Дождь льет как из ведра и осмотр места преступления в буквальном смысле превращается в копание в грязи.
Огромное заболоченное поле с хижиной на краю и ведущая к нему грунтовая дорога просто море жидкой глины, и в этом море возятся люди.
- Никогда столько народу не видел, - говорит Цзян Чао, когда они вылезают из автомобиля на границе между нормальной жизнью и полицейской лентой.
Хань Чжун с ним согласен. С пригорка, даже под дождем, он видит знакомые рожи центрального управления по борьбе с наркотиками, и плотные белые комбинезоны криминалистов, и начальственную форму, и…
- А эти кто такие? - Цзян Чао кивает на группу товарищей в унылых нарядах государственных чиновников, которые толпятся перед хижиной.
Хань Чжун смотрит в указанном направлении, видит бежево-рыжее пятно посреди черных костюмов и усмехается.
- Управление по охране культуры. Провинциальное.
- С чего это?
Чжун пожимает плечами. Ему не сообщили.
- Нам туда, - он кивает в сторону замерших на краю кукурузного поля начальственных чинов, ныряет под ленту и шлепает вниз по грязи, стараясь не поскользнуться .
При приближении к толпе их пытается задержать синеватый на вид дежурный, вчитывается в удостоверения плывущим взглядом и пропускает.
После чего стремительно бежит в кукурузу.
- Это что же там такое? - не страдающий приступами деликатности Цзян Чао таращится на блюющего коллегу.
Чтобы точно узнать, нужно подойти ближе. Чжун вклинивается в толпу, тем более что начальник Сун его уже углядел и повелительно машет рукой.
- Офицер Хань, наш лучший специалист по такого рода преступлениям, - представляет он его окружающим, половину из которых Хань Чжун если и видел, то разве что на сайте управления.
Количество больших шишек зашкаливает за пределы здравого смысла, и одно это наводит его на нехорошие размышления.А еще то, что чжунова некитайская физиономия не вызывает привычной реакции, наоборот, в глазах начальства, у всех, у каждого, он читает облегчение и… надежду?
- И его напарник, офицер Цзян Чао.
Сяо Чао бодро берет под несуществующий козырек, но начальник на него уже не смотрит.
- Что вы можете сказать, доктор Ма?
Судебный медик поднимается от лежащего у его ног тела, предоставляя всем желающим возможность рассмотреть его в деталях. А детали эти таковы, что Хань Чжун, разглядывая открывшееся зрелище, чувствует одновременно и гнев, и дурноту.
- Голову я упаковал, - говорит доктор Ма вместо приветствия, после чего поворачивается к вновь прибывшим. - Предварительно могу сообщить следующее. Погибший, мужчина в возрасте около сорока лет, рост метр семьдесят пять…
Он выдает стандартную информацию, знакомую каждому, кто когда-либо расследовал убийства.
- Смерть наступила приблизительно сутки назад, разумеется, с поправкой на погоду, точнее скажу после вскрытия… Но, как видите, из дома он вышел без верхней одежды. Штаны, да тапочки.
Значит, до того как дождевой фронт накрыл и город, и окрестности, тут же заключает Чжун, переводя криминалистические термины в категорию фактов.
- А причина смерти? - вякает откуда-то снизу толстенький дяденька в начальственной форме. Вякает и тут же смущается.
Снисходительное неуважение к офисной крысе на лице доктора Ма проступает даже сквозь медицинскую маску.
- Декапитация, - кратко отвечает он. Голова покойного, запечатанная в толстый пластик, лежит рядом на носилках.
Хань Чжун разглядывает искаженное смертью лицо убитого, его широкую переносицу, длинные брови. И уши. Сквозь пакет точно не понять, но уши, похоже, тоже такие, характерные. И, кажется, с сережкой в левой мочке.
- Ему отсекли голову, одним ударом, рубяще-режущим предметом с длинным лезвием.
Начальство, тихо шебуршащееся между собой, замолкает.
- Это…
- Мечом, - поясняет Хань Чжун. - Ему отрубили голову мечом. Еще следы есть?
- Вы про сопротивление? - доктор Ма отрывается от анализа поведения начальников и опять поворачивается к Чжуну. - Нет, офицер Хань. Судя по всему, нападение было внезапным, жертва не сопротивлялась и никаких повреждений, свидетельствующих об обратном, на теле пока обнаружить не удалось. Ну, кроме одного. Ассистент, помогите.
Безликий человек в белом комбинезоне - не угадаешь, девушка или мужчина - тут же отделяется от группы таких же и бежит к распростертому безголовому телу.
