У Улькиорры иногда ощущение, что мир крупно просчитался, обзаведясь таким серым, скучным, совершенно несуразным человеческим племенем, которое колготится бестолку, шумит, пыхтит и вечно куда-то торопится, напоминая единый живой организм. Улькиорра смотрит на этот «организм» и понимает, что ему тут не место, ведь он никогда не торопится — у него всё получается вовремя даже при том, что он не прикладывает к этому ни малейших усилий. Он опровергает любые приевшиеся стереотипы касательно нынешнего общества и постоянной нехватки времени, поэтому перманентное копошение «организма» его раздражает. Суета, пыль, гулкие разговоры, смешивающиеся в полную восклицательных знаков кашу. Улькиорра до скрежета зубов ненавидит находиться внутри всего этого, ему кажется, что он варится живьём, погибает, задыхаясь от нехватки кислорода. «Организм» душит его, выжимая до капли.
Поэтому он любит утренние часы больше любых других.
Кофе из автомата горчит. Улькиорра кривится, смяв пластиковый стаканчик, но затем, подумав, снова нажимает кнопку, напротив которой многообещающе написано «латте». Разумеется, никакой это не латте, но выбора в уже ожившем офисе не так чтобы много, приходится давиться растворимой горячей бурдой, мерзкий вкус которой может перебить только внушительная порция сахара.
Улькиорра, отпив, обжигается кипятком и недовольно цыкает. Пятая по счёту порция кофе делает его язык шершавым, поэтому когда он на автомате проводит им по пострадавшей губе, ощущение получается не из приятных.
Улькиорра сокрушённо вздыхает, поворачивается и замирает в лёгком удивлении, заметив в приёмной главного редактора невысокую стройную девушку с копной длинных огненно-рыжих волос. «Организм» бурлит вокруг неё, разражаясь то криками сотрудников, то назойливыми телефонными звонками, но поглотить столь яркое, выделяющееся на фоне унылой серости пятно не может. Поэтому девушка сразу притягивает взгляд, и как Улькиорра ни старается, смотреть в другую сторону он просто не может.
— Хороша цыпа, да?
На плечо с размаху опускается чей-то локоть, и Улькиорра едва не заваливается набок. Кофе выплёскивается через край, заставив его поморщиться от резкой боли.
Скосив взгляд, Улькиорра недовольно поджимает губы, заметив похабную ухмылку Гриммджоу, и демонстративно смотрит на мокрые пальцы. Кофе всё ещё горячий, поэтому на ставшей липкой коже медленно вспухают красные пятна.
— Она, кажется, что-то опубликовать хочет. Пришла искать реда, который поможет ей в этом деле, — не обращая внимания на произведённый эффект, продолжает Гриммджоу. — Как думаешь, стоит помочь малышке? Ну, замолвить там словечко.
Улькиорра презрительно кривится. Из всего окружения этот представитель «организма» раздражает его сильнее остальных.
Дёрнув плечом, Улькиорра сбрасывает чужую руку и поправляет узел галстука.
— Я думаю, тебе стоит приняться за свою работу, — напоминает он, выделив последние два слова чуть изменившейся интонацией.
Гриммджоу вздёргивает брови, а затем, осклабившись, ухмыляется:
— Да ты же сам на неё глаз положил, я прав?
Улькиорра бросает на него быстрый взгляд.
— Сдаётся мне, ты стал плохо слышать.
Гриммджоу разражается зычным хохотом, обращая на себя внимание сразу нескольких людей. Девушка в приёмной, вздрогнув, тоже поворачивает голову, и Улькиорра едва не отшатывается, когда её глаза практически упираются в него. Он крепче стискивает пальцы, из-за чего стаканчик начинает хрустеть, и сжимает зубы, стараясь смотреть на неё в ответ без лишних эмоций.
В конце концов, она — тоже часть «организма». Ни больше, ни меньше.
Дверь в кабинет главного редактора распахивается, когда губы незнакомки трогает улыбка, и Улькиорра окончательно утрачивает над собой контроль: пальцы судорожно сминают пластик, остатки чуть остывшего кофе выливаются на дорогой ковролин. Улькиорра сглатывает, не обращая внимания на боль от ожога, а затем чуть более раздражённо, чем хотелось бы, швыряет стаканчик в урну. На манжете белой рубашки остаются бежевые пятна, это чертовски неприятно.
