Если день ни с того ни с сего начался хорошо, это не значит, что также хорошо он и закончится. Может получиться, что навалятся дела или прибавится морока где-нибудь на бытовом поприще. Мало кто просыпается и засыпает с прекрасным настроением в один день, потому что, помимо работы и забот, есть куча людей, которые горят желанием испортить любые, даже самые оптимистичные планы.
Цунемори Акане мало напоминает человека, который верит исключительно в хорошее. Её стакан наполовину вода, поэтому она быстро запивает ею съеденный впопыхах бутерброд, натягивает колготки и со вздохом вспоминает, где бросила телефон. Её утро, каким бы оно ни было, начинается с будильника. Реже — со звонка из Департамента. Акане поднимается, приводит себя в порядок, завтракает и идёт на работу. Там она либо целый день копается в бумагах, либо едет на место преступления. И так как последнее случается намного реже, Акане целыми днями борется с зевотой, голодом и скукой, а не с настоящими негодяями. Хотя временами начинает казаться, что самый большой негодяй — она сама. Потому что позволяет рутинному болоту засасывать её всё глубже.
— Инспектор Цунемори, — кивает Гиноза, проходя мимо заваленного отчётами стола.
Акане машинально кивает ему в ответ, не отрывая взгляда от рапорта одного из информаторов. Она напряжённо грызёт колпачок ручки, пытаясь понять — на верном она пути или опять бежит в противоположную сторону, ведь Когами Шинья по-прежнему неуловим и скрытен, как сама тайна во плоти. И Акане чувствует себя собакой, кусающей луну в луже.
С момента их последней встречи прошло уже около полугода. Акане ни на минуту не перестаёт думать, что следующий раз станет решающим, поэтому надо приложить максимальные усилия, чтобы она состоялась. В Шамбале ситуация мало располагала к выбору, горькое разочарование грызёт её голодным злым волком. И хоть она реалист и рациональный человек, которому сложно запудрить мозги, даже она не может не поддаться внутреннему самобичеванию. Она сильная, поэтому она была обязана прыгнуть выше головы.
— Инспектор Цунемори, — слышится в трубке внутреннего телефона глубокий голос Караномори Шион, — вы не могли бы подойти ко мне в кабинет? Появилась кое-какая информация. Уверена, она покажется вам полезной.
— Сейчас буду, — бросает Акане и срывается с места.
Шион не беспокоит её по пустякам — значит, дело действительно важное.
В кабинете Шион застоявшийся густой воздух, пахнущий сладким парфюмом, сигаретами и жаром огромного компьютера. Акане уже знает, к чему следует готовиться, поэтому заранее задерживает дыхание и лишь затем перешагивает порог.
Шион сидит в крутящемся кресле и курит, пуская в потолок неровные дымные кольца. Когда в кабинете становится на одного человека теснее, она поворачивает голову и приветливо улыбается, изогнув кроваво-красные губы. Акане завороженно смотрит, как блики мониторов влажно отражаются на них, а потом моргает, приосанивается и ровным шагом подходит ближе.
— Караномори-сан, — говорит она, — что-то случилось?
— Ну я бы не сказала, что прям «случилось», — бормочет та, круто развернувшись к дальнему углу. Схватив с края увесистую папку, она протягивает её Акане и лукаво щурит глаза. — Одна птичка принесла на хвостике весьма любопытные снимки. Желаете взглянуть?
Акане растерянно берёт папку, косится в сторону дивана. Шион, уловив немой вопрос, хмыкает и взмахом руки разрешает занять любимое место.
— Только это, инспектор Цунемори, конфиденциальная информация, — произносит она, вернувшись взглядом к мониторам. — Надеюсь, вы понимаете, что не следует распространяться о ней в отделе.
Акане с готовностью кивает. Личные источники карателей остаются только их источниками. Если Департамент прознает, велика вероятность лишиться всего. Сивилла не терпит конкуренции даже в такой малости.
