— Глядя на тебя и Миуру, я начинаю думать, что все женщины глупые.
Гокудера взъерошивает волосы и со вздохом смотрит, как Хром неловко вытирает рукавом блузки муку с лица. Он морщится, думает, что Хром нарочно при полном параде лазила во встроенный трёхкамерный холодильник и валялась там в содержимом. И это так… глупо, что у него нет слов, чтобы выразить негодование. Как будто ему мало забот со всей Вонголой в целом и её особо яркими представителями в частности. А тут ещё и она.
Хром краснеет, шмыгает носом. Она старается закрыть спиной тумбочку, на которой виднеется что-то непонятное, и поначалу Гокудера думает, что это скашеваренный в домашних условиях динамит. Затем он приглядывается и понимает, что будущая взрывчатка — это комок из неизвестных ингредиентов.
— Простите, — почти шепчет Хром, опустив взгляд на свой испорченный костюм. Заметив, в каком непотребном виде он находится, она хмурится и ещё тише произносит: — Ой…
— Вот тебе и «ой», — фыркает Гокудера.
Он хмурится, думает, что надо отвести Хром в комнату, чтобы та переоделась и умылась, а ещё — попросить прибраться тут. Но желание высказаться красочными эпитетами сложно перебороть. Поэтому он ещё раз проводит рукой по волосам и глухо рычит:
— Ты зачем вообще полезла на кухню? Делать нехер?! В следующий раз говори мне — я тебе враз столько поручений надаю, что потом не рада будешь! — Раздражение добирается до отметки «пиздец», и Хром своим виноватым видом только усиливает его. — Ну что ты вылупилась на меня? Двинься, сейчас я домработницу позову.
Он собирается немедленно выйти, чтобы эта балда поняла, насколько сильно его разозлила, даже почти отворачивается, мысленно выдавая поручение Мисси. Однако сделать это ему мешает Хром. Она дёргает Гокудеру за рукав пиджака и, поджав губы, решительно смотрит в его глаза.
— Я сама, — тихо говорит она.
Гокудера замирает от неожиданности. В её голосе непривычно много твёрдости — столько, что он почти забывает о злости. Но затем он приходит в себя, кривится и делает шаг, чтобы получше разглядеть, что же там, за её спиной, прячется такое ужасное. Ему нужно оценить потери — вдруг всё не так уж страшно.
Хром снова тщетно пытается спрятать свой «шедевр», но Гокудера выше, так что ему достаточно заглянуть поверх её плеча. Большая миска вымазана чем-то мутно-жёлтым, похожим на полужидкое тесто с большими кусками муки, тут и там торчат ложки, и венчает это безобразие напрочь утопленный в этом месиве миксер. Взгляд соскальзывает к раковине, забитой чашками, мисками и плошками; стена и навесные шкафчики по правую сторону заляпаны бордовым джемом; дорогущая керамическая плита, изредка подающая сигналы, что её неплохо бы помыть, покрыта крупными подсыхающими пятнами.
В целом, думает Гокудера, не так уж фатально. Но как, вашу мать, это всё могла сотворить тощая девчонка, которую половник перевешивает?!
— Это должен был быть торт, — покраснев, выдавливает Хром. — Я хотела… то есть… босс возвращается скоро из командировки, поэтому…
— Ты решила испечь ему торт? — изумляется Гокудера. — А нахрена? Ну то есть раньше ведь ни разу не пекла, когда Десятый уезжал по делам.
«И мне — тоже», — с непонятной смесью обиды и зависти додумывает он.
Хром внезапно улыбается так легко и непринуждённо, словно он отступил от зарытой в песке мины. Гокудера мгновенно напрягается.
— Это в качестве извинений. — Она оглядывается на беспорядок и сокрушённо вздыхает.
— Извинений? — Гокудера готов поклясться, что она что-то недоговаривает. Ох уж эти иллюзионисты, хлебом не корми — дай напустить таинственности даже на такое заурядное занятие, как готовка. — За что?
— Секрет. — Хром кидает взгляд на приподнявшего бровь Гокудеру, затем пытается проскользнуть мимо. — Извините, я схожу за тряпкой…
Гокудера успевает пару раз моргнуть, прежде чем понимает, что его обводят вокруг пальца. Скрипнув зубами, он поворачивается и хватает беглянку за предплечье.
— Стоять! — Он решительно сжимает губы и наклоняется к лицу Хром. Эта девчонка может запросто ускользнуть в иллюзию — надо быть начеку. — Сдаётся мне, что дело тут не в том и не о том. Во-первых, я никогда не поверю, что ты можешь хоть кого-то обидеть; во-вторых, я никогда не поверю, что Десятый способен обижаться! Он даже тупой корове всё прощает, хотя на его месте я бы паршивцу шею свернул!
