Бриан Андалер
Поначалу меня напрягала постоянная болтовня Аттаина, а потом я просто поставил воздушный фильтр. Такой не полностью убирает звуки, а лишь размывает их, превращая в невнятный бубнёж. О чём ещё может говорить горожанин, кроме как о ценах, сплетнях и жалобах? Мне не хотелось слушать, что «…у соседа крыша протекает, а вчера на рынке яблоки почти даром купил…». Так что я просто перестал обращать внимание, погрузившись в свои мысли.
Полученное задание отодвинуло мои планы найти хозяина тамарского раба на неопределённое время. Точнее, до тех пор, пока Аттаин не закончит свою работу. А учитывая то, что на один светильник он тратит около часа — торчать мне вместе с ним два-три месяца. И не уйдёшь никуда. Если дядя только узнает, что я оставил послушника одного — я в тот же день окажусь обратно в родном баронстве. И никому другому его не поручишь. Потому что не станут в комендатуре слушать моих приказов.
Первые три дня Аттаин занимался тем, что чистил стены от копоти, грязи и плесени. Не понимаю, зачем дядя решил тут навести первозданную чистоту? Всё равно, как стояли они пустыми, так и будут стоять. Только время теряем зря. А времени как раз мне и было жалко. Я тут кое с кем из стражи познакомился и в разговоре на тамарскую лавку пожаловался. Дескать, дорого там всё и знака торговой гильдии нет. Не мешало бы проверить: что там, как и откуда?
— Да без толку жаловаться, — фыркнул десятник. — Нам в ту лавку вообще соваться запретили. А если хозяин на кого пожалуется, того сразу из Белого города в квартал ремесленников отправляют.
— Неужели кому влиятельному принадлежит?
— Сам подумай. На дворцовой-то площади торговать!
Такая информация заставила меня пересмотреть приоритеты. Ведь если и правда у продавца ошейник, то кто-то из высшей знати скрывает наличие раба. Тут уже не просто преступление, а государственная измена получается. Такое император никому не простит — это было хорошо продемонстрировано в Далиаване…
Из собственных мыслей меня выдернул требовательный голос Аттаина. Должно быть, он уже несколько раз спрашивал, а теперь вот подошел. Развеяв воздушный фильтр, я сказал:
— Повтори, а то я не слышал тебя.
— Я говорю, что если один сделать — светить будет ярко и направленно. А если разогнуть — захватит больше площади и слепить не будет. Так как оставить, господин Андалер?
— Чего оставить? — не понял я.
— Лепестки. Один, как прожектор, или чтобы на потолок и стены светило?
Судя по недоумению Аттаина, я пропустил довольно много из его речи. Единственное, что я понял точно — он говорит о светильниках.
— Покажи, в чём разница? — нашел я достойный выход.
Аттаин пожал плечами, подошел к стене и тронул светильник. Тусклый свет нехотя разогнал темноту на маленьком пятачке и бесследно растворился в сумраке подвала. Я уже было собрался сказать, что после часа работы стало не лучше, а хуже, когда Аттаин снова прикоснулся к корпусу. В этот раз лампа вспыхнула ярче, а после третьего касания залила всё вокруг ослепительным светом.
— Это три лепестка. Лампы можно постоянно оставить гореть на одном, а когда надо больше света — добавить. Четвёртое касание выключает всё полностью. Так что, оставлять или на направленный переделать?
— Ты что, их переделываешь?! — я даже вскочил с воздушной подушки на ноги. — Тебе их просто подпитать надо было!
— Комендант Отитлан сказал же, чтобы лет десять тут бытовиков больше не было, — улыбнулся Аттаин. — Основа тут готовая, кристалл хрусталя ещё крепкий, только и надо, что развеять старое и закрутить лепестки.
— Демонова бездна! — выругался я. — Как тебе вообще такое в голову пришло?
— Так эти светильники сюда ещё в момент постройки вешали. Такую старую технику я только в Самале встречал. Наш учитель тогда рассказывал об этом величайшем творении магии, а я смотрел на этот корявый клубок и всё пытался понять, зачем тут столько всего накрутили? Внешний контур, внутреннюю сетку, тепло зачем-то приплели… Лампа же не печь — она светить должна. Зачем ей греться? Лепестки гораздо проще и удобнее. Сколько надо — столько и отогнул…
С тех пор порочную практику игнорировать болтовню Аттаина я прекратил. Кто его знает, что этому экспериментатору взбредёт в голову в следующий раз? На моё счастье, он предпочитал говорить о работе, точнее, комментировать собственные действия. К его чести надо сказать, там было на что посмотреть.
Рассохшиеся балки он не стягивал снаружи, как делают другие бытовики, а соединял изнутри, превращая конструкцию в единый монолит. Швы кладки он просто склеил, а выщербленные ступени замазал камнем, раскатывая его, как глину.
— Ну вот, только потолок остался, — вздохнул он. — Если сегодня закончим, может, господин комендант выходной даст?
— Тогда лезь давай. Лучше на пару часов задержимся, зато целый день свободен будет.
Приставная лестница, притащенная Аттаином, вызвала у меня подозрение. Но, осмотрев её со всех сторон, тот признал её годной и уверенно упёр в стену. Правильно, я не нанимался держать его в воздухе магией. Но для подстраховки щуп всё-таки зацепил.
