, жив ли водитель. Глядя на него, темноглазый не замечает никаких телодвижений: руки и ноги статично свисают, лица не рассмотреть. Возможно, до сих пор в отключке? Вот бы пнуть спинку кресла, хоть чуть-чуть, чтобы «разбудить». Учиха предпринимает попытку, и… и ничего. Совершенно ничего. Ноги упорно игнорируют посылаемый импульс. Игнорируют команду «двигайтесь!». Только сейчас до него доходит, что нижняя часть тела никак не чувствуется. Он способен шевелить руками, мало-помалу поворачивать головой, но ниже — пустота! Никаких ощущений: ни боли, ни сводящих судорог, ни жгучего жара. Сильный ушиб? Перелом? Так или иначе, все усилия шли куда-то мимо, рассеивались в воздухе. Вот тут уж страх захлестнул парня с головой. Он находился внутри разбитой машины, что в любой момент могла вспыхнуть, с едва работающими руками и без возможности произнести простое «Помогите!». Что-то подсказывало: таксист более не жилец. Может, это была его неестественно синяя кожа. А может, об этом свидетельствовали множественные осколки лобового стекла, торчащие из головы, которые таки удалось разглядеть… От подобного зрелища Учиху вырвало красноватыми сгустками слизи. Оставаться и ждать нельзя, если он не хочет присоединиться к водителю! Активные рывки в стремлении выпрямить спину откликаются невыносимой болью вдоль позвоночника. Казалось, его выдернули из спины и прохрустел каждый позвонок, вывернувшись наизнанку. Тело же осталось фактически неподвижным. Отголоски жжения и колкости дошли и до ног. От этого должно было быть легче, ведь это какой-никакой признак чувствительности. Однако она вгоняла в адские, непостижимые уму муки. Так нестерпимо больно ещё никогда не было. Юнец на своем примере понял, что значило выражение: «Аж искры из глаз». Рычащее бурление окропило низ крупными алыми каплями. Чёртов шок всё никак не спешил выполнить  роль анестезии, будто специально давая прочувствовать весь спектр боли в ярких красках. Пока брюнет тянулся в поисках защёлки ремня, дабы отстегнуться и выползти наружу, кисть дрожала, как у алкоголика с многолетним стажем. Он не мог полностью посмотреть вбок. Приходилось всё делать вслепую, пользуясь хилым осязанием. Пальцы рыскали, скребя сидение, пока не нащупали увесистый прямоугольничек с закругленными концами. Вот оно! Кое-как обхватив его, альфа стал пытаться надавить на продолговатую кнопку. Потеря крови давала о себе знать. Накатывала жуткая усталость. Веки тяжелели. И вот уже почти не больно. Только спать хочется. Ладонь слабела. Не хватало сил нажать на злосчастную кнопку! Сука! Чёрт, чёрт, чёрт!

Когда сквозь разбитые окна замелькали красные и синие огни, сменяющие друг друга, перед глазами потемнело.

***

Придерживая дверь, чтобы та не схлопнулась и вообще почти не издала звука, Наруто тихонько прокрался в коридор. Так же бесшумно разулся, одной рукой придерживая рыжую моську, чтобы та ненароком не издала «Мяу». Глядя на недоумевающего зверька, паренёк приложил к губам указательный палец, так и шипя: «Тшш…». Полуприсядом, юркнув из коридора, минуя кухню, на которой отчётливо слышалась возня и громыхание посуды, он добрался до лестницы, чуть ли не молясь, чтобы какая-нибудь ступенька предательски не скрипнула. Отца дома ещё нет, он придёт с работы позже, а вот мать, занимающая должность домохозяйки, всегда настороже. И вот она, когда сердится, куда страшнее мужа. Как огреет половником за очередную выходку — сразу поймешь, кто тут главный! Кто следит за домом, тот и главный… Аккуратно голубоглазый ступает на первую ступеньку. Шаг, ещё шаг. Замедленные движения, как казалось, должны были сбавить весовую нагрузку, оставив проныру незамеченным. Он не шёл, а фактически порхал по воздуху, параллельно с этим прислушиваясь к звукам вокруг, держа ухо востро: Кушина, видать, моет посуду и что-то напевает себе под нос, в гостиной ритмично тикает маятник часов, шум ливня проникает в дом сквозь закрытые окна. Третий шаг, четвёртый, пятый. Половина лестницы позади. Увлекаясь стремлением беззвучно проскочить на второй этаж, юноша не замечает, как незамысловатая мелодия утихает вместе с шумом бегущей воды. Ещё один несмелый шаг. 

