Now you look for love in the times of hate
How many swipes for a blow of fate
You keep the light on
You keep the light on
You keep the night light on
© Puddles Pity Party — Melody X
— Темари, повтори, что Пейн сделал с Конохой?
Что Гаара хотел услышать от сестры? Что она неудачно пошутила? Что он не выспался, хлопал ушами весь разговор или просто сам выдумал весь этот бред?
Больше всего на свете он хотел сейчас одного: чтобы всё, что произошло за последние два часа, оказалось дурным сном.
И письма, лежащие в кармане, — Гаара успел перечитать их несколько раз, но ещё никому о них не сказал.
И Каматари, возникший из облака дыма прямо в центре его рабочего стола со словами «Химе просит встретить её. Три километра на восток от пятого полигона».
И обессиленная Темари, которая практически упала в его руки, когда он нашёл её на указанном Каматари месте.
И, наконец, этот разговор втроём в его квартире — никто не должен был знать о возвращении Темари в Суну, поэтому в её собственную квартиру хода не было.
Жаль, но всё это происходило в реальности.
— Пейн стёр Коноху с лица земли, — отчётливо и без выражения повторила Темари, глядя в пол. И глухо прищёлкнула пальцами в воздухе, как бы обозначая лёгкость, с какой один человек уничтожил сильнейшую из деревень ниндзя.
Нами, сидевшая рядом с ней на диване, вздрогнула от щелчка. Всё время, что они разговаривали, она аккуратно приобнимала Темари за плечи, чтобы не сползал накинутый на них плед, и подливала в её кружку чай с успокаивающими травами. Темари впервые на памяти Гаары не только позволяла другой женщине себя обнимать, но и прижималась к Нами в ответ, словно в поисках опоры.
— А потом… — начал Гаара и откинулся на спинку своего стула, сложив руки на груди и стараясь выглядеть хотя бы относительно спокойным. Он сидел напротив обеих девушек — так, как всегда сидел напротив подчинённых, когда те отчитывались о миссиях. Только вот отчёт сегодня выдался не из обычных.
—… а потом другой своей техникой Пейн воскресил всех, кто погиб. Наруто как-то добился этого от него. Я не знаю, как именно, да и никто не знает. Потому что до этого Наруто сорвался из-за смерти Хинаты, превратился в… в монстра и убил… Да он вообще всех положил, кого Пейн не успел!.. — Темари дребезжаще рассмеялась, сминая тонкий плед в кулаках.
Гаара бросил взгляд на посеревшее лицо Нами. Он мог буквально видеть, как она пропускает через себя боль и ужас Наруто, испытанные им при виде последствий собственного «срыва». Наверняка ещё и представляет на его месте себя.
Со всей возможной мягкостью Гаара перебил сестру:
— Хорошо, я понял. Как они сейчас? Наруто, Хината…
— И Шикамару? — добавила Нами. — Сакура?
— Они… Да ну нормально… Наверное, хорошо… — пробормотала Темари. — Простите. Простите, но я не успела узнать обо всех. Сказать честно? Знаю наверняка, что все живы, даже те, кто точно умер на моих глазах. Вот как Какаши, например… Наверное, я чёрствая совсем, но даже переживать за них не смогла. Волновалась за Шикамару да за Суну. Слишком быстро всё случилось. И ощущение после воскрешения… Демоны, я словно всё ещё где-то… Где-то… — К концу фразы голос её сорвался, захлебнулся, и Темари обхватила голову, зарывшись пальцами в волосы, и едва заметно начала раскачиваться вперёд-назад.
— Знаю, — сказал Гаара. — Знаю, Темари. Но сейчас всё нормально. Ты в Суне. Суна в порядке. Все живы, и ты тоже. — Он взял её за руку и аккуратно потянул к себе — вспомнил, как она была рядом после его собственного пробуждения от смерти. Темари перестала раскачиваться, вскинула на него изумлённый взгляд, а потом с силой сжала его ладонь в ответ и долго не отпускала.
Физически она была в порядке. Лечение в Конохе, пусть и не доведённое до конца, восстановило силы Темари настолько, что до Суны она добралась за два дня без передышек, а оказавшись в родных стенах, рвалась рассказать всё и сразу, едва ступив на порог. Однако спустя считаные минуты, когда схлынул адреналин, сверхъестественную выдержку сменила усталость и запоздалый ужас. У Темари застучали зубы, затряслись плечи, и стало ясно, насколько сильно пережитое пошатнуло её стойкость.
Сначала уговорами, а под конец и вовсе силком Нами отвела её в ванную, заставила принять душ и переодеться. Теперь Темари сидела уютно укутанная до самых ушей, и благодаря горячей воде на её осунувшемся лице играл лёгкий румянец. Но если бы новости были не настолько плохи, Гаара давно оставил бы сестру в покое и позволил ей отдохнуть.
Нами в очередной раз поправила уголок пледа и механически плеснула в чашку чай, словно пыталась найти, чем занять руки. Пара капель пролилась мимо и собралась в мелкую тёмную лужицу на безупречно белой столешнице. Какое-то время все сидели в молчании, уставившись на пролитый чай и прислушиваясь к приглушённым ставнями звукам с улицы.
Наконец Темари отпустила руку Гаары, пожав напоследок, и потянулась к кружке, чтобы скрыть, насколько ей неловко за свою минутную слабость.
— Данзо, — отчеканила она после нескольких больших глотков.
— Кто он?
— Теневой лидер Конохи. По крайней мере, так описал его Шикамару. У Данзо есть своё отдельное от АНБУ подразделение, «Корень» называется. Они заточены на выполнение максимально секретных и грязных миссий, в том числе и внутри деревни.
— Ладно, — медленно кивнул Гаара. — И почему мы сейчас о нём говорим?
— Потому что во время нападения Пейна Данзо и члены Корня прятались под землёй. А когда всё закончилось, Данзо объявил себя Хокаге.
А казалось, новости уже не могли стать хуже.
— Что с Цунаде, Темари? — Гаара наклонился к сестре, одновременно желая и не желая услышать ответ. — Где Пятая Хокаге?
— В коме. Истощена попытками уберечь жителей деревни.
— Данзо воспользовался ситуацией…
Темари мотнула головой.
— Нет, похоже, Данзо ждал подобной ситуации и у него были договорённости с даймё Огня. Совет джонинов рта не успел открыть, чтобы объявить голосование, а Данзо уже уселся в кресло Хокаге. Формально он занимает пост временно, до выздоровления Цунаде. Но на деле…
— Сомневаюсь, что он жаждет её пробуждения. — Письма, лежащие во внутреннем кармане плаща, начинали ощутимо жечь грудь, требуя срочно принять решение. — Цели Данзо и отношение к союзу с Песком…
— Совершенно неясны, Гаара. Совершенно. Поэтому Шикамару и переполошился. Утверждал, что мне опасно оставаться в Конохе. И что нужно предупредить тебя.
— Ясно. Если Акацуки хотели разрозненности среди великих стран, они своей цели достигли, — заключил Гаара мрачно. — Союзника в лице Конохи у нас больше нет, а есть потенциальный враг.
Темари содрогнулась и сделала движение, как будто хотела обнять себя за плечи, но не стала.
— Мы не будем предпринимать пока никаких действий. Не будем провоцировать Лист на конфликт, — пообещал он, пристально глядя ей в глаза. — Я тоже не хочу сражаться против них. — А затем без пауз перешёл к тому, что отлагательств уже не терпело: — У меня тоже есть новости.
Гаара вытащил из кармана оба письма. На первом стояла печать деревни Облака.
— Я получил сообщение от Райкаге. Он желает созвать совет пяти Каге.
— Ха! Очнулся, красавец! — злорадно фыркнула Темари. Она помогала Гааре вести нудную и бессмысленную переписку с Облаком в течение двух лет в попытке заключить с ними союз и призвать к противостоянию организациям вроде Акацуки, так что новость привела её в боевое расположение духа мгновенно. — Столько времени мы не могли добиться никакой реакции, и вдруг он пишет сам. Это какая же гадюка его укусила, интересно знать?
— Его брата похитили.
— Какая жалость! — всплеснула она руками. — И все Каге должны встать по этому поводу на уши?
— Его брат, Киллер Би, — джинчуурики, — договорил Гаара чуть тише. — Его похитили новые члены Акацуки. А именно — Учиха Саске и его команда.
Ответом ему был синхронный вздох двух девушек.
— Вот и нашёлся наш парень, да? — Темари снова ухмыльнулась, но теперь уже невесело. — А сколько мы пещер облазили, пока искали Учиху, не счесть.
Гаара кивнул. Никто не сказал вслух, но все подумали: итого в живых осталось двое джинчуурики, Наруто да Нами.
— Облако объявляет на Учиху охоту. Полагаю, в Коноху они отправили аналогичное письмо и ультимативное требование уничтожить отступника. Но и это не всё. От нашей временной базы в столичном округе нет вестей. Они пропустили два отчёта, и отправленные к ним птицы не вернулись. Вместо отчётов сегодня пришло это… — Развернув второй свиток, Гаара протянул его Нами. — На него должна взглянуть ты.
Нами пробежалась глазами по посланию несколько раз и откинулась на спинку дивана, потирая виски.
— Ками…
Облегчение и замешательство слились в одном слове, а внимательный взгляд Гаары уловил, как кровь совсем отлила от её лица, сделав губы почти белыми.
— Подделка? — спросил он осторожно. — Ловушка?
— Нет. Не похоже, — ответила Нами и выпрямилась, принимая сосредоточенный вид. — Во всяком случае, почерк Хитоми настоящий. Я хорошо его помню. Она вряд ли станет устраивать нам западню, учитывая, что пыталась умереть здесь… Но…
Темари тем временем завладела свитком, прочла его и теперь переводила пасмурный взгляд с Нами на Гаару и обратно.
— Что за Хитоми? — не выдержала она наконец. — Нами, помнится, так звали твою подругу, которая погибла, да? А кто такая эта «Мей Теруми», которую «отыскали» и которая желает встретиться с Казекаге?
