— Опа, — вырвалось само собой, когда Узумаки с утреца, если так можно наречь второй час дня, зашёл в комнату «приятеля».

 Обычно тот в это время ещё спит и просыпается ближе к трём, что поздновато для бывшего жаворонка. Но, видно, не сегодня. Паренёк застал того в весьма необычной позе. Учиха, лёжа на боку, накрывал голову подушкой, упорно прижимая ту к уху, точно прячась от шумных соседей. Лицо его было видно: рот приоткрыт, кожа бледная-бледная, от нижних век ямками тянулись серо-синие синяки, а в широко распахнутых глазах застыл что ни на есть вселенский ужас. Взгляд, направленный куда-то в дальний угол, занимаемый креслом, не дрогнул, когда на пороге объявился гость. От сей картины блондину аж не по себе стало.

— Чего это ты? — недоумённо насупившись, он посмотрел туда же, куда и лежащий, но, разумеется, ничего такого не увидел.

 Со вчерашнего вечера всё осталось неизменным. Создавалось впечатление, что альфа валяется вот так достаточно долго. Может, и всю ночь.

— Ты хоть спал? — метя на местечко возле кровати, спросил Нару. Ответа не последовало. — Что, снова играем в молчанку?

Столь скучная перспектива не особо удовлетворяла омегу, однако выбор невелик. «Друг» опять недееспособный, а занять себя любимого чем-то надо. Уходить он всяко не планировал. Благо с собой имелся блокнот, новенький, незаполненный. Непотёртая обложка, чистые плотные листы, запах нетронутой бумаги — прелесть! Карандашей можно и у «не чужого» натаскать. Вряд ли тот способен возразить. На крайний случай есть дом, до которого рукой подать. Раздобыть на кухне кружку чая и конфет — и красота! Одобрив план, юноша приступил к его воплощению.  

________________

Матрас за спиной запружинил, и подзатупившийся грифель замер, уткнувшись кончиком в незаконченный набросок. Учиха очухался. Необязательно оборачиваться, дабы удостовериться. Лежачий позади медленно приходил в движение, а фантазия голубоглазого рисовала ассоциацию с мясом, что достали из морозилки и оставили в миске оттаивать. Оно размягчалось так же, как расслабившиеся человеческие мышцы. Брюнет не спешил подавать голос, но дыхание его выровнялось, став громче и живее.  

— Ты не объяснишь мне? — заранее зная ответ, спросил Узумаки. Он угадал: всё та же немота, расшифровывающаяся, как твердое «нет». — Помню, что моё мнение тебе под дых не упёрлось. Но я прямолинейный и разговорчивый, а потому всё равно скажу. Твои заскоки — ненормально. Ты же понимаешь?

— Тебя это не касается, —  еле-еле выдавливая звук из груди, Саске устало привстал, приняв положение полусидя. Весь заторможенный, ослабший и растрёпанный, но неизменно колючий. Что ж, бессонница дала ему нехилого леща, но не переломила.

— Я знаю. Повторяешься.

Не то чтобы Нару извёлся переживаниями за упрямого неприятеля. Да, того периодически бывало жаль, но о крепкой привязанности и речи не шло. Мало-мальски что-то да было, но тому виной годы, проведённые вместе. Отсюда росли ноги у «Своих не бросать!». Сложно остаться равнодушным к тому, с кем давно знаком. Но по большей части Дураске — всего лишь узел на шнурках, который необходимо развязать, дабы вернуть жизнь в прежнее русло. Парнишка поставил перед собой цель, а всё остальное, включая стремление найти общий язык и добиться доверия, — средства её достижения. Он не бросает, пускай и не симпатизирует.

— А что если это плохо кончится?

Уголки губ собеседника вяло приподнялись. Глупые наивности «друга» забавляли. Попытки «образумить» и донести свою «правильную истину» — чушь. Он и сам в курсе, что происходящее чем-то здоровым не назовёшь.