Акане присаживается на диван и с интересом открывает папку. Первый же снимок оказывается удивительно чётким и крупным, словно его сделал профессионал, и у Акане на секунду замирает сердце. С фотографии на Акане смотрит Когами Шинья, одетый в идеально подогнанный по фигуре классический костюм. Он тянет узел галстука, зажав в зубах сигарету, вид раздражённый, почти злой, но Акане уже не робеет, потому что знает цену его нетерпящему возражений взгляду. Когами хоть и кажется настоящим цепным псом, на самом деле он хороший человек.
Акане торопливо откладывает первую фотографию, берёт следующую. Там тоже Когами, только теперь он одет в синюю футболку с большой надписью на неизвестном языке. Акане почти колотит от нахлынувших эмоций, и молчание Шион красноречиво намекает, что эта реакция ожидаема.
— Караномори-сан, — хрипло зовёт Акане, — где были сделаны эти снимки?
— А вы не узнаёте? — Шион поворачивает голову, кидает на неё насмешливый взгляд. — Приглядитесь внимательнее, инспектор.
Акане опускает глаза, берёт следующее фото. Когами на нём разговаривает по телефону — он сосредоточен, поэтому не видит, что его снимают почти в упор. Акане уверена, что если поднесёт снимок ближе к лицу, сможет пересчитать его ресницы, но вместо этого она жадно вглядывается в руки Когами, в его глаза и сведённые к переносице брови. Несколько секунд она пытается понять, что имеет в виду Шион, а потом внимание привлекает яркая вывеска над его правым плечом. Акане прищуривается, усиленно копаясь в памяти, затем сознание внезапно щёлкает — и всё становится на свои места.
— Япония! — потрясённо шепчет она, дыша часто и прерывисто из-за волнения. — Когами-сан вернулся в Японию!
— Более того, — Шион поворачивается полностью, закидывает ногу на ногу, — он точно где-то неподалёку. На одном из снимков он сидит в летнем кафе, которое находится в центре.
Акане быстро находит это фото и усилием воли сдерживает шумный выдох. Она знает это кафе — частенько встречается там с подругой, которая работает в ресторане неподалёку.
Сглотнув, Акане поднимает взгляд на выжидательно молчащую Шион. Та прищуривается и снова улыбается. Теперь это вопрос жизни и смерти. Собственно, будь она другого мнения — наверняка не стала бы напрягаться и подключать внешние контакты, рискуя раскрыть их перед Сивиллой.
— Думаю, можно попробовать разузнать, где наш ненаглядный Когами-сан так занят, — растягивая слова, произносит Шион.
Акане кивает и тут же хмурится, перебирая в уме варианты, чтобы скрыть происходящее от Сивиллы. Вряд ли та гуманно обойдётся с беглецом, поэтому необходимо принять все возможные меры.
— Караномори-сан, — Акане поджимает губы, — на следующей неделе я возьму отгул. Постарайтесь, пожалуйста, выяснить точное местоположение как можно скорее.
Шион хмыкает, туша сигарету в пепельнице. Склонив голову набок, она переплетает пальцы и почти мурлычет:
— Я могу также подобрать для вас маскировку. Если, конечно, вам она потребуется.
— Лишней не будет, — отзывается Акане.
Шион, кивнув, возвращается к работе. Акане же со всей искренностью благодарит её за беспокойство и мгновенно покидает кабинет. Ей нужно написать рапорт и завершить целую кучу дел. Сивилла так просто не отцепится, а её вмешательство может пагубно сказаться на успехе предполагаемой миссии.
***
Акане удаётся разобраться со всеми делами в срок. Она скупо радуется успеху, тщательно готовится к вечерней вылазке, потому что Когами обитает в подпольном ночном клубе, который балансирует на грани запретного, являясь почти нелегальным. Департамент давно наблюдает за этим заведением, готовясь по первому же звонку устроить облаву, но пока явных нарушений не обнаружено. К счастью это или же нет — Акане как раз предстоит выяснить.
Маскировка, которую разработала Шион, выглядит несколько вызывающе. Акане щёлкает датчиком, возвращая себе привычный вид, затем снова «надевает» искусно сделанную голограмму и вздыхает. Придётся привыкнуть, что она теперь рыжеволосая кокетка с внушительной грудью и загорелым лицом, одетая в ультра-мини-юбку и обтягивающий топ с блестящим узором. Единственное, что Акане действительно нравится в этом образе — это что под ним она одета в удобные шорты и майку, которые не жмут и не мешают свободно двигаться. Вырядись она так, как выглядит голограмма, первым же её привалом стал бы порог дома, потому что на таких шпильках не то что ходить — ползать неудобно.
