Гарольд нахмурился, рассматривая странные переплетения в воздухе — синие и красные всполохи явно говорили о том, что его собеседница была рассержена. Но самого мальчика это беспокоило мало, он привык к постоянной злости вокруг — она горчила и ощущалась, как что-то пресное, что-то бледно-холодное и тяжёлое. Взгляд карих глаз выражал такие же эмоции, что и сплетение ярких всполохов вокруг.

Странно было то, что видел это только он, и если бы он сказал об этом кому-то, его с большой вероятностью не поняли бы. Нет, всё было бы намного хуже — его бы назвали посланником из ада, возможно, самим дьяволом. У «нормальных» людей такого не было, а значит, вывод напрашивался сам собой. Гарольд был отклонением от этой самой нормы. Не то чтобы его это хоть как-то беспокоило. Он мог. Конечно же мог заставить миссис Пенстон замолчать. Он мог заставить её корчиться от боли на этом самом полу, жадно улавливая её слабые стоны и крики. Он уже сделал такое раз с одной из девочек, когда та позволила себе грубость. И тогда Гарольду просто повезло, что она умерла раньше, чем успела хоть что-нибудь рассказать.

— Гарольд! Ты слушал, о чём я говорила? — смотрительница детского приюта лишь вздохнула, покачав головой. Пожалуй она была умна, эта единственная женщина, не бросавшая ему вызов в открытую.

— Да, мэм. Ко мне пришёл посетитель, и я должен быть с ним вежлив.

— И никаких фокусов, — с нажимом добавила она.

— Несомненно, мэм. Никаких фокусов.

Гарольд опустил взгляд на сбитые носки кроссовок. Стоя в душном, пропахнувшем алкоголем и приторными духами кабинете, он гадал, кем может быть тот посетитель. В приют могли бы прийти потенциальные опекуны, кто-то из благотворительных фондов, это могли быть даже родители, которые вдруг одумались и решили забрать своё чадо. Гарольд не обманывал себя, зная, что никого из перечисленных он заинтересовать не мог. Родителей он и вовсе не знал, да и они за все тринадцать лет ни разу не проявляли к нему хоть какого-то интереса. С чего бы им и сейчас это делать?

— Молодец, — покровительственно кивнула смотрительница. — Ступай же.

Гарольд кивнул и покинул душный кабинет. Коридор утопал в лёгком полумраке, где-то вдалеке слышались голоса и звон смеха. Он чувствовал себя отрезанным от того беззаботного мира, знал, что никогда не станет его частью. Знали это и другие. Они боялись его, пусть и не показывая этого, высокомерно смотрели, дразнили и зажимали в тёмных уголках приюта. О, этих углов тут было множество, и Гарольд запомнил, наверное, уже каждый. Кулаки сжались в беззвучной злобе и обиде, его выдох потонул в шелестящем ветре, продувающем все коридоры приюта.

Он распахнул дверь и настороженно замер; тени вокруг сгустились, с тихим шорохом отступая прочь, притаившись в складках смятых простыней и в воздухе, полном скорби и детского отчаяния. Гарольд ощутил что-то новое, прежде чем вообще увидел посетителя. И это что-то его очень заинтересовало. В первое мгновение он не различил присутствие кого-то другого в этой комнате из-за яркого, слепящего света, появившегося в помещении, а лишь затем ощутил тяжесть. Но эта тяжесть отличалась от той, которую он ощущал в присутствии людей, она кардинально отличалась от прочих. Она была похожа на его собственную.

— Гарольд Уэллс, полагаю, — от одной из теней отделилась фигура, так же закутанная во всё непроглядно-чёрное, словно являлась продолжением, частью тьмы, из которой выступила. Только более насыщенная, с острыми скулами и пронизывающим насквозь взглядом. — Меня зовут Северус Снейп. Я пришёл поговорить с тобой.