— Ускользнула крошка, — ехидно говорит Гриммджоу, кивнув в сторону кабинета главреда. — Этот хмырь её теперь точно из своих лап не выпустит.
Улькиорра встряхивает рукой и, не удостоив его взглядом, решительным шагом идёт в сторону уборной. Нужно хотя бы попытаться ликвидировать катастрофу с манжетой.
В свой кабинет Улькиорра попадает только спустя двадцать минут, пятнадцать из которых он потратил на то, чтобы не сорваться на секретаршу. Та попалась ему на пути из уборной и добавила к пятну на манжете ещё и росчерк чернил на лацкане пиджака. Улькиорра уговаривает себя, что «организм» глуп и ограничен, а сам мысленно душит глупую девчонку, у которой, кроме больших оленьих глаз и столь же большого бюста, нет ничего. Он твердит себе, что никогда в жизни больше не станет пить кофе из автомата и постарается максимально ограничить времяпрепровождение вне стен кабинета, потому что это чревато катастрофами, странными взглядами и незнакомками с рыжими волосами.
Улькиорра задумчиво хмыкает, усаживается в кресло и расслабленно вздыхает, наполняясь привычной, знакомой до малейшей пылинки обстановкой. Его это успокаивает, укачивает, заставляет позабыть про мелкие недоразумения, и когда Улькиорра почти готов приняться за работу с новыми силами, телефон на столе тоненько тренькает.
Снимать трубку не хочется секунд пять — не больше. Потом рука всё равно на автомате тянется вперёд, а следом в ухо из динамика проникает испуганный блеющий голос секретарши:
— Улькиорра-сан, Айзен-сан просит вас зайти к нему.
Улькиорра закатывает глаза, ощутив себя фатальным неудачником, коротко бросает «сейчас буду» и осторожно, стараясь контролировать вскипевшее внутри недовольство, кладёт трубку, хотя хочется швырнуть её в стену. Улькиорра злится, как не злился уже давно, но всё равно встаёт, поправляет пиджак, проводит напоследок кончиками пальцев по столешнице, вбирая спокойствие своего, отдельного от «организма» места и, наконец, покидает кабинет.
Когда Улькиорра переступает порог приёмной, секретарша дёргается. Она в панике смотрит на него и не может выдавить ни звука — молча указывает на дверь, за которой находится очередное офисное помещение, оккупированное Айзеном Соуске.
Постучав, Улькиорра выдыхает и, не дождавшись ответа, поворачивает ручку. В нос тут же бьёт запахом дорогих сигар, в горле начинает першить из-за концентрированного аромата мужского парфюма.
Улькиорра, едва сдержав чих, неприязненно морщится и оглядывается. Айзена в кабинете почему-то нет.
— Здравствуйте, — ввинчивается в голову посторонний, совершенно незнакомый голос.
Улькиорра в недоумении поворачивается. Глаза обжигает ярким живым пламенем, к першению в горле прибавляется чесотка, от которой по рукам проходит нервная судорога.
Улькиорра моргает, чтобы сбросить пелену, и уже более осмысленным взглядом смотрит на робко улыбающуюся незнакомку, которая получасом ранее привлекла его внимание.
— Добрый день, — с отстранённой вежливостью здоровается он.
— Айзен-сан вышел, — словно угадав его мысли, говорит девушка. — Сказал, что на пять-десять минут — не больше.
Улькиорра досадливо кривит губы, чувствуя себя не в своей тарелке, и степенно присаживается, поняв, что «пять-десять» минут Айзена могут растянуться и на полчаса, и на час.
— Ясно.
Придётся ждать, ведь о том, чтобы ослушаться, Улькиорра даже подумать не может. Он настолько привык плыть по течению, что иного для себя попросту не мыслит.
— Меня зовут Иноуэ Орихиме, — помявшись немного, снова напоминает о своём присутствии девушка.
Улькиорра машинально буркает что-то в ответ и лишь затем осознаёт, что ему ради приличия вообще-то тоже стоит представиться. Ему это совсем без надобности, на самом деле, но этикет, чтоб его, в некоторых моментах безжалостен.