— Наруто, — раздаётся позади с нотками строгости. Плечи парнишки дрогнули, а в мыслях пронеслось: «Блински!». Пряча кошачью мордашку за краем кофты, он поворачивается вполоборота.

— Привет, мам!.. — нелепо ухмыляется так, будто пару секунд назад не пытался тайно добраться до комнаты. — Как дела?..

Старшая Узумаки с подозрением смотрит на сына, скрестив руки на груди. Ох уж этот её взгляд… как в душу смотрит.

— Постарайся объяснить, что это за тихоходство? Почему не сообщил о том, что вернулся? — От её вопросов блондин впадает в лёгкий ступор, не зная, что бы такого придумать. — Что-то утаиваешь от родной матери? — в интонации проскакивает хитреца.

— Кто? Я??? — прозвучало так, словно Нару обвинили в катастрофе вселенского масштаба. — Не-ет! — кося под уверенность, протягивает он, плотно прижимая руку к кофте, чтобы из-под неё не вывалился рыжий комочек шерсти. Тут женщина прищурилась, вглядываясь.

— Ты что, опять подрался? — ничего не утаишь!

— Не опять, а снова… — тихонько передразнивает голубоглазый. — Какой там… — Про себя он подумал: «Поганец Инузука дерётся как девчонка! С ним нормально помахаться-то не получится!» — Так, обменялись несколькими ударами и всё. Я в норме, честное слово!

Не то чтобы Кушина была ярым противником драк, поскольку сама в юности была той ещё воякой. Да и за себя нужно уметь постоять. Жизнь всё-таки не сахар. Но у всего должен быть разумный предел. И сын не всегда понимал, где этот предел начинается. Бывало, что слишком увлекался, а подобное она не поощряла.

— Саске, небось, оттащил? Уж очень ты целый. — При упоминании альфы юноша закатывает глаза. — Свое лицо нужно беречь. Ты же всё-таки омега. — Ох, и не любил он подобные фразочки. Будто сразу кому-то чем-то обязан. Ещё чего! — К тому же симпатичный.

— Ма-а-ам! — На лице той появляется лукавая улыбочка.

— А что? Разве у нас с твоим отцом могло получиться иначе? — слушая её, блондин раздражённо-смущённо морщил нос. Любила же матушка нагнать на него неловкости, говоря всякие глупости!

— На улице дождь, мне нужно переодеться, — пятясь назад, поднимаясь выше по ступенькам, сказал омега в надежде сбежать от последующих словечек, вгоняющих в краску и пошатывающих гордость. 

— Эй, — окликает  мать, — тому хоть хорошо досталось? — имея в виду соперника в школьной потасовке, спросила она. На что малец довольно ухмыляется, отвечая без слов. После скорым шагом доходит до комнаты, закрывая за собой дверь.

Котёнок, ворочаясь, освобождается из человеческого хвата, ловко спрыгивая на пол. Машинально голубоглазый вздрагивает, протягивая руку, боясь, что тот ушибся, упав с высоты. Но рыжий оказывается в полном порядке.

— А ты крепче, чем кажешься! — что ж, в этом они похожи. — Надо бы имя тебе придумать… — подставляя ладонь к подбородку, ненадолго призадумывается.

С фантазией в такие моменты становится туго. Вселенская подлость! Юнец оглядывает комнату в поисках какой-нибудь идеи, ища ассоциацию. Взгляд упирается в фотографию, стоящую в рамке на прикроватной тумбочке. На ней он, будучи ещё дошкольником, запечатлён вместе с родителями во время семейной поездки в Киото. Ех, ну и виды там — загляденье! До сих пор сохранились в памяти.

 — А как насчёт… — почти моментально вспомнилось название горы, что была, пожалуй, главной зоной отдыха в городе. Когда слышишь «Киото», она — первое, что приходит на ум. — …Курама? Что думаешь?

Будто соглашаясь с новой кличкой, желтоглазый мяфкает, трясь о ноги хозяина, выгибая спину мостиком. Смышлёный, однако!

— Сейчас накину что-нибудь сухое и принесу чего-нибудь тебе, а то вон — кожа да кости! — хвостатый только муркнул и ожидающе улёгся. — И надо бы тебя незаметно в ванной ополоснуть.