Акане вздыхает снова, после чего решительно хмыкает. Ей ведь, по сути, нечего стесняться. В этот клуб она идёт исключительно по своей воле, а не по приказу, так что потешаться над её странным видом точно никто не станет.
Путь до центра занимает около получаса. Акане спокойно сидит в такси, ловя на себе заинтересованные взгляды водителя, и пытается сложить в голове план на случай обнаружения Когами. То, что необходимо вступить с ним в контакт, не подлежит сомнению, но какие действия следует предпринять потом? Акане не знает. Она и так, и этак вертит ситуацию, но дальше обстоятельного разговора мысль не идёт, обрываясь на моменте, где Когами машет ей рукой и исчезает в толпе. Это недопустимо. Акане слишком долго шла к цели, чтобы её упустить. Она верит, что сможет вернуть Когами без вреда для его здоровья. Но как убедить ещё и его в этом — пока загадка.
Расплатившись с таксистом, Акане останавливается у неприметного здания и вытаскивает из кармана приглашение. Шион надо будет купить коробку конфет, ведь в клуб, как выяснилось, пускают далеко не всех.
Адрес совпадает с табличкой, поэтому Акане заходит в подворотню и неуверенно стучит в большую стальную дверь. Эхо раздаётся такое, что на мгновение закладывает уши, после чего слышится громкий лязг отодвигаемой задвижки и перед Акане предстаёт внушительного вида охранник. Она протягивает ему приглашение, и тот молча отходит в сторону.
В клубе оказывается темно, душно и шумно. Акане замирает, утонув в грохочущей музыке, а затем, когда глаза более-менее привыкают, обводит взглядом колышущуюся, как огромное море, толпу. Их горячее дыхание, запахи сигарет и пролитой выпивки липнут к коже противной испариной.
Акане передёргивает плечами. В конце концов, она сюда не за удобствами пришла. Поэтому нужно взять себя в руки, обнаружить Когами и по возможности вступить с ним в диалог.
У барной стойки оказывается не менее людно, чем на танцполе. Акане протискивается сквозь галдящий народ и едва не падает на отполированную, но уже изрядно заляпанную столешницу. Бармен, отпускающий очередного клиента, с любопытством вздёргивает брови, но большего интереса не проявляет. Он отворачивается, принимает очередной заказ, затем выполняет его и только после этого поворачивается к уставшей от усилий Акане.
— Здравствуйте! — перекрикивая музыку, говорит та.
Бармен округляет глаза в недоумении, но учтиво кивает. Вежливость в подобных заведениях — штука редкая, и Акане запоздало хватает себя за язык. Надо перестать вести себя как инспектор и влиться в компанию.
— Можно мне… эм… мохито? — Акане делает над собой усилие и кокетливо улыбается.
Бармен охотно кивает.
— Мохито для симпатичной девушки. Сейчас сделаем.
Он ловко достаёт из-под стойки пару бутылок и искусно вертит их в руках, демонстрируя мастерство. Акане думает, что это лишняя показуха, продолжая улыбаться и томно хлопать глазами. Бармену, судя по всему, нравятся не особенно умные девушки, так что если правильно сыграть, можно будет вытянуть из него информацию.
Мохито оказывается готов спустя пару минут. Бармен подвигает к Акане бокал, получает деньги и переключается на следующего клиента. Акане размешивает коктейль трубочкой, следя за ним взглядом. Ей нужно дождаться, когда сутолока немного поутихнет. В противном случае она лишь рассердит предполагаемого информатора.
Отпив, Акане жмурится от удовольствия — мохито на вкус оказывается превосходным. Это скрашивает ожидание, поэтому когда бармен, наконец, вновь обращает на неё внимание, в бокале пусто, а сама Акане чувствует лёгкий дурман в голове.
— Повторить? — улыбается бармен, стрельнув глазами в вырез топа.