Гарольд нахмурился. Он ощущал некую опасность, исходящую от незнакомца. Впрочем, сам посетитель тоже не спешил подходить ближе, замерев между теней и со слабым интересом разглядывая его.

— Кто вы? — справившись с собой, Гарольд всё же зашёл в комнату и закрыл за собой дверь. Выглядеть непринуждённо не получалось, этот человек вызывал в нём слишком смешанные чувства, возможно, даже что-то вроде страха.

— Как я и сказал, я Северус Снейп, — ответил посетитель, будто решая что-то для себя.

В следующий миг произошло то, что ввело Гарольда в ступор. Мужчина взмахнул ладонью, и маленькая комната, прежде серая, окрасилась в насыщенно яркие краски. Белые блики искусственного света падали на пожелтевшие, местами обвисшие обои и куски треснутого бетона под ними. В воздухе над головой посетителя воспарил маленький всполох света — он был так ярок, что от одного взгляда на него начинали слезиться глаза. Но Гарольд продолжал смотреть на проявление чуда. Он и сам умел творить разное, и нередко считал себя особенным. Теперь же его мир пошатнулся, при осознании одной важной мелочи. Он такой не один.

— Это магия, — просто сказал мужчина, и на его губах мелькнула усмешка. — Ты тоже можешь делать такие вещи, Гарольд. Но для этого нужна тренировка, нужно научиться контролировать её. В этом я могу помочь, — свет пропал так же быстро, как и появился, а вместе с ним в комнату вернулись серость и безликость.

Магия. Она имела вкус и даже цвет, Гарольд посмотрел повнимательнее на Снейпа, различая, как вокруг него мелкой вязью распустилась паутина, состоящая из разных ярких нитей. Впрочем, местами проступала брешь, состоящая будто из скопления чёрных дыр или чернильных клякс, выдавая лёгкую неидеальность узора. Магия этого человека имела запах горечи и дождя, она напоминала собой бунтарство и изморозь. Странная, двуликая, непонятная.

— Вы… такой же, как и я? — с легким волнением спросил мальчик и тут же напрягся.

Мужчину это, похоже, больше позабавило, и тот усмехнулся одобрительно, словно ожидал от него чего-то подобного.

— Да, Гарольд, я такой же, как и ты. На самом деле, таких много. Небольшой, закрытый под слоями иллюзий мир, — слова посетителя лились сладкой патокой. Его речи будоражили и вводили в трепет, вынуждали поверить, сердце дрогнуло. — И все юные волшебники посещают школу, где их учат колдовству. Я, к примеру, преподаю там зельеварение.

— Зельеварение? — Гарольд попробовал на вкус это незнакомое прежде слово и стрельнул настороженным, но пытливым взглядом в сторону собеседника. — Что за наука такая, зельеварение? И… школа, где она?

Ему до одури хотелось накинуться с расспросами, ведь профессор доказал, что имеет что-то общее с Гарольдом, а если он волшебник, и, если он не врёт и действительно пришёл из того самого мира, где магия так же естественна, как воздух, то он хотел узнать больше.

Мистер Снейп, ещё раз небрежно взмахнув ладонью, наколдовал себе стул. Гарольд с восхищением следил за переливами странной энергии, как она из вязкой превращается в жидкую, похожую на воздушный дым. Стул не просто появился посреди комнаты, он будто прорисовался, повинуясь магу-художнику, и Гарольд поразился, насколько точно профессору удалось передать все детали этого предмета мебели. Снейп выгнул насмешливо бровь и вальяжно уселся на импровизированный трон.

— Хогвартс не привязан к конкретным координатам, да и знай ты их, всё равно бы не смог туда попасть. Первого сентября тебя отвезёт поезд. Про зельеварение я расскажу в школе, — уголки губ профессора дрогнули. — Ты же уже умеешь… творить волшебство, не так ли?