— Хитоми — это именно та самая Хитоми, — ответил Гаара вместо Нами. — И она жива, по крайней мере, пока. А Мей Теруми… Либо это ловушка, либо законный претендент на пост Мидзукаге и, возможно, наш новый союзник. Мей — внучка Пятого Мидзукаге, верно, Нами?
— Да.
— Власти в Кири у неё нет… но мы можем на это повлиять. На фоне того, что случилось в Конохе, и планов Акацуки союзник нам необходим. К тому же без участия Мидзукаге совет Пяти деревень не состоится.
Все трое снова замолчали. Темари дёргала свой нижний левый хвостик и кусала губы, а Нами вчитывалась в коротенькое письмо Хитоми, бережно разглаживая его уголки.
— Ладно. Моё мнение такое: мы не можем не воспользоваться этим шансом, — заявила наконец Темари своим привычным командным тоном. — Пойдём на эту встречу. Заодно узнаем, что стряслось с временной базой и что творится на границе. Всё равно по пути. Предлагаю отправиться нашим обычным составом: я, Канкуро и ты, Гаара. Кстати, где Канкуро? Здесь слишком тихо без его тупых шуточек.
Нами оторвалась от письма, и они с Гаарой переглянулись.
— Понимаешь, Темари… — заговорил он вполголоса, наклонившись к сестре, а Нами снова поправила её плед и налила всем чай.
***
Следующие сутки были посвящены подготовке и сборам. Нами завершала дела в теплице, Темари сидела над картой, проверяя маршрут. Гаара вызвал в Резиденцию Хисотэ и Баки, чтобы снова возложить на их плечи обязанность управлять Суной в его отсутствие.
Когда он покинул своё рабочее место, на Суну уже опустилась новая ночь, а Гаара чувствовал себя на десяток лет старше, чем накануне. Раньше Канкуро любил «на глазок» приписывать ему внутренний возраст, который обычно варьировался от пятидесяти до девяноста, в зависимости от настроения брата. Теперь Гаара — уже по собственным ощущениям — догнал и обогнал долгожителя Эбизо.
После горы переделанных дел внутри осталось только странное опустошение, и от мыслей негде стало спрятаться. Гаара решил проветрить голову и сделать большой круг по улицам. Выйдя из Резиденции, он свернул направо.
Ночная Суна была тиха и красива.
А Конохи не было.
За прошедшие сутки он вновь погрузился в самые тёмные глубины своего разума. Тяжёлое и мрачное шевелилось внутри, тоскуя по прежней жизни, где ничто не имело ценности, кроме собственного выживания.
Может быть, там и крылась самая правдивая истина? Недостаточно любви и веры одного человека, чтобы остановить круговорот войны и смерти. Даже любви и веры десятков и сотен не хватит, если смотреть правде в глаза. Так в чём смысл? Война не закончится никогда — отчего же не жить ею? Он родился частью войны, её руками, её карающим мечом — лучше бы им и остался навсегда.
Не отличая тьмы от света, радовался бы сейчас, узнав, что Наруто овладела ярость точно так же, как им, и что убивал он так же, как когда-то убивал сам Гаара. Мог бы смеяться, ликовать от знания, что ненависть доломала последнего, самого стойкого. И уж точно не изводился бы страхом за близких.
Гаара остановился, глядя в небо, усеянное звёздами. До дома, к которому он направлялся, оставалось два квартала, несколько минут ходьбы. Внезапно он понял, что это слишком далеко и долго.
— Суна шуншин.
Квартира встретила свежестью и влажным запахом только что законченной уборки. Разувшись, Гаара оставил в прихожей форменный плащ и бесшумно прошёл в гостиную.
Первым в глаза бросился обеденный стол, стоявший прямо напротив входа. Оттеснив к самому краю керамический чайник, небольшую столешницу оккупировало оружие. Поблёскивали свежезаточенными гранями кунаи, сюрикены и два сая, доставшиеся Нами от оружейницы Конохи. Мерцала полированными звеньями свитая в кольцо кусари-фундо, похожая на спящую кобру.
Гаара втянул воздух носом. Пятен от оружейной смазки после уборки видно не было, но шлейф кисловатого металлического запаха отравлял каждый вдох предчувствием войны.
Окно было открыто настежь, и желанный гость — холодный ночной ветер — вовсю хозяйничал в комнате. От его дыхания постукивали ставни, бряцали тактические ремешки и молнии на форме, висящей на спинке стула. В оконном проёме хрустально звенел фурин. Ветер точно знал, зачем он здесь, и, изгоняя запах оружия, нёс с собой другие ароматы: благовония, юдзу, специи. Так всегда пахла Суна.
А потом Гаара отыскал взглядом Нами, и время замедлилось, а сердце пропустило пару ударов. Среди холода, звона и блеска металла она сидела на диване в домашней юката и, закатав широкие рукава до локтей, подписывала дорожные свитки. Полностью сосредоточившись на своём занятии, она не замечала ни Гаару, ни сквозняка, гуляющего по полу, ни туши, запятнавшей кончики пальцев.
Гаара прислонился плечом к дверному косяку и засунул руки в карманы. Он дома. Тёмные мысли вытеснил образ перед глазами: девушка и свитки на её коленях. Рука с кисточкой плавно и неторопливо выводит иероглифы. Ветер теребит полы юката, пробирается под ткань и оставляет зябкие поцелуи на ногах, плечах и шее. Даже с расстояния видно, как покрывается мурашками смуглая кожа и просвечивают под тонкой тканью затвердевшие соски. Или ему кажется?.. А ветер взлетает ещё выше и гладит её по голове, взъерошивая волосы.
Абсолютно чёрные волосы.
— Гаара, как ты? Проголодался? Поужинаешь? Гаара?..
Осознав, что Нами зовёт его, Гаара стряхнул странное оцепенение и улыбнулся ей.
— Нет, не хочется, спасибо. Ты наводила порядок?
— Ага. — Она склонила голову к плечу. — Вернёмся, а дома чисто. Хорошо будет.
— И правда.
Гаара отправил песок прикрыть окно. Сам захлопнул ставни — чтобы не скрипели, и поправил раскачавшийся от сильного порыва ветра колокольчик — чтобы не упал со своего гвоздика. Потом он перемахнул через спинку дивана и соскользнул на сидение рядом с Нами, протягивая к ней раскрытые ладони:
— Давай. Помогу со свитками.
Вместо свитка и кисти Нами вложила в его ладони свои пальцы.
— Давай лучше потанцуем?
— Сейчас?
— Прямо сию секунду.
— А музыка?
— У тебя голове.
Повинуясь этой странной затее, он встал, церемонно подал Нами руку, приглашая на танец, и теперь хорошо разглядел: её кожа и правда была покрыта мурашками. Это не его фантазии. Но чтобы Нами — и мёрзла?
— Спасибо, — Нами легко вскочила вслед за Гаарой и шутливо коснулась кончика его носа. Ойкнула, прикусив губу. Взглянула на свой чёрный от туши палец, снова подняла глаза на Гаару и прыснула от смеха. — Прости! Прости, я случайно. Хотя знаешь, тебе идёт вообще-то…
Продолжая смеяться и что-то говорить, она принялась тереть его нос своим рукавом. Гаара не сопротивлялся. Он стоял и думал о мурашках. А ещё о ямочке — у Нами на правой щеке от смеха всегда появлялась ямочка, которая казалась ему невозможно хорошенькой. Но сейчас её не было. А значит, Нами было совсем не смешно.
— Стойкая зараза, — возмущённо заключила девушка, потерпев поражение в бою с тушью. — Подожди-ка, сейчас намочу платок.
— Нет. — Гаара сжал локоть Нами и удержал на месте. От локтя осторожно скользнул рукой к ладони и не сдержался — прижал её к своей щеке.
— Ты чего?.. — пробормотала Нами с какой-то растерянной нежностью и нахмурилась. — Я так ещё больше тебя запачкаю…
— Не надо никуда ходить.
«Не отходи ни на шаг. Не сейчас. Не когда тьма сжирает мир и меня».
— Но у тебя же нос…
— Да. Хорошо, что он на месте. — Гаара почесал кончик носа, горящий от усердного трения, и успокаивающе улыбнулся.
— С этим пятном ты похож на енота.
— Как скажешь.
Нами буркнула ещё что-то недовольно-виноватое и сдалась. Опустила руки на плечи Гааре, легонько поглаживая. Она как будто просто не могла касаться его и не ласкать хотя бы чуть-чуть. Гаара обнял её за талию и сделал первый шаг, приглашая следовать за ним. На маленьком пятачке между столом и диваном они бесшумно двигались в танце и молчали. Шаг вперёд, в сторону и назад, поворот — не задумываясь над правильностью. Лбы соприкасаются, глаза прикрыты, объятия — не про танец вовсе.
— Где твои цветы? — спросил Гаара, когда молчание стало казаться гнетущим.
— Отнесла в теплицу, — медленно отозвалась Нами. — Попросила Киру присмотреть.
— Кира, конечно же, любезно согласился?
— Он… Он просто согласился. О, Гаара, не ревнуй. Я бы с радостью оставила цветы тебе, но мы оба будем далеко отсюда.
— Знаю. — Гаара открыл глаза и сразу наткнулся на непроглядную черноту её волос. И это тоже не плод его фантазии. Поддев одну прядь, он намотал её расслабленными витками на пальцы, наблюдая, как они соскальзывают обратно на плечо девушки. — Нами, а это… зачем?
— Да так. Захотелось. — Небрежным движением она отбросила всю копну кудрей назад и вскинула подбородок с насмешливым вызовом. — Я ошиблась, и тебе больше по душе платиновые блондинки?
Гаара улыбнулся уголком губ и покачал головой. Не выходит у неё сыграть беспечность.
