— Мне кажется, Чонгук всё ещё немного стесняется, — говорит Чимин, отпивая вино из бокала.

      — А мне кажется, что тебя все стесняются, — парирует Юнги.

      Они пересматривают свои самые последние выступления на экране телевизора за парой бутылок вина: критикуют, восхищаются, думают, что можно было сделать лучше, а где наоборот — вышло слишком хорошо.

      У Чонгука выражение лица неоднозначное, мол, да, Чимин, не бери слишком много на себя. Но когда он бросает взгляд на сидящего чуть впереди себя Тэхёна, он думает, что, может быть, он действительно немного стесняется.

      Чонгук снова смотрит на экран, где во время одного из выступлений, почти в самом его начале, Тэхён немного, совсем чуть-чуть — но это чуть-чуть оказывается критичным — не рассчитывает ширину своего шага. И когда в конце песни он выпрямляется, их лица оказываются слишком близко друг к другу. Тэхён как ни в чём не бывало улыбается своей фирменной, расслабленной, обворожительной улыбкой. И если такое происходит в середине или конце выступления, Чонгук просто не может на это отвлечься: дышится тяжело, он чувствует усталость сильнее, чем что-либо ещё. Но сейчас, точнее, тогда — он теряется всего на долю секунды, и эта доля секунды стоит ему потери пространственной ориентации и времени — он чуть позже вступает в следующую песню, и Намджун хмуро смотрит на него.

      Тэхён поворачивается к Чонгуку и игриво-вопросительно приподнимает брови в каком-то одному ему известном вопросе. Чонгук пожимает плечами, а затем привычно устраивается лбом между лопаток старшего. Он уже немного пьян, и его начинает клонить в сон; ребята продолжают что-то шумно обсуждать, спорить — Чонгук пропускает всё мимо ушей и возвращается только тогда, когда Тэхён зовёт его сесть поближе.

      Чонгук непонимающе оглядывается, но всё же придвигается, располагаясь сбоку, и тёплая ладонь Тэхёна тут же устраивается на его бедре — длинные пальцы приятно сжимают усталые после тренировки мышцы.

      — Думаю, Чимину, как самому не стеснительному, — подтрунивает Юнги, — стоит быть, так скажем, индикатором.

      — Мне не сложно, — Чимин по-актёрски вскидывает подбородок. — Я даже в лице не изменюсь.

      — Это просто ужасная идея, — бурчит Намджун, зарываясь лицом в ладони.

      — Делаем ставки, кто победит, — почти кричит Хосок. Кажется, он выпил больше всех.

      — Что происходит? — шёпотом спрашивает Чонгук на ухо Тэхёна.

      — Сейчас увидишь, — он хитро улыбается и кивает на Чимина, который нечёткой походкой идёт с кухни с подозрительно знакомой коробочкой в руках.

      Он достаёт палочку пеперо, и у Чонгука, наверное, всё должно в голове сложиться, но не складывается; он лишь накрывает руку Тэхёна своей и чуть сжимает её, пока он оживлённо спорит с Намджуном, что тот обязан показать своё мастерство.

      Чимин поддерживает это настроение:

      — С тебя и начнём. Выигрывает тот, кто сможет оставить на пару со мной самый короткий кусочек, — он берёт палочку в рот, держит её зубами, оставляя губы соблазнительно приоткрытыми. — Или не оставит вообще.

      Намджун ожидаемо справляется не очень: он откусывает где-то чуть дальше половины, но и это уже неплохо. Чонгуку это кажется забавным ровно до тех пор, пока он не видит, как близко Хосок подбирается к губам Чимина своими. Он инстинктивно резко поворачивает голову на Тэхёна, который смеётся над лицом Джина, потому что тот следующий и очевидно переживает.

      — Тэхён, — тихо зовёт Чонгук. В груди неприятно завязывается густая и липкая тревога, Тэхён не слышит, а Чонгук понимает, что после Джина будет Юнги, а потом и они. Он прижимается грудью к плечу Тэхёна и зовёт его снова: — Хён.

