Часть 3

С того жуткого дня, когда Танос, собравший все Камни Бесконечности, щелчком пальцев отправил в небытие половину живых существ во Вселенной, прошло лишь без малого две недели.

Две пустых, оглушённых недели, по ощущениям сжавшиеся до размера одних суток и одновременно простёршихся куда-то в вечность. Такая себе затянувшаяся стадия отрицания, прерываемая вспышками гнева.

Впрочем, Тор мог сейчас говорить исключительно за себя.

Гнев – необычно острая, непреходящая, тёмная ярость – на самом деле пришёл почти сразу, как только за Таносом, в груди которого зияла рана от Гром-секиры, закрылся портал. Нахлынул волной, смешавшейся с холодным ужасом, пока те, кого они знали, просто растворялись у них на глазах, затопил всё существо, перекипая в самом себе и тщетно ища выхода…

И обернулся бессилием, тяжёлым и неизбежным. В голове возникал разом целый сонм вопросов – куда безумный титан ушёл, выжил ли, где скрывается?

Что стало с теми, кто обратился прахом? Они ушли навсегда, или что-то возможно сделать?

Что вообще теперь делать?..

Ответов ни на один никто из них не знал.

Он, признаться, плохо помнил, как они, Мстители, вернее, то немногое, что от них осталось, покинули Ваканду и вернулись в штаб-квартиру – первые пару часов теперь и вовсе виделись ему словно в густом тумане. Зато хорошо помнил, что в первую ночь, несмотря на все попытки, так и не смог заснуть – стоило только сомкнуть веки, как все, кого он знал, растворялись без остатка, снова и снова, тянули к нему руки, выкрикивали обвинения, проклятия… обрывавшиеся звенящим безмолвием.

Говоря начистоту, со сном теперь у них у всех были проблемы. К концу третьих суток после щелчка на тумбочке прочно обосновалось снотворное – выбыть из строя от недостатка сна всё равно виделось невозможным, почти преступным.

Планов дальнейших действий, впрочем, или хотя бы каких-то идей, не было совершенно – все и так разбиты и дезориентированы. До них, в сущности, вообще мало кому было дело – правительство, ожидаемо оглушённое и деморализованное, только судорожно пыталось осмыслить произошедшее и кое-как справиться с нараставшей паникой среди оставшихся в живых граждан.

Сил и средств на что-то ещё просто не хватало.

Единственное, что они смогли придумать – как-то настроить спутники, чтобы те прочёсывали небо, участок за участком, в поисках малейшего сигнала, хоть какой-то зацепки, могущей указать на местонахождение Таноса.

От глухой тишины в ответ с каждым днём становилось только тяжелее.

Буря, царившая внутри, смогла остаться для всех незамеченной – общая подавленность была теперь так или иначе свойственна всем, и Тору чудом удавалось сохранить лицо, загоняя скорбь и едкую тоску поглубже в душу. В чём-то Ракета был прав ещё тогда, по дороге к Нидавеллиру – он уже тогда был заметно не в форме, лишившись почти всего, что было ему когда-то дорого, а двигаться вперёд громовержца заставляли чувство потери, скорбь и отчаяние, оказавшиеся, на поверку, мощным, но крайне ненадёжным и недолговечным топливом. Теперь всё его нутро требовало действий – лететь, мчаться, сражаться, довести начатое до конца, всё исправить… Сделать хоть что-то, только бы не чувствовать этой безумной безысходности и вины, пронизывавшей душу до самого дна и причинявшей почти физическую боль. Кажется, именно оттого, что победа была так близка, горечь поражения, столь досадно-нелепого, ощущалась много явственнее. Ведь ещё бы немного, и…

Вчерашняя сила, не находя применения и выхода, превращалась теперь в страшный яд – чувства выжигали его изнутри, полностью опустошая, вина заставляла взвалить на свои плечи всю ответственность за гибель половины Вселенной, а собственная невосполнимая потеря накрывала сверху удушливой волной, почти погребая под собой, растворяя в своём водовороте даже неотступную тревогу – как назло, челнок с Брунгильдой и остатками асгардцев, что смогли уйти с корабля, затерялся в глубоком космосе без малейшего шанса связаться и заставлял предполагать всё самое худшее.

Эмоции оставались где-то там, скрытые от чьих бы то ни было глаз за внешней тихостью и спокойствием, грубо подавленные – только на стенах отведённой ему комнаты периодически оставались выжженные следы от молний, да в воздухе слышался треск, когда громовержец совсем уж терял контроль, без остатка погружаясь в эту черноту. О том, сколько раз он сбивал костяшки, малодушно колотя стены и крупные предметы, выпуская хоть немного пожирающую его ярость и ненависть к самому себе, и говорить уже не приходилось…

Вот так, незримо, Тор понемногу сходил с ума.

