Питер Пен

наверное, тэхен немного успокаивался лишь при осознании, что чонгуку теперь навсегда двадцать. он никогда не узнает, каково работать 5/2, каково жить у малознакомых людей, которые согласны по доброте душевной на короткий срок приютить неприкаянного. чонгук навечно остался подростком, периодически сбегающим от родителей то к тэхену, то к друзьям, то вовсе выезжающим из пусана в ближайшую деревню, чтобы побыть в одиночестве.

что случилось с чоном?

тэхен не знал. не имел права знать. родители друга, выпивающие по праздникам, на выходных бродящие по барам, а по будням просыпавшие ночные смены, напрочь отказались говорить о каких-либо подробностях смерти сына.

нет его больше.

он никогда больше не позвонит к нему в дверь, никогда не поставит чайник для кофе.

простое умозаключение, которое пришло к киму спустя несколько дней постоянных звонков на телефон чонгука. гудки отбивались о перепонки замедленным маршем, надеждой и кислым привкусом во рту.

эти гудки заставляли тэхена думать, будто чон вновь сбежал куда-то, но уже навсегда. а его родителям легче было признать смерть нежеланного ребенка.

потом звонки с грохотом врезались в «аппарат выключен или вне зоны действия сети».

тэхен с этим смириться не смог.

ему двадцать, он живет на сбережения, которые заработал летом на нелегальной работе. чонгук его попрекал за это. «начав, очень сложно закончить, тэ. ты оттуда сам не выберешься, тебя не отпустят, затянут».

но Ким завязал.

и ехал сейчас на старенькой поддержанной, кряхтящей машине в ближайшую с пусаном деревню.

может, чонгук сбежал в тэгу? или вовсе в сеул?

но тэ знал, что у чона не имелось денег на дальние поездки.

ким сбился со счета суток, которые он провел в поисках чонгука. тэхен стучал в каждый дом, всматривался в окна, лица, следы в грязи, ища те самые от объемных ботинок, прятался от дождя под деревьями и в круглосуточных продуктовых, заваривая там лапшу быстрого приготовления, запивая спрайтом, смешанным с колой — именно таков был привычный рацион чона. киму казалось, что таким образом он привлечет друга к себе, вот сейчас он войдет в скрипучий ворчащий магазин, тепло улыбнется и скажет, что наконец тэ познал всю прелесть подобной пищи.

но этого ни произошло. ни на следующий день, ни через неделю.

от чонгука тэхену ничего физического не осталось. только в воспоминаниях мелькала его яркая улыбка, добрые глаза, постоянно подмигивающие, морщинки у век, татуированные пальцы, кожанка, штаны с пятнами грязи на икрах, звук прокрущивающихся шестеренок в наручных часах, запах бананового молока, клубники, и чего-то из детства, вроде запаха пластмассовых игрушек лего или потрепанных DVD с мультсериалом про двух троллей.

вот и все, что остается от человека. даже следы, если и были, смывает дождь.

тэхен лежал у себя в машине на задних сидениях, грея металлический звенящий брелок с изображением кого-то из лиги легенд. чонгук часто засиживался в этой игре за компьютером.

— оставил ты меня. а мне-то теперь что с этим делать? — задал вопрос потолку машины тэхен.

конечно, он понимал, что чонгука больше не существует. ни в пусане, ни в окраинах, ни в одном из уголков планеты в принципе. потому что чон всегда предупреждал его о своих побегах.

а тут просто исчез. будто его и не существовало.

когда родители чонгука уехали выпивать в подвальный бар, тэхен перелез через забор в их двор, по давно испытанной схеме подобрался к окну в комнату друга. надавил на ставни, те с натугой и сожалением отворились.

в помещении было пыльно и светло. все аккуратно сложено на своих местах.

от этой картины тэхена перекосило, в сердце кольнуло, колени подогнулись, и он, словно поспевшая груша, плюхнулся на чистый пол. где-то на улице заглохла машина. водитель упрямо крутил ключ зажигания, но транспорт пыхтел, визжал и не воскрешался.

в комнате от чонгука остались только вещи. запаха не было из-за наведенной чистоты. постель заправлена, на полках одежда аккуратно сложена, все книги расставлены на стеллаже по алфавиту.

этот порядок не присущ чону. от дурно пахнущих санитарных средств тэхена чуть не стошнило.

почему они не оставили место чонгука в покое?

ким лег на кровать с свежей постелью.

и тут понял.

родители ждали своего сына. привели все в порядок для того, чтобы чонгук с радостью вошел в убранную комнату.

но он в нее больше никогда не зайдет. никогда не ляжет на кровать с старым матрасом, никогда не включит фонк, никогда не обопрется о подушки, брынча на гитаре.

подушка чона намокала из-за слез тэхена. тот забрался под одеяло, сжался в комок, как сумасшедший искал место, еще сохранившее запах человеческого тела, такого нужного и теплого.

— жить без тебя не хочу, — гулко произнес тэхен в мокрую подушку, дрожа от осознания утраты, которую не восполнить ничем.

невысказанное признание легло на постель, ким произнес его смущенно и ласково.

да, тэхен был влюблен в чонгука. только он не знал этого, пока тот не умер.

ким продрожал в одном положении до заката. обычно родители чона возвращались ближе к девяти вечера.

нужно было прощаться.

— знай, что я всегда буду тебя ждать.

слеза упала на ковер и впиталась в мягкую поверхность.

тэхен шмыгнул в окно, осторожно спрыгнув на траву.

у себя дома он сел за стол, открыв ноутбук, уверенно выводя спустя несколько лет сомнений: «факультет журналистики, пусан».

возможно, какие-то плохие события происходят в нашей жизни к лучшему.

и одно тэхен знал точно: чонгук теперь как питер пен — он замер в своем молодом возрасте и никогда не повзрослеет.