Акане кивает и пересаживается так, чтобы грудь во всей своей ненастоящей красе практически лежала на стойке. Бармен едва не роняет бутылку.
— Знаете, — говорит Акане, придвинувшись, — я тут слышала, что один мой знакомый часто к вам заходит. Хотелось бы с ним увидеться, но, боюсь, в такой толпе я потеряюсь.
В глазах бармена появляется настороженность, и Акане приходится изобразить наигранное замешательство. Она чувствует, как покрывается холодным потом в ожидании ответа или хотя бы намёка на него. В голове навязчиво стучит, что она не так начала, но возвращаться поздно, надо принять всё как есть и не отступать.
— Он вам денег, что ли, должен? — напряжённо усмехается бармен, замешивая очередной мохито.
— Он… мой жених, — слетает с языка прежде, чем Акане успевает сообразить. Хочется зажать себе рот обеими руками и завизжать от досады, алкоголь, судя по всему, всё-таки действует, но против неё.
Однако бармен неожиданно добродушно смеётся. Он кивает своему помощнику, чтобы тот принимал очередного клиента, и, поставив бокал перед Акане, наклоняется.
— Пообещал жениться и сбежал? — спрашивает он, сверкнув глазами.
— Ладно бы просто сбежал, — чуть нервно отзывается та. — Он украл кое-что ценное у меня и теперь прячется. Я не буду его убивать или сдавать властям — самой невыгодно, я просто хочу эту вещь вернуть, понимаете?
— Смелый малый, — хмыкает бармен. — Как зовут?
Акане едва не подпрыгивает на месте. Неужели эта глупость сработала? С ума сойти!
— Когами Шинья, — говорит она и впивается глазами в бармена.
На миг тот мрачнеет, затем отодвигается и хмуро качает головой.
— Извините, первый раз слышу.
«Лжёшь!» — хочется крикнуть Акане. Видно, что имя ему более чем знакомо, но отчего-то делиться столь нужной и важной информацией он не торопится.
Акане сжимает кулаки и, едва не лопаясь от усилий, изображает сожаление, несмотря на желание перепрыгнуть стойку, вытащить доминатор и потребовать правдивого ответа. Это будет неразумно как минимум, особенно для такого человека, как она.
— Как жаль, — тянет она, считая в уме вдохи и выдохи. — А я уже подумала, что вы мой спаситель.
Бармен прохладно улыбается и мгновенно отворачивается. Манёвр не просто не удаётся — он проваливается с треском.
Акане досадливо цыкает и почти залпом выпивает коктейль, надеясь погасить им привкус разочарования. Поставив бокал обратно на стойку, она поворачивается в сторону танцпола и мысленно стонет, думая, что умрёт там от нехватки воздуха. Но делать всё равно нечего — если она и вправду хочет найти Когами, жалеть себя не следует.
Соскользнув со стула, Акане чуть пошатывается, ощущая, как в голове становится туманно. Затем она делает глубокий вдох и решительно ныряет в толпу.
Играющая в клубе музыка больше похожа на льющийся по стенам мёд — настолько она густая, липкая и сладкая. Люди на танцполе прижимаются друг к другу, изгибаясь в таких позах, что у Акане невольно вспыхивают щёки. Она и раньше слышала, что здесь творится всякая непотребщина, но видеть происходящее своими глазами оказывается более смущающе.
Продраться сквозь толпу к центру танцпола получается со второй попытки. Акане замирает, беспомощно озираясь, но плывущая извивающаяся масса вокруг наполняет голову шумом, к тому же духота, смешанная с непередаваемым ароматом жарких тел, выдавливает весь воздух из лёгких. Акане в панике глотает повисшую перед лицом влажность в надежде обнаружить там кислород, почти теряет сознание, но тут её бёдра сжимают чьи-то руки, после чего следует рывок, вынудивший её попятиться. Акане ахает, когда её вдавливают во что-то горячее и твёрдое, и лишь затем понимает, что преграда — тело, потому что ухо обжигает громкий шёпот, в котором смешиваются злость и насмешка:
— Инспектор Цунемори, а я, оказывается, недооценил вашу способность вляпываться в неприятности.