      — Да? — Тэхён поворачивает голову медленно, позволяя Чонгуку успеть немного отодвинуться.

      — Я, — он поджимает губы, не зная, как лучше сказать. — Можно тебя попросить кое о чём? — сердце начинает стучать гулко и неприятно, где-то ниже солнечного сплетения.

      — О чём? — такое серьёзное и взволнованное лицо Чонгука заставляет Тэхёна насторожиться.

      — Мог бы ты, — Чонгук проглатывает подступивший комок неловкости и чуть понижает голос, чтобы его не было слышно сидящему рядом Юнги, — не участвовать, пожалуйста?

      Тэхён привычно в лице не меняется, на секунду его глаза чуть щурятся: хитро, будто с пониманием, но Чонгук не уверен — может быть, ему только кажется.

      — В чём дело?

      Чимин уже рядом с Юнги, и следующий будет Чонгук, у него мало времени, и он готов сейчас на всё, лишь бы после него не играл Тэхён.

      — Я потом тебе скажу, ладно? Только не надо.

      Тэхёна эта мольба забавляет и в то же время привлекает. Он пожимает плечами. Не то чтобы он многое терял от этого.

      — Хорошо.

      Чонгук выдыхает и когда наконец-то отрывает взгляд от Тэхёна, перед ним на коленях уже стоит Чимин с зажатой пеперо между губ. Зрелище, честно сказать, отличное — и Чонгук уж точно не хотел бы, чтобы Тэхён видел его перед собой.

      Он аккуратно берёт другой конец соломинки в рот и начинает медленно продвигаться по ней, подаваясь вперёд, чувствуя на себе пристальный взгляд Тэхёна, который незаметно меняет их ладони местами — теперь его ладонь сверху, и Чонгуку это придаёт уверенности. Он уже совсем близко к пухлым губам Чимина, видит в его глазах озорной огонёк, чувствует тёплое дыхание и запах алкоголя — как вот его руку слегка сжимают, Чонгук не понимает, как это срабатывает, но он тут же откусывает палочку и отстраняется. Щёки наливаются румянцем, когда Тэхён едва слышно произносит:

      — Молодец.

      Все остальные уже готовы признать Чонгука победителем, но остаётся последний претендент.

      — Нет, — отрезает Тэхён, когда Чимин уже готов встать на колени перед ним. — Я пас.

      — Но-но-но, — взрывается Намджун, — ты заставил меня участвовать, а сам сливаешься?

      — Все и так знают, что у меня нет стыда, — Тэхён нагло улыбается. — Я действительно пас. Прости, Чиминни. Придётся тебе взять свои слова назад, — он кивает на Чонгука, который старается не улыбаться.

      — Это нечестно, потому что ты не участвовал, — настаивает Чимин.

      — Тебе достаточно участников, чтобы сравнить, не так ли?

      — Ла-адно, это нечестно, но, Чонгук, — Чимин смотрит на него. — Я был не прав. Прости.

      — Вы воспринимаете это слишком серьёзно, — отмахивается Чонгук.

      Тэхён поворачивается к нему с усмешкой в глазах, мол, это они воспринимают всё слишком серьёзно?

      Он отпускает его руку и уходит на кухню к Юнги, где долго говорит с ним и выпивает. Чонгук комфортно усаживается рядом с Джином, привыкнув находить в нём поддержку каждый раз, когда на душе неспокойно. На душе неспокойно уже давно, но он старается не частить, чтобы не вызывать подозрений.

      — Это ты попросил его отказаться? — шёпотом спрашивает Хосок, который сидит по другой его бок.

      — С чего ты взял? — Чонгук нервно ведёт бровью.

      Он как подросток боится быть застуканным.

      — Показалось.

      — Действительно, показалось. Я не знаю, почему он отказался, — Чонгук звучит отстранённым и уверенным.

      Хосока этот ответ устраивает, так что он кивает и погружается в дискуссию с Намджуном.  

      Остаток вечера Чонгук сидит подле Джина и по большей части молчит, только пьёт вино и часто, украдкой поглядывает на Тэхёна, в особенности на его губы; в особенности, когда они блестят от алкоголя.