— Мне похер, — с гадкой, похожей на оскал ухмылкой произнёс альфа. Он не видел смысла в том, чтобы цепляться за никчёмное существование. Без разницы, что будет с ним и этим бесполезным телом. На тонущем корабле никому не хочется задерживаться. Смириться не так страшно, как тщетно барахтаться.

— Ты идиот, — простодушно. Нелепой походкой, какой обычно ходят дети, выставляя руки по сторонам и считая квадратики плитки под ногами, Узумаки дошагал до шкафа. — Ты же прочитал ту книгу? — скорее утверждающе. На этот вопрос он тоже знал ответ, но развести немногословного Саске на разговор было бы кстати. С ним надо сблизиться, а без общения — тупняк. — Вот всегда так. Ты с детства не любишь просить, — а требовать — ещё как. — Нас с тобой постоянно бесило то, что мы невольно знаем друг о друге, ну... пожалуй, всё. Та озабоченная, Ино, разорвала бы меня на части от ревности, прознай она о том, что я видел её «идола» нагишом не менее десятка раз. Думаю, в глубине души она сама понимала, что твой стручок ей не светит, — юноша говорил спокойно и бесстыдно: совершенно ничего не смущало, пока собеседник негодующе кривил моську и мечтал его заткнуть. — Но знаешь, что хорошего в этом? Не в том, что я видел тебя в чём мать родила, и не в той барышне, а в том, что я знаком с тобой с пелёнок, — пальцы скользили по краям полки, а взгляд суетливо бегал по названиям на картонных корешках. —  Меня не нужно просить.

Две пары книг, обёрнутых прозрачной плёнкой, выделялись в строю. По буке «В» они шли следующими после трилогии «Вендетта». Блондин любопытствующе наклонился.

— Слушай, а тут запакованные.

— Пропусти, — с сетующим отторжением пробурчал Учиха.

Пожав плечами, малец так и поступил, беря соседствующее чтиво.

— Не, а как так, что ты, книжный обожатель, и не распаковал их? — как правило, многие люди сразу пользуют обновки, будь то модная одежда, современные гаджеты или набор профессиональных цветных карандашей. У каждого своя ценность, от эксплуатации которой они испытывают удовольствие.

— Не начинаю читать, если у меня нет всех частей. В этой серии должно быть пять, но зайти в книжный и докупить я не успел.   

— Интернет-магазины?

— Нет на складе.

— А скачать электронную версию не судьба? — отдав книженцию и вернувшись на пол, насмешливо спросил Наруто.

— Установи себе раскраску на телефон и не траться на материалы, — с издёвкой, но доходчиво. Подлинные ощущения масляной краски или грифельной крошки на пальцах, ощущения увесистого тома в руках и перелистывающихся страниц ничем не заменить.

— Понял, — признал поражение омега.

________________

Чрез сосредоточенную на рисовании завесу слух уловил ускоряющиеся постукивания по окнам и крыше, точно на дом сыпалась мелкая галька. Ливень, да ещё и с градом. Вот тебе и потепление на несколько деньков, несущее за собой лужи, грязь и дождь вместо снега. Последний, к слову, выпадать не спешил, а декабрь-то на носу! Юный художник поморщился. Этот Новый год, возможно, отпразднуется не по-зимнему. И всё-таки, невзирая на эту вероятность, звук сталкивающихся с твердой поверхностью капель был ему приятен. Он по-своему завлекал. Будучи мальчишкой, Узумаки любил представлять, что во время сильных гроз на улице настоящее стихийное бедствие. Детскую душонку это будоражило, точно он становился героем какого-нибудь фильма про апокалипсис. Особенно интересно, если «буря» случалась ночью. Непроницаемая фонариком темнота, нарушаемая сверканиями молний в сопровождении громовых раскатов и завываний ветра под потолком, подпитывала детскую фантазию.

Шум дождя нарушался чем-то ещё. За спиной доносились шепчущие мычания. Учиха что-то бормотал, и поначалу блондин принял это за его внезапный переход от чтения про себя к чтению вслух. Однако немного погодя таки разобрал, что именно лежащий так одержимо вторил:   

— Нет, нет, нет, нет, нет… — не умолкая, и жалобно, скуляще.