Ответом на это было недовольное подобие шипения.

— Цыц! Ишь ты, характер показывай кому-нибудь другому! —секундная тишина. — Я говорю прямо как матушка… — яблоко от яблони, как говорится.

__________

Если бы не сериал, что Кушина на полную громкость смотрела в гостиной, вряд ли бы присутствие рыжей морды дома удалось скрыть, покуда этот маленький, но бойкий клубок шерсти напрочь отказывался залезать в ванную и терпеть тёплые струи. Откуда столько сил в худощавом заморыше — одному ему только известно. Видать, всё дело в огромной нелюбви к воде. Пришлось слегка сжать его двумя руками, держа при этом душевую лейку в зубах. Препятствуя кошачьему буйству, разок-другой Узумаки чуть не поскользнулся, намочив сменную одежку. Н-да, и зачем только переодевался?

— Стой смирно! — еле выговаривал он с железкой во рту. — Грязным на кровать не пущу, наглая ты рожа! Курама, слышишь меня?!

И то ли аргумент в виде кровати сработал, то ли котёнок выбился из сил, но дергаться и вопить перестал. Завернув его в полотенце, попутно бросив чуть окровавленную толстовку в корзину для белья, омега вернулся в свою обитель.

___________

Спальня блондина, как ему казалось, ничем особым не отличалась: в основном всегда тускловатое освещение, поддерживаемое настольной лампой и проведённой вдоль пола жёлто-оранжевой светодиодной лентой; криво-косо заправленная кровать с принтовым постельным бельём; на стенах постеры разных музыкальных групп, фильмов и сериалов, а одна даже вручную изрисована самим пареньком — граффити девятихвостого лиса радовало глаз; на компьютерном столе бардак; кресло заменяет вешалку, ибо вешать одежку на плечики куда дольше и муторнее, чем просто кинуть; гитара в углу, на которой он скорее не играл, а так — бренчал; рядом с ней любимый скейт; пара гантелей закатилась куда-то; потёртый коврик по центру. Не сказать, что беспорядок, но точно не идеальная чистота. Тут царила своя, близкая юноше по духу, атмосфера. Его личное пространство, что ни говори.

~…May not know just where i'm at,

No idea when i'll get back.

There're some nights you just can't explain.

No, I'm not one to lose control,

But i don't really care at all,

How it ends or where it begins,

and i'll do it again ~

На средней громкости песня доносилась из продолговатой мини-колонки, заглушая шум ливня, уже успевший надоесть.

Ранец валялся на полу. Узумаки и не думал лезть за тетрадями и учебниками, так что закинул его подальше от себя. Вместо этого, закончив дело по насыщению прожорливого Курамы, поудобнее уселся на кровати и, открыв ящичек тумбочки, достал оттуда набор карандашей, маркеры и подобие альбома с плотными страницами и твёрдой обложкой. Проще говоря, скетчбук. Насыщенность голубоглазый любил, потому делал все свои работы красочными и узнаваемыми по стилю, комбинируя разные цвета столь умело, что даже, казалось бы, несочетаемые оттенки ложились ровно, как на свои места. В ход могло идти все: карандаши, восковые мелки, маркеры, пастель, акварель и прочие краски. Частенько материалы комбинировались между собой, делая рисунок живее. Юный художник не брезгал экспериментами, пробуя новое. Менял не только то, чем рисовать, но и то, на чём рисовать. Лист, холст, одежда, обувь, стены, те же скейт с гитарой! Всё, что казалось скучным и незавершённым, подлежало редизайну. Разве что простой карандаш не входил в список любимчиков из-за собственной серости, а потому чаще всего покоился за ухом. Была у Наруто такая привычка: когда очень старался или увлекался процессом, то незаметно для себя высовывал кончик языка. Вот и сейчас он сидел над листом точно так же, чиркая то одним цветом, то другим, подпевая колонке и иногда вертя головой, чтобы лучше увидеть, как получается. Любимое хобби стало не только страстью и отдушиной, но ещё и источником неплохих карманных денег. По жизни парнишка планировал развиваться в творческой сфере, хотя и тут были некоторые неуверенности. Ну куда ж без этого.

Курама между тем обсох, распушился, увеличившись в объёме раза в два. Теперь потрёпышем и не назвать! Правда, из-за пуховидной шерстки не видать часть шеи и лапок, но это в силу малого возраста. Полгода — и комочек превратится в рыжего красавца. Какое-то время он посапывал в тепле и сытости, развалившись пузом кверху. Смотришь на него и сам зеваешь, уж очень сладко спит. Прижился на новом месте сразу, только в первые минуты походил по углам, обнюхал всё.