Острый, застывший от его вопроса взгляд Нами противоречил её легкомысленному тону; серебро глаз потускнело и превратилось в сталь; живые подвижные черты обрели позабытую резкость. Перед ним сейчас была та куноити, которую он, кажется, вечность назад спас от смертельного удара на границе Воды и Огня. Вместе с оружием она вытащила из ножен и заново заточила характер воина. Под краской спрятала последнее, что могло бы выдать её уязвимость и старые раны. И всё ради того, чтобы вернуться в место, которое ненавидела и встретить человека, которого ненавидела, с высоко поднятой головой. Так, словно никогда ему не проигрывала и не была почти сломлена. И словно не стала здесь, в Суне совсем другой…
— Тебе больше нравилось как раньше, — с сожалением сказала Нами и опустила глаза, разглаживая ворот его рубашки.
«Да».
— Нет. Даже если ты покрасишься в зелёный, я немного поворчу, но в целом мне тоже понравится.
— Играешь с огнём, я ведь проверю…
— Нами, мне не нравится, что ты боишься. — Он провёл ладонью по её предплечью, не касаясь кожи, зато явственно ощущая стоящие дыбом тонкие волоски. Вот она, реакция зверя, издалека почуявшего приближение врага.
Нами поёжилась и бросила быстрый взгляд на заваленный оружием стол.
— Знаешь, третью ночь подряд мне снится чёрный песок. — Слова, сказанные невпопад, чтобы заткнуть растущую дыру, осыпались между ними сухой крошкой. Гаара снова ощутил фантомный запах оружейной смазки.
— Чёрный? Как вулканический? — Он машинально поднял руку. Нами так же машинально закружилась под ней, приподнимаясь на носочки. Танец не останавливался, разговор чудным образом ложился на внутренний ритм и немую мелодию.
— Темнее вулканического, совсем чёрный… А ещё там золотой песок. Похоже на…
— Геном моего отца, — закончил Гаара. На сердце потяжелело, как бывало всякий раз при упоминании Расы.
— Да. А чёрный — геном Третьего Казекаге. Кажется, так?
— Так. Но этот геном утрачен. И что там происходит, в твоём сне?
Нами неопределённо пожала плечами.
— Песок… просто есть. Течёт. Два потока сталкиваются, застывают, опять сталкиваются, и так по кругу. Снова и снова. У меня никогда не было таких зацикленных снов, но этот очень спокойный.
— И какое отношение он имеет к тому, что ты напугана?
Нами усмехнулась. Мрачно, отбросив несуществующую весёлость.
— А мне не сбить тебя с темы, да?..
Гаара оборвал танец на полушаге. Резким движением притянул её голову к своему плечу, обхватив затылок всей ладонью, и горячо зашептал на ухо:
— Не приближайся к Туману, Нами. Тебе это не нужно. К востоку от Суны есть оазисы, где ты можешь остаться. Я знаю, ты не хочешь идти с нами. Как ещё мне тебя попросить?..
— Гаара, нет-нет, постой… — Нами вывернулась, отстранилась и обхватила ладонями его лицо. Одного взгляда ей в глаза хватило, чтобы понять, что любые уговоры здесь будут бесполезны. — Что ты говоришь? Коноха разрушена. Темари оставила Шикамару. Канкуро и Мацури неизвестно где… А я буду что? Принимать солнечные ванны в оазисе? Такого ты обо мне мнения?
Гаара отвернулся и сжал челюсти, чтобы не дать себе сказать всё лишнее и злое, что вертелось в голове.
— Ладно, ты прав. Я не хочу, — признала Нами с горькой усмешкой после его долгого молчания. — Вообще-то я в ужасе от одной мысли, что мне нужно приблизиться к Кири. Это… не знаю… как вылезти из-под тёплого одеяла в лютый мороз, как выбираться из твоих объятий… Но я шиноби, и вопрос решённый — мы идём все вместе.
— Я прикажу…
— Прикажи — я не ослушаюсь. Но… Ради чего тогда были все наши тренировки? — Она наморщила лоб, пытливо вглядываясь в его лицо. — Для чего я стала сильнее? Чтобы прятаться, поджав все восемь хвостов, пока другие будут рисковать и умирать?
— Тренировки.
«Тренировки. Боевые, мать их, тренировки…»
Гаара закрыл глаза, пытаясь справиться с чудовищным осознанием: он своими руками превращал её всё это время в оружие. И достиг успеха похлеще Мидзукаге — она сама рвалась в бой!
— Неправда.
Он что, озвучил свои мысли?
Негодование, написанное на лице Нами, подтвердило догадку.
— Неправда, Гаара! Это неправда, чёрт возьми! — На полуфразе её гневный протест вдруг сошёл на нет, и Нами порывисто и крепко обняла его за талию, сцепив руки у него на спине. — Ками, как ты додумался до такой глупости? Всё же наоборот. Ты мне помог принять то, кто я есть. Дал мне время сделать вдох. Дал дом, который я хочу защищать. Нет, я, конечно, мечтала в детстве, что вот найду дом и никогда-никогда его не покину. Но так не бывает. Гаара… — Тёплые губы мимолётно коснулись его щеки, добавляя словам убедительности. — Оружие никогда не попросит тебя не отдавать ему приказов. А я прошу. Потому что я не оружие, а воин.
— К границе подошли шиноби Тумана, — медленно проговорил Гаара. — А значит, и…
— Вот именно. И поэтому вам нельзя идти туда вдвоём.
Нами нахмурилась так, словно враг уже стоял перед ней, и Гаара увидел это: тщательно скрываемый, голодный, огонь, тлеющий в глубине глаз. Он живо напомнил другого человека, чьё имя он не хотел бы никогда больше слышать, но, увы, вспоминал буквально на днях.
У него не получилось предотвратить этого, всё-таки не вышло. Одна единственная встреча с Хитоми — и в Нами сдвинулся какой-то глубинный механизм, скрежетнули шестерни, и снова перевернулось всё с ног на голову, нарушив ясное спокойствие её натуры и жизнелюбие, которое только-только расцвело. Далеко не страх заставлял её поспешно обрастать сейчас бронёй, а злость. Гнев, ненависть, готовность накинуться и разорвать в клочья.
— Нами, месть это…
— Не месть! — отрезала она, слишком торопливо, чтобы он поверил. — Незаконченное дело. Не люблю незаконченные дела. Я не стала бы гоняться за Сакаи, но если это ловушка, и мы встретимся… Гаара, пожалуйста. Ты мне веришь?
Он молчал.
— Ты веришь?.. — осипшим голосом повторила Нами.
— Верю, — сдался он.
— Тогда не используй свою власть против меня.
— Хорошо. — Он заставил себя произнести это слово с огромным усилием, но то, как Нами благодарно и устало потёрлась щекой о его плечо, стоило любых трудностей.
Гаара потянул её обратно к дивану. Он хотел просто обнять её. Обнять, немного посидеть рядом, разделить уверенность в том, что всё будет в порядке, а потом продолжить сборы.
И не успел опомниться, как уже лихорадочно целовал приоткрытые ему навстречу губы, упиваясь их отзывчивостью.
Прерывистое дыхание Нами хранило аромат травяного чая. Её волосы терпко пахли краской и эфирным маслом, а кожа — чем-то незнакомым, но умопомрачительно приятным. Его руки уже скользнули в складки юката со знанием того, где и как нужно дотронуться с особым вниманием, чтобы было хорошо, а осторожно тлевшая в груди сладость уже разлилась огнём по всему телу, и не было сил остановиться.
Просто ещё немного. Ещё. Пожалуйста.
Ещё немного побыть просто человеком. Просто рядом. Забыть обо всём и её заставить забыть. Всего несколько часов — потом можно снова стать шиноби, казекаге, джинчуурики, ни о чем не сожалеть и притворяться, что страха не существует.
— Я хочу тебя, — хрипло прошептал Гаара между поцелуями, спрессовав весь ворох желаний в три слова.
Одним стремительным текучим движением, которого он даже осознать не успел, Нами оказалась у него на коленях. Чёрные волны волос упали ему на лицо, щекоча уши и отрезая от всего мира. Опираясь руками на спинку за головой Гаары, Нами целовала его. Неторопливо, глубоко, откровенно — до замирания сердца.
Это определённо означало «и я тебя».
Тело точно судорогой свело от желания. Воздуха перестало хватать, гулкий грохот в висках перебил все остальные звуки, и, казалось, хватит одного только поцелуя, чтобы дойти до грани.
Но это было бы слишком быстро. И мало.
Мало. Мало. Мало.
Руки тряслись у обоих. Её пальцы — нежные и ловкие — пробирались под ворот его рубашки, зарывались в волосы на затылке, гладили лицо. Его пальцы — жадные и одержимые нетерпением — то задирали тонкую ткань юката на женских бёдрах, то комкали её на спине, пытаясь скорее от неё избавиться.
Непривычная одежда не поддавалась, и Гаара бездумно и яростно сражался с ней, тихо свирепея и едва останавливая себя от того, чтобы порвать ткань, пока Нами не шепнула ему, что можно просто развязать узел на поясе. С поясом Гаара разобрался в один миг. А ещё через миг Нами оказалась под ним, прижатая спиной к дивану, и они замерли, тяжело дыша и глядя друг на друга как в первый раз.
Серьёзно-сосредоточенное выражение, так и не покинувшее лицо Нами, совершенно не вязалось с её взъерошенными волосами и завораживающе яркими от поцелуев губами. Почему-то от этого несоответствия в груди у Гаары занялась солнечная дрожь нежности. Она перебила жестокую страсть, так опасно похожую на неутолимый голод демона.
Так и есть: Нами — спусковой механизм его безумия, но она же и единственный барьер, который способен безумие остановить. Всё правильно, всё на своих местах.
Склонившись чуть ниже, Гаара легонько подул ей на лоб, чтобы убрать растрепавшиеся прядки, и лицо Нами прояснилось. Она улыбнулась ему — по-настоящему, наконец-то — будто вернулась с воображаемого поля боя обратно в реальность и снова стала собой. Приподнялись тёмные брови, придавая лицу оттенок доверчивой доброты. Появилась та самая любимая им ямочка на щеке, и озарилась тёплыми искорками льдисто-серая глубина глаз.