Акане от испуга шумно втягивает носом воздух, затем грудь будто прошивают раскалённой кочергой.
— Когами-сан!
Радость распирает её изнутри. Однако Когами, судя по всему, этих чувств не разделяет.
— Я так понимаю, жажда приключений никогда не перестанет гонять вас из одного пекла в другое. Вы хоть понимаете, в какую жопу угодили на этот раз?
Акане хочет повернуться и посмотреть Когами в лицо, но он так крепко прижимает её себе, что сделать это невозможно. Толпа вокруг становится всё плотнее, мешая сделать незаметный манёвр.
— Когами-сан, нам надо поговорить! — громко говорит Акане, вывернув шею, но из полутьмы получается выхватить лишь растрёпанные волосы и часть скулы с заметной щетиной.
Во рту становится сухо, приходится несколько раз судорожно сглотнуть в попытке прогнать неприятное ощущение.
— Двигайтесь, инспектор Цунемори, — язвительно произносит Когами, случайно — а может, специально — задев губами её ухо, — вы же не хотите, чтобы вас заподозрили.
Акане дёргается, быстрым взглядом окидывает танцпол, но ничего подозрительного не замечает. Нахмурившись, она неуверенно ведёт плечами в попытках подхватить укачивающий ритм мелодии, но, судя по хриплому смешку сзади, получается у неё плохо.
— У меня что-то с маскировкой? — бросает Акане, поджав губы. Ей не нравится реакция Когами, но вдруг она и в самом деле рискует.
— Маскировка превосходна, — отвечает тот, двинув бёдрами так, что Акане невольно приходится повторить. — Узнаю руку Караномори. Но скажите мне ради всего святого, на что вы надеялись, приходя сюда в таком вызывающем виде и рассказывая нелепые байки самому отпетому доносчику из всех?
Акане снова сглатывает, мысленно признав, что в чём-то он прав. Но она ведь не везде оплошала. Правда же?
— Я искала вас и нашла, — сухо бормочет Акане.
Когами иронично хмыкает:
— Поправка: это я нашёл вас. — Он снова делает весьма смущающее движение — Акане чувствует, как его пах вжимается в её ягодицы, и отчаянно краснеет. Хорошо, что в помещении достаточно темно, чтобы это осталось незамеченным. — И теперь нам необходимо поддерживать придуманную вами легенду, иначе под ударом окажитесь и вы, и я.
Музыка неуловимо меняется, втекая в другую тональность, жёсткие пальцы ощутимо впиваются в бёдра, принуждая поменять ритм. Теперь Акане приходится буквально растечься по груди Когами, потому что одну руку тот кладёт ей под грудь и надавливает. В лопатки звучно отдаётся гулкое биение его сердца, Акане мельком думает, что он вовсе не так равнодушен, как хочет казаться. Может, именно поэтому он не позволяет ей повернуться к нему лицом?
— Когами-сан, вовсе не обязательно делать… так, — почти шепчет Акане, надеясь, что музыка заглушит её слова.
Однако Когами слышит лучше любой летучей мыши и, будто издеваясь, надавливает ладонью сильнее, заставив её встать на носочки.
— Сделайте более довольное лицо, а то никто не поверит, что вы наконец-то встретили своего ненаглядного жениха, — снова задев ухо губами, произносит он.
— Не забывайте, что по легенде вы украли у меня кое-какую ценность, — задыхаясь, отвечает Акане.
Грудь Когами твёрдая, руки жёсткие, словно выкованы из стали. Он с тщательно замаскированной бережливостью держит Акане практически на весу, продолжая двигаться в ритм мелодии, и ей почему-то кажется, что таким образом он пытается уберечь её от всего. Даже от того, что кажется ей правильными.
— И что это за ценность такая? — насмешливо спрашивает Когами, скользя пальцами по её бедру.
Акане смутно припоминает, что прикосновения к голограмме сродни попытке потрогать толстый слой пыли. И ей до дрожи хочется сорвать с себя чужой облик, чтобы Когами смог дотронуться до неё настоящей. Эта мысль кажется чудовищной, но Акане готова признать, что в данный момент, когда в её организме два бокала мохито, а в голове — туман, все неприемлемые ранее вещи становятся желанными как никогда.