— Улькиорра, — выдавливает он, отводя взгляд от внимательных глаз Орихиме, — Шиффер.
— Приятно познакомиться, — расцветает та, Улькиорре кажется, что по потолку мелькает солнечный зайчик.
— Взаимно, — отвечает он и замолкает, не представляя, о чём вообще можно разговаривать с незнакомым человеком.
Орихиме, впрочем, тоже не торопится начинать диалог, поэтому в кабинете на некоторое время виснет такая непроницаемая тишина, что глухие голоса «организма» за стенкой кажутся въедливыми и слишком шумными.
Улькиорра сцепляет руки в замок и вздыхает, приготовившись ждать столько, сколько потребуется, но Орихиме неожиданно начинает ёрзать, усаживаясь в кресле то так, то этак.
— Неудобно… немножко, — смущённо поясняет она, поймав недоумевающий взгляд.
Улькиорра хмыкает. Уж ему ли не знать. Своё кресло он покупал сам, демонстративно выкинув пыточный механизм, что предложил ему в качестве рабочего места хозяйственный отдел.
— Знаете, — продолжает Орихиме, не удовлетворившись, видимо, проявленным сочувствием, — я вообще удивляюсь, как подобные вам люди могут часами сидеть в подобных креслах. Ой, то есть не подумайте ничего плохого! Я уважаю офисных работников… и остальных работников, которые к офисам не имеют ни малейшего отношения… и вообще я всех, наверное, уважаю… В общем, я не хочу никого обидеть, но как вы умудряетесь проводить по нескольку часов в одной позе?
Улькиорра изумлённо моргает, разглядывая Орихиме, как направленную в лицо новогоднюю хлопушку. Он, на самом деле, удивлён, что она вообще открыла рот, но когда до него, наконец, доходит, что она действительно ждёт ответа, у него пропадает дар речи. Приходится нервно подёргать плечами, изображая солидарность. Орихиме тепло улыбается, обретя в лице слегка опешившего Улькиорры единомышленника.
— У меня дома есть любимое кресло, — мечтательно говорит она, прикрыв глаза. — Ну, знаете, оно такое удобное и мягкое, что в нём даже спать можно — потом ничего не болит, честно-честно! Хотите, скажу, где я его купила?
Улькиорра сглатывает, ощущая себя пойманным мышью котом. Эта женщина, видимо, всерьёз настроена на конструктивный диалог, но он совершенно не представляет, как его поддержать, поэтому качает головой, явственно чувствуя, как скрипит шея.
Орихиме вздыхает, но, кажется, ничуть не огорчается. Она пожимает плечами и снова ёрзает.
— Вы много теряете. В это кресло невозможно не влюбиться. Я вот как села, так потом целый час не могла встать — не хотелось, представляете?
Она тихо смеётся, солнечные зайчики кучно заполоняют все видимые поверхности. Улькиорра чувствует, как у него слезятся глаза.
— И первый свой стих я написала именно в нём.
Орихиме запинается и смущённо замолкает, вернувшись, видимо, воспоминаниями к тому моменту. Улькиорра завороженно смотрит, как она прикусывает губу, и неожиданно заходится хриплым кашлем, не справившись с собственным дыханием.
Орихиме пугается, она вскакивает и подлетает к нему. Тщетно пытаясь поймать постоянно ускользающий взгляд, она с беспокойством спрашивает:
— С вами всё в порядке?
Улькиорра кивает и, на долю секунды столкнувшись с её глазами, давится новым приступом, который едва ли не сильнее предыдущего. Его смущает её присутствие, её вмешательство, её болтовня и совершенно неуместная тревога. Он не принадлежит «организму», а значит, волноваться за него не стоит. Тем более ей. Тем более так.
— Может, воды принести? Кулер, кажется, рядом с кабинетом, я быстро!
Орихиме вскакивает, но Улькиорра успевает остановить её, ухватив за руку. Собрав в кулак жалкие остатки связной речи, он выдавливает:
— Спасибо, не надо. Я в норме.
И, судорожно выдохнув, более-менее приходит в себя.