Хань Чжун смотрит на труп и думает, что доктор прав. Сухой мускулистый торс человека, привычного к тяжелому труду, а загар лишь на шее и запястьях. Где увидишь крестьянина, который все лето ходит в рубашке? А потом ассистент и доктор переворачивают тело на живот и мысли вылетают из головы, оставляя лишь звенящую ошеломленную пустоту.
Ойкает Цзян Чао.
На спине у мертвеца нет кожи.
- Ободрали, - сухо поясняет доктор Ма. - Судя по всему, еще и целым куском.
Слышно, как сзади кто-то с бульканьем бежит прочь в спасительную кукурузу.
Хань Чжун и сам чувствует, как в желудке заворочался скудный завтрак.
- У живого? - усилием воли он загоняет физиологическую реакцию под власть мозга.
- Сложно сказать. Если и у живого, то только в бессознательном состоянии. Но при визуальном осмотре следов оглушения или инъекции обнаружить не удалось. Мы все проверим, когда доставим его к себе…
- И токсикологию, пожалуйста, - хмуро говорит начальник Сун, у которого ни один мускул на лице не дрогнул.
Двадцать восемь лет в уголовном розыске даром не проходят.
- А личность его установить не получилось? - вякает Цзян Чао бледным голосом.
- Это не к нам, - впервые за все время доктор Ма улыбается, это видно по морщинам, собравшимся в уголках глаз. - Эй! Грузим тело!
Комбинезоны суетятся, начальство приходит в себя.
Чжун отходит в сторону и запрокидывает голову, подставляя лицо текущему с небес дождю.
Он все никак не может привыкнуть к человеческой жестокости, хотя работает в полиции уже пять лет. В декабре будет первый юбилей юношескому неповиновению.
- Думаешь, маньяк? - спрашивает начальник Сун, неслышно подошедший сзади.
Он курит, и сухой крепкий запах табака от его сигарет перебивает даже вкус дождя и мокрой земли, забившихся в рот и нос.
Чжун качает головой.
- Трудно сказать, - его мысли почему-то занимает сережка в левом ухе убитого. - Сначала установим личность. Вдруг он всего лишь член банды.
Такая смерть, показательная, с вывертами, подходит какой-нибудь группировке. Да и снятая кожа намекает. Хотя… Если их мертвеца привлекали ранее, больше смысла было отрубить руки и голову, татуировка-то в любом случае в базе, вместе с отпечатками и фото.
А если не привлекали, то зачем снимать кожу? Мужик не эмигрант, а у местных банд клановых татуировок таких размеров - во всю спину - Хань Чжун не помнит. В основном свободные художества бьют. Конечно, нужно проконсультироваться в отделе оргперступности, чтобы точно удостовериться. Всего в мире знать нельзя.
- Начальник? - от мысленного наброска плана расследования его отвлекает голос неунывающего Цзян Чао. - А что здесь делает охрана культурных ценностей?
Чжун, который совсем про них забыл, отворачивается от опустевшего места преступления и смотрит в сторону хижины. На фоне кривых, покрытых плесенью стен черные костюмы защитников культуры смотрятся как картины Бэнкси. Тлен, исхода нет. И только выжидающий взгляд обладателя бежевого пальто выделяется на общем заунывном фоне.
- Вместе с отделом по наркотиками, - дополняет вопрос напарника Чжун.
Набор настолько разношерстный, что голова кругом. Может, покойник действительно из бывших шишек какой-нибудь банды?
- Отдел по наркотикам его и нашел, - мрачно говорит начальник Сун смолит одну сигарету за другой. Окурки он складывает в пластиковый пакетик для улик. Ибо негоже сорить на месте преступления. - В ходе какой-то там разработки вышли на якобы держателя плантации. Всей толпой приперлись, со спецназом. Коллега Цао, говорят, от злости волосы на всех доступных местах рвал.
Чжун снова глядит жухлое по зимнему времени кукурузное поле. На опийное поле и заросли конопли похоже мало.
- Угу, я тоже тут наркоты не заметил, - торжествующе хмыкает Сун, не особо маскируя неприязненное отношение к антинаркотическому отделу и его руководителю. - Как бы там ни было, нашли они покойника и полную хижину дорогостоящего старья.
А где старье, там и его оценщики. Выжидающий взгляд становится нетерпеливым.
- Представляю, какой срач был между ними и криминалистами.
- Нет, Сяо Чжун, не представляешь, - Сун закуривает новую сигарету и тон его буквально сочится сарказмом, как вода под ногами водой. - До небес был срач. В этой халупе что-то такое ценное, куда там жизни человека.