— Мой покой, — выдавливает она, закрыв глаза.
Музыка снова меняется, и теперь её несёт на волнах вместе со всеми. Запах испарины десятков людей больше не раздражает, напротив — Акане чувствует себя настолько причастной к всеобщему томному возбуждению, что далекоидущие планы бледнеют. Особенно когда рука Когами соскальзывает на внутреннюю сторону бедра. По коже разлетаются мурашки, позвоночник деревенеет. Где-то на краю сознания мелькает шальная мысль, что не зря она предпочла шорты брюкам, иначе все эти волнующие ощущения остались бы лишь приглушенным тканью отголоском.
— Вижу, мохито всё-таки ударил вам в голову, инспектор Цунемори.
Голос Когами похож на паутину — он прилипает к волосам, к ушам, к горлу. Акане сбивается с дыхания, представляя, что он — это губы, которые скользят по её шее вниз.
— Тут… очень… душно… — сипит она, неосознанно прижавшись задом к паху Когами. И резко замолкает, ощутив, что теперь ей что-то мешает. — Когами-сан?..
— Знаете, алкоголь — коварная штука, — словно не слыша её, говорит тот. — Он делает желания очевиднее, а тело — горячее. И вы, инспектор, сейчас почти горите.
— А желания? — отчаянно цепляясь за остатки здравого смысла, спрашивает Акане. — Мои желания стали для вас очевидными?
— Более чем. — Когами резко разворачивает её лицом к себе и снова сжимает так, что становится трудно дышать.
Акане давится от неожиданности, вскидывает голову, ловя остатки воздуха раскрытым ртом. Она смотрит в лицо Когами, впитывая случившиеся с ним за последние полгода изменения, и дёргается, наткнувшись на тёмный волнующий взгляд. У Когами серо-голубые глаза, но сейчас они настолько чёрные, что Акане кажется, будто её топят в ртути.
— Когами-сан, — дрожащим голосом зовёт она.
— На нас смотрят. — Он растягивает губы. У неё мороз ползёт по позвоночнику, потому что в его улыбке сквозит столько предостерегающего и манящего, что хочется одновременно и отпрянуть, и прильнуть.
Руки Акане безвольно виснут вдоль тела, пока она собирается с мыслями. Когами в это время кладёт раскрытые ладони на её ягодицы и проталкивает колено между ног, заставив вжаться в него промежностью. Акане раскрывает рот, хочет запротестовать, но он не даёт ей и слова сказать, наклонившись так близко, что любой слетевший с губ звук можно приравнивать к поцелую.
— Ваше желание — чтобы я вернулся, — шепчет он, подхватив её руку и прижав её к своей груди. Акане мельком думает, что со стороны это наверняка выглядит интимно, затем под пальцами улавливается тяжёлая вибрация, и музыка будто исчезает, превратившись в глухие удары сердца. — Только для меня возвращение означает неминуемую казнь. Или вы наивно полагаете, что Сивилла пощадит отпетого бунтаря?
— Когами-сан, — стараясь придать голосу твёрдость, говорит Акане, — я уверена, что смогу предотвратить такой ход событий. Доверьтесь мне.
Колено трётся между ног от каждого движения, мысли утрачивают рациональность. Этот танец путает всё в голове, разжигая внизу живота пламя, и хоть Акане отдаёт себе отчёт, что это физическое влечение, как ему можно противостоять — она не имеет ни малейшего представления. Слишком редко на её пути встречались подобные Когами люди. Вернее, он вообще один. Другого такого не было и нет. Поэтому она в который раз за вечер ловит себя на мысли, что нарушать запреты не так плохо, как кажется. Может, один раз следует пренебречь правилами и получить удовольствие?
— Я доверяю вам, инспектор Цунемори, — голос Когами становится похожим на тонкую нить, — но я никогда не смогу довериться Сивилле. Кому, как не вам, знать, на какие подлые уловки она идёт, чтобы сохранить контроль.