Орихиме замирает, неуверенно хмурится, переступает с ноги на ногу, а потом её взгляд быстро соскальзывает к сцепленным на запястье бледным пальцам. Проходит, наверное, целая вечность, пока она думает, анализирует и приходит к определённым выводам. А потом её щёки покрываются таким ярким румянцем, что в кабинете становится градусов на десять жарче.
Улькиорра отдёргивает руку, словно обжёгшись, и быстро сглатывает пересохшим горлом, опасаясь очередного взрыва кашля. Однако вместо этого его внезапно одолевает жгучее желание под любым предлогом убраться отсюда. И пусть Айзен будет укоризненно молчать, а Гриммджоу — ржать, как последняя скотина, Улькиорре жизненно необходимо очутиться в своей атмосфере, иначе он поедет крышей от перенасыщенности эмоциями.
— Извините, — глухо произносит он, упершись ладонями в подлокотники кресла, — я лучше…
— А хотите, — словно не слыша его, перебивает Орихиме, — я вам прочитаю свой стих?
«Зачем?» — виснет на языке, Улькиорра с силой стискивает челюсти. Он давится возражениями, проглатывая их снова и снова, потому что Орихиме, не глядя на него, достаёт из сумки слегка потрёпанный пухлый блокнот. Она быстро листает его дрожащими пальцами, а затем, обнаружив нужный стих, останавливается и шумно вздыхает.
«Где, чёрт бы его подрал, главред?!» — почти в истерике думает Улькиорра, но сдвинуться с места не может: ноги не слушаются, а ладони, до сих пор лежащие на подлокотниках, становятся скользкими от пота. Он смотрит на порозовевшее лицо Орихиме, не мигая, и чувствует себя полностью разбитым, поверженным, почти мёртвым.
— Я хочу, чтобы ты понимал:
Между нами суббота и вечер,
Горько-сладкая тихая встреча,
Трепет сердца и мыслей провал.
Голос Орихиме ощутимо дрожит, буквы слегка западают, создавая впечатление, будто она говорит какую-то тарабарщину, но Улькиорра всё равно не шевелится, высохшей губкой впитывая каждое произнесённое слово.
— Слышишь, мир, вторя нам, замолчал?
Ты вздохнёшь, я подую на воду.
За окном запоёт непогода.
Мы дрейфуем, не видя причал.
Орихиме запинается, переводит дух, крепче стискивает пальцы. Улькиорра видит, как белеет кожа под её ногтями, и ощущает внутри такую пустоту, что хочется тотчас же заполнить её хоть чем-нибудь. Неважно, чем.
— Расскажи мне, шепни, прокричи,
Что случилось с тобою и с нами?
Свечи вспыхнут двумя огоньками,
Но для слёз нет особых причин.
Пустота внутри превращается в кипящее жерло вулкана. Улькиорру мутит, голова начинает кружиться. Жара в кабинете сменяется удушливым зноем, поэтому приходится чуть потянуть узел галстука. Улькиорра почти насильно вбирает воздух лёгкими, это причиняет самую настоящую боль.
— Я смотрю на тебя и дышу.
За окном собирается слякоть.
Почему мне так хочется плакать,
Если я ничего не прошу?
Орихиме на мгновение отрывает взгляд от исписанных листов. Улькиорре чудится настоящий вопрос в её глазах, и он почти готов открыть рот, чтобы ответить, но абсолютно сухой язык прилипает к нёбу.
— Кресло скрипнет, ты встанешь, моргнёшь.
Проводив тебя взглядом до двери,
Я шепну: «Всё равно буду верить…»,
Даже если ты вдруг пропадёшь.
В груди становится тесно и горячо. Улькиорра смаргивает повисшую на ресницах испарину и облизывает губы. Недавний ожог отзывается неприятным зудом, но он не обращает на это внимания.
Его взгляд прикован к лицу Орихиме. Его слух прикован к звукам её голоса. Его душа прикована к строчкам её стихотворения.
Это так просто и сложно одновременно, что тянет засмеяться. Жаль, что Улькиорра не верит, что всё ещё способен это делать. Отрёкшись от «организма», он отрёкся от эмоций. И эта внутренняя система действовала безотказно на протяжении нескольких лет.
Однако сейчас она скрипит, рассыпаясь искрами, и уверенность во всём утекает сквозь трещины, обливая давным-давно зачёрствевшее сердце кипятком.