— Что у тебя там? Неожиданный поворот сюжета? — поинтересовался паренёк и развернулся к «приятелю».

Не угадал.

 Тот отчаянно вдавливался в матрас, будто стремясь в нём раствориться, и с силой закрывал уши ладонями. Одеяло сползло к едва согнутым ногам. Глаза сожмурены до боли в областях лба и скул. Книга отброшена в сторонку.

 Причина есть у всего. В странностях, что творились после аварии, была некая закономерность, и Узумаки начинал складывать кусочки пазла в единую картину. Невзначай упомянутый дождь, льющая лейка душа, постукивающий ливень…  Похоже, Саске обзавёлся личным триггером.

— Приплыли…

И что делать? Позвать тётушку? А чем она, собственно, поможет? Вряд ли ей подвластна непогода. Убавить громкость той, как напор воды из-под крана, не прокатит. Конечно, можно махнуть рукой на всё: никакой видимой опасности бред «приятеля» не нёс. Ни крови, ни дополнительной порции физической боли — вполне сносно. Но тому, очевидно, и без этого паршиво. Кто знает, какие испытания ему устраивает травмированное сознание. Спокойно смотреть на такое, словно ничего не происходит, будет разве что какой-нибудь садюга, а таковым Наруто не являлся. Пускай в драках им испытывался опьяняющий разум азарт, но в потасовки он из-за ничего не лез, да и тут иной случай. Одно дело, когда человек мучается заслуженно, а другое — когда за просто так. Вдобавок равнодушием расположения Учихи не добиться.  

Окинув комнату взглядом, омега натыкается на свисающие с настольной подставки беспроводные наушники. Идея возникает быстро. Грозу тише не сделать, но её возможно перебить другим громким звуком. Чем не вариант? Альфа не терпит, когда кто-то берёт его вещи, однако в данный момент ничего против сказать не сумеет. Что не запрещено, то разрешено. Юрко свиснув со стола наушники, Узумаки в пару нажатий подключил те к телефону и поспешил нацепить на «друга». Тот не сопротивлялся и вообще никак не реагировал на махинацию. Паренёк, открыв составленный им плейлист, включил случайный трек. По сути, неважно, что конкретно играет. Главное, чтобы песня звучала громче дождя. Судя по отголоскам, просачивающимся через амбушюры, в рандоме победил ню-метал.

Забравшись на кровать, Наруто задёрнул шторы, спрятав за ними следы «бури». Шёпот стих. Замеченное боковым зрением движение привлекает внимание, подталкивая оглянуться. Придерживая чёрное оголовье и подгоняя то под себя, Учиха смотрел на сидящего напротив «приятеля». Смотрел без пылкой сердитости, но недоверчиво.

— Оклемался? Шустро ты, — голубоглазый облегчённо осел на простынь. Саске недоумённо прищурился. — А, точно. Ты же не слышишь меня… — смекнул светловолосый и, не сползая на пол, подхватил лежащие блокнот с карандашом. Почиркав чего-то, повернул задействованную сторону к «глухому».  

— «Всё пучком?» — кривоватым почерком. Парадокс, что при умении рисовать писал юноша как курица лапой.

После «передачи сообщения» скетчбук был предложен брюнету. Надменно шикнув, тот решил было проигнорировать, но Узумаки, толкнув укрытые одеялом ноги, дал понять, что его это не устраивает. Требовал а-ля приставучий ребёнок, дёрганным движением тыкая писаниной, мол, возьми.

— Да убери, придурок!.. Говорить-то мне ничего не мешает! — устало отмахнувшись, выпалил парень. Собеседник возмущённо поджал губы и вновь накарябал что-то.

— «А нечего молчать!» —

— «Завтра мне нужно будет заскочить в школу. Да-да, я там появляюсь периодически, чтобы не исключили, а то матушка меня из дома выгонит. Поэтому я задержусь», — вдруг сменил тему Нару.

— Ну и зачем мне эта информация? — ядовито фыркнул Учиха.