В придачу ко всему прочему, словно бы этого было мало, его последняя потеря, Локи, никак не шёл у него из головы. Кто знает, быть может, всему виной были прежние его выходки, но для Тора брат уже подспудно был тем, кто будет всегда. Всегда найдёт выход из любой передряги, спасётся любой ценой и вернётся, рано или поздно, так или иначе…

Вернётся, всегда ведь возвращался!..

Не в этот раз.

Наверное, это тоже было одной из стадий принятия – когда каждую минуту Тору казалось, что вот-вот распахнётся дверь, и в проёме наконец покажется брат, скрестит руки на груди, покачает головой, и со своей обычной ухмылкой скажет, пока в полынных глазах будет искриться острый смех:

«Ты что, всегда будешь на это попадаться?..»

Да, всегда. Потому что каждый раз потеря бьёт до безумия больно, и привыкнуть к этому невозможно.

Наверное, это тоже часть потери. Многим же кажется, что тот, кого они потеряли, сейчас войдёт в комнату и всё это окажется страшным сном, вот-вот, увидите, ещё чуть-чуть!

Не многие вздрагивают от фантомного звука шагов в коридоре или стойкого чувства присутствия, когда остаются в комнате одни. Не каждые видят кошмары, от которых не спасает ничего.

Не каждые видят свои былые воспоминания, сонной пеленой опутывающие разум, кошмарами, потому что любое напоминание заставляет снова и снова думать, проживая то, чего безвозвратно лишился.

Всему этому не было конца и края. Всё это должно было однажды его убить, наверное, так или иначе, но пока шторм внутри всё продолжал бушевать, прорываясь бесконечными грозами, а Тор упорно натягивал рукава толстовки, пряча сбитые костяшки.

К концу второй недели они все окружили себя рутиной, или попытались, по крайней мере – это было хоть каким-то способом немного отвлечь себя от ужаса всего происходящего, внутри и снаружи, перевести разрушительную фазу горя в деятельную. Громовержцу этого не удавалось – дел не то, чтобы было много, поиски в какой-то момент свелись к пустому ожиданию результатов поиска, а он чувствовал, что просто ничем не может здесь помочь.

Потому Тор и проводил всё больше времени в одиночестве, снаружи, где-то поблизости от штаб-квартиры – и почти всегда в последних закатных лучах и первых рассветных.

Прогнозы погоды, если бы до них ещё было кому-то дело, можно было бы даже и не смотреть – небо над штатом еженощно, если не круглосуточно, сотрясали вспышки молний и раскаты грома, как то немногое, что он мог себе позволить и никому и ничему не навредить.

Так было и в то утро – еженощная гроза уже отбушевала, позволяя небу расчиститься для нового рассвета. Алые и сиреневые полосы расцвечивали небо, давая старт новому дню, а мир медленно просыпался, лишь искусно делая вид, что он всё ещё жив.

Проснулась от тяжёлой дрёмы и Наташа – несмотря на любые ухищрения, заснуть по-настоящему так ни разу и не удалось. Кошмар один и тот же, каждый раз перед глазами лица – все, кто погиб, кто остался жить и те, о чьей судьбе они так ничего и не знали.

Она встряхнула головой, отгоняя сонные видения и уже привычно на автопилоте приводя себя в рабочее состояние. Рецепт здравого рассудка, отчаянной попытки сохранить себя, пока был только один – не только она, они все, продолжая следить за неизменными результатами сканирований, в промежутках придумывали себе всё новые и новые дела, цепляясь за всё, что только могло заполнить охватившее всё вокруг безвременье.

Планета – вся Вселенная – неизбежно погружалась в подобие сонного оцепенения, не зная, как справиться с нанесённым ударом.

Вот так и сегодня – подняться, привести себя в порядок, поесть и просто продолжать двигаться, даже если пока не понятно, зачем. Она как раз занималась завтраком, когда… что-то вдруг происходит. Едва-едва устоявшийся, рутинный ход вещей внезапно нарушает непонятного происхождения радужная вспышка в небе за окном – яркая, но тихая, почти бесшумная, она проскальзывает по рассветному куполу неба и уходит куда-то в сторону воды.

Мерзка паника липкой волной подступает к горлу. Что, чёрт возьми, снова?! Теперь, когда они повержены… Что и кому ещё нужно от их мира?