      Он не знает, сколько уже времени прошло с тех пор, когда он впервые заметил это: тонкое неуловимое чувство внутри себя, которое он так долго не мог определить, на какую полочку чувств положить; а потом оказалось, что ему нужна совсем другая, новая, отдельная полочка. Чонгук её бережно приколотил, чувство туда положил, надеясь, что оно там и останется.

      Но чувство оказалось неугомонным — с полочки сползало, ворошило все другие, спокойно занимающие свои места и Чонгука не тревожащие. И как бы он это чувство успокоить ни пытался, оно только больше наводило смуту в его безупречном порядке эмоций.

      И он понятия не имел, что сегодня ответит Тэхёну на вопрос о том, что это была за странная просьба, потому что хоть полочку он чувству отдельную и сделал — а табличку с названием так и не прибил.

      Может быть, в этом и заключалась суть беспокойства этого безымянного чувства. Суть беспокойства Чонгука. Хотя он, безусловно, догадывался, что это — но то ли сам для себя его обозначить боялся, то ли хотел как-нибудь проверить: точно ли это то самое. Но как проверить, понятия не имел.

      Когда ноги становятся совсем ватными, Чонгук плетётся с бутылкой минералки в свою комнату. Выпивает сразу половину, принимает холодный душ и чувствует себя по большей части трезвым. Он одевается и выключает свет. В комнате повисает приятный полумрак: сегодня полнолуние и яркие звёзды.

      Почти неслышно открывается дверь, в комнату входит Тэхён, и Чонгук на мгновение замирает. Он надеялся, что хён либо забудет про него вообще, либо, по крайней мере, подождёт до завтра, а завтра всё равно забудет, потому что много выпил. Однако Тэхён тоже выглядит довольно трезвым. Он останавливается напротив Чонгука, теснит его к комоду, Чонгук кладёт руки на край холодной поверхности и смотрит прямо в его глаза — в темноте комнаты они заставляют трепетать, пробираясь под кожу и вселяя страх вместе с благоговением.

      — Ты хотел мне что-то сказать.

      — Да? — невинно вопрошает Чонгук. От волнения его голос слишком высокий.

      — Да, — строго отвечает Тэхён, и строгость его совсем не вяжется с аккуратным перебиранием влажных прядей чонгуковых волос.

      — Да, — в третьей тональности выдыхает Чонгук. Он всё ещё не знает, что сказать. Ему спирает дыхание, когда Тэхён делает ещё один шаг на встречу и их бёдра касаются.

      — Тебе помочь?

      У Тэхёна лицо непроницаемое, в своём безупречном спокойствии и невозмутимости просто идеально красивое. Так и хочется костяшками пальцев обвести каждый изгиб, а потом поцеловать — робко так, просяще. Да, Чонгуку надо помочь.

      — А ты можешь? — между их лицами сантиметров десять, Чонгук говорит тихо, от этого голос становится чуть ниже и надрывные нотки исчезают. Он перебирает руками за спиной, наконец вспоминает, что уже не мальчик, а вполне уверенный в себе парень. Почти мужчина.

       Тэхён кивает:

       — Конечно, могу.

      Голос у него глубокий, низкий, пьянящий. Тепло его разгорячённого от алкоголя тела едва достигает Чонгука, но даже от этого он начинает чувствовать возбуждение, и это пугает, потому что деваться некуда: он уверен, что Тэхён словно тень последует за ним в каждый уголок этой комнаты и не даст увеличить расстояние между ними.

      — Дело в том, что… — Чонгуку кажется, он знает, что сказать, но связки будто сами блокируется, и он замолкает.

      — В этом? — из-за спины Тэхён выуживает палочку пеперо. — Не хотел, чтобы я играл с Чимином? — Чонгук медленно кивает, пытаясь за эти секунды в паузах голоса Тэхёна понять, к чему приведут его ответы. — Хотел, чтобы я играл с тобой? — у Чонгука потеют ладони. У Тэхёна глаза становятся ещё темнее, а взгляд не оторвать: тело сводит словно от гипноза. Он кивает ещё раз. — Только с тобой? Ответь мне. Вслух.