— «Чтоб ты знал, что я еще приду». —

— В этом я не сомневаюсь.  

— «И чтобы ты не чувствовал себя брошенным», — почему-то от этой надписи горло пересушило. Заявить бы с грубостью, что белобрысый болван болтает ерунду, но язык отнялся. Плечи непроизвольно опустились. Только и получилось, что проглотить набранный ртом воздух.

— «Кстати, Итачи давненько не приезжал. Между вами что-то стряслось?» —

Радужка секундно блеснула бледно-алым огоньком, что тут же поглотила угольная тьма. Сонливость тушила зажжённый фитиль ярости, не давая тому разгореться в пламя. Альфа не собирался ни с кем обсуждать брата. Ни с отцом, ни с матерью, а с Узумаки — подавно. Тот по оскалу прочёл, что затронул оголённый нерв.

— «Меня не касается, верно?» —

— Верно, — процедилось сквозь сомкнутые зубы. Голос истончался, слабел, тратя больше воздуха. До чего же веки тяжелые и слипчивые. Бесполезно противиться накатываемой дремоте. Музыка в наушниках глохла, размывалась. И Саске повело. Светловолосый догадывался, что «приятель» после бессонной ночи недолго прободрствует.  

***

Скучающе подперев щёку, Нару пародировал, что вникает в тему унылой лекции, изредка кивая и поддакивая, лишь бы от него отвязались. На самом же деле он витал где-то в облаках, а буквы и цифры на доске его нисколько не колышили. Взгляд пал на третью парту среднего ряда. На месте, ранее занимаемым Учихой, сидел какой-то парень, имени которого омега не знал. Нет, тот тип вовсе не новенький. Он ныне чужой. Собственно, как и остальные учащиеся. Ни с кем из них парнишка не контактировал. Их лица стёрлись из памяти. Вероятно, если бы он вдруг оказался в параллельном классе, то и не отличил бы от своего. Хотя ему бы удалось распознать Инузука, и то за счёт драк, и ещё Яманака, что кружила вокруг Саске дотошнее прочих. Юноша не состоял ни в какой компании, потому частью класса себя не ощущал, да и не норовил. Всё равно здесь он — бойкий чудак, хулиганистая белая ворона.

У блондина изначально не было уймы друзей. В его поступках главным образом фигурировали смелость и безрассудство, что, конечно, вызывали у дворовой ребятни восхищение, но из-за того, что авантюры не гарантировали безопасность, отважных единомышленников набиралось по пальцам пересчитать. Да и тем надоедали наказания в виде родительской брани и домашних арестов. Распространялась поговорка: «Возишься с Узумаки — жди беды». Старшие запрещали своим детям играть с непоседливым сорванцом, боясь плохого влияния на своих ангельских чад. Репутация у Наруто скверная, ибо: «Компания вандала-прогульщика заведомо дурная!». Оправдано.

Но наижирнейшей точкой старта для изоляции от сверстников стал день распределения. Как правило, роль альфы выпадала мужскому полу, роль омеги же – женскому. Что по внешним параметрам, что по поведенческим чертам данное разделение вполне логично. Первые сильнее, выше и брутальнее, а вторые, напротив, слабее, утончённее и низкорослее. Первые дают защиту, вторые в ней нуждаются. Первые доминируют, вторые подчиняются. Стереотипные образы принято считать за норму.