Возглас Брюса сбоку привлекает внимание – Беннер, пожалуй, не выглядел напуганным или встревоженным, может, самую малость. Гораздо сильнее было удивление, буквально написанное большими буквами на его лице.

– Это что ещё за чертовщина?.. – выдыхает едва вошедший Роуди. Брюс поправляет очки, обводя их взглядом – а нет, тревога тоже есть.

– Нужно найти Тора, и поскорее, – выдыхает он, переводя взгляд на Романофф. Та оглядывается за окно.

– Думаешь, это тот челнок, о котором он говорил? – спрашивает она быстро, а тело уже само пружинит, готовое действовать – выходит, ещё есть ресурсы, которые тревога может подстегнуть. – Те, кто смог спастись с их корабля после атаки Таноса?

– Не исключено, – произнёс Беннер, непроизвольно сглатывая и сцепляя пальцы рук. – Но и не обязательно, – вдруг добавляет он. Наташа непонимающе вскидывает брови, чуть хмурясь.

– Ты выглядишь так, словно знаешь, кто это, – произносит она, на что Беннер кивает, снова нервно поправляя не съезжающие очки на переносице.

– Ну, можно и так сказать, – уклончиво отвечает он, точно боясь, что его мысли окажутся неверны. – Точно такая вспышка была тогда, на поле боя, вспомни, когда прилетел сам Тор, – дожидается кивка Романофф и продолжает, явно утверждаясь в догадках. – Это отблески асгардского Биврёста, Радужного моста… И если сейчас это тоже он, то тот, кто его вызвал, должен обладать силой или оружием не менее мощным, чем сам Тор и его новая секира, – он снова оглядывается за окно. Наташа хмыкнула, что-то быстро обдумывая.

– Так, говоришь, Локи мёртв? – в голосе слышалось недоверие. Брюс серьёзно кивнул. В этом он отчего-то был уверен – то ли это печать какой-то тяжёлой безысходности на лице Тора в тот день, то ли смутная догадка о том, что времена между этими двумя успели измениться и разыгрывать смерть в третий раз Локи бы не стал.

– Тору незачем лгать, – замечает Беннер. – Да и то, насколько он до сих пор убит горем, говорит о многом. Его брата на самом деле уже нет среди живых.

Романофф качает головой. У неё своё мнение на этот счёт – люди, даже если это боги, не меняются, а если и меняются, то с трудом.

– Тор уже дважды думал и чувствовал то же самое, – резонно возражает она, скрещивая руки на груди. – Почему сейчас это не может быть просто новая уловка, чтобы спасти свою шкуру? Вполне вероятно.

– Тогда зачем бы ему возвращаться, да ещё и так скоро? – в тон ей отзывается Беннер и не сдерживает мрачной усмешки. – Если только не снова с какой-нибудь великой целью…

Судя по выражению лица, Наташа шутки не оценила.

– Ты прав, нам срочно нужен Тор, – отзывается она после паузы, направляясь по коридору и понемногу ускоряя шаг. – Он снова ушёл, так? Знаешь, где он пропадает?..

Начался новый, одиннадцатый день после атаки безумного титана.

Рассвет снова занимался над горизонтом, пока лишь робкими, ломкими лучами, пробивавшимися среди деревьев и отражающимися в водной глади – Тор, признаться, даже сбился, какой уже по счёту он встречает здесь один.

В этом, наверное было что-то болезненное – последние слова, обещание, нелепое в своей отчаянной теперь невыполнимости… Но, почему-то, верилось, какая-то часть Тора всё ещё очень хотела верить, несмотря ни на что. Хотя, можно ли было вообще считать это обещанием? Едва ли Локи тогда думал о том, что эта нелепая попытка атаковать безумного титана с мелким кинжалом, которая для громовержца, кажется, рискует обратиться постоянным кошмаром, станет для него самоубийственной.

Если думал, то всё становится ещё плачевнее.

Даже без уже отбушевавшей на время грозы неосознанно сжатые кулаки снова начинают искрить, пока голову заполняют мысли. Здесь всё тоже было уже вдоль и поперёк исполосовано следами от молний – контролировать силу Тору стало отчего-то только сложнее. Он сидел здесь, у воды, отрешённо глядя прямо перед собой, в горизонт, и думал. На самом деле, можно было сколько угодно пытаться сбежать от самого себя, от собственного разума… но только так в голове и сердце наконец хоть ненадолго наступала тишина. Да, легче и впрямь не было, но и другого способа совсем не сойти с ума он больше не видел.

Только так, один на один с собой и с этой чернотой.