Гарольд прошёл к соседнему стулу и присел. Тот скрипнул под тяжестью его веса, разнося по комнате неприятный звук.

— Д-да… — неуверенно пробормотал Гарольд и отвёл взгляд. — Когда я злюсь, то могу кому-то причинить боль, или когда мне что-то нужно, то вещь эта в тот же миг появляется у меня. А ещё… — он запнулся, с недоверием глядя на молчаливого слушателя. — Ещё я могу говорить со змеями, сэр.

Гарольд считал, что раз профессор тоже маг, то, должно быть, всё это не станет для него чем-то неестественным. На лице учителя не дрогнул ни один мускул, тот и правда не выказал никакого удивления.

— Так ведь могут все, да? — запнувшись, спросил Гарольд, теребя края своей бесформенной кофты.

— И да, и нет, — уклончиво пробормотал профессор. — Магия — сложная наука, Гарольд. Не всем удаётся подчинить её контролю без палочки. Да и, откровенно говоря, не все даже с палочкой могут это. Без сомнений, ты весьма талантливый молодой человек. Могу я тебя попросить кое о чём? — он склонился ближе, уперевшись локтями в колени и сцепив пальцы в замок. Его взгляд потяжелел и не выражал больше той безмятежности.

— Да?..

— Никому не рассказывай о том, что умеешь говорить со змеями. И никогда не показывай это кому бы то ни было. Это очень важно, Гарольд, — с нажимом потребовал профессор, завлекая в бездну чёрных тоннелей своих глаз.

— Почему, сэр? — Гарольд напрягся. — Вы ведь сказали, что… не все, но многие так могут. Я думал, что это…

— Это тёмный дар, мистер Уэллс, — перебил его грубо профессор. — В магическом мире тебя могут посчитать тёмным волшебником, даже несмотря на возраст. Это опасно.

Гарольд хотел было спросить, что же такого тёмного в том, что он говорит со змеями, но проглотил свои слова, когда профессор поднял ладонь, призывая его к тишине. Сжав кулаки, Гарольд опустил взгляд.

— Итак, прежде чем мы с тобой отправимся на волшебную торговую площадь, я могу дать ещё время на вопросы. Уверен, у тебя их немало, но я отвечу лишь на некоторые, выбирай с умом, — голос профессора источал всё спокойствие мира с лёгкой отстранённостью.

О чём спросить? Спросить хотелось о многом — начиная от самой магии и заканчивая теми науками, которые преподают в Хогвартсе. Но все мысли вдруг улеглись ровной стопкой, и Гарольд, сам того не планируя, задал самый волнующий вопрос:

— Вы знали моих родителей?

Наверное, это было глупо — спрашивать такие вещи.

Может, профессор не был с ними знаком, а может, фамилии Уэллс вообще не существовало там, а её ему дали тут, в приюте. Он осознал, как глупо и впустую потратил свой вопрос. Уже готовый к тому, что профессор удивлённо покачает головой, он не сразу расслышал тихое, будто это какой-то секрет, «да».

Вскинув голову, Гарольд неверяще уставился на спокойного мужчину. Сердце вдруг пустилось галопом, а горло сжало так сильно, что дышать становилось трудно. Волнение окатило его лавиной, сметая все другие мысли.

— Почему? — просто прошептал мальчик. Наверное, что-то такое было в его взгляде, что вызывало жалость или, может, сочувствие, но профессор сдался и маска холодного равнодушия на мгновение дрогнула.

Он чуть улыбнулся, протянув руку к ладони мальчика и сжал, выражая поддержку.

— Я не могу рассказать тебе всего, Гарольд. Многие тайны не принадлежат только мне, — тихо ответил он, взглядом будто прося прощения. — Но я очень хорошо знал твою мать. Она была выдающейся волшебницей. Что до отца… К сожалению, в этом я не могу тебе помочь. Лили не рассказывала мне о своей… личной жизни. Я знал, что у неё кто-то есть, но никогда его не видел.