      — Да, хён, — у Чонгука голос дрожит, как бы он не пытался взять себя в руки. — Только со мной.

      Уголки губ Тэхёна приподнимаются в улыбке, и Чонгук чувствует себя как антилопа за секунду до того, как гепард схватит её за шею. Дышать вообще перестаёт.

      — Тогда давай поиграем.

      Он кладёт палочку себе в рот и приглашающе кивает Чонгуку. Тот холодными губами обхватывает другой край, вдыхает и едва подаётся вперёд. И чувствует, что если сделает ещё шаг — они столкнутся, и ему будет очень неловко.

      А Тэхён чувствует себя уверенно, раз за разом, по чуть-чуть, с хрустом откусывает от соломинки; у Чонгука в ушах это отдаётся оглушительным звоном. Лицо Тэхёна всё ближе, и когда их губы едва не касаются, он вынимает пальцами крошечный кусочек влажного печенья и замирает.

      Чонгука бьёт мелкая дрожь, ему отчего-то ужасно холодно; он отпускает комод и хватает Тэхёна за футболку на груди. От этого тот чуть наклоняется, их губы встречаются, и Чонгука обжигает.

      За секунду Тэхён усаживает его поверх комода. Лопатками придавливает к стене, крепко держа за ноги под коленями. У Чонгука с губ срывается удивлённый выдох, и хён тут же целует приоткрытые губы. Сердце начинает биться так сильно, что в ушах отдаётся. Горячие губы Тэхёна действительно хищные, яростные; поцелуй увлекает и обезоруживает и без того открытого Чонгука — он хочет позволить делать с собой всё, что угодно. И Тэхён это чувствует. 

      У Чонгука в голове всё плывёт, и морально он на грани слияния с этой бурей напротив, а у Тэхёна забрало падает и контролировать он себя уже не может — буря его вторгается и разрушает, он властно целует потеплевшие губы, руки перемещает Чонгуку на ягодицы и тянет до упора к себе; тот от неожиданности негромко, почти протестующе стонет. Тэхён кусает его нижнюю губу слишком сильно, понимает это и мягко зацеловывает, пока ему сводит челюсть от напряжения. Он резко опускает голову вниз, упираясь ладонями в комод, и скребёт ногтями глянец.

      — Тэхён, — Чонгук нетерпеливо ёрзает, ему пока смелости не хватает сказать что-то кроме имени.

      — Дай мне остыть.

      И тут-то Чонгук понимает, что Тэхён стоит перед ним, склонив голову вниз, шумно дышит, натянутый от напряжения как струна, и причиной тому был Чонгук, сидящий перед ним, прижатый Тэхёном вплотную собственноручно. И он тоже чувствует власть. Облизывает припухшие губы, кладёт руки на спину Тэхёну и сладко тянет:

      — Хён, продолжай, пожалуйста. Ты так нужен мне сейчас, — и снова ёрзает рядом с его пахом.

      Тот поднимает яростный взгляд, отчего Чонгук в восхищении замирает: он впервые видит Тэхёна таким, и ему это определённо нравится.

      — Дай мне взять себя в руки, — говорит Тэхён, и голос его переливается сталью в ночной тишине.

      — Я не хочу, чтобы ты брал себя в руки, — Чонгук медленно проводит языком по нижней губе и скользит руками по груди Тэхёна до ремня на его штанах.

      — Поверь мне, хочешь, — Тэхён одной рукой сжимает его бедро до боли, но Чонгук только улыбается и немного закатывает глаза.

      — Трахни меня, — он говорит это полустоном, намеренно провоцируя.

      — Ты, блять, — Тэхён буквально рычит, сжимает челюсть и толкает комод ногами, отчего тот громко бьётся о стену. — Не проси о том, о чём пожалеешь.

      — Как я могу пожалеть о том, что хён возьмёт меня? — Чонгук наклоняет голову чуть в сторону, его волосы рассыпаются, он видит, что ещё чуть-чуть, и Тэхён возьмёт его за горло, лишь бы он замолчал. — Ты же возьмёшь меня, хён?