Наруто из сего устоя выбивался, как гвоздь, торчащий на гладкой дощечке. Сочетания парень-омега и девушки-альфа — редкость, что, по мнению большинства, противоестественна и равноценна сбою. Категорично, однако. Паренёк воспринимался альфами как конкурент и соперник, но одним из них ему, увы, не стать — так распорядилась природа. Кроме того, как омега он отнюдь не привлекателен, ведь, в отличие от своих стандартных «соплеменников», у него не было того, что позволяло бы альфам реализовывать себя. Голубоглазый и без их помощи мог постоять за себя. Чего уж там, если некоторых представителей сильного пола он превосходил. Со «своими» у него также не сложилось. Для тех Узумаки слишком другой. Недостаточно альфа и недостаточно омега. За всю жизнь он единожды сталкивался с носителем такого же клейма «ни туда ни сюда». То была девушка, учившаяся с ним, — Харуно Сакура. Не подруга, а скорее знакомая. Как ни странно, её одноклассники тоже не замечали. Видать, такова участь всех «нестандартных». Девица, поди, из обеспеченной семьи была, поскольку не прошло и полгода, как она перевелась в дорогую частную школу для таких «особенных случаев». Пареньку подумалось, что это перебор. Но каждому своё. Сам он не рвался сбегать или маскировать свою истинную «сущность» таблетками, подавляющими запах. Много чести!  

Раскачавшись на стуле, парень, заменяющий Саске, завалился на пол, подняв грохот. Сидящие впереди тут же обернулись. На упавшего посыпались учительские замечания, перебиваемые гогочущим хохотом учащихся.

Отчего-то мерзко осознавать, что «пропажа» Учихи не отразилась на классе. Вначале сплетники ещё перешёптывались между собой, примерно с неделю. Потом утихли. Ни его имени, ни фамилии — совсем никаких упоминаний. Такое ощущение, словно все забыли о том, что на протяжении девяти лет брюнет существовал с ними: Ино нашла новый объект воздыхания; дружки, Джуго и Суйгецу, тусовались как ни в чем не бывало; а на его месте расселся какой-то левый хмырь! Кажись, отсутствие «приятеля» сказывалось лишь на Нару. Он приучил себя проводить с ним дни напролет, задерживаясь в гостях с утра до вечера. И теперь без него как-то неуютно.

Со звонком на перерыв парнишка, смахнув мятую тетрадку и изрисованный ручкой пенал в рюкзак, спешно покинул невыносимо-душную комнатку, устремившись по длинному коридору. Мир, из которого Учиху вычеркнули, донимал своей неправильностью.

— Идиотизм, — швырнув сумку на подоконник, бросил Узумаки. До шестого урока около пятнадцати минут. Лениво и тошно. — Улизнуть, что ли?.. — мечтательно рассуждал манимый свободой за окном.

Карман штанов гудяще завибрировал. Достав оттуда телефон и глянув на дисплей, омега удивленно приподнял брови.

— Вот те на, — имя контактного номера: «Не отвечать». Недолго думая, взял трубку. — Какие люди!.. Ты нынче номером не ошибся? — тишина с той стороны малость напрягала. — Учиха? Ты там живой, не?   

— Говор… ри…— прозвучало на прерывистом выдохе. Сдавленный голос свидетельствовал об очередном приступе острой боли.

— Плющит, да? — светловолосый не раз наблюдал такое явление, когда  наведывался к «приятелю», а потому определить состояние того ему не составило особого труда. Он на сто процентов убеждён в том, что в данный момент Саске валяется в позе креветки, комкая в ногах одеяло и сжимая мобильный до треска. И нахрена терпит? Не нравилось это Нару: предчувствие скверное, но уговор есть уговор. — Что говорить-то?

— Что-нибудь… без… разницы… — пыхтяще. — Что-нибудь… глупое…

— Блин, сходу и не сообразить… — облокотившись о стену, малец призадумался. — О! Миф о ежах сгодится? Ты знал, что они не накалывают яблоки и грибы на свои иголки? Меня обманывали всё детство! Представляешь?  

Придурковатый «друг» разглагольствовал о всякой интернетной чепухе, об осточертелых занятиях, о несправедливо полученном трояке по физике, а в конце перевел стрелки на погоду. Говорил громко, звонко… облегчающе. Альфа не мог себе объяснить почему, но от болтовни Узумаки становилось лучше. Возможно, так из-за привычки к его присутствию.

— Ты во сколько домой?  

— Соскучился? — насмешливо, но беззлобно. Наруто не брезговал подкалывать Дураске, будучи осведомлённым о том, что тот, по причине измотанности, пропускает мимо львиную долю происходящего. Взаимодействовать с таким им, податливым и вялым, куда проще. — Я, кстати, тут побег планировал. Короче, полчаса — и я у тебя. — В ответ мычащее «ага».