Хром вздрагивает, испуганно косится на большой хлебный шкаф в углу кухни, после чего бледнеет и пытается вывернуть руку из захвата.
— Это… я… — бормочет она. — Я поступила некрасиво с боссом, поэтому…
— Ой, не ври! У Мукуро и то лучше получается лапшу на уши вешать, — удовлетворённо усмехается Гокудера. Он поудобнее перехватывает руку Хром. — Учти, узнаю, что кто-то действительно обидел Десятого, — ноги вырву и скажу, что так и было. Так что давай не будем тут… — Но кто же знал, что он наступит на растёкшийся по полу сгусток джема. — Ай, блять!
Когда в ушах перестаёт звенеть, а хоровод цветных кругов перед глазами тускнеет, Гокудера думает, что тумбочка охренительно твёрдая. Второй мыслью, столь же ясной, сколь и нерадостной, приходит, что голова теперь будет гудеть ещё минимум дня три. Вместе с третьей мыслью в сознание стучится твёрдое решение: «Надо открыть глаза. Ра-а-аз, два-а-а…». На счёт «три» в ушах раздаётся взволнованный голос Хром. Гокудера первую секунду недоумевает — что она делает внутри его головы. Лишь затем, когда боль чуточку притупляется, до него доходит, что звук идёт извне.
— Гокудера-сан? — зовёт Хром и, кажется, всерьёз беспокоится. — Гокудера-сан, вы живы?
Страшно хочется съязвить, но Гокудера быстро отказывается от этой идеи. Куда важнее подняться, поднять упавшее чувство собственного достоинства, отряхнуть от джема гордость и удалиться с высоко поднятой головой. И в процессе желательно не сильно кривиться от боли.
Гокудера со всей осторожностью приподнимается на локтях, стискивая зубы, и открывает сначала один глаз, затем — второй. Первым делом он видит бледное лицо Хром, которая сидит на коленях рядом в весьма занятной позе — она вроде как тянется, чтобы прикоснуться к шишке, но в то же время робеет и не решается.
«Правильно, — думает Гокудера, — а то так и руку можно сломать». Он морщится от новой вспышки боли, сверлит взглядом косяк входной двери, пытаясь понять, что именно его так переполошило. На краю сознания мелькает мысль, что от хлебного шкафа к выходу только что метнулась кучерявая шевелюра тупой коровы, он даже почти подскакивает, чтобы ринуться следом и оторвать паршивцу рога вместе с мозгами. Однако резво подняться на ноги мешает даже не боль, а предмет, крепко зажатый в кулаке. Гокудера опускает взгляд, и желание убить гада моментально выветривается. Потому что предметом оказывается перепачканная в джеме и тесте женская блузка сомнительно-лилового цвета. Видимо, при падении он ухватился за первое, что попалось под руки. И лучше бы ему попалась голова Ламбо.
Теперь, думает Гокудера, самое время жутко покраснеть или хотя бы извиниться ради приличия. Он даже рот открывает, чтобы выпалить хмурое «прости», но Хром не даёт этого сделать. Она придвигается, наклоняется к его лицу и осторожно касается прохладными пальцами самого болючего места — того самого, которым Гокудера приложился о тумбочку.
— Вы в порядке? — спрашивает она, не обращая внимания ни на свой вид, ни на весьма пикантную ситуацию. Кажется, она действительно обеспокоена его состоянием.
Гокудера шипит, кривится, но не отворачивается и не отталкивает её. В конце концов, он сам виноват. Можно было сразу догадаться, что к хаосу приложил копыта Ламбо — другие Хранители не столь разрушительны в желании сделать что-то полезное. Ну… не всегда, во всяком случае. Только тупая корова до сих пор не может вырасти из пелёнок и начать вести себя по-мужски — всё тянет спрятаться за женскую юбку.
Гокудера медленно, стараясь не кряхтеть, поднимается на ноги и бегло оглядывает себя. Ущерб теперь вдвое больше, он едва не стонет: пиджак, пошитый на заказ, теперь может спасти только химчистка и парочка «матерь божья!» Мисси, которая очень быстро его туда понесёт. А ведь Гокудера хотел встретить Десятого с иголочки, чтобы тот понял, как не прогадал с назначением его на роль исполняющего обязанности.
— Я схожу за тряпкой, — вклинивается в мысленные стенания голос Хром.
Гокудера глупо моргает, глядя, как та разворачивается, медленно осознаёт, что кладовая находится в конце коридора, по которому постоянно носятся Хранители и прочие члены семьи, так что хрупкая симпатичная девушка в подобном… неглиже станет красной тряпкой.
— Стой! — Опережая мысли, Гокудера снова хватает Хром за руку и осекается, глядя на простенький белый лифчик с крохотными розовыми цветочками. И правда красная тряпка. Даже для такого прожжённого трудоголика, как он.