Идти всё равно было больше некуда, и дело даже не в том самом челноке с остатками его народа, и не в необходимости ждать исхода поисков, чтобы расправиться наконец с Таносом за всё, что тот сотворил… Когда Тор пытался об этом размышлять, хоть как-то вообразить, что же будет дальше, сердце было пусто и глухо. Это было непривычно и безумно пугало, но Тор, кажется, в одночасье лишился важного чувства – дома у громовержца просто не было.

Дом оказался вдруг по ту сторону мироздания.

– Как же солнце может светить мне, если тебя нет рядом, – выдыхает Тор вслух, не замечая этого, и склоняет голову, упираясь локтями в колени, сцепляет пальцы в замок, с какой-то нелепой злобой на себя понимая, что в глазах снова плывёт. Он ведь честно старался не проливать лишних слёз! Наверное, Локи не хотел бы этого…

А солнце светило, конечно же, как и всегда, не обращая внимание на тех, кто внизу, но… Радоваться ему, кажется, Тор был уже не способен – жаркое, летнее светило ему теперь казалось холоднее бурого карлика. В усталую, бессонную, измученную виной и скорбью голову приходит нелепая, болезненная мысль – может ли быть так, что Локи, его порой несносный и проказливый младший брат, сам умудрился как-то стать его солнцем?..

Что ж, очень на то похоже. Тем хуже.

В траве, чуть сбоку от скамьи, раздаётся шорох – Тор невольно прислушивается, вскидывая голову, и видит совсем рядом с собой аккуратную, тёмную с белыми узорами, змею, которая достаточно быстро приближалась к нему, чуть приподняв голову и почти осмысленно глядя на громовержца. Вопреки здравому смыслу, какая-то детская, наивная надежда затепливается внутри и он протягивает к ней руку – всё бы теперь отдал, чтобы эта надежда оправдалась.

– Здравствуй, – выдыхает хрипло, глядя прямо в глаза-бусинки. – Тебе так уютно, в этой форме? В любом случае, не важно. Если это так, то я… просто рад, что с тобой всё в порядке. Знаешь, столько всего накопилось, не передать, – дрожаще выдыхает, чувствуя, что всё происходящее тянет на симптоматику для сумасшедшего дома, но ему наплевать – самое болезненное в этом давящем одиночестве то, что ему совершенно негде укрыться от него, некому выговориться, и пусть Локи никогда и не был адресатом для того, чтобы изливать душу, такое и случалось-то крайне редко, но… Сейчас был нужен именно он, пусть и нарисованный в воздухе порывами ветра и его собственным, Тора, сознанием.

– Я пытался уже рассказывать, не знаю, слышал ли, знаешь ли… Я очень сильно облажался. У меня, как ни у кого, был шанс убить Таноса, но я оказался бесполезен. Этот ублюдок стёр половину Вселенной, умудрившись при этом проехаться по каждому из команды… – громовержец глубоко вдыхает и выдыхает, чувствуя, как, чутко реагируя на его состояние, воздух наполняется озоном. – Только не по мне, я потерял всё много раньше, и, поверь мне, он ещё за это ответит, – голос надламывается вдруг, и без того сдавленный, приглушённый. – Мне теперь безумно тебя не хватает… Хотя, ты бы точно посмеялся бы над тем, во что мы превратились. Тычемся в космос, как слепые котята, без какой-либо надежды на благополучный исход!.. Потому что ничего иного просто не остаётся.

Тор почти волком воет от сдавившей грудную клетку пустоты – определённо, если бы Гери и Фреки были здесь, то непременно подхватили бы. Змейка слушает внимательно, не сводя с громовержца умных чёрных глаз-бусинок.

– Только, если хочешь смеяться, смейся в первую очередь надо мной… Ведь я умудрился даже твою жертву сделать напрасной, – он стискивает зубы, надеясь унять это жгучее желание просто закричать в пространство. – Это невыносимо, и единственное, о чём я могу сейчас думать, так это как бы раскроить Таносу его фиолетовый череп. Теперь-то я знаю, что бить нужно только в голову… Осталось только его найти – и, клянусь, сколько бы времени ни прошло, в конце концов скрыться от меня ему никакие камни не помогут.

Голос хриплый, словно каждое слово даётся Тору просто с огромным трудом. Он переводит взгляд на свою невольную слушательницу… и понимает вдруг, что теперь уже точно, всё. Брат не придёт, а он сходит с ума, видя его образ буквально повсюду. Надежда, может быть, и умирает последней, но в данном случае она скончалась вместе с ним, там, в ту самую секунду, когда на корабле Танос бросил бездыханное тело Локи к ногам Тора.

И пережить это он был теперь не в силах.