***

Устроившись напротив читающего «не чужого», омега с хитрецой посматривал на того.

— Эй, Саске.

— Чего тебе? — не отвлекаясь от книги, отозвался тот.

— Машина, — выжидающе, с осторожностью прошелестел Узумаки. Нет реакции… — Дорога, — по-прежнему с опаской. Всё тихо. — Тучи. Такси. Опаздывать. Сталкиваться.

Темноволосый озадаченно нахмурился и поднял глаза на собеседника. 

— Что ты делаешь?

— Да так, — пожимая плечами, —  прощупываю почву.

***

— Про приём лекарств не забывай. Я хоть и вызвался заместо тётушки контролировать тебя, но с памятью у меня туго. И я не выучил, что там тебе надо, — честно признался Наруто. — Да и ты не трёхлетний ребёнок, чтобы тебя «контролировать». Какое-то не очень слово... 

— Я помню, что мне нужно, — ровно ответил Саске.

— Дерзай.

С визитами «друга» он невольно свыкся. В них даже имелись плюсы. Например, никаких проверок со стороны матери, никакой жалости, лишней аккуратности и… капающего звука. Стоило остаться в комнате одному, и тишина нарушалась. Альфа осознавал, что сие не более чем его фантазия, но всё равно в компании прилипалы спокойнее.

Зажимая в кулаке несколько таблеток, темноволосый потянулся к стакану. В груди колюще ёкнуло, до костей прошибая холодом. Кончики пальцев испуганно дрогнули, не дотронувшись до стеклянных граней. Несуразица… На поверхности грязно-бурой воды кружа плавал шматок тины. Крупицы земли и мха, листья с ноготок и веточки медленно оседали на дно. С недоумённым отвращением парень уставился на содержимое. Пульс молоточком ударил по вискам, ускоряясь. Дыхание же мертвенно застыло. Лёгкие тяжелели. Мандраж мурашками разливался по телу.

 Блондина же ничего не тревожило. Отверчивая крышку бутылки, он о чём-то увлечённо рассказывал, но лепета его не слыхать.

Это фантазия. Это нереально. Учиха зло свёл брови к переносице. Нет, его не провести!.. Без колебаний, будто бросая иллюзии вызов, он хватает стакан и подносит ко рту. Наклоняет. Неоткуда в доме взяться этой мерзости! Всё просто как дважды два. Там всего лишь обычная вода. Остальное — дешевая фальшивка. Ложь. Уловка.

— Ты чё? — пелена, приглушающая весёлый голос Узумаки, вмиг рассеялась. — Кончай ерундой маяться, — паренёк, забирая у «приятеля» пустой стакан, наполняет тот минералкой. — Запивай нормально.   

***

Входная дверь захлопнулась, сотрясая окна. Н-да, Кушина вечно не рассчитывает силу. Зарокотал двигатель припаркованного во дворе автомобиля. Отлично. Спрыгнув с дивана и прытко перекочевав в прихожую, юноша выдвинул ящик комода, в котором матушка хранила всякую свою косметику. Наруто в этих, в основном женских, штучках не шибко разбирался.

— На машине до города минут пятнадцать, а там ещё ходьба по магазину плюс путь назад… В сумме примерно час, — пробормотал он. — Времени предостаточно.

Перебрав изобилие из коробочек и баночек, он нашёл-таки искомое — бежевый тюбик, содержимое которого зачем-то наносится на кожу. Прежде сей процесс был ему непонятен, но с недавних пор допёрло, в чем соль. Прикусив рукав, блондин задрал его до локтя. Оголённое запястье усеяно продольными синевато-фиолетовыми пятнами, что не успевали сойти. Ещё чу-чуть, и левая рука будет вынуждена сменить правую. Та и от соприкосновений с одеждой ноет, а уж Учиха сожмёт — туши свет… Глаза рефлекторно слезятся, а это рискованно. Если «приятель» заметит синяк, то прекратит принимать своеобразную помощь. То же самое, что шаг назад в сближении с ним. Недопустимо! Их общение равносильно прогулке по минному полю вслепую: надо действовать осторожнее и плавнее.   

