Она обещает взять на себя вину — и за Нацу, этого дуралея, и за остальных, и за Дже-

нет.

Ей не впервой превращать себя в живой щит между товарищами и теми, другими. С обезличенными лицами и белыми мантиями, из-под которых кровь течет. Раньше был Зигрейн — Зигрейн и его мерзкий шепот, его руки на ее груди, его губы на ее губах. Грубые и соленые от ее слез. Но по крайней мере гильдия стояла. Благодаря или вопреки всему этому — уже и неважно.

У Совета теперь новое обмундирование. Их кресты будут сниться Эльзе в тех кошмарах, что идут с воскресенья на понедельник, потому что с четверга на пятницу ей снится Райская Башня. Восемь лет уже — совсем без исключений.

Зигрейн теперь — вон он, уходит в истрепанном плаще. Мимолетное воспоминание, обрывок неслучившегося — Джерар весь из таких состоит.

А гильдия осталась.

И ответственность за нее тоже.