Ослепляющая радужная вспышка прочерчивает утреннее небо за его спиной. Шорох примятой сперва копытами, а потом и ногами, травы тонет в шуме поднявшегося ветра – погода портилась тем сильнее, чем безнадёжнее чувствовал себя громовержец. Лёгкие, почти бесшумные шаги по той же траве, кажутся Тору лишь обнадёживающими галлюцинациями, преследовавшими его все последние дни в штабе. Всё давно рухнуло внутри и восстановлению не подлежит, не теперь.

– В каждой проклятой змее, – сдавленно шепчет громовержец, словно прощаясь с собственным здравым рассудком. – Но, честно, я готов отдать вторую половину Вселенной кому угодно, лишь бы ты снова солгал мне. Лишь бы это снова была уловка, а ты оказался бы живым и невредимым… Прошу.

Вместе с ветром в воздухе шелестит знакомая, заставляющая сердце сжаться, усмешка. На колени, спланировав откуда-то сверху, падает свежий, яркий лист, целый побег, и кромка, чуть резная, упорно напоминает что-то… Ясень? Но откуда ему здесь взяться? В окрестностях вроде ни одного не было…

На согбенные под тяжестью пережитого плечи обманчивыми фантомами ложатся две узкие, прохладные ладони.

– Это, конечно, крайне лестно, брат, но давай обойдёмся без каких бы то ни было жертв, – журчит родной и такой внезапно любимый голос, что Тор замирает, в шоке и трепете задерживая дыхание – а голос, замечая перемену, лишь вздыхает, и ветер замирает вместе с ними. – И я бы ни за что не стал бы являться к тебе в таком виде, змеёй. Не при таких обстоятельствах.

Громовержец вздыхает в унисон с голосом и кладёт руку на его ладонь – та, вопреки ожиданиям, не спешит таять, а остаётся в руке – умудрившаяся где-то замёрзнуть, прохладная, но вполне себе осязаемая и живая. Всё ещё не веря до конца, он ухватывает её покрепче и оборачивается, резко поднимаясь на ноги и только потом открывая глаза…

И видя его.

– Локи, – на лице Тора отражается шок, смешанный с недоверчивой, болезненно-острой радостью, а Локи отзывается на своё имя слабой, немного тревожной улыбкой. Громовержец всё так же не отпускает руки, хмурясь, и чуть шагает навстречу, но тут же замирает. – Прошу, скажи мне, что ты реален. Что всё это не сон, не иллюзия и не галлюцинация… Иначе я точно сойду с ума.

– Я реален, – чуть пожав плечами, послушно откликается трикстер, в качестве своеобразного доказательства чуть пожав его ладонь. – Я вернулся, брат, теперь уже…

Он не успевает договорить – Тор шагает к нему, сгребая одним широким жестом в свои объятия, и из горла вырывается вздох, гораздо больше похожий на рык и задушенный всхлип.

– У тебя пять минут на объяснения, – произносит громовержец едва разборчиво, зарываясь лицом в ткань дорожного плаща на его плече.

– А?.. – в невольной растерянности Локи даже на объятие не отвечает.

– Пока что обнять тебя я хочу больше, чем ударить… – сдавленно произносит Тор, чуть ослабляя хватку. – И пока это так… Лучше объясни мне, что вообще с тобой произошло и где ты пропадал.

Объятие распадается – взгляд громовержца тяжёлый и суровый, но и изучающий, от отступает на шаг, а в глазах стоят невольные слёзы, он весь словно оголённый провод, и в воздухе снова пахнет озоном.

Локи явно счастливый, пусть и усталый, какой-то весь изнутри сияющий, на тёмном дорожном плаще – фибула, с рисунком, упорно навевающем мысли о том самом ясене, и одежда как-то болезненно напоминает похоронный наряд. Он вообще выглядит заметно иным, словно бы резко выросшим внутри, есть что-то особое, новое, в спокойных полынных глазах.

– Думаю, для подробного рассказа нет времени… Это не была уловка, брат, клянусь. Я действительно был в Хельхейме и выбрался оттуда, – осторожно отзывается Локи, чуть улыбаясь. – Я действительно был мёртв, какое-то время. Постарался поторопиться, но вышло как вышло…

Взгляд громовержца теплеет, светлеет, но он сам всё ещё хмурится. Позади Локи, ближе к деревьям, наконец замечает пасущегося Слейпнира – тот вполне спокоен, расслабленно фыркает и лениво обмахивается хвостом. Как это вообще возможно?.. Впрочем, о нём Тор ещё расспросит, позже. Пока важно одно – Локи, его Локи, стоит сейчас перед ним, действительно живой и невредимый, и ему явно пришлось проделать долгий путь, чтобы вернуться.