Смерив взглядом запястье, Наруто усмехнулся:

— «Чтоб кто-то поставил мне синяк и не получил по роже? Бывает же!» —

Открутив колпачок тонального крема, он выдавил пару капель перед ладонью. Сложностей возникнуть не должно. Это всего-то краска для кожи, а с красками юный художник на ты. Оттенок не прям его, но если не всматриваться, то прокатит. Размазав телесную субстанцию, скрыв следы от сдавливаний, омега вернул одолженное у матери средство обратно в ящик. Обулся, сорвал с вешалки куртку, прихватил ключи и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.  

***

—  Погода полнейший отстой!!! — светловолосый шумно ворвался в спальню, не утаивая возмущения. — Всюду грязь, сырость!.. Да где это видано в декабре! Где мой снег?! Лужи замёрзли! Я трижды поскользнулся, пока добирался сюда! Бонусом давление у предков с утра скачет, да и у меня бошка чего-то раскалывается. Отстоище! Днище! — сетовал Нару. — Ты-то как?

Повернувшись к «другу», он тут же получил ответ: утопая в приставленной к изголовью подушке, тот держал ладонь у окровавленного подбородка, ловя алые струйки, чтобы те не запачкали постельное бельё. Спасти рубашку не удалось. На сердитом лице так и написано: «А сам как думаешь?».

 — Ясно, — признавая глупость вопроса, юноша метнулся к нижней полке тумбочки, куда Микото складывала бинты, клейкие повязки, перекись, мази — всё то, что ранее требовалось для обработок и перевязок. — На, прижми, — Узумаки передал «раненому бойцу» пачку влажных салфеток, потом направился к шкафу. Распахнул дверцы. — Ща поглядим, во что тебе переодеться… Снимай давай верх. Кровь следует в холодной воде замочить, а то фиг отстирается. Уж я знаю, о чем говорю! А вот когда-то не знал… Ех, сколько классных шмоток мог сберечь!.. — досадливо. — О, сойдёт, — снимая с плечиков серую пижаму, прокомментировал парнишка. — Но цвет другой… Ты тогда полностью переоденься.

 Подтирая красные дорожки под носом, Саске не сводил с «не чужого» глаз. Пялился с несвойственной ему неуверенностью. Единственный, кто не обращался с ним, точно с фарфоровой куклой, — белобрысый придурок, болван и извечный соперник. Какого чёрта он третий месяц возится с бесперспективным куском мяса? Не укладывалось в голове. Зачем кому-то извне утопать в болоте вместе с ним? В чём подвох? Притворство ли?

— Чё зыришь? Мне тебя, что ли, переодевать?

— Нет, — колюче и торопливо, словно парень куда-то опаздывал. — Я сам, — пальцы впились в пуговицу у воротника. — Узумаки.

— Что? — с нотками раздражения от неудачного начала дня буркнул тот.

— В аптечке нурофен.

***  

Учиха проснулся на пару часов раньше обычного. Кажись, старый режим жаворонка постепенно возвращается к нему. Спать хочется всё меньше. Возможно, это связано с тем, что желудок, смирившись, наконец-таки стал принимать пищу безвозвратно. На столике а-ля сервировочной тележке тарелка уже без овсянки. Наруто, вероятно, дрыхнет, и парень не дожидался его, дабы позавтракать. Да и утренний приём лекарств может обойтись без «приятеля». В отличие от матери, тот ему поверит.  