Гарольд облизнул губы, жадно улавливая каждое слово профессора.

— Твоя мать умерла вскоре после того, как отдала тебя сюда. Я понимаю твои обиды, тебе кажется, что тебя все бросили, предали и… ты будешь прав, — хмыкнул профессор, садясь вновь прямо и складывая руки на груди. — В нашем мире в то время шла война, Гарольд. На ней гибли люди — много людей. Твоя мать совершила ошибку, за которую поплатилась. И никто не должен был знать о том, что она родила. Лишь благодаря тому, что ты здесь, ты ещё жив. Постарайся в Хогвартсе не болтать о том, что я тебе рассказал. У Лили не самая хорошая репутация.

Гарольд ощутил тяжесть в груди, будто ком в горле с гулким шумом провалился куда-то в желудок. Всё нутро сжалось, мысли заметались в хаотичном беспорядке. Хотелось так много узнать о маме…

Он часто представлял себе, какие они, родители. Ему всегда хотелось верить в то, что у родителей была какая-то очень важная миссия, из-за которой они были вынуждены оставить его в приюте. Нет, конечно, к десяти годам он наконец смирился с тем, что его бросили. Он принял эту правду. Но сейчас раскрылись новые факты — мать оставила его не потому, что ей было некуда пойти или не было денег, не потому, что она наркоманка. Она защитила его. И пусть странным способом, но спрятала подальше от глаз, подальше от той войны и отчаяния, в котором, вероятно, утопала сама. Нет, Гарольд не испытывал к ней жалости или милосердия, не искал ей каких-то глупых и сейчас уже ненужных оправданий. Но отчего же тогда так горько на душе от осознания, что она мертва? Та важная деталь огромного пазла словно отпала, и её уже не приклеишь обратно.

Об отце и думать не хотелось. Если мама была связана какой-то тайной и, наверняка, если верить рассказам профессора, принадлежала к какой-то из группировок на той фантомной войне, о которой он не знал, то отец тоже мог быть частью чего-то пугающего.

«Ты и правда хочешь знать, кто он?» — спросил насмешливый голос в голове, и Гарольд понял, что пока не готов. Вероятнее всего, тот вообще и не знал о его существовании.

— Спасибо, — тихо прошептал Гарольд и посмотрел на профессора. — Обещаю, что эту тему не затрону ни с кем.

Да и с чего бы ему вообще трепаться о себе и своей жизни с незнакомыми ему людьми? Он не испытывал никакой симпатии к людям и к обществу в целом, взрослые часто врали, говорили лишь то, что им выгодно. Даже профессор что-то утаивал. Гарольд видел это по сиреневым переплетениям, что окутали голову мужчины. Гарольд знал, когда ему врут, но говорить об этом не стал. Профессор не обманул насчёт матери и, вероятно, даже не соврал, что не знал ничего об отце. Но… что-то внутри него нашёптывало, что тот что-то недоговаривал. Очень удобно. Вроде и не соврал, но и не сказал всей правды.

И Гарольд твёрдо для себя решил, что когда будет готов к той правде, которая прячется в этих знающих обо всём глазах мужчины, он обязательно выяснит.

— У тебя есть ещё какие-нибудь вопросы? — спросил профессор.

Гарольд закусил губу и склонил голову, будто задумавшись.

— Сэр, а я могу оставить эту возможность на будущее?

Профессор Снейп понимающе хмыкнул. В глазах мужчины промелькнуло что-то вроде уважения.

Гарольд подумал, что на некоторые свои вопросы он сможет найти ответы в Хогвартсе. Раз оба его родителя из магического мира, то о них обязательно должны быть хоть какие-то сведения. Он не был уверен, что ответы найдутся легко, он даже не был уверен, что вообще найдёт хоть что-то. Можно было, конечно, потратить свой вопрос на информацию о матери — так было бы проще искать, знай он её фамилию или что-то о родственниках. Но он не стал этого делать. В конце концов, если ничего не получится, то всегда можно будет воспользоваться этим запасным вариантом.