— Обернувшись, ты скажешь: «Прощай», —
И растаешь, как призрак, видение.
Стану ждать твоего возвращения.
Приходи снова в сломанный рай.
Голос Орихиме гаснет на последнем слове, словно кто-то выключает лампочку, солнечные зайчики, безудержно прыгающие по кабинету, исчезают в то же мгновение. Внутри случается маленький взрыв, Улькиорра, кажется, кончается там же, где заканчивается стих, поэтому следом за взрывом внутри образовывается пожирающая нутро пустота.
Улькиорра невольно прижимает ладонь к груди, чувствуя тупую пульсирующую боль, и с трудом поднимается на ноги, испытывая сейчас только одно желание — бежать. Куда угодно. Как угодно.
Бежать!
— С вами… — тускло начинает Орихиме, но Улькиорра жестом прерывает её.
Если он проведёт с этой женщиной ещё хоть минуту, он точно потеряет сознание.
— Всё нормально, — почти не дыша, говорит он и, подумав, добавляет первое, что приходит ему на ум: — Стих… хороший.
Орихиме пару мгновений молчит, рассматривая его круглыми глазами, а затем улыбается так, что Улькиорру практически выносит из кабинета. Он больше не может дышать ею.
Вылетев за дверь, он едва не сбивает с ног Айзена.
— Улькиорра, — властно говорит тот, вызывая ставший уже привычным лёгкий трепет, — куда ты?
— Прошу прощения, — покрываясь испариной, почти шепчет Улькиорра. — Мне нужно немного подышать. Давление…
Айзен в лёгком удивлении вздёргивает брови, а затем, хмыкнув, отстраняется. Отговорка смешная и неправдоподобная, поэтому он сразу понимает, в чём суть, но принуждать разнервничавшегося сотрудника всё равно не торопится.
Улькиорра ему очень признателен.
Он почти выпрыгивает из приёмной и быстрым шагом, игнорируя недоумённые взгляды сотрудников, идёт в свой кабинет. Мнение «организма» его не волнует, все слухи и кривотолки обтекают его, не задевая. Однако сейчас, когда по лицу мелкими горошинами катится пот, губы кривит от напряжения, а в глазах пляшут отсветы солнечных зайчиков, он готов рвать и метать — лишь бы заткнуть каждую глотку, из которой вырвется хоть слово.
Кабинет встречает Улькиорру прохладой, приятным запахом лаванды и мяты и тишиной, в которой нет ни Орихиме, ни её голоса, ни дурацкой игры светотени.
Улькиорра прислоняется вспотевшей спиной к двери с внутренней стороны и сползает на пол. Его трясёт от пришедшего на смену жару озноба, кончики пальцев покалывает, а из груди рвётся хриплое натужное дыхание.
Улькиорра зарывается пальцами в волосы и с силой сжимает их в кулаке. Пустота внутри звенит, резонируя с сердцем, и собирается под рёбрами колючими мурашками. И Улькиорре становится до смешного страшно, ведь он уже давно не испытывал ничего подобного.
А вдруг он от этого умрёт?
В горле, царапаясь, застревает хриплый невесёлый хохот. Улькиорра отрицает «организм». Его не сможет убить то, что убивает обычных представителей серой скучной массы. Это совершенно исключено.
Улькиорра не знает, сколько проходит времени, пока он сидит, но когда на столе пронзительно тренькает телефон, он почти вздрагивает. Чтобы встать, ему приходится сперва ухватиться за ручку двери, а затем приложить почти титаническое усилие, подтягивая себя наверх. Онемевшие ноги не слушаются.
— Слушаю, — сердито буркает Улькиорра, почти улегшись на столешницу, чтобы взять трубку.
— Улькиорра, — густой голос Айзена похож по звучанию на мерное урчание рефрижератора — сытое, убаюкивающее своим спокойствием, — надеюсь, тебе лучше?
— Да, — сухо роняет тот, мельком подумав, что дешевле соврать, чем расписывать своё состояние в красках.
— Прекрасно, — довольно говорит Айзен, Улькиорра почти видит, как его губы растягиваются в улыбке. — Тогда я не зря послал юную особу к тебе за помощью.