Широкий рукав юката в пятнах туши с шорохом опал складками от локтя к плечу, когда Нами подняла руку. Подушечки пальцев пробежались по контуру иероглифа на лбу Гаары. Дотронулись до виска. Помассировали одну точку, прогоняя напряжение, и прохладными капельками воды продолжили свой путь вниз по линиям скулы, челюсти, подбородка.
— Скажи, что у нас есть время, — попросила она шёпотом.
Вместо ответа он притянул её ладонь к своим губам. Провёл носом от основания вверх, задержался поцелуем в тёплой серединке, легонько прикусил тонкую кожу между указательным и большим пальцами и снова вернулся к центру, пощекотав его языком. Нами от этой незатейливой ласки заёрзала, зажмурилась и прикусила губу, чтобы не рассмеяться в голос, но ладони не отняла. А когда Гаара прекратил мучить её и отпустил сам, закинула обе руки за голову и гибко, всем телом потянулась, нежась под его взглядом, как кошечка на солнцепёке.
Ну вот, ему удалось рассмешить её и немного отвлечь. Вернуть себе. А теперь он пытался запомнить всё, что видел и чувствовал. Хорошо было не видеть ничего, кроме неё, и думать только о том, как соблазнительно сбился под изгибом поясницы подол юката и рассыпался по плечам и покрывалу хаос вьющихся волос…
Тихий вздох Нами вырвал из грёз. Она повернула голову, пытаясь дотянуться взглядом до часов на стене, но Гаара помешал ей, остановив прикосновением к щеке.
— Там ничего интересного, Нами. Смотри на меня, — велел он, откидывая по сторонам полы юката, которые, по его мнению, всё ещё скрывали слишком многое. Нами покорно впилась в его лицо потемневшим взглядом, от которого у него сбилось дыхание. Медленно-медленно Гаара провёл ладонью от ключицы до острой тазовой косточки, огладив по пути каждый изгиб. А потом прильнул губами к смуглой шее, порывисто и нежно.
Чем он хуже ветра, который недавно так же целовал её?
— Гаара, но… Гаара…
Она что-то возражала едва слышно. Говорила, кажется, что дел ещё много и нужно собираться в дорогу. Очень старалась остаться шиноби и думать о миссии.
Но её руки притягивали его ближе.
Так что к демонам время и сборы.
— Хватит говорить. Иди сюда, — прошептал Гаара.
Парой движений он сгрёб податливое женское тело в объятия. Развернул. Припал лбом к её затылку и с предвкушающим горячим выдохом огладил лопатки, чтобы через секунду прижать девушку спиной к своей груди.
Чёрные, жёсткие от пигмента волосы, словно бы в насмешку, запутались в пальцах и полезли в глаза. Гаара безысходно разозлился, сам до конца не зная, на что, зачерпнул их полной горстью и с силой, едва ли не рывком, потянул.
А Нами — Нами прогнулась в спине и запрокинула голову ему на плечо, позволяя губам Гаары собирать солёные бисеринки пота с её шеи и впадинки за ухом. Она слушалась его слов и рук восхитительно беспрекословно. Принимала форму его желаний так же естественно, как вода принимает форму сосуда. Льнула теснее, двигалась навстречу его движениям, оборачивалась, не открывая сомкнутых в блаженстве глаз, и вслепую ловила смазанные поцелуи. Мягкая спинка дивана приглушала стоны, когда, изнемогая, она утыкалась в неё лицом, а потом на мгновения замирала вместе с Гаарой, прижавшись щекой к их сплетённым в замок пальцам.
На неровных крашеных стенах подрагивали тени. Молчал фурин, на столе мерцало оружие. Свет в комнате был непристойно ярким — куда ярче деликатного сияния звёзд в пещере. Диван — непривычно мягким по сравнению с плащом, расстеленным на песке. А вот эха здесь совсем не было.
Время бежало или тянулось — это теперь вообще не имело никакого значения. Близость превратилась в убежище, забвение, прощение. Наркоз, от которого ненадолго онемеет душа и тело. Разделить тяжёлую ношу было так же просто, как радость. Касаться друг друга можно было о том, о чём не вышло поговорить.
Жёсткое ворсистое покрывало царапало и натирало вспотевшую кожу, но с каждым рваным движением и хриплым вздохом реальность отдалялась, а секунда счастья приближалась, и забыться в этом счастье было легче лёгкого. Пропали тревоги, исчезло само будущее, растворилась грызущая изнутри тьма.
Гаара вцеплялся в Нами так, будто цеплялся за свой рассудок, а она тянулась ему навстречу всем существом, и в её глазах не осталось ни капли здравого смысла. Где-то они случайно пересекли грань, за которую не заходили вдвоём ни разу — ту, где душевная боль превращается в телесную.
Горячая волна эйфории оглушительно прокатилась через всё тело, оставила шлейфом сладостную лёгкость в голове и темноту в белых мурашках перед глазами. Обессиленно обмякла в его руках Нами. Гаара развернул девушку лицом к себе, сжал объятия ещё крепче и жадно поцеловал подрагивающие губы, поймав последний сладкий полустон. Уловил, как частит сердце. Оба. Ощутил ответные объятия, а в них безмолвное обещание того, что она всегда будет принадлежать ему и пустыне и никогда — туману. Почувствовал себя страшно счастливым — позволил себе такую секундную слабость. А потом поднял голову и уставился невидящим взглядом на циферблат на стене.
Часы были беспощадны. Злее них был только слишком яркий свет. Когда Нами пошевелилась, выбралась из кольца его рук, понемногу приходя в себя и села, рассеянно оглядываясь по сторонам, Гаара на секунду потерял дар речи. Свет подчеркнул каждое пятнышко и каждый синяк на её плечах, руках и бёдрах — везде, где побывали его руки и губы, обвиняющей краснотой расцветали следы. Следы звериных ласк сорвавшегося с цепи демона. Но было ещё кое-что похуже этих отметин — кровоподтёк между шеей и плечом с отпечатками его зубов.
Нами, не поморщившись, потёрла место укуса, на которое с таким ужасом уставился Гаара, и натянула юката обратно на плечи, ловко расправив рукава. Запахнула полы, с деловитой сосредоточенностью завязала аккуратным узлом пояс. Гаара сумрачно наблюдал за тем, как она приводит себя в порядок, и плавными движениями заплетает косу, а сам не мог пошевелиться.
Заметив его тяжёлое молчание, Нами придвинулась поближе и вопросительно заглянула в лицо.
— Прости… — произнёс он еле слышно.
«Я не хотел» не добавить. Хотел.
Хотел, чтобы остались эти следы — знак того, что она изменилась. С момента, как он вошёл в квартиру, ему казалось, что Нами ускользает, становится собой прежней, бесконечно далёкой. Сознательно превращается в чёртов туман, из которого вышла, и отказывается от всего, что он ей дал и хотел дать. Но ведь всё изменилось. Она изменилась. И он хотел доказательство, напоминание оставить о том, что она другая. О том, что есть и будет между ними, и что никто не сможет стереть.
И вот они, доказательства. Того, что он не в себе. Всегда был, есть и будет.
— Брось, за что мне тебя прощать? — Она прекрасно поняла, о чём он, но смуглая ладонь в успокаивающем жесте прикоснулась к его груди, прямо там, где билось очень виноватое сейчас сердце. — Лучше скажи, здесь стало легче?
И ведь стало, словно там развязали тугой узел. Как это работает? Такого Яшамару ему естественно не объяснял.
Гаара нехотя дёрнул головой, изобразив кивок.
— Мне, если честно, тоже, — призналась Нами, накручивая на палец кончик косы. — На теле болит не так ужасно, как в душе, да? И заживёт быстрее.
Да. Вот это как раз Яшамару объяснял.
Но багровые пятнышки на её ключицах, которые выглядывали из-под одежды, напоминали о другом. Мир никогда не был ласков с ними двумя, но они-то относились друг к другу бережно. Он обещал защищать её, а не калечить всякий раз, как ему вдруг стало неспокойно и плохо.
— Может и так, — глухо откликнулся Гаара. — Но ты не должна быть громоотводом.
— А кто сказал, что громоотвод здесь только я? — вдруг хмыкнула Нами. Гаара с недоумением нахмурился, когда она повела пальцами по его плечу. Откуда на нём эти алые царапины и пятна?
— Не переживай, я бы сказала тебе, если бы мне не понравилось.
— Не понра…
Он задержал дыхание, когда Нами положила палец со следами его крови в рот и улыбнулась, сама прямо на глазах становясь пунцового цвета.
— Теперь квиты?
Он непроизвольно облизнул губы. Внутри что-то яростно-одобрительно заурчало от такого поворота, потянулось к бесстрашно дразнящей его девушке: хорошо, хорошо, повтори ещё разок. Зверя снова не хлестнули цепью, не сбежали от него в страхе, а погладили.
— Сумасшедшая.
— Я думала, для тебя это давно не новость, — рассмеялась Нами и взъерошила ему чёлку. — Когда я говорю, что люблю тебя, это значит, люблю целиком. Всего. Я знакома с твоей тенью, Гаара. Так что нам не обязательно вечно прятаться от неё в пещере или держать её на цепи в тёмном подвале. Мне с ней вообще-то нравится встречаться. Главное, чтобы не на поле боя.
Она лукаво взмахнула ресницами и, растянув губы в улыбке, провела кончиком языка по верхним зубам. Почему он никогда не замечал, что у неё клыки длиннее, чем у большинства людей? Наверное, это они и делали её улыбку хулиганской и колючей?
— Ты… — Гаара покачал головой, но вышло скорее одобрительно, чем осуждающе, как планировалось.
— Ненормальная? — Она положила голову ему на плечо, смешливо глядя снизу вверх.