— Ах, да, точно. Совсем забыл, — резкий голос профессора заставил мальчика вздрогнуть. Гарольд осоловело моргнул, заметив в руках мужчины конверт. — Это письмо из Хогвартса, внутри также лежит билет на поезд.

Дрожащей рукой Гарольд перевернул конверт и увидел, что он запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом. На гербе были изображены лев, орёл, барсук и змея, в середине — большая буква Х, а ниже, мелким витиеватым почерком, были выведены его имя и адрес. Открыв конверт, Гарольд пробежался взглядом по строкам. Это действительно было письмо, в котором директор Альбус Дамблдор утверждал, что он зачислен в школу Чародейства и волшебства «Хогвартс», и его ждут первого сентября. Ниже был список тех вещей, что Гарольду нужно было купить, и его лёгкие снова сжались от неприятного и душащего осознания. Самого важного.

— Но, профессор, сэр, у меня нет… денег, — он сам поразился, насколько его голос был глух и жалок.

— Об этом не беспокойся, Гарольд. У нас существует фонд для таких, как ты, студентов-сирот. Но тебе повезло в том, что перед своей… смертью, твоя мама оставила денег на твоё имя и попросила позаботиться, чтобы ты не нуждался ни в чём, хотя бы ближайшие несколько лет.

Профессор выудил откуда-то из складок своей чёрной бесформенной мантии небольшой мешочек.

— В Магическом мире у нас другие деньги и, соответственно, здесь ты не сможешь на них ничего купить, а магглы, коснувшись этих денег, будут прокляты, — он так же положил мешочек рядом с ошарашенным и готовым уже возмутиться мальчиком. — Предвидя твоё возмущение по поводу того, что стоило отдать их тебе раньше, то — нет. Это деньги, оставленные твоей матерью для учёбы. Как только ты достаточно подрастёшь и станешь более ответственным, я с радостью отдам всё, что Лили оставила тебе. Но пока, если ты не возражаешь, оставлю у себя. Мне они ни к чему, я достаточно обеспечен, чтобы при желании выкупить хоть три приюта, подобных этому.

Гарольд поник. У него были деньги, которые он мог бы потратить на что-то важное и полезное. Наверняка магический мир был полон загадок и разнообразной информации. Это были его деньги. И профессор не имел никакого права держать их у себя!

Но ещё больше его охватила обида на этого человека. Он был богат, он знал его мать, и знал, что Гарольд живёт тут! Почему он просто не мог забрать его к себе? Защитить? Хотя бы навещать? Внутри колючими отростками проросла горечь.

О том, что этот человек ему ничем не обязан, Гарольд предпочитал не думать. Его просто колотило от самого осознания, что Снейп знал о его положении и никак не помог за эти тринадцать лет!

— И как мы попадём на ту волшебную торговую площадь? — спросил Гарольд, отгоняя от себя неприятные мысли. Он позже подумает над местью, когда освоится в новом для него мире.

— Нам придётся аппарировать, — профессор встал и посмотрел на сидящего и растерянного мальчика сверху вниз. Вдохнув, он объяснил: — Аппарация — это способ мгновенного перемещения в пространстве. Из одного места в другое, на большое расстояние. На пятом курсе ты сможешь этому научиться. Хватайся за мою руку.

Мальчик всё ещё не до конца разобрался, как относиться к профессору, насколько ему можно доверять. Но выбора не было — он либо идёт с профессором, который вызывал лишь множество вопросов, либо отказывается, и ему тогда придётся искать дорогу до Косого переулка самому. Заметив насмешливый взгляд чёрных глаз, Гарольд с силой схватился за руку профессора, и в следующий миг всё перед глазами закрутилось, а внутренности будто сжало в болезненный ком.