В необходимости взять выходной я был полностью согласен с Аттаином. Неделя в тёмном холодном подвале кому угодно нервы вымотает. Мне уже и развлечений не хотелось. Просто прогуляться по летнему солнечному городу будет в радость.
Наверное только усталостью и раздражением я могу объяснить то, что, в очередной раз проходя по коридору, запнулся об эту проклятую лестницу. Наверху вскрикнул потерявший равновесие Аттаин, а я уже летел на пол.
Я толком понять ничего не успел, а рефлексы сделали всё сами. Лестница отлетела в сторону под ударом щита, я рухнул спиной на воздушную подушку, а Аттаин завис в метре надо мной, жестко удерживаемый щупом. Всё это заняло какую-то секунду.
— Вот демоны бездны! — выругался я, убирая из-под спины подушку. — Хватит работать, меня уже ноги не держат!
— Согласен, господин Андалер, — барахтаясь в воздухе, ответил Аттаин. — Не могли бы вы меня опустить.
Нет, у меня точно мозг отказал! Потому что вместо того, чтобы спокойно поставить его на пол, я просто убрал щуп. Увы, никто из богов Сиэры в этот момент не чихнул и не изменил законов мироздания. Висящее в воздухе тело, в секунду лишившись поддержки, тут же рухнуло вниз с метровой высоты. На вас когда-нибудь падала лошадь?
Приложило меня знатно, да так, что я даже сознание потерял. Очнулся уже сидя, привалившись спиной к чему-то мягкому и тёплому. А мой затылок ощупывали сильные, но осторожные пальцы.
— Да как же вы так, господин Андалер? — услышал я над самым ухом тихий голос Аттаина. — Что ж вы голову-то подняли? Вот вас приложило обратно. А пол-то каменный…
— Жив я, жив, Аттаин.
— Вижу, — вздохнул он. — Рану я вам залечил, только кровь запеклась в волосах и шишка большая будет. К лекарю вам надо. Как бы сотрясения головы не получили.
«Вот уж точно — сотрясение головы, — с мрачным юмором подумал я. — Мозга в этот момент там не было!»
Аттаин На-Таалан
Домой я вернулся позднее обычного. Мы и так с господином Андалером задержались в комендатуре, да мне его ещё до особняка Отитланов проводить пришлось, чтобы не приложился где-нибудь своей многостадальной головой ещё раз.
— Ты сегодня долго, маанэ, — встретил меня в дверях отец. — Я уж было подумал…
Отец замолчал, чуть прищурил глаза, подошел вплотную и приподнял мою голову за подбородок.
— А это у тебя откуда, Аттаин?
— Упал.
— И на что же ты так «удачно» упал, что весь глаз заплыл?
— На нос господина Андалера, — честно признался я.
— Хм, интересно… Ладно, умывайся и давай я покормлю тебя, а потом ты мне всё расскажешь подробнее.
У себя в комнате я стянул грязные вещи, с удовольствием полил на голову и плечи тёплой воды, накинул льняную сорочку и направился в кухню.
Прислуги в нашем доме не было. Не знаю почему, но отец не любит, когда в доме посторонние люди находятся. Он даже любовников своих всегда выпроваживал, не позволяя оставаться на ночь. Когда-то давно, в моём детстве, приходил к нам один убирать каждую неделю. А после того, как у меня магия проснулась, мы с отцом сами всё делали. Вот и сейчас он сам поставил передо мной глубокую чашку с густым острым супом и подвинул ближе лепёшки.
— Ну давай, рассказывай, как у тебя такое «украшение» появилось? — ехидно спросил отец, когда мы уютно устроились на низком диване в окружении фруктов и сладостей.
— Да случайно всё вышло. Я на лестницу залез, щели в потолке заделать, а господин Андалер меня магией страховал. А потом лестница упала и, наверное, его свалила. А меня магия в воздухе подвесила. Вот вишу я, значит, как нууман на удочке, а тут она обрывается. Ну я и упал на господина Андалера. Глазом ему прямо в нос попал. Только он как раз подниматься начал — и снова затылком прямо о каменный пол приложился. Я ему голову приподнял, а вся ладонь в крови. И тут я испугался. Весь лекарский медальон в него влил, даже на себя не оставил.
Мой рассказ прервал тихий, но искренний смех отца. Я даже обиделся немного.
— Вот тебе смешно, а мне в тот момент страшно было. Ведь если бы кто нас увидел в таком виде, то могли бы решить, что я работника Тихой комендатуры убить пытаюсь…
— Прости, маанэ, уж больно нелепо вся эта история со стороны выглядит. А дальше что?
— Подождал, пока господин Андалер в сознание придёт, и домой его проводил. Уж господин Отитлан наверняка лекаря позовёт.
— Значит, Алив к тебе своего племянника приставил? — хмыкнул отец.
На это высказывание я мог бы и не обратить внимания — суали часто в таком домашнем разговоре многих аристократов по именам называет. Слух зацепился за другое.
— Господин Андалер — племянник коменданта Отитлана?
— А ты что, не задумался, Аттаин, почему он у них в особняке живёт? Пойдём, маанэ, я избавлю тебя от этого героического шрама. Он тебе не к лицу.
Мне осталось только вздохнуть и пойти за отцом, признавая, что падение с высоты и для моей головы бесследно не прошло. Одно радует — завтра у меня точно выходной!