Тор почти не сомневается, что так оно и есть.

– Стало быть, я могу тебе верить?..

– Можешь, – серьёзно кивает Локи, легко встречая его взгляд. – Да, наверное, это нелегко… Но я ведь пообещал тебе, в последний раз, что всё будет хорошо? Я уже не мог так просто нарушить обещание.

Этого достаточно, хватает с головой. Всего хватает, чтобы сорвать тормоза.

Тор делает шаг навстречу, вновь заключая брата в крепкие объятия, и больше не может сдерживать накопившегося, когда Локи, вдохнув и подавшись вперёд, обнимает его в ответ, комкает объёмную ткань худи в пальцах, разгоняя последние сомнения.

Гроза, впрочем, не отступает и, наверное, долго не закончится – теперь нужно выпустить всё, что так долго загонял в самый дальний чулан в душе. Первые раскаты грома пронизывают воздух, а вокруг стеной начинает лить дождь, всё же почтительно их не затрагивая. Слейпнир всхрапывает недовольно, кося лиловым глазом на расчувствовавшихся принцев, и невозмутимо продолжает питаться.

– Прости меня, – едва слышно пробормотал громовержец, не контролируя собственные, текущие по щекам слёзы. Они прижимаются лбами, сцепляют ладони и стоят так долго, очень долго. – Как подумаю, что последнее, что слышал от меня, было… В конце концов, по-настоящему, не выразить, сколь много ты до сих пор!..

– Я вижу это, Тор, – трикстер закрывает глаза, чуть улыбаясь, и тоже чувствует, как слёзы собираются на ресницах. – Я чувствовал, всё время. И тебе не нужно ни за что просить прощения. Всё уже прошло.

– Ты… – Тор чуть отстраняется – Чувствовал? – глядит на него с недоверием и надеждой. Локи кивает, снова прижав свой лоб с нему, словно бы так можно было поделиться мыслями и воспоминаниями – странно, вот так всего две кости отделяют друг от друга почти целые миры.

– Именно, – подтверждает он, вдыхая глубже, дыша бушующей вокруг них грозой. – Не знаю, как это, но в Хельхейме ты действительно чувствуешь, если кто-то о тебе скорбит. Это больно, но и согревает – а на тех ледяных пустошах это и вовсе самое главное и важное, что есть… И я абсолютно уверен, что с нас обоих достаточно сожалений.

Тор счастливо улыбается, кивая, по давней привычке сгребает его за заднюю часть шеи… и ловит испуганный, затравленно-панический взгляд, не поняв сперва даже, что происходит.

– Брат, не надо, – словно снова задыхаясь, выдавливает младший, и только через секунду громовержец догадывается о причинах и сам быстро отдёргивает ладонь.

– О, норны, прости меня! – смотрит испуганно на пережившего подобие панической атаки брата, и с ужасом понимает, что им обоим понадобится очень и очень много времени, чтобы справиться со всем произошедшим. – Я буду осторожнее впредь, я обещаю.

– Ладно, я в порядке, – отмахивается трикстер, растирая враз занемевшую шею. Хель как-то не предупреждала, что его ждут весёлые побочные эффекты пережитой смерти. Что ж, в любом случае, за всё и всегда приходится платить – за этот взгляд Тора, абсолютно, зашкаливающе сияющий, за утихающую грозу, за выходящее из-за туч солнце, за этот воздух, за тепло, за… всё и сразу. И за отсутствие глубинного страха, что неотрывным спутником преследовал его со времени провала в Нью-Йорке.

Из внезапной задумчивости снова выдёргивает брат – он, кажется, просто не может отвести от него взгляд, не может отойти на шаг, но всё это так знакомо и понятно, что не раздражает и даже не хочется, чтобы это заканчивалось.

Да, теперь не закончится. Как он там сказал, «на ближайшие три-четыре тысячи лет как минимум»?

– Я едва верю, что это не сон, – выдыхает Тор, наконец более-менее справляясь с собой – слова упрямо не желали складываться, разбегаясь ещё на подлёте. – Как ты всё-таки выбрался из Хельхейма? Мне казалось, что это должно быть невозможно…

– Ну, знаешь, – тянет Локи всё с той же улыбкой. – С учётом того, что незадолго моей гибели мы победили богиню Смерти, это стало чуть менее невозможно. Но боюсь, что это действительно последний шанс – я впервые был там на самом деле, а дважды выбраться из Хельхейма точно нельзя, – младший качает головой, снова едва улыбаясь уголками губ, и серьёзнеет, оглядываясь назад, на парк и виднеющийся вдали штаб. Во взгляде сквозит неясная надежда, даже вера. – А что Танос? Чем всё закончилось?