На улице громыхнуло заметно громче. Сквозь играющую музыку «Бабах» было прекрасно слышно. Вздрогнув от неожиданности, блондин поднял голову, глянув в сторону окна. С места подскочил и котёнок, дыбя холку, становясь ещё пушистее.

— Вот так погодка, да? — человек переглянулся с новым соседом по комнате.

Тот соскочил с кровати, мяуча и мельтеша туда-сюда, всем своим видом излучая беспокойство.

— Чего это ты? Просто гром. — Четвероногий друг, подбежав к двери, мягко заколотил по ней передними лапками, так и просясь выйти. — Нельзя, приятель. Мать увидит — воротник сделает. И, скорее всего, из меня… — Но Курама все не прекращал, мяфкая настойчивее. — Точно, ты ж наверняка пить хочешь. — соскакивая с койки, оставляя рисунок, подводит умозаключение омега.— Сейчас принесу, а ты посиди тут.

Но стоит только чуть приоткрыть дверь, как рыжий, юркнув меж ног, дает дёру нацелено на первый этаж.

— Нет! Стой! — звучит шипя.

Едва не скатываясь по лестнице, Наруто устремляется за обнаглевшей рожей, безрезультатно хватая в руки вместо него воздух. Зверёнок оказывается до жути изворотливым и шустрым, так что быстро попадает в гостиную. Красноволосая, стоящая у окна с телефоном у уха, недоумённо оглядывает рыжий комочек, не совсем улавливая ситуацию. Следом с разбегу влетает голубоглазый, в прыжке ловит хвостатого и плюхается всем телом на ковёр.

— Попался! — довольно, даже злорадно ликует.

Их с матерью взгляды сталкиваются, и младший замирает с видом: «Я все могу объяснить!..» Женщина лишь неодобрительно сводит брови, а после её внимание снова переключается на телефонный разговор. После него парнишке гарантированно влетит, потому он послушно остался ждать выговор, прижимая пушистого засранца к груди.

— Спецназовец из тебя никакой, Курама-дуракама… — шепотом. — Готовься лишаться ушей…

— Постой, погоди, что случилось-то? Слышишь меня? — прозвучало с непониманием и растерянностью.

 Сначала юноша думает, что мать переспрашивает из-за плохой связи, что нормально для такой грозы.

— Спокойнее, дорогая, отдышись… Объясни, что произошло? — Кушина старалась говорить громче собеседницы. Выражение лица её было пугающе серьёзным. Она вслушивается, и ненадолго повисает тишина. — Как? Как не доехал?.. — женская рука крепче сжимает телефон, а сама она начинает нервозно топтаться на месте, легонько качаясь влево-вправо.

Зеленоватые глаза наполняются неверием и ужасом, коего сын ранее никогда не наблюдал. Странное поведение матушки подначивает начать подслушивать и стараться уловить смысл всего разговора или хотя бы какую-то часть.

— Боже, родная… Р-родная, как же это так? —  звучит жалостным, дрожащим голосом, какой обычно бывает перед плачем.

Младший Узумаки молча смотрит, приоткрывая рот в недоумении. Чтобы его мама, крепкая и стойка женщина, еле сдерживалась, дабы не разрыдаться? Чтобы её плечи так содрогались? Нет, такого просто не могло быть… Что вообще происходит? Спокойствие спешно покидает дом. «Дорогая»? «Родная»? Так красноволосая называла только Микото, что была ей почти как сестра.

— Всё ливень, будь он неладен!.. Господи… Держитесь, родные мои, всё хорошо будет, всё обойдётся, вот увидите! Он парень сильный, крепенький. Справится, я уверена! — будь Курама псом, заскулил бы. — Вы в какой? — ещё пара секунд молчания. — Хорошо, поняла, родная. Сейчас подъедем, — женщина ненадолго замолкает, а юноша чувствует, как сильнее стягивается узел внизу живота. — Да, конечно, поедем аккуратно, не волнуйтесь. Да, да… — на этом разговор заканчивается. Мать и сын оглядывают друг друга. У обоих на лицах смятение. — Саске… — сглатывает, — …в а-аварию попал…

***

________________

(Песня) Jay putty: Do it