Хань Чжун принимает к сведению, и, соглашаясь, что больше кукурузам разглядывать смысла нет, начинает свой путь к хижине, стараясь аккуратно ступать по раскисшей глине.
Штормовая волна в облике унылого очкарика врезается в полицейское удостоверение и расплескивается, пропуская его вперед. За спиной сопит поспешающий следом Цзян Чао.
- Детектив Хань Чжун, насильственные преступления, - представляется он, больше для соблюдения инструкций. - Прошу прощения.
Опасаясь, что его втянут в ненужный ему разговор, плечом отодвигает замерший на пороге костюм номер два, входит в хижину. И замирает, оторопев. Да так, что даже не чувствует как в него со всей дури влетает не успевший притормозить напарник.
Она стоит на столе, в окружении консервных банок, бутылок из-под пива и еще каких-то предметов искусства, меркнущих на фоне прозрачной светящейся красоты.
Старинная, выточенная из цельного куска нефрита голова Будды высотой примерно полметра.
Расцвет Тан, машинально определяет Чжун. Зажмуривается, гоня прочь наваждение. Оборачивается, чтобы задать вопрос кому-то из костюмов, и натыкается взглядом на назойливое бежевое пятно.
- Фан Сяо, старший сотрудник отдела по охране культурных ценностей, - представляется рыжеволосый молодой человек в дорогущем пальто, но руку, паршивец, не протягивает
- Очень приятно, - Хань Чжун честно старается уменьшить количество яда в голосе, одновременно спрашивая себя, разрешают ли чиновникам Министерства культуры красить волосы или этот нагло игнорирует требования к внешнему виду государственного служащего.
- Цзян Чао, тоже детектив, - сообщает окружающему миру напарник и тут же приступает к вопросам, - это из-за нее весь переполох?
Для него, уроженца какой-то там деревни под Луншанем, все головы всех будд в мире на одно лицо.
- Не только, - мягко и вежливо улыбается Фан Сяо, протискиваясь мимо перегородивших путь полицейских.- Хотя и ее одной было бы достаточно. Однако, она тут не одна. Позвольте, я вам покажу.
Чудовищным усилием воли Чжун отводит взгляд от сияющего на столе шедевра и прячет в карманы зачесавшиеся руки. В сравнении с работой неизвестного пока мастера все остальное кажется не просто убогим, но истлевшим и рассыпающимся, подобно мумии в древней гробнице. А меж тем Фан Сяо намекает на важное: на столе и на косых полках вдоль стен сокровищ хватает на небольшой музей.
Словно кто-то только что обнес запасники Сотбис в Гонконге. Только вон та бронзовая курильница рядом с блоком сигарет может заставить передраться между собой все музеи мира.
- Твою ж… - открывает Чжун рот, но, бросив косой взгляд на вертящего головой Цзян Чао, обрывает себя и говорит другое. - Я так понимаю, это подлинники?
- Ну-у, - тянет Фан Сяо. - Конечно, потребуется провести тщательную экспертизу, однако да. Если тут и есть подделки, то их изготовили так давно, что они уже тоже памятники культуры.
- Ясненько, - кивает Чжун, медленно поворачиваясь на месте.
Он смотрит и запоминает. Охранников культуры, сгрудившихся над головой с благоговейными лицами. Саму голову, застывшую осколком совершенства среди бытового мусора. Выцветшие от времени и влаги постеры на давно не беленых стенах хижины, некоторые из которых, судя по всему, висят тут с восьмидесятых. Расставленные на полках шедевры: бронзовый горшок (Весны и Осени?!), несколько глиняных статуэток из чьей-то гробницы, нефритовые безделушки… Старая кассетная магнитола и допотопный буфет, на котором стоит новенькая газовая плитка в коробке и упаковка баллончиков для нее. У противоположной стены затаился грубо сколоченный и аккуратно заправленный деревянный топчан, который служит постелью.
- Армейское одеяло, - говорит Цзян Чао, кивая на спальное место. - Причем новое.
Чжуну намек понятен.
- Пошлем фотографию, - он подходит к буфету, на ходу натягивая перчатки.
Снимает с полки коробку с плиткой. Кассовый чек, как он и ожидал, засунут во внутрь.
- Ребят, заберите, - зовет Чжун криминалистов.
Газовая плитка, само собой, не редкость, но может продавец ее что-то да и вспомнит.
Обученные люди внимательно просматривают и грузят окружающий их мусор. Будь покойник просто покойником, такого усердия он бы не дождался, но голова… И он сейчас не про отрубленную голову мужика с поля.