Скулы свело, стоило забросить в рот три белые шайбочки. Боже, на кой делать их такими противными? Рука чуть было не потянулась к тазику. Усугубило то, что альфа проглотил не запивая. Вода смыла бы отвратное послевкусие, но бутылка далековато. Благо имелся и иной выход. Взяв баночку с аскорбиновой кислотой, что стояла средь упаковок из-под таблеток и на ура с ними сливались, Саске высыпал на ладонь внушительную горстку. Пускай сладкое он тоже ненавидел, но оно всяко лучше химозной горечи. Выбрал меньшее из двух зол, так сказать. Не успел и шевельнуться, как:

— Ты что, охерел?! — вмешался Узумаки, гневно крикнув в пороге. Сидящий аж вздрогнул, в непонятках вытаращившись на того. В чём, собственно, проблема? — Сука, брось! — ошарашенный такой бурной реакцией парень не знал, что и ответить. Что вообще происходит? Грозными размашистыми шагами омега добрался до койки. — Двинутый идиот! Выпилиться вздумал?!  

Тёмные глаза удивленно округлились. Выпилиться?.. Спутал чего? Ах, вот в чём дело… И кто тут ещё идиот?

— Совсем с ума сошёл?! Мозг в кисель превратился?! — не унимался «спаситель от самоубийств». — Ты угомонись! Нормально всё будет!

Грех упускать такой шанс поиздеваться. Да свершится месть за доставучую рацию и прочие унижения. Сделав серьёзное выражение лица, альфа продолжил абсурдное представление:

— Какой толк тебя слушать? Твое место там, — кивая в сторону улицы за окном, ядовито произнёс он. — Наиграешься в няньку и свалишь.

— Не свалю! — упрямо. — Я останусь с тобой.

— До конца?

— Да, — как отрезал. Нару понятия не имел, до какого ещё конца, но скажи иначе — ему бы указали на дверь. Он всего лишь говорил то, что от него хотели услышать. И, кажется, дежавю? Дураске уже спрашивал его, но в этот раз интонация того коварная, как у грёбаного маньячилы.

— И мне поверить тебе? — фраза пропитана сарказмом, так что снова ответить «да» — невыигрышный вариант. Узумаки смятенно смотрит на сбрендившего «не чужого». — Докажи, — отчеканивает парень, хватая его за руку и делясь желтоватыми гранулами. Судя по сменяющимся эмоциям, блондин в ауте.

Не, ну это клиника. В горле застревает вопрос: «Учиха, ты что, ебанулся?»

Абсурд!

Согласится и проглотит… и бай-бай! Реально же конец придет! Причём обоим. Классно тогда жизнь вернётся в «прежнее русло».

А откажется — и тогда всё: на дальнейший контакт с отбитым «другом» не стоит и рассчитывать. Сам же дважды произнёс, что до конца... И дёрнуло ж ляпнуть! Он и не думал, что тот настолько больной кретин! Сердце колотится. При желании Учиха так и так с собой покончит. Чёрт! Хреновый расклад.

Узумаки, унимая трепет, протяжно выдыхает. Ладно. Остается надеяться, что пронесёт и доза окажется не смертельной.

А если нет? Если они тут слягут?

Ох, бля…  

Нельзя пускать всё на самотёк. Парнишка мысленно прикинул, что худющий хиляк-Саске стопудово отрубится быстрее него. В этом и помочь нетрудно: правильный удар в челюсть любого уложит спать. Тогда выдастся возможность откачать поехавшего суицидника, что б его! Два пальца в рот сначала ему, а затем и себе. Таз рядышком.

План надёжный как швейцарские часы…

Брюнет приподнимает ладонь с кругляшками-таблетками. Торопит, зараза.

Была не была!..

Омега повторяет за ним. Одновременно парни прислоняют кисти к губам, и горстки целиком ссыпаются за щёки.

Голубоглазый морщится. Язык обжигает знакомой кислостью. Стоп…

— Это что… аскорбинка? — на что получает довольный смех «приколиста» и баночку из-под кислых драже. — Ебануться, ты придурок… Треснуть бы тебе. Чокнутый…

С тенью изумления и бесяче-невинной ухмылкой Учиха наблюдал, как Узумаки похрустывает сладковатыми бусинками, бухтя под нос оскорбления. Чокнутый? А сам-то? Безрассудный омежистый камикадзе, готовый травануться и откинуть коньки ради доверия. На такую глупость решился бы только он.

***