Юнги не спит ночами, много работает, любит курить и крепкий кофе, часто сбивает костяшки пальцев в драках, отстаивая право заниматься музыкой или свою честь, так как ему не повезло родиться омегой. Он аккуратно вводит два пальца и раздвигает их немного в стороны, растягивая горячее нутро. Поджившая кожа неприятно ноет из-за естественной смазки, что стекает по руке и капает в медленно набирающуюся водой тёмную ванную.
Чимин несдержанно хнычет, жмётся ближе, обнимая за шею и ёрзая уже красными коленями, то ударяясь ими о бортики, то сильнее сжимая чужие голые бёдра. Он учится на факультете современной хореографии, подрабатывает в кофейне, звонко смеётся и громко стонет, раскрывая свой высокий голос. А ещё он тоже омега, и последнее Юнги не должен знать в связи с этим. Но он знает, потому что Чимин сейчас в его квартире, в его ванной и закатывает глаза так, что не видно радужек под прикрытыми веками, отдавая свой первый раз в его руки, хватает пухлыми губами недостающий кислород и сбивчиво повторяет:
— Я люблю тебя, — растягивает гласные и глотает слоги. — Люблю тебя. Так люблю.
У Юнги лёгкие горят ответной любовью, приторно сладкой до горечи на языке и в то же время невыносимо болезненной в своём апогее. Неправильно. Все эти чувства, что их обоих переполняют до краев, неправильные. Он прикусывает нижнюю губу, силясь не заплакать, утопает в разъедающем внутренности яде, что оставляет прогнившую душонку нетронутой и утягивает светлого Чимина, согласного сейчас на всё, даже сдохнуть прямо здесь в горячей воде, расплавиться под прикосновениями, лишь бы вместе, лишь бы с ним и никем более. Они всхлипывают одновременно: один от отчаяния, другой от того, что в него толкаются третьим пальцем, доставляя ещё больше удовольствия с лёгкой болью.
— Ты не должен был, — выдыхает Юнги надрывно, чувствуя бешено стучащую в затылке ломающимся неровным пульсом кровь. — Худшее решение в твоей жизни — выбрать меня и отдаться этой любви, когда ещё можно было попытаться найти своего истинного, — слёзы срываются крупными каплями одна за другой и ползут по его щёкам к подбородку.
Чимин пытается сфокусировать взгляд и установить зрительный контакт, поспешно утирает их дрожащими пальцами, выгибается сильнее, подмахивая бёдрами и говорит:
— Это моя жизнь, — прерывается на стоны, но продолжает. — Это мой выбор. Я сам способен решить, что будет лучше, — глаза в глаза. — Любовь к тебе — самое что ни есть правильное в моей жизни. А отдать свой первый раз любимому человеку — наиболее хорошее решение.
Но Юнги не может побороть чувство вины. Он ненавидит себя за свою сущность и того урода из клуба, что подсунул какую-то дрянь в напиток, чтоб воспользоваться телом и навсегда лишить возможности проявится его запаху. Конечно же, суровая реальность не сказка, где случайный секс может произойти между истинными. У Юнги нет запаха волей насильственного первого раза. Он не понимает, как его можно любить и чувствует только отвращение к себе, которое усиливается от осознания, что у Чимина тоже теперь никогда не будет своего природного запаха. В обществе есть только альфа и омега, есть истинные.
— Чимин, — буквально скулит единственное ценное имя, притягивая обладателя второй рукой за хрупкую талию ещё ближе к себе, ещё теснее, потому что плевать на общество.
Юнги целует медленно, с привкусом соли от мокрых дорожек, сплетает языки и ощущает, как начинает стекать слюна. Замедляет движения внутри, заменяя страсть на нечто более ценное — нежность, скользящую теперь по венам вместо возбуждения. Он не может остановить слёз, поэтому судорожно всхлипывает время от времени в чужие губы.
— Хватит, — просит шёпотом Чимин, скользя одной рукой по предплечью, а другой — в выжженные волосы, и начинает покрывать всё лицо мелкими быстрыми поцелуями.
— Ты не кончил, — хрипит в ответ, но перемещает руку на ягодицу, пачкая её смазкой.
— Шутишь? Я не хочу прыгать на твоих пальцах или вылизывать рот, когда ты плачешь и думаешь о том, как сильно виноват, — на лице его мягкость, которую собрать бы губами по крупицам и впитать, чтобы вытеснить пережитое и наконец-то насладиться теплом.
Солнечный мальчик перед ним безвозмездно дарит свет. Этот омега принёс лучик и в его кромешную тьму. Юнги любит и любим в ответ. К чёрту систему мира, к чёрту все эти сказочки об истинности и несправедливый мир, наполненный жестокими альфами, что противоположный пол с грязью смешивают. Они нашли своё счастье и без этого всего.
— Ты всю жизнь будешь пахнуть ничем, — не может не напомнить.
— Будем пахнуть одинаково, как и все пары, — с улыбкой говорит Чимин, вновь целуя.
Как бы глубоко его не тянули во мрак, на самое дно пропасти, где только темнота и сковывающий холод, невозможно сопротивляться своим чувствам. Он ведь рядом с собой крохотный лучик света бережно хранит, что разгорается сильнее, подпитываясь ответной любовью. Зачем кого-то искать? Зачем отказываться от чувств? Зачем следовать системе?
Юнги однажды оступился, а сейчас потащил за собой в пропасть и Чимина.
Поправочка: Юнги когда-то столкнули, а Чимин добровольно шагнул за ним.