      Чонгук не ошибается. Тэхён берёт его за горло, но не грубо, не больно, он чуть сжимает пальцы и ведёт от ключиц к челюсти, перекрывая воздух совсем немного. Затем намертво хватает за подбородок и, подталкивая другой рукой в затылок, ставит на колени.

      Снизу Тэхён выглядит ещё более властным, и Чонгук готов на всё, лишь бы этой ночью в этой силе раствориться. Он кладёт руки ему на бёдра и высовывает язык, кончиком доставая до большого пальца возле уголка рта.

      — Откуда в тебе это? — в голосе Тэхёна слышатся нотки недовольства.

      — Я смотрю много порно, — Чонгук невинно улыбается.

      — Практикуешься? — Тэхён сжимает пальцы сильнее, Чонгуку становится больно, и он приоткрывает рот, чтобы снизить давление.

      — Только с игрушками, — выходит немного невнятно, но Тэхён понимает, кивает, и подтягивает его ближе к себе.

      Чонгук, чувствуя под тканью джинс возбуждение Тэхёна, перестаёт стесняться совсем, потому что причиной тому был он, и Тэхёну не плевать, трахался ли с кем-то его макне, и это лестью греет его эгоистичную душу.

      Он стягивает с него одежду, и Тэхён перемещает руку с челюсти Чонгука на его затылок, зарываясь пальцами в волосы. Чонгук обхватывает губами влажную головку и с вибрацией стонет, плавно скользя ртом и горлом по всей длине. Это даётся сложно, поэтому он хочет вернуться в прежнее положение, но рука Тэхёна давит на затылок, и Чонгук замирает, слыша глубокий стон сверху. Ему хочется сжать ноги, но он инстинктивно сжимает горло, и Тэхён отпускает его, позволяя вдохнуть.

      Чонгук открывает рот, оставляя головку лежать у себя на языке, и поднимает взгляд на Тэхёна.

      — Продолжай, — он слегка подталкивает его.

      И Чонгук послушно работает ртом — ритм с непривычки немного рваный, и он помогает себе рукой. Не так просто, но ему нравится соль и горечь на языке, нравится мысль о том, что он стоит перед Тэхёном на коленях, и что где-то внизу веселятся ребята. Он ловит каждый доносящийся сверху стон, и это пронизывает возбуждением, кажется, каждую клетку тела. Чонгук такое испытывает впервые, ему нестерпимо хочется внимания к себе, и хён, будто чувствуя это, тянет за волосы, отстраняя, поднимая и подталкивая теперь уже к кровати.

      Лёгкая волна смущения берётся словно из ниоткуда, когда Тэхён раздевает Чонгука, попутно влажно целуя шею, грудь, пресс и внутреннюю сторону бёдер — в местечке чуть выше колена он задерживается, прикусывает, потому что замечает, как Чонгук начинает дрожать.

      Тэхёна эта чувствительность умиротворяет, он оставляет пару засосов и возвращается к его шее, где лишнего себе не позволяет: целует, слегка прикусывает, пытаясь расслабить напряжённого под собой Чонгука. Тот, до сих пор упиравшийся локтями в кровать, с выдохом падает на спину. Сдаётся. И Тэхён накрывает его полностью. Чувствуя голое тело на себе, Чонгук чуть толкается вверх, обвивая ногами его бёдра, прижимается сильнее, будто говорит «я готов», но на деле всё иначе — Тэхён понимает.

      — Куда делась вся спесь? — бархатным шёпотом на ухо.

      — Хён... — тихо откликается Чонгук, глядя в окно.

      Тэхён понимает. Оглаживает напряжённые бока, линию челюсти, Чонгук смотрит на него, и впервые за вечер в чёрных глазах плещется доброта и попытка успокоить.

      — Я не зверь, ты знаешь. Мы можем закончить или…

      Чонгук яростно машет головой. Он знает, что если они не переспят сейчас, то никогда.

      — Окей, тогда расслабляйся и получай удовольствие.