– Кажется, ты слышал далеко не всё, что я говорил той змейке, – усмехнулся Тор невесело, качая головой. Груз вины, едва ощутимо уменьшившийся, вновь плитой ложится на плечи, а голос становится глуше. – Всё как раз наоборот – Танос собрал все Камни Бесконечности и стёр с лица Вселенной ровно половину всех живущих. Наверное, в какой-то степени, тебе повезло находиться по ту сторону жизни в тот момент – иначе тебе угрожала опасность, тоже… Знаешь, они просто рассыпались хлопьями, словно пепел или песок. Если бы ты был с нами, ты тоже мог развеяться.

– Стало быть, Хель не лгала, – чуть поводит плечами Локи, задумчиво хмурясь. – А наш челнок, беженцы? Они не объявлялись?

– Ничего, – он выдыхает, немного натянуто, изломанно улыбаясь и разводя руками. – Так что… Я оказался бесполезен, и как царь, и как воин. По большому счёту, это ведь всё из-за меня – пусть я и смог ранить Таноса, но не смог убить, остановить его раньше, чем он всех уничтожил. Теперь он отступил, и никто не знает, где он и как его найти. Про наших же даже и говорить нечего… – громовержец качает головой, мрачнея на глазах, и Локи улавливает что-то в голосе, что заставляет его не молчать.

– Эй, – он заглядывает в лицо брата, качаясь ладонью плеча. – Послушай меня. Они доберутся сюда, обязательно и очень скоро, вот увидишь. Не стоит недооценивать Брун, – во взгляде мелькает что-то обнадёживающее, кажется, трикстер и сам в это верит. После теплота вновь сменяется серьёзностью. – Что до Таноса… Ты говоришь, что смог ранить его, да так, что ему пришлось отступать, верно?

– Ну да, – кивает громовержец, не понимая, куда клонит брат. – Всадил лезвие секиры ему в грудь – а ведь атаковать нужно было голову! И если бы не…

– Эй! – Локи снова окликает его, чуть громче по тону и чуть встряхивает, едва ощутимо, за плечи. – Ты сделал больше, чем кому-либо удавалось. Может, ты не убил его, но сделал достаточно, чтобы не чувствовать вины, – он улыбнулся почти ободряюще. – Ты сделал всё, что мог. Ты всё ещё сильнее многих и куда сильнее, чем тебе самому кажется.

– Я почти уверен, что не заслужил твоего возвращения, – качает головой Тор, выдыхая вдруг предельно искренне, а взгляд светится благодарностью. – По крайней мере, мы перебили всех его приспешников, так что тебе ничего не грозит, – он чуть улыбается, сжав ладонью его плечо. – Я клянусь, теперь я смогу тебя защитить.

– Не надо, – трикстер вскидывает ладонь вверх, отчаянным жестом заставляя его замолчать. – Не стоит бросаться такими клятвами. Достаточно и того, что есть сейчас… – кроме привычной лукавинки в полынных глазах отражается что-то более глубокое, жуткое, и громовержец понимает, что Локи явно не тот, что прежде. – Не хочу гневить судьбу, знаешь ли, – он пытается смягчить всё новой улыбкой, но выходит не очень. Громовержец хмыкает, с новым чувством узнавания вглядываясь в родное, знакомое лицо.

– Ты… изменился, – заключает он, едва заметно сощурившись. Локи только качает головой.

– Мы оба изменились, Тор, – вторит он брату, улыбаясь точь-в-точь как раньше. – Жаль только, что пути нам выпали такие непростые.

Момент повисает в воздухе, ничуть не угнетая. Они оба отчего-то понимают, что вот оно, наконец достигнуто ими – не соперничество, а сотрудничество, союз абсолютно равных друг другу.

– Рад, что мы снова вместе, – с кивком произносит бог Грома. Локи кивает в ответ, как в тот самый, последний счастливый день на корабле.

– Рад вернуться к тебе, – отзывается трикстер, чуть прикрыв глаза, и чувствует, как его снова притягивают в крепкие, судорожные объятия, обнимает в ответ, насмешливо ероша коротко стриженные волосы на затылке. – Ну что ты, что ты? – голос мягкий, успокаивающий, и почему-то упорно напоминает о Фригг, чем-то, что никак не возможно уловить. – Теперь-то всё хорошо, я никуда не денусь и буду рядом, сколько…

– Не обещай, – глухо произнёс Тор, перебивая. – Сам ведь сказал, что иначе потом… – осекается на полуфразе и зарывается в смоляные волосы. – Я должен был сделать это гораздо раньше, ещё в тот вечер, когда ты вернулся после Рагнарёка на корабль, и плевать на всё, что произошло после.