— Определённо.
— И?
— Мне нравится.
«Я люблю тебя».
— А ты всё ещё енот, хотя и очень милый. — Нами легонько постучала пальцем его по носу. — Может, смоешь? А то привыкну, придётся тебе всё время так ходить.
Улыбнувшись с новой, незнакомой ему прежде лёгкостью, Гаара поцеловал её в макушку и послушно направился в ванную.
Ванная, такая же тесная, как и вся квартира, хранила свою частичку счастья. Как-то они с Нами проторчали почти целую ночь в Резиденции, разбирая отчёты о миссиях и сводки по бюджету, но перед рассветом урвали два часа и провели это время совершенно неожиданным образом. Нами плескалась в ванной, наполненной сэкономленной за неделю водой. Гаара от водных процедур воздержался, но сидел рядом на полу, облокотившись на край. Они о чём-то говорили — о чём-то совсем незатейливом. Он, кажется, доказывал ей, что песчаный глаз сможет продержаться больше часа при такой влажности (не продержался, упал бы в ванную через полчаса, если бы своей техникой Нами не подсушивала песок). Время от времени Гаара пытался запустить руки в воду, а Нами на это взвизгивала и поднимала тучу брызг. Так что под конец, он сидел в совершенно мокрой одежде, и на пол с него капало…
Гаара тихо усмехнулся своим воспоминаниям и посмотрел в зеркало. Оттуда на него взирал встрёпанный мальчишка-енот. И правда, иначе и не назовёшь. Пятна туши в тон кругам под глазами, украшали не только его нос, но и подбородок, и виски, и шею. А дурной расфокусированный взгляд, да и выражение лица в целом, полностью противоречили и внутреннему возрасту, и грузу ответственности, который давил на плечи, будто невидимая горлянка. Ну и ну.
Странно. Странно быть лидером военного селения и одновременно всего лишь подростком, впервые в жизни дорвавшимся до осязаемой, доказуемой любви. Вот она, рядом, за тонкой дверью. Её много, но всегда мало — прикосновений, взглядов, улыбок, близости. Мало, мало, мало.
Будь его воля, Гаара ни на шаг не отпускал бы Нами. Оставил бы себе, целиком, насовсем. Правда, в текущей ситуации лучшим решением было бы надеть на неё наручники, блокирующие чакру, и отправить под конвоем в оазис, чтобы она не смела даже смотреть в сторону Тумана. И пусть Акацуки искали бы её хоть до старости, но так и не нашли. Какой заманчивый вариант…
Правда, расстаться надолго было бы тяжело. Перед этим он обязательно снова занялся бы с ней любовью, и не один раз. И хоть одну ночь никуда не уходил бы.
Гаара поморщился и плеснул себе в лицо отрезвляюще-ледяной воды.
Нельзя скучать заранее, чтобы не скучать потом. Невозможно любить про запас. Нельзя забывать, что помимо его воли и желаний, есть и её воля…
Недостаточно понимать всё это головой, особенно, когда вечная дыра в груди истекает страхом потери и требует залечить её любовью.
Залечить…
Он растянул губы и, как Нами недавно, провёл языком по верхним зубам. У него тоже были чуть заострённые клыки, потому он и смог случайно нанести ей рану. Наверное, так у всех джинчуурики. Да, хорошо, им обоим… понравилось?.. Возможно, даже очень. Но это не умаляло того факта, что след болезненный.
Когда он вернулся в комнату, Нами спала, свернувшись калачиком на краю дивана. Гаара аккуратно подвинул её ближе к спинке и улёгся рядом. Диван был слишком узким для двоих, но им обычно удавалось каким-то чудом угнездиться на нём с полным комфортом.
Нами умиротворённо засопела ему в шею, а Гаара, отодвинув ворот юката, положил ладонь на красное, уже заливающееся синевой пятно. Прикрыл глаза вспоминая, как сенсей учил его призывать целительную чакру. Может, хоть сейчас получится?
— А что ты… де-е-лаешь? — Нами, не удержавшись, зевнула и приоткрыла один глаз.
— Хочу залечить.
— О… — Она сонно улыбнулась. — Ты, конечно, ужас какой упрямый.
— И?
— И я люблю тебя. — Одна её ладонь накрыла его руку, вторая легла ему на плечо. — Давай вместе? Я твои царапины тоже подлечу. Не хочу, чтобы было неприятно надевать перевязь.
Чья чакра в итоге затеплилась слабеньким зелёным огоньком там, где были их руки, Гаара не знал.
Ему было тепло и спокойно от мягкой щеки, прижатой к его груди, и дыхания, растекающегося по коже. Он перебирал в пальцах кончики чуть влажных волос, прикрыв глаза, и блуждал в своих мыслях.
Вот в эти минуты, застывшие где-то между сном и явью, и пришло решение. Пришло неожиданно, как первый луч солнца, который падает на лицо, когда секунды назад кругом была темнота. Может быть, это привкус крови, который он всё ещё ощущал на губах, расставил всё по своим местам?.. Нет, скорее оно зрело уже давно.
— Нами, — позвал Гаара, поглаживая её по спине.
— А? — Она оторвала голову от его груди и сонно заморгала.
— Будешь моей женой?
— Ч-чт… Шутишь? — Нами завертелась, пытаясь выбраться из ложбинки между его телом и спинкой дивана, и села. Гаара нахмурился, обескураженный тем, как на её лице поочерёдно сменили друг друга эмоции — совсем не те, которых он ждал. Сначала недоумение, следом вспышка радости и в конце испуг. А потом словно дверь перед ним захлопнулась — Нами натянуто улыбнулась и опустила глаза в пол.
— Ты шутишь, — повторила она.
— Как обычно — нет. Ты согласишься?
Она открыла рот, но не издала ни звука. Вцепилась в серьгу и опустила голову ещё ниже, занавесившись волосами.
Он неправильно спросил? Неубедительно? Грубо? Слишком длинно? Слишком коротко?
Гаара тоже сел, подтянув к себе скрещеные ноги.
— Гаара, мне кажется, накануне войны это… Это не совсем… Не совсем вовремя, — заговорила Нами, запинаясь, и оборвала саму себя.
Он запутался. Как вышло, что игривая девушка, минуты назад открыто одобрившая его зверские замашки, ушла в глухую оборону, стоило ему предложить ей всю свою жизнь и лучшую часть себя? Изнутри захлестнула чистейшая детская обида, и Гааре понадобилось несколько тяжёлых мгновений, чтобы преодолеть её и вернуть себе способность спокойно говорить.
— Другого времени может не быть, — сказал он. — Дав уйти Канкуро, сделав Темари шиноби Конохи, я понял, чего хочу. Хочу открыто называть тебя своей. Я хочу знать, и чтобы другие тоже знали, что ты мне не просто друг и союзник, не любовница, а часть моей семьи.
— Спасибо, Гаара… — Нами улыбнулась, но улыбка была закована в лёд, а глаза изучали край дивана. — Это честь для меня, правда. Но если ты считаешь меня частью семьи, то так оно и есть. Этого достаточно. Не нужно чужого признания…
— Что я сделал не так, Нами? — потребовал Гаара. — Хочешь, я предложу более красиво? Торжественно?
— Нет! Нет. Пожалуйста.
— Это твой ответ?
— Нет же! Это не ответ. — Гаара потянулся к ней, чтобы заглянуть в лицо. Нами затравленно отшатнулась в самый угол дивана. Но вовсе не испуг, а упрямство застыло в изгибе её губ. — Гаара, понимаешь, жена Каге — это своего рода должность. Боюсь, я с ней не справлюсь. Я… не гожусь.
«Не годится»? «Должность»?
Сухие слова прямиком из официальных документов, были как удар по голове.
Ему-то казалось очевидным, что их связь не из тех, что можно просто взять и заменить другой. Слишком тесно они переплелись за короткое время — болью, стремлениями, желаниями, всем! — как корни растений, про которые Нами рассказывала ему. Обречённая связь, неразрывная. Да, она уже не про свободу и не про выбор. Из неё некуда было бежать, но ему и не хотелось. Ему эта обреченность не внушала страха и не казалась кандалами на ногах. Напротив, она была надёжной, мощной и придавала сил.
Но нужен ли он Нами так же сильно, как она ему? Так же целиком, без остатка и навсегда? Она ведь только что утверждала, что да…
«Не отказывайся от меня. Зачем ты так со мной? Не смей от меня отказываться».
— Где ты взяла этот бред про должность?
— В тех книгах, которые ты давал мне. В разговорах старейшин. Я хожу по тем же коридорам, что и они. — Голос Нами захрипел; она откашлялась. — Ты ведь в курсе списка потенциальных невест? За твоим браком стоит выгода Суны, и это не пустые слова.
Гаара на секунду закрыл лицо руками и устало выдохнул.
Он, конечно, был в курсе списка. Старейшины по-своему беспокоились, чувствуя нависшую угрозу мирового конфликта. Не слишком веря, по всей видимости, в то, что он переживёт войну, и тревожась о том, что в селении может не остаться ни одного человека с геномом магнетизма, они передавали Гааре всё новые и новые папки с досье потенциальных невест. А на собраниях то так, то эдак делали акцент на его близком двадцатилетии.
На последнем старейшина Доромити потерял терпение и высказался-таки прямо, едва шевеля иссохшими губами: «В двадцать лет все Казекаге уже были женаты. Кроме одного. Но мы же не хотим, чтобы вышло как с геномом Третьего Казекаге? Он повёл себя крайне безответственно, оставив Суну без наследника. Если бы не сила вашего отца, где была бы Суна в глазах других деревень? Нас просто затоптали бы! Поскольку ваши старшие сестра и брат по известным причинам больше не могут рассматриваться, как возможные альтернативные продолжатели генетической линии Четвёртого…»
С одной стороны они были правы. Год назад Гаара согласился бы, не моргнув глазом, и отдал выбор невесты в надёжные руки Темари. В конце концов, ему с детства было известно: каждый Казекаге становится заложником путаных брачных традиций. Родители исключением не были.