Улькиорру бьёт током от этих слов. Он вздрагивает и стискивает трубку так, что та отзывается тихим скрипом.
— Что?
— Иноуэ Орихиме. — Айзен делает паузу. — Её стихи показались мне любопытными, так что в ближайший выпуск сборника можно будет включить парочку. — Улькиорра пытается сглотнуть, чтобы резонно возразить, но давится собственным языком. — Поручаю тебе кураторство, не подведи.
Щелчок в динамике обрывает разговор, но Улькиорра не может расцепить пальцы, потому что услышанная новость всё ещё гуляет эхом в ушах. Он чуть концы не отдал, пообщавшись с Иноуэ Орихиме едва ли несколько минут, а Айзен преспокойно вручил ему билет на тот свет. Его, конечно, сложно назвать глупым, но Улькиорра в этот момент готов пренебречь субординацией и лично заявить начальнику, что он — клинический кретин.
Положив, наконец, трубку, Улькиорра поднимается на значительно окрепшие ноги и протяжно стонет, накрыв лицо ладонью. Он — профессионал, который не раз и не два доказывал свою квалификацию, но предстоящее сотрудничество с юным наивным поэтом, от которого по внутренностям то и дело проходит волнительная дрожь, не представляется ни перспективным, ни приятным.
И за что всё это свалилось на его голову в такой неподходящий момент?
Улькиорра подтягивает узел галстука, приглаживает ладонью волосы, поправляет пиджак и поворачивается к двери, за которой уже кто-то топчется, явно не решаясь постучать. Он мысленно проговаривает, что в первую очередь он — профессионал, шагает вперёд, сжимает в ладони прохладную дверную ручку и слегка надавливает.
— Здравствуйте, — улыбается Орихиме, робко глядя на Улькиорру снизу вверх, — ещё раз.
— Добрый день, — сдержанно говорит тот, стараясь ни единым жестом не выказать своего всё ещё нестабильного состояния, и отходит в сторону. — Прошу. Айзен-сан мне только что звонил.
— Хорошо. — Орихиме проходит мимо него, останавливается посреди кабинета и неловко мнётся. — Значит, мы теперь будем работать вместе. Позаботьтесь обо мне, пожалуйста! — Она порывисто кланяется, Улькиорра едва удерживается, чтобы не выпрыгнуть в коридор.
— Да, — дрогнувшим голосом отвечает он. — Взаимно.
Повернувшись, чтобы закрыть дверь, он натыкается взглядом на Гриммджоу, который держит в руках стаканчик с кофе и так глумливо улыбается, что хочется кинуть в него тяжёлым степлером. Или дыроколом.
«Сдрейфишь же, высокомерный ублюдок!» — читается в прищуренных ядовито-голубых глазах.
«Не дождёшься», — высекая искру в повисшем между ними воздухе, мысленно отвечает Улькиорра.
Он кивает Гриммджоу, на что тот довольно хмыкает и салютует стаканчиком, и осторожно прикрывает дверь. Повернувшись к Орихиме, которая всё так же стоит посреди кабинета, он внутренне подбирается, снова проговаривает про себя, что он — профессионал, и указывает рукой на кресло.
— Присаживайтесь.
В глазах Орихиме вспыхивают яркие тёплые огни. Она радостно кивает, плюхается на скрипнувшее кожаное сидение и тут же принимается щебетать об очередной ерунде, попутно замечая, что тут сидится намного удобнее, чем в кабинете Айзена.
Улькиорра медленно обходит стол, не сводя с неё взгляда, усаживается и думает, что это сотрудничество точно не будет ни приятным, ни перспективным. Но остаётся надеяться, что оно получится хотя бы плодотворным, ведь Иноуэ Орихиме, кажется, точно так же, как и сам Улькиорра, отторгает «организм». Причём дело тут даже не в цвете волос и непосредственности. Просто именно эта женщина первая за чёртову прорву лет сумела дотянуться до того, что Улькиорра так тщательно прятал от остальных. И именно это ощущение — хрупкое, почти болезненное — с иррациональным безумием хочется сохранить.
— Приступим? — прервав поток болтовни, спрашивает Улькиорра.
Орихиме, улыбнувшись, с энтузиазмом кивает, а по потолку в этот же момент быстро соскальзывает солнечный зайчик.