      Тэхён смотрит на него ещё недолго, и Чонгук хочет навсегда оставить это в памяти: лицо, которого касается свет луны и звёзд с одной стороны, такое нежное, доброе и привычное — с другой стороны полностью в тени, затягивающее, как Марианская впадина, в бездну ещё не совершённого греха. Первую сторону Чонгук знал хорошо и сейчас не меньше хотел узнать вторую.

      Тэхён целует тягуче, горячо, заполняя изнутри своей уверенностью и страстью; Чонгук от этого млеет, постепенно всё больше расслабляясь, а Тэхён прижимает сильнее, одной рукой держа за шею сзади, чуть сжимает пальцы, затем расслабляет, ведёт ладонью по плечу, талии — о, Тэхён обожал эту талию — сжимает, снова поглаживает, губами опускается за линию челюсти, и Чонгук тяжело дышит. Ему кажется, что ещё немного, и от этой прелюдии у него внутри что-то расплавится. Перед глазами от духоты плывёт, Чонгук невнятно трогает Тэхёна, сталкивается расфокусированным взглядом с его, просит, и он понимает. После исчезает на пару секунд, звучит знакомый щелчок, и свежий воздух из открытого окна наконец даёт нормально вдохнуть.

      Крадучись, Тэхён опускается обратно, сгибает Чонгуку колени — а тот уже почти как горячий пластилин — гладит, сжимает, гладит, Чонгук ёрзает, ища телесного контакта, и Тэхён на согнутых локтях возвращается к его лицу. И в его лице Чонгук видит, как Тэхёну на самом деле тяжело себя сдерживать. Он закусывает губу, когда Тэхён нежно касается его влажными от смазки пальцами. Ему снова немного неловко, стыдно, но Тэхён смотрит так, что хочется самому на эти пальцы насадиться. Вопреки этому желанию Чонгук не двигается, позволяет медленно войти в себя, пытаясь расслабиться как можно сильнее, и постоянно облизывает губы. Тэхён замечает и целует, чувствуя, как эти губы дрожат. Чонгук тяжело дышит, словно бежит марафон, эмоционально внутри всё трещит, как разгорающийся костёр; физически ему не совсем приятно и не слишком больно, он не понимает, что чувствует, но и останавливаться не хочет. Да и уже поздно — даже проливной дождь не сможет затушить костёр внутри него, пока он полностью не прогорит. Чонгука пронизывает нестерпимое желание попросить сделать что-то большее. 

      Два пальца ощущаются жгуче, грязно, Чонгук запрокидывает голову, прерывая поцелуй, кожей чувствуя, как Тэхён смотрит на него. Ему нужно привыкнуть — и это сложно оттого, как долго. Он дёргается, когда плавные, растягивающие движения исчезают, рвано выдыхает. Тэхён добавляет больше смазки и входит тремя пальцами — неприличный звук и колющая боль заставляют Чонгука сжаться и покраснеть. Это слишком. И он не знает, в хорошем или плохом смысле.

      Губы Тэхёна ласкают его шею, грудь и плечи — влажно, опаляя горячим дыханием. Он издаёт урчащие звуки, Чонгук чувствует под своими пальцами, как у него вибрирует от них горло. Дыхание сбивается сильнее, в полузабытье он упускает момент, когда Тэхён выскальзывает из него пальцами, и находит себя где-то между неприятной пустотой и первой фрикцией.

       Шея напрягается от сдерживаемого стона — не боли, не удовольствия, а ощущения, понимания всего происходящего. Ким Тэхён лишает его девственности. Вау.

      Это немного возвращает в реальность, он приоткрывает глаза и смотрит на Тэхёна. Тот двигается медленно, слишком медленно, словно кто-то поставил их жизнь на скорость 0,25. А Чонгук хочет даже больше единицы.

      — Тэхён, — он звучит задушено, опуская подбородок, сразу натыкаясь на взгляд чёрных глаз. — Я, честное слово, не из фарфора. Не бойся сломать меня.

      У Тэхёна внутри словно лава разливается от этих слов. Всё внутри сжигает, выжигает, не оставляя ничего живого и человеческого; но он всё равно держит себя под контролем — разве что немного меньше. Толкается вперёд резче, быстрее, всё ещё аккуратно.