С другой стороны — плевать он хотел на традиции. Потому что теперь было не то же, что год назад.
Гаара методично отправлял папки с досье невест и копии списка в мусор, не трудясь их открыть, а главное, делал так, чтобы ни то ни другое не попадалось на глаза Нами. И прямо сейчас меньше всего на свете он хотел говорить обо всём этом.
— Я не гожусь, — повторила Нами еле слышно, но с такой железной уверенностью, словно ждала, что он сейчас согласится и заберёт своё предложение назад.
Замешательство и обида слились в мощный порыв злости. Гаара резко подался вперёд и обхватил пальцами её подбородок, приподнимая лицо на себя и не давая отвернуться.
— Для чего же тогда ты годишься? — сипло прошептал он. Злые слова срывались с губ прежде, чем он успевал подумать. — Чтобы спать с тобой?
Нами мотнула головой, вырываясь из хватки. Плечи её поникли, выдавая обиду и заставляя его горько раскаиваться в сказанном, но она быстро спохватилась и развернула их, а подбородок гордо вздёрнула.
— Допустим. Ну и что? Чего здесь плохого? Мне казалось, ты не имел ничего против. А как насчёт того, что ты называл меня другом? Или, может, я была плохим союзником?
— Ты и есть мой друг, — подтвердил он горячо. — И всё остальное тоже. И намного больше. Но при этом ты серьёзно думала, что я буду годами скрывать наши отношения? Почему?
Она молчала, испытывая его терпение.
— Нами, демоны… Для всех мой пост — повод любить и хотеть меня, закрывая глаза на всё. Если я стану есть детей на завтрак, некоторые мне и это простят. И только ты постоянно пытаешься оттолкнуть меня из-за того, что я Казекаге.
— Не поэтому, Гаара! — с явственным отчаянием в голосе возразила она, упорно не поднимая взгляда. — Больше нет. Но ты шёл к этой должности не один год. Ты достоен её занимать. Я не могу встать между тобой и твоим долгом перед Суной! Я беглая шиноби, у меня никаких геномов, а у Каге должен быть прямой наследник с силой…
— Я вообще не о наследниках говорю.
— А я о них! — чуть ли не выкрикнула она.
— Интересно. Не знал, что я и в твоих глазах тоже что-то вроде племенного верблюда. — Гаара почувствовал, как под его пальцами начинает трещать тканевая обивка дивана. К изножью медленно сползался песок.
— Я не… — Она судорожно вздохнула, кусая губы. — Это не так, Гаара…
— Хорошо, — перебил он свистящим шёпотом. Тем, который заставлял утихнуть самые рьяные споры в зале советов. — Хорошо. Допустим, я выберу благо деревни во всём. Женюсь на той, кого мне предложит совет. Плевать, кто это будет. Главное, пусть с ней в Суну придёт сильный геном или большие финансовые вливания. — Брови Нами болезненно изогнулись, словно умоляя не продолжать, но Гаара сейчас не ведал милосердия. — Будем надеяться, что моя тень не сожрёт несчастную девушку. Но что сделаешь ты? Ты готова легко отказаться от меня?
— Кто сказал, что это будет легко? — сдавленно отозвалась она.
— Действительно. — Он продолжал всматриваться в подрагивающие ресницы, но мог только гадать, что они скрывают. — Ты сняла с меня медальон Мацури, Нами. Я об этом прекрасно помню. Так что насчёт твоей тени? Она не боится меня и не против испытывать острые ощущения. А ещё она ведь не любит делиться, правда? И ты спокойно будешь спать, зная, что я с другой…
— Гаара, я не хочу об этом думать. — Нами выпрямилась, с силой, до побелевших костяшек, сцепляя пальцы на коленях в замок. Её шёпот зазвучал как холодная угроза.
— А то что? — Он позволил себе улыбнуться, криво и зло. — Твоим человеколюбием можно будет сжигать города? Прости, замораживать.
Она оглушительно громко промолчала, но опустившиеся уголки губ и трепещущие от гнева крылья носа были достаточным ответом. Он был жесток с ней. Вёл себя как злой уязвлённый ребёнок. Ками, как же сильно он обижал её сейчас… Ему было тошно от себя, но он не мог перестать, пока вместе с сожалением сердце жгла надежда. А источником надежды был её гнев.
Она же умеет быть гордой, срываться в злости. Так пусть кричит, пусть попытается ударить или угрожает обратить в пепел за все отвратительные вещи, что он ей наговорил, в конце концов. Что угодно — только не этот взгляд в пол и не эти лживые слова.
— А если я скажу, что не могу без тебя, — вкрадчиво продолжил он, ненавидя себя. — Что мне плохо. Ты будешь приходить ко мне? Делить меня с другой женщиной? Будешь?
— Нет. Это неправильно. — Нами попыталась встать, но он успел поймать её за руку и вернуть на место. — Пожалуйста, Гаара, поговорим об этом поз…
— А чего правильного вообще случалось с нами в жизни? — Гаара накрыл ладонью её щёку и, склонившись ближе, сказал на ухо то, что сказала бы его тень, будь у неё отдельный голос. — Знаешь, что ещё неправильно? Что я превращу в фарш любого, кто попытается навредить тебе. А ещё — любого, кто коснётся тебя с иными намерениями. Пожалуйста, будь моим о-мамори, Нами, не дай мне снова превратиться в чудовище.
— Ты меня шантажируешь! — Её голос взлетел на несколько тонов выше то ли от злости, то ли от удивления.
— Да. Прошу, будь…
— Гаара… — Нами крепко сжала его ладонь, убирая её от своего лица. — Ты должен знать кое-что прежде, чем решишь повторить…
Гаара смотрел, как она отворачивается и крутит свою серьгу, собираясь с мыслями, а видел, как закрывается на все замки. Если сейчас отвернётся и он, — это навсегда.
— Послушай. Что там с наследниками… Ты, может… — начал он. Запнувшись, облизнул губы, — просто не хочешь детей? Я не собираюсь торопить тебя. — Не собирается торопить. Ха, он вообще не уверен, что за жуть может выйти из него в качестве отца. — Или ты не хочешь совсем? То есть, вообще никогда?
Впервые за весь разговор Нами подняла на него взгляд. Любимые до боли глаза, обрамлённые слипшимися в тонкие стрелочки ресницами, были полны непонятной ему печали и раскаяния.
— Нет. Я не… у меня их просто никогда не будет.
— Что?.. Почему? Кто сказал?
— Хисотэ-сенсей. Помнишь, он осматривал меня, когда мы только пришли в Суну?
— Почему? — невнятно повторил Гаара.
— Из-за Ооками. — Голос Нами напротив снова окреп, стал ровным и уверенным, словно она ступила на твёрдую почву. — До того, как я стала сосудом, у меня был слабенький очаг чакры обычного человека. Запечатывание заставило его работать в разы активнее и сделало из меня в шиноби. Но кейракукей работает на пределе, поэтому я и вынуждена носить кристалл. Без него мои каналы чакры не справлялись с нагрузкой. Это как когда неопытный медик по ошибке пропускает слишком много чакры через тело пациента…
— В этом случае наступает кома.
— Да, но до комы дело не дошло. Сейчас, конечно, стало проще, потому что я выросла и чакроканалы окрепли, но… Моё тело неспособно поддерживать ещё чью-то жизнь. И даже дать ей шанс на зарождение.
Гааре вдруг вспомнились её же слова, адресованные однажды салазариям в теплице: «Они стали мне почти как дети». Она тогда уже знала. В груди бомбой разорвалась ярость. Уничтожить бы тех, кто виноват в этом… Но те люди давно мертвы.
А потом ярость затушило тихое сожаление.
Ему, выходит, никогда не увидеть их общего сына или дочери? Гаара ни разу не задумывался об этом по-настоящему, но за считанные секунды успел захотеть этой встречи. Каким мог бы быть тот маленький человек? Были бы у него или у неё серые глаза и улыбка Нами и его рыжина в волосах? Или наоборот, вьющиеся чёрные волосы и бирюзовые глаза? Вдруг показалось, что он многое теряет вместе с этим ускользающим и тающим в сумерках небытия образом.
А Нами говорила что-то ещё, объясняла, в чём-то его убеждала. Поразительно чётко и сухо. Ни намёка на сожаление — спокойная констатация фактов.
Вот только пальцы бездумно крутили серьгу, отмеряя жутковатый в своей чёткости ритм: четыре оборота вперёд, четыре назад, четыре вперёд… Гаара видел его только однажды — когда говорил с Нами в самый первый раз. Когда допрашивал, если быть точнее.
Четыре оборота вперёд, четыре назад. Не выдать секрет. Не показать страх. Не вспоминать. Дело плохо.
— Традиции — это важно. Я прекрасно понимаю… — продолжала Нами монотонно, как будто малейшая пауза была ей невыносима. — А я… прости, я не думала, что мы зайдём так далеко. — Она подтянула к себе и обняла колени, отчего походила теперь на ребёнка, ожидающего наказания за шалость, которая порадовала его, но неотвратимо должна была обернуться теперь чужим гневом.
Чего же она так боится? Зачем цепляется за проклятые традиции и не даёт ему рта открыть? Так спешит отказаться от него… прямо наперегонки… Да, словно хочет опередить… пока он не сделал того же?
Как бы Гаара ни блуждал в потёмках чужих душ, сейчас он очень, очень постарался забыть о своей обиде и встать на место Нами. Кажется, на секунду у него получилось.
— Я должна была сказать раньше. Не знала как. И… Ками, в итоге вышло просто ужасно, прости. Я не хотела. Но теперь ты знаешь, что я неполноценная и не…
— Нами, остановись, хватит, — отрывисто сказал Гаара. — Для меня ты всегда полноценная. Есть и будешь.
Она замолчала. Гаара воспользовался паузой, чтобы выдвинуть своё предположение:
— Боишься, что я отвернусь от тебя из-за этого?