Локи молчит, зная, что слова бесполезны и просто надеясь каким-то образом поделиться своей уверенностью с братом, успокоить, пробудить в нём новые, свежие силы – теперь ему, Локи, это под силу. Не об этом ли говорил Один, когда упоминал возможный союз? Был ли этот день, как и тысячи других, предначертан им норнами?

Этого они уже никогда не узнают.

Внезапно внимание привлекает какой-то невнятный шум, а открыв глаза, он наконец понимает, что незаметность Слейпниру всё же не удалась – кажется, что своим прибытием он всех поставил на уши.

– Как думаешь, они бегут меня приветствовать или линчевать по старой памяти? – со свойственной ему иронией интересуется младший. Тор неохотно отстраняется, оглядываясь за спину и недовольно ворча.

– Скорее, по новой панике, – хмурится громовержец. – Все до сих пор на нервах, это вполне объяснимо… Откуда им знать, что произошло. – Тор оглядывается кругом, с облегчением выдохнув… и до сих пор отложенные вопросы снова встают во весь рост. – Впрочем, это не так важно, я смогу им объяснить. Так что пока они бегут, скажи-ка мне, братец: откуда у тебя взялся Слейпнир и что это за лист был… от Иггдрасиля, правильно я понимаю? – громовержец страшно округляет глаза, указывая на фибулу. – Только не говори, что перед Рагнарёком ты успел не только умыкнуть Тессеракт, но и ободрать Мировое Древо на главной площади?!

– Ага, сейчас, конечно, – Локи хмыкает, отмахиваясь от него, и украшение на фибуле снова обращается в руке ветвью, что дала ему Хель. – Это действительно от Иггдрасиля, но чисто технически, это не просто ветка, а саженец будущего Мирового Древа, которое мы с тобой потом посадим в Новом Асгарде, – витиевато отзывается Локи, пока Тор с лёгкой укоризной качает головой, скрестив руки на груди. Трикстер лишь фыркает его реакции, совсем как прежде, и отходит к Слейпниру, ласково потрепав коня по гриве. – И вообще, как я уже сказал, это слишком длинная история – и про Слейпнира, и про ветвь, и про моё освобождение из Хельхейма, – поэтому я расскажу её как-нибудь позже, если не возражаешь. Скажем, вечером, за чашкой чего-нибудь горячего. Устроит такой расклад?

– Вполне, – соглашается Тор и протягивает ему ладонь, кивая на бегущих к ним Мстителей. В облике громовержца теперь тоже чудится что-то новое, завораживающее: – Идём к ним, нет смысла ждать здесь… Ты ведь теперь на нашей стороне?

– На твоей стороне, – выделяет Локи голосом, назидательно подняв указательный палец, но ладонь протягивает, крепко ухватывая его руку. – Все остальные меня не особо интересуют. Только ты и то, что осталось от Асгарда, в нас и в выживших.

Бог Грома удовлетворённо кивает, ободряюще сжимая его ладонь.

– Этого хватит с лихвой, – заверяет он.

Они шагают навстречу остальным, но что-то снова заставляет трикстера остановиться, потянув брата за руку, словно в далёком детстве.

– Тор, – голос Локи внезапно заглушён порывом ветра, но он каким-то чудом прекрасно его слышит. – Взгляни.

Они оба оборачиваются к востоку – гроза давно утихла, и тучи, подчиняясь благости, быстро разбежались, открыв небо – и ловят на лицах тёплые лучи только что поднявшегося солнца. На душе становится вдруг тепло и свободно, как давно не было, словно бы война уже закончена. Оба знали, что это не так, но понимали и то, что вместе справятся со всеми трудностями. Теперь справятся.

– Я же говорил, – на лице Локи огнями прежнего дома горят глаза цвета полыни. – Я же обещал тебе – однажды солнце снова воссияет над нами. Видишь?

– Вижу, – с улыбкой кивает Тор. – Позволь тогда мне тоже дать тебе своё слово, – громовержец легко выдыхает, распахивая ему навстречу глаза цвета неба над Асгардом и сжимая руку ещё чуть крепче, не причиняя боли, словно боясь, что трикстер исчезнет, если его отпустить хоть на мгновение. – С этой самой минуты, я клянусь тебе…  

Так будет всегда.