«Нельзя её в таком виде отпускать», — думает Гокудера и целое мгновение тратит на то, чтобы прикинуть — как лучше укрыть глупую женщину от голодных взглядов мужчин. Его пиджак безобразно испорчен, её пиджак вообще в неизвестном месте. Бежать в её комнату за сменной одеждой — слишком долго.
Выходит, остаётся только одно…
Гокудера тяжко вздыхает и поднимает руку. Подцепив пальцем узел галстука, он парой сбивчивых движений ослабляет его и практически срывает с шеи, раздражённо думая, что первый и последний раз выручает эту спасительницу кретинов. Если бы она не играла в мамочку, покрывая тупую корову, наверняка избежала бы подобного. Теперь её одежда выглядит так, словно её сначала хотели утопить в жидком тесте, а теперь пытаются изнасиловать. И юбка до самого бедра разорвана.
Чёрт!
— Гокудера-сан, — невнятно произносит Хром и краснеет, когда тот торопливо расстёгивает блестящие пуговицы, — не надо, правда…
Однако Гокудера едва ли слушает её, занятый складыванием в уме хитрой формулы для коробочек. Лучше так, чем пялиться на её лифчик и едва заметную родинку на правой груди.
— Вот, — он быстро накидывает на плечи Хром рубашку и хмурится, пряча взявшееся из ниоткуда смущение, — потом вернёшь. — Просовывая её руки в рукава, он воображает себя воспитателем в детском саду, отстранённо замечает, что манжет тоже выпачкан в джеме, и, подавив вздох, подытоживает: — Но сначала постираешь.
Когда Гокудера тянется к воротнику, чтобы застегнуть рубашку, смутно знакомый голос за спиной становится чем-то вроде ушата ледяной воды.
— Гокудера-кун!
Гокудера медленно поворачивается, видит в дверном проёме застывшего истуканом Тсуну. Тот, нелепо моргая, пытаясь улыбнуться, но лишь молча распахивает рот.
Испугаться Гокудере не позволяет появившийся словно из воздуха Ямамото. Тот, моментально оценив обстановку, хватает обескураженного Тсуну за плечи и выталкивает того из кухни со словами: «Ты ошибся дверью и я заодно, так что давай думать, что это была галлюцинация». Когда на кухне вновь становится пусто, Гокудере хочется нервно хохотнуть.
— Ой… — слышит он и смотрит на побледневшую Хром.
— Вот тебе и «ой», — бормочет он и стягивает рубашку, стараясь запахнуть её поплотнее.
Нужен отдых. Маленький отпуск, возможно.
— Босс неправильно поймёт. — Хром порывается уйти, чтобы, видимо, догнать Десятого и объясниться, но Гокудера лишь крепче стискивает ткань, мешая ей улизнуть. — Гокудера-сан?
Нет, лучше большой отпуск. Следует отвлечься. И, по возможности, не одному, так как количество и градус не самых приличных мыслей даже Гокудеру приводят в замешательство.
— Мне всё равно, — чётко, чеканя каждое слово, выговаривает он, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. В первую очередь — для него самого.
Затем он разворачивается и покидает кухню, небрежно перекинув пиджак через плечо. Лишь когда недоумённый взгляд Хром перестаёт сверлить его спину, Гокудера останавливается, упирается лбом в стену, чувствуя ноющую боль от удара, и позволяет себе взволнованно выдохнуть. Чёрт побери, как же давно ему не приходилось держать лицо при том, как сильно он волновался, пока застёгивал пуговицы своей же рубашки, надетой на женское тело.
«Ладно, — думает Гокудера, — будем честными — на привлекательное женское тело».
И вздыхает, поняв, что себе врать труднее всего.
— Нет! — вслух произносит Гокудера, осознав, что вновь думает не о том, о чём следовало бы. — Вот сразу нет! Правой руке босса нельзя думать о подобном!
— Правильно, — ехидно говорит кто-то сбоку, — рукам вообще думать не полагается.
Гокудера готов поклясться, что если сейчас никого не убьёт и даже не покалечит, у него есть полное право требовать себе невероятно огромный отпуск. Иначе быть беде.
— А у меня как раз к тебе разговор, тупая ты корова.
Справившись с собой, Гокудера разворачивается к несколько побледневшему наследнику семьи Бовино и перекидывает перепачканный пиджак с одного плеча на другое. Он думает, что минут десять назад без лишних разговоров отвинтил бы кучерявую башку, однако сейчас… Видимо, что-то всё-таки произошло. Наверное, удар о тумбочку так подействовал — не иначе. Во всяком случае, за кухню Гокудера его точно убивать не станет. Однако за что именно Ламбо хотел просить прощения у Десятого узнать всё же стоит. Вдруг Хром не обманула и кто-то босса всё-таки обидел.
Плюс ко всему, кто-то же должен оплатить химчистку, верно?