Нами моргнула, поджав губы, и опустила голову. Весь гнев и обида, которые, если ещё и оставались в Гааре, выветрились. Не его одного здесь предавали многократно. И не только он имеет право бояться повторения.
— Нами, — позвал он. — Я — не твои родители и не Инори-сан, и не Хитоми. Ты можешь ненадолго увидеть здесь меня, а не каких-то других людей?
Она посмотрела на него долгим и бесконечно тёплым взглядом.
— Знаю. Я вижу тебя. Но вижу и твой долг Казекаге. Мои проблемы не могут быть превыше этого долга и на твой выбор влиять не должны.
На секунду захотелось съесть шляпу Каге и податься в горные монахи, чтобы больше ничего подобного не слышать. Но шляпа, к счастью была далеко. А любимая девушка рядом.
Гаара аккуратно взял Нами за руку, заставив оторвать её от кристалла на ухе.
— Традиционно наследники — это важно, — тихо начал втолковывать он. — Правила есть правила. Список моих невест существует, несмотря на то, что я десять раз его выбросил. Но всё это не имеет значения, потому что я не откажусь от тебя. Забудь, что я наговорил про двойную жизнь. Этого не случится. Я же эгоистичный демон, так меня назвали при рождении. Такая уж моя природа. Я служу Суне, но эта часть моей жизни останется вне политики. Я в состоянии справиться с проблемами селения без политического брака. И в моей жизни будешь либо ты, либо не будет никого.
Он ещё никогда не говорил так много и складно о чувствах. Слова сами лились без остановки. А от удивления, благодарности и счастья, постепенно наполнявших взгляд Нами, его и вовсе повело. Гаара замолчал, решив, что слова уже лишние, и крепко обнял её. Она что, правда считала, что он способен от неё отказаться?
— Ты не можешь… — пробубнила Нами ему в плечо.
— Могу, — отрезал Гаара. — Да или нет, Нами? Если причиной отказа будет твоё нежелание, я пойму, и этот разговор закончится сразу, клянусь. Какие бы ужасные вещи я ни делал, силой привязывать тебя я не хочу. Но если ты хочешь, то со всеми остальными препятствиями я справлюсь сам.
Он отстранил её от себя и повторил медленно и раздельно:
— Станешь моей женой? Ты этого хочешь? Забудь на минуту про шиноби и мой пост. Поговори со мной как человек с человеком. Ты не оружие, я не каге.
«Пожалуйста, просто скажи, что ты хочешь быть со мной…»
— Но ты уверен, что сам хочешь? Мы не так долго вместе. Ты не знаешь всех моих недостатков… — Она кусала губы, устремив блестящий взгляд куда-то в потолок. Но напряжение в прямой спине и развёрнутых плечах заметно спало.
Приняв это за добрый знак, Гаара сдержанно усмехнулся.
— Правда? Я знаю, что ты два часа плещешься в ванной, как будто пытаешься там раствориться. Брыкаешься во сне. Делаешь ошибки в иероглифах. И ужасно поешь…
— Вот последнее — это уже просто удар в спину! — Нами возмущённо сверкнула на него глазами, скрывая предательски наползающую на лицо улыбку.
— Это только слухи. Я ведь не проверял, — улыбнулся и Гаара. — Но тебе не стоит опасаться моей оценки. Я сам пою хуже, чем гекконы в брачный сезон.
— И никогда не приходишь домой, не притащив с собой документы…
— Да. Справедливо. А ещё забываю поливать пальму. И характером отличаюсь скверным.
— Ну, тут ты уж слишком строг к себе.
— Так что, Нами? Насчёт моего вопроса.
— Я даже дуэтом с тобой спеть согласна… — Нами перевела дыхание и хлюпнула носом, заслонившись ладонью.
Он молчал и ждал, слушая своё колотящееся сердце.
— Конечно, да. Я хочу быть твоей женой, Гаара, и частью твоей семьи. Как может быть иначе? — тихо договорила она дрогнувшим голосом.
Гаара соскользнул с дивана на пол и обнял острые девичьи колени, уткнувшись в них лбом. В волосы тут же вплелись ласковые пальцы.
— Нами, насчёт детей. — Он поднял взгляд, рассматривая её лицо. — Мне жаль.
— Мне тоже. — Она скованно повела плечом. — Но знаешь… правда в том, что я, наверное, не из тех девушек, которые с пяти лет мечтают о своих детях. Я просто хотела, чтобы у меня была семья и дом. И сейчас, когда всё есть… Для меня это не стало большой трагедией.
— Хорошо… — Он опустил взгляд.
— Послушай, Гаара, если это важно… — Нами осторожно погладила его по голове. — Если это важно, то с тобой я, конечно, хотела бы детей. Обязательно. Из тебя вышел бы прекрасный отец. Я правда так думаю.
Гаара на это утверждение только тихо рассмеялся.
— Не смейся. Я совершенно серьёзно, — сказала она.
Да он тоже совершенно серьёзно смеялся над этой мыслью. Но, пожалуй, ему и правда было важно услышать это. Он рад был знать, что она так считает.
— Тогда завтра.
— Что завтра?
— Церемония.
— Мы же идём к границе с Водой, — нахмурилась Нами.
— Да. Зайдём по пути в одно место. Я не могу обещать красивой церемонии. Но я сделаю так, что никто не сможет оспорить наш союз.
А ещё он пообещал себе, что научится той любви — настоящей любви — которая не будет причинять боли. Возможно, на это уйдёт не один год, с его-то характером, но он научится. Не быть эгоистичным демоном рядом с ней, не добиваться своего через давление, как сегодня, не молчать о светлых чувствах, не ранить сердце, которое легко прощает ему жестокие слова. Нами согласилась быть рядом всегда, поэтому он обязан сделать это время счастливым, каким бы количеством дней оно не исчислялось.
***
В полутора сутках пути от Суны в сторону Воды — сначала на север, а потом немного свернуть на северо-восток — дорогу странникам преграждал узкий горный хребет, похожий на гребень ящерицы-молоха. Он так и назывался: «Хребет ящера» и отделял суровую пустыню Демона, где находилась Суна, от менее беспощадной пустыни Тамариска, которая ближе к стране Воды превращалась в степь. За гребнем начинался столичный округ страны Ветра и базировался временный лагерь шиноби Песка — тот самый, от которого в Суне не дождались вестей.
А на невидимом снизу плато, среди скал хребта прятался крошечный храм Кадзэгами-дзи. Найти его можно было, лишь зная точное местоположение.
Темари и Гаара знали. Однажды их команда сопровождала сюда молодую пару, страстно желавшую скрепить свой союз вопреки и назло своим знатным кланам. Да так, чтобы родителям не оставалось ничего, кроме как смириться с выбором детей. Самого храма Темари в тот раз не увидела — в проход между скал вошли только молодые влюблённые и человек, исполнявший роль их свата-накодо. Сейчас роль накодо досталась ей самой.
Узкая каменистая тропинка, петляющая меж огромных камней, осыпалась под ногами. Когда-то здесь были ступени, но сейчас от них осталось одно воспоминание. Они поднимались вверх-вверх-вверх и в конце, свернув в последний раз, оказались на ярко освещённой каменной площадке. Истинное предназначение хилой постройки, представшей их глазам, выдавали только выцветшие до тусклой рыжины врата-тории да истрёпанные ветрами ветви священного дерева сакаки с висящими на них бумажными лентами.
Под грубо сложенной из сухого дерева и тростника крышей стоял камень «ивакура», пристанище Ками. Он произвёл бы на Темари куда большее впечатление, если бы сама церемониальная комната, выстроенная вокруг него, не походила больше на хижину бедняка, нежели на место, куда призывают богов. Пол из потрескавшейся глины был небрежно устлан циновками, по углам гнездилась паутина, а сверху, прямо через дыру в крыше, бил столб света и падал прямо на камень-ивакура и на очаг, устроенный в глубокой чаше подле него.
Каннуси — проводником воли Ками — оказался желчный старикашка в видавшем виды одеянии, таком же выцветшем под палящим солнцем, как и тории.
Первым делом он наказал им троим снять обувь. После, босиком по пышущему жаром камню, не смея отгородиться от него чакрой, они прошли к ручью, который бежал по каменному желобку справа от «храма». Там старик велел умыть лицо и руки и ополоснуть рот из черпака на длинной ручке — «Очищение перед встречей с Ками!» А сам он принялся раскуривать благовония в ритуальной чаше с тем устало-деловитым видом, с каким уборщик метёт полы, торговец взвешивает сухофрукты, а шиноби выполняют миссии.
Каннуси было всё равно, с кем он имеет дело. Темари внутри вскипала от его небрежного обращения, но держала свой гнев в узде. Ведь сам Казекаге Суны и его невеста скромно следовали каждому указанию старика.
Она и сама знала: суть не в том, кто и в какой обстановке проводит здесь ритуал. Дело в том, что именно в этом месте Ками слушают и слышат. Во всяком случае, так говорили легенды. Пришла пора проверить их правдивость.
— Полчасика ваше дельце займёт, не больше, — прошамкал каннуси в ответ на вопрос Темари. — Ками либо отвечают, либо нет. А если нет, тогда уж извольте пойти прочь.
Полчасика — время обычного отдыха в пути. Они вполне могли позволить себе эту задержку… Ками, неужели они и правда здесь, чтобы провести церемонию бракосочетания? Ей не снится?
Темари ущипнула себя и взглянула на своих спутников. Настоящие. Стоят. Нами скинула с головы шарф и, с живым любопытством изучив окружающую обстановку, повернулась теперь к Гааре. Она смотрит на Гаару, а хорошо Темари — прямо до боли где-то глубоко в груди хорошо от тёплой нежности во взгляде, направленном на младшего брата. И Гаара под этим взглядом меняется, становясь одновременно взрослее и как будто мудрее. Жаль, что Канкуро их не видит сейчас. Темари готова была поспорить, что он язык бы проглотил от умиления и даже позубоскалить бы не смог.