- Кто ее забирает? - спрашивает Чжун в пространство.
Большую часть его внимания сейчас занимает толстый справочник, в котором кто-то, возможно и их жертва, карандашом подчеркнул несколько адресов.
- Сейчас подеремся и выясним, - хмыкает из-за плеча Фан Сяо, - кому доведется выйти победителем.
Чжун вертит в руках найденную в справочнике визитку. Сует ее в пакетик, а пакетик в карман.
И только потом оборачивается. Снаружи под огромным зонтом начальник Сун что-то зло и многозначительно шипит на ухо вышестоящему начальству. Не иначе, науськивает их на битву с Министерством культуры.
- Пошли, Сяо Чяо, - Чжун хлопает напарника по плечу. - Нам пора.
Небрежно кивает рыжеволосому, обогнув его, и направляется к выходу.
- Куда это? - Цзян Чао работает с ним всего год, и потому еще не слишком хорошо знает закономерности полицейских будней.
- На совещание, - присутствовать на боях без правил между безопасностью и культурой у Чжуна желания нет.
- Но… Его же никто не объявлял!
- Объявят.
Ибо нет такого дела, которое нельзя испортить бесконечными совещаниями.
Совещание по итогам осмотра места преступления назначают ближе к вечеру. Сотрудники сползаются на него со всех сторон, как сонные мухи на сироп.
Чжун занимает свое законное место у двери, кивая присутствующим, машет спешащему из сортира Сяо Чао и смотрит на разгорающийся экран.
Изображение обезглавленного тела появляется как только дверь в комнату совещаний закрывают. Громко ойкает кто-то из новичков. Хмыкают ветераны. Старик Сун дожевывает пирожок и головы ему нипочем.
- Значит, так, - начинает он планерку, - это наше новое дело, на котором нам предстоит сосредоточиться ввиду его жестокости. По крайней мере пока мы не выясним что-то определенное.
Экран мигает и фотография сменяется другой, на ней во всей красе не только лишенная головы шея, но и кожи - спина. Ойканье переходит в бульканье, из зала стремительно выбегает чья-то тень.
Начальник морщится, переходя к сути.
- Имя нам пока неизвестно, его уже дактилоскопировали и загрузили в базу, но мы не в кино, сами понимаете. Ему около сорока лет, скорее больше, чем меньше, рост метр семьдесят пять, достаточно длительное время проживал в сельской местности, но крестьянским трудом, судя по нему, не занимался. Документов при нем не нашли. Особые приметы…
На экране опять голова, и Чжун в который раз думает, что вряд ли ему кажется. Поворачивается к напарнику.
- Ты чего? - спрашивает тот одними губами, чтобы не мешать начальству вещать.
Чжун молчит, оценивая все те же характерные черты лица. Широкая переносица, длинные брови и прочие особенности, характерные для туцзя. Даже дырка в мочке уха, всячески противоречащая требованиям к полицейским. Тут же в голову непрошенных гостем забирается еще один любитель положить на деловой этикет.
Чжун возвращается к экрану и нащупывает визитку в пакетике во внутреннем кармане куртки. На экране мелькают интерьеры хижины, Чжун машинально смотрит как один шедевр антиквариата сменяет другой, практически не вслушиваясь в скороговорку криминалиста Лу Яня, который занимает пост докладчика вслед за Суном.
- Остановите! - окрик начальника возвращает его в реальность. - Увеличьте, пожалуйста.
Послушный Лу Янь щелкает мышью, растягивая на всю стену фотографию пепельницы, вернее, банки из-под ветчины, которая ее изображала.
- Еще крупнее. Та-ак. А содержимое пепельницы изъяли?
Лу Янь лезет в бумаги со списком изъятого. Кивает.
- Еще приблизьте.
- Да что такое-то, шеф? - мычит с первого ряда толстяк Ву, но шеф только шикает на него, не отрывая взгляда от множащихся пикселей.
Этот окурок выделяется среди других.
- Нейтив Американ, - удовлетворенно кивает Сун. - Редкая марка.
Сун не просто курильщик, вспоминает Хань Чжун, одновременно ощущая, как пальцы непроизвольно стискивают ткань куртки. Сун разбирается в сигаретах, их марках и качестве, как иные - в вине или чае. У всех свое хобби, обычно смеется он, вытаскивая из кармана очередную пачку.
Нэйтив Американ Спирит считаются одними из самых крепких сигарет, с характерным запахом табака, который ни с чем невозможно спутать.