      Чонгук снова запрокидывает голову, дышит через приоткрытый рот, Тэхён наблюдает за этим сверху и ловит каждую эмоцию, каждую морщинку на лице, идентифицируя её. Приподнимает Чонгука за бёдра, подкладывая под себя ниже, плотнее, входит глубже, и тут же ловит полный удовольствия стон, от которого у Чонгука всё тело сводит. Его ведёт, он пытается выбраться, сам не понимая, зачем, ведь Тэхён сделал ему так хорошо — и Тэхён крепко берёт его под поясницу, удерживая в нужном положении. Чонгук хватает его за руки и впивается ногтями — почти до крови, но Тэхён внимания не обращает, а ритмичнее и жёстче трахает.

      Чонгук стонет громко, он чувствует только влажную постель под собой, Тэхёна в себе, над собой, Тэхёна везде, прохладный воздух из окна, который обжигает горячую кожу. И внутри, кроме желания получить больше, — нет ничего. Он перемещает одну руку на голову Тэхёна, приближает его лицо к себе, приоткрытым ртом ловит каждый его низкий стон — это заводит так сильно; он улыбается, обхватывает ногами бёдра Тэхёна и прижимается сильнее, потому что тот всё ещё не входит в него полностью. 

      Даже если это их первый и последний раз — особенно, если это первый и последний раз, — Чонгук собирается получить от него максимум.

      Во рту пересыхает, он смыкает губы, стонет в себя, зажмуриваясь до цветных пятен перед глазами; ему так хочется запомнить это новое, всепоглощающее, разрушающее чувство навсегда. Тэхён, кажется, наконец-то понимает, что Чонгук действительно не фарфоровая статуэтка, и трахает по-настоящему сильно; Чонгук размыкает губы и берёт на пару тонов выше. У него тянет в паху так же сильно, как не хочется это никогда заканчивать.

      — Чонгуки, — нежно зовёт Тэхён на ухо, беря его за подбородок. — Посмотри на меня, — Чонгук слушается, смотрит перед собой, но взгляд сфокусировать не может. — Будь хорошим мальчиком, не переставай смотреть на меня.

      Тэхён обхватывает его член ладонью — ещё одно новое ощущение прошибает до дрожи, Чонгук сильно напрягается, следом расслабляясь в половину. Тэхён двигает рукой в их общий ритм, и когда Чонгук уже близко — затихает, сбавляет скорость, оглаживает головку, трахая медленно.

      Чонгук буквально задыхается, потому что постоянно задерживает дыхание — потом стонет, мелко-мелко дышит и снова задерживает дыхание.

      Тэхён немного ускоряется, Чонгуку хочется зажмуриться, вырваться, запрокинуть голову, но он смотрит Тэхёну прямо в глаза, а у него взгляд изучающий, удивительно расслабленный и спокойный. Чонгуку кажется, что в таком темпе он никогда не кончит. Однако горячие волны накатывают одна за одной, принося с собой чувство лёгкой паники: как когда ты отлично плаваешь, но подводные потоки уносят тебя всё дальше вглубь. Чонгук тонет впервые.

      Оргазм, подходящий так постепенно, обрушивается неожиданно сильно, и Чонгук стонет охрипшим голосом оглушительно даже для себя, чувствуя, как изнутри рассыпается по кусочкам на кровать — соврал всё-таки. Тэхён припадает к его шее, чуть ниже уха, стонет гораздо ниже, протяжно, глубоко; Чонгук вцепляется ему в спину, его бьёт крупной дрожью, бросает в холод, но Тэхён сверху слишком горячий, и он теряется в своём сознании и почти отключается. 

      Когда Тэхён выходит из него и даёт вдохнуть полной грудью — кислород заполняет кровь, и перед закрытыми веками появляется мелкая разноцветная рябь. Чонгук переворачивается на бок, цепляясь рукой за бок Тэхёна, который лежит рядом, тяжело дыша.

      Чонгук не решается открыть глаза.