— Проходите в центр, — вернул её в реальность скрипучий голос каннуси. — Кто тут парочка? Или вы все втроём? Такие браки Ками, боюсь, не изволят одобрить. — Он захихикал, мелко так, будто горох рассыпал.
Темари скрипнула зубами и уговорила себя не прибить дурака хотя бы до конца церемонии.
— Я накодо, — строго сказала она и встала по другую сторону от чаши, лицом к Гааре и Нами.
В алтарной чаше стараниями каннуси переливались алые угли, делая жар полуденных гор и пустыни ещё более густым и могучим. Благовония, лежащие поверх углей, нехотя занялись прямо на их глазах; по комнатушке поплыл тяжёлый дым с ароматом древних легенд и затхлого сена.
— Шиноби… Давненько такого не было, — пробормотал себе под нос каннуси и вдруг запел. Сначала тихо, а потом громче. Его неприятный голос неожиданно обрёл странную красоту и силу в вибрирующих протяжных звуках.
Гаара и Нами, не шевелясь, внимали песнопениям. А Темари от их вида хотелось улыбаться и плакать: у жениха за спиной сосуд с песком — снимать некогда. На невесте форма шиноби Песка и три слоя накидок, из-за пояса торчат рукояти саев, а у бедра при малейшем движении бряцает цепь. Не безобразие ли? А как чудно смотрелось бы на смуглой черноволосой Нами белоснежное кимоно и традиционная алая с золотом накидка Песка. А на Гааре могло бы быть синее кимоно, которое дозволено носить только Каге и только по особым случаям…
Нами покосилась на каннуси и украдкой от него дотронулась до рукава Гаары, что-то взволнованно прошептав одними губами. Гаара кивнул и лукаво улыбнулся ей в ответ. Почему-то от этого обмена жестами в воображении Темари они внезапно стали такими красивыми, что она разулыбалась до боли в щеках. Чёрт с ней, с бедняцкой полевой обстановкой. И на вредного старикашку плевать. А кимоно можно будет потом надеть, для Канкуро и старейшин.
Песнь вдруг оборвалась, Темари с подозрением уставилась на каннуси: лишь бы не испортил всё, древний шарлатан.
— Повторяйте за мной! — скомандовал он и трижды громко хлопнул в ладоши.
Его голос опять зазвучал скрипуче и резко. Он зачитывал слова молитвы-клятвы, а за ним почти в унисон, напевно и мягко их повторяли Гаара и Нами.
«Нетленны останутся души. И вместе мы войдем в перерождения. Третий круг. Пятый круг. Седьмой. Вечность. Будьте свидетелями. Утвердите как истину».
Дым благовоний вдруг дёрнулся — от сквозняка, наверное. А потом уплотнился и начал закручиваться правильным ровным витком в высокую спираль, прошивая насквозь столб солнечного света и устремляясь к отверстию в потолке.
Темари переступила с ноги на ногу и заметила, как Нами сделала то же самое. Отчего-то стало трепетно-страшно, словно чьё-то громадное присутствие обняло их всех, заглядывая внутрь душ с первобытным детским любопытством.
— О-о-оси! — ритуальный выкрик каннуси заставил вздрогнуть всех троих. Высокий звук звонко отразился от стен и преумножился раскатистым многоголосым эхом, словно они стояли не под тростниковым навесом, а в огромном каменном здании с высокими потолками. По спине у Темари прокатилась волна мурашек.
— Поклонитесь! Ками здесь и готовы внимать вашей просьбе. Пришло время двойного самоубийства. — Старик хитро зыркнул на юную пару, но не дождавшись ни тени испуга или смущения на их лицах, продолжил: — Символического, разумеется. Вы должны ранить себя. Пролитая кровь есть обещание верности. И первой заговорит кровь будущего мужа. — Сухая морщинистая рука с зажатым в ней ножом, ткнула в сторону Гаары.
Гаара покачал головой и нож не взял. Он вытянул руку ладонью кверху. Задумался…
Нет, не задумался. Он беззвучно приказывал песку, — поняла Темари.
Когда струя песка, вырвавшаяся из горлянки, превратилась в тонкое лезвие, самодовольное лицо старика-каннуси сделалось помятым от испуга. Спорить с такой формой принесения клятвы, он, однако, не посмел.
Дым, не меняя формы и ритма своих витков, склонился от чаши к первому кровавому росчерку, проступившему на ладони Гаары. А Гаара на одном порезе не остановился.
Песок сопротивлялся его воле, импровизированное лезвие вздрагивало и искривлялось, стремясь рассыпаться. Умел бы он говорить, кричал бы, что он — защита и что им пользуются не по назначению.
Темари заметила, как Нами прикусила подрагивающую нижнюю губу, словно подавляла в себе желание остановить происходящее и броситься перебинтовывать раны, которые Гаара наносил себе.
Над первой, длинной и изогнутой линией появились один за другим три коротких алых росчерка-точки. Когда песок измученно осел на пол с жалобным шелестом, на ладони Гаары истекал кровью иероглиф «сердце».
— Боги готовы услышать клятву будущей жены, — хрипловато провозгласил каннуси. Ножа он уже не предлагал, и Нами призвала лёд. Струйка дыма плавно качнулась в её сторону; витки сделались плотнее и чаще.
Прозрачное лезвие, не оказывая сопротивления, сразу впилось в ладонь и принялось медленно и аккуратно вспарывать кожу. Символ Нами был сложнее.
Темари не сдержала вздоха, поняв, что она пишет, и закусила губу, приказывая себе не глупить. Слишком много в глазах брата было сейчас не присущего ему тихого страдания. Хоть кто-то из них был обязан держать себя в руках.
Второй маленький урок калиграфии остался позади. Ладонь Гаары по команде каннуси прижалась к ладони Нами мягким утешающим касанием. Темари закрыла глаза. Ей не нужна была расплывающаяся радугой картинка, чтобы увидеть, как между ладонями иероглифы «принятие» и «сердце» складываются в одно целоеВизуально выглядит так: 受 + 心 = 愛 (т.е. в результате сложения получается кандзи как на лбу Гаары, "любовь") , и как тянется к переплетённым пальцам сизый дым — теперь точь-в-точь прочная витая верёвка.
«А этот иероглиф означает «любовь», малыш, — услышала вдруг Темари голос матери и ясно увидела огромный кандзи на странице книги, которую они вместе листали перед сном в давно забытом детстве. — Правда красивый? Он только кажется сложным. На самом деле запомнить его легко, нужно только выбрать, как. Когда мой сенсей учил меня каллиграфии, то говорил, что «ай» похож на чудовище, раздирающее когтями сердце. Вот, тут будто бы когти, а под крышей сердце — скрывается от них. Но мне больше нравятся слова одного старого монаха. Его звали Бунпуку, и о нём самом я расскажу тебе завтра. Так вот монах этот сказал: «Ай» значит «принятие сердцем». И если так посмотреть, то сердце как бы прячется в центре принятия и становится его частью… Как запоминать написание «любви», каждый волен выбрать сам для себя. И вы с братьями однажды выберете… — Книга вдруг захлопнулась, а мама тихо охнула и покачала головой. — А нам с тобой пора ложиться спать. Твой младший братик разбушевался у меня в животе, намекает, наверное, что уже поздно».
В ту ночь родился Гаара. В ту ночь не стало мамы.
Щёки Темари обожгло горячими каплями. Из какого только дальнего угла память достала те события, ей ведь было всего лишь три…
— Ты, накодо! — вдруг напомнил о себе старик, заставив открыть глаза, и указал на низенький столик с миниатюрной чашечкой отёко и токкуриСосуд для сакэ, наполненным сакэ. — Подноси трижды. Окажи гостеприимство новой семье.
И Темари трижды послушно наполняла отёко.
— Брат, — говорила она, протягивая Гааре чашечку и глядя в бирюзовые глаза, чей взгляд ещё никогда не был светлее и чище.
Она ждала, пока он сделает глоток, и передавала чашечку Нами:
— Сестра.
И последний глоток делала сама:
— Я свидетель вашего союза…
Горячие слёзы ещё не высохли, а вредный старик уже заворчал, что время ритуала истекло. «Подите своей дорогой, у меня очередь».
«Очередь… Из мышей, что ли, очередь у тебя?», — гневно подумала Темари, прислушиваясь к непонятному шелесту по углам, и смахнула рукавом влагу с лица.
К демонам старика. В их семье стало на одного человека больше.
«Или даже, — вдруг подумала она, и эта мысль перевернула всё внутри, а ладонь непроизвольно опустилась на живот, — или даже на двоих?»
Главное, чтобы их меньше не стало. А для этого нужно идти дальше, к границе, и искать Канкуро. Получасовой отдых близился к концу.
Распрощавшись с каннуси, они покинули храм, снова прошли через тории и побрели вниз по шуршащей камнями тропе. Ощущение чужого взгляда, добродушного, но непредсказуемого, следовало по пятам. Провожало.
Шли в молчании, не нарушая покой скал, погружённые в собственные впечатления, и остановились только на выходе из ущелья. Тут наконец и отпустила из своих мягких тисков воля Ками, а впереди, словно ножом отрезанная от скал тенью распростёрлась пустыня Тамариска.
Темари присела в тени чуть в стороне, чтобы дать двоим влюблённым ещё минутку наедине. Она прекрасно понимала их и старательно отводила взгляд, но всё равно подсмотрела, как Гаара целует в лоб Нами, что-то говорит, и прочитала по её губам ответное «любимый мой». А потом Нами призывно замахала ей, а Гаара протянул руку, и Темари охотно вскочила, и пошла к ним навстречу, чтобы обнять… и замерла с глупой улыбкой на губах.
Видно, стариковские сказки — не такие уж и сказки, раз ладонях у обоих юных супругов вместо двух разных шрамов остался один, только в зеркальном отражении: «любовь».