Чжун помнит как синеватые клубы дыма ползут по разложенным на столе бумагам, поднимаются вверх к резному потолку кабинета, путаются среди бронзовых завитушек люстры. Как тлеет окурок внутри пожелтевшего от времени беззубого черепа, забранного в серебро…
- У нас их не продают, но они популярны на Тайване. Отличная примета! И вот что мы с вами будем пока делать…
А что пока делать, меланхолично думает Хань Чжун. Ждать, выдаст ли что-нибудь база ДНК и база отпечатков, и что судебные медики скажут. А, ну и не стоит забывать о культурном наследии, которое вот-вот заявится сюда в своем кашемировом пальто.
- Хань Чжун, а ты…
- А мы, шеф, проверим плитку! - Чжун вскакивает как ужаленный.
Не хватало только, чтобы недостающей частью этой головоломки, которая пока складывается баз всякого его, Чжунова, участия, оказались Фан Сяо и сигаретные окурки.
- Плитку? - начальник Сун давится словами и пучит глаза. - Какую плитку?
- Газовую, новенькую, еще в коробке, - радостно оповещает начальство Чжун, нетерпеливо дергая напарника за рукав. Внешне он, наверное, выглядит как спаниель, которого сутки не выпускали погулять, и остается надеется, что магия нездорового энтузиазма сработает. - Как вернусь, все расскажем.
- Мы правда займемся долбаной плиткой? - с некоторым разочарованием в голосе уточняет Цзян Чао, пока затормозивший у автомата Чжун выколупывает себе банку газировки.
Есть хочется нестерпимо, но времени на глупости нет, часы показывают, что уже полдевятого вечера. А ехать, да по пробкам, минимум час.
- Обязательно, - в два глотка опустошая жестянку, Чжун забрасывает ее в урну. - Но после. Когда магазины откроются.
- А сейчас?
- А сейчас мы с тобой поедем в одно место, в котором можно найти ответ на самый главный вопрос этого дела.
Он бежит вниз по лестнице, прыгая через ступеньки, и Сяо Чао за ним еле поспевает.
- Это какой же?
Блямкает, открываясь, машина. Хань Чжун плюхается на водительское сиденье, пристегивается и только потом достает из кармана визитку.
Изящную, выполненную на дорогой кроваво-красного цвета бумаге. Никаких надписей и имен, только тиснение: столбец знаков из Книги Перемен. Гексаграмма Цзин.
Когда нет хода ни вперед, ни назад, нужно двигаться вверх или вглубь.
- Откуда у мужика, живущего на краю кукурузного поля, полная халупа антиквариата.
Машина заводится и Чжун резко выкручивает руль, разворачиваясь. Все это время Цзян Чао таращится на кусочек бумаги, вертя его так и сяк.
- И откуда же? - он отрывается от созерцания и озадаченно смотрит вперед, явно пытаясь понять, куда они едут.
- Оттуда, - Чжун кивает на визитку. - Все оттуда. Ты когда-нибудь в был в спикизи-барах, а?
Ливший два дня дождь закончился, оставив после себя скользкий асфальт и резкий запах мокрой земли, врывавшийся в салон вместе с ветром.
- Я знаю, что это такое, - осторожно говорит напарник.
- Так вот я тебе сейчас отвезу на спикизи-рынок, - машина вырывается из переулка на широкую городскую магистраль. - Ты фотку убитого на телефон скачал?
Насчет сейчас Чжун, конечно, торопится. Через десять минут они вливаются в пробку, и горевший в душе запал сталкивается с возражениями холодного рассудка. Таскать на Призрачный рынок посторонних не принято, семьи не одобрят. Однако, - Чжун бросает быстрый взгляд в зеркало и перестраивается, - убийства вообще никто не одобряет. А рынок лучшее место найти хвост от произошедшего, даже если покойный заходил туда только раз.
Если визитку не выронил тот, кто курил сигареты и неизвестно зачем приходил в гости в халупу на краю кукурузного поля.
Пробка заканчивается, и фонари по бокам сливаются в сплошную золотую полосу, мешая сконцентрироваться на переживаниях.
И только тормозя на задворках заброшенного завода на противоположном краю города, Чжун соображает - тому, о ком он думает, не нужны пароли и пропуски.
Этого человека на рынке знают даже крысы. Мысль, простая и понятная, успокаивает его, настраивая на деловой лад. С минуту он сидит в машине, глядя как бежит стрелка по циферблату дедовых часов, потом выходит, кивая напарнику следовать за собой.
И впервые за пять лет делает шаг в свое прошлое.