— Н-но… — Акане хочется возразить, но любые доводы, ранее кажущиеся вескими, теперь представляются отговорками. Сивилла сильна и коварна — это без сомнения, поэтому для достижения нужного результата необходимо вытоптать широкую тропинку к самой слабой её части, взять руль в свои руки и вывести тонущий корабль из опасной зоны.
Ладонь Когами медленно поднимается к пояснице и аккуратно проникает под майку, оставив голограмму за пределами одежды. Погрузившаяся в невесёлые мысли Акане приходит в себя в тот момент, когда его пальцы поддевают застёжку лифчика.
— Вы что?! — возмущённо шепчет она, пытаясь не выдать волнения.
Прикосновения Когами пьянят сильнее мохито, тело опять становится ватным, из-за чего приходится практически усесться на подставленное колено. Ноющая боль внизу живота усиливается, между ног становится горячо и влажно.
— Прося меня довериться вам, вы совсем не доверяете мне. Немного нечестно, как считаете? — Когами с усмешкой прожигает её глазами.
Ртуть, в которой Акане топили до этого, теперь проникает внутрь, разносится по венам со скоростью света.
— Вы позволяете себе лишнее! — шипит Акане, дрожа от щекотки.
— Зато внимание к нам постепенно ослабевает. — Взгляд Когами на долю секунды перемещается в сторону, а затем вновь впивается в её душу. — Могу поспорить, они тоже считают непозволительным настолько откровенно домогаться посторонней девушки. Поэтому терпите, инспектор, иначе это будет стоить нам обоим жизней.
Акане закусывает губу и, в попытке отвлечься от острых ощущений, усиленно вспоминает, сколько зарядов доминатора истратила за всё время службы. Цифра выходит не сильно внушительная, но и она всё равно стирается в пыль, когда ладонь Когами добирается до груди. Акане вздрагивает, осознав, что если он коснётся напрягшегося до боли соска, всё станет очевидным. Но возразить или остановить его не успевает, потому что музыка опять меняется — теперь она оглаживает всех танцующих шёлком и мягкими перьями.
Когами тихо смеётся, видя в глазах Акане смятение. Он наклоняется, поддевает носом её подбородок, вынуждая запрокинуть голову. Акане сомневается несколько мгновений, но слушается. И тут же жалеет об этом, почувствовав сухое прикосновение чуть обветренных губ. Тихо ахнув, она почти виснет на руках Когами, ощущая себя сдувшимся мячиком — мягким, податливым, безвольным. Ей слишком сладко и горько одновременно.
— Думаю, при следующей нашей встрече можно будет компенсировать это ударом по морде, — насмешливо говорит Когами.
Акане недоумённо моргает, пытаясь собрать себя по кусочкам, но любые мысли обрываются там же, где начинаются.
— Вы о чём? — спрашивает она, старательно не обращая внимания на пульсацию между ног.
— О том, что сейчас произойдёт.
Когами удобнее перехватывает бедро Акане свободной рукой и приподнимается так, что теперь она едва может коснуться пола ногами. Возбуждение бьёт в голову, особенно когда она пытается переместиться в более удобную позу и натыкается коленом на твёрдую выпуклость в его штанах. Когами не просто неравнодушен к сложившейся ситуации — он возбуждён ничуть не меньше Акане.
— Я подлец и негодяй в некотором смысле, так что не сочтите за оскорбление. Или, если это хоть как-то повысит мои шансы выжить в следующий раз, думайте, что я давно хотел это сделать.
Вопрос виснет на кончике языка, так и не сорвавшись. Шершавые губы Когами прижимаются к её губам, его ладонь всё-таки накрывает грудь, а пальцы шаловливо поддевают сосок. И Акане обмякает, стонет, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями. Её раздирают противоречия, но громче всех кричит тело, которое жаждет прикосновений и ласк, которому до безумия хочется забыть про всё и отдаться. И это было бы больно, если бы не было так приятно.
— Когами-сан…
Акане подаётся вперёд, цепляясь одеревеневшими пальцами за воротник его рубашки. Она со всей накопившей страстью вливается в ответный поцелуй и уже не отдаёт себе отчёта в том, что пришла сюда с другой целью. Она знает, что через пять минут, час, два или день ей будет стыдно, но в данное мгновение — Когами прав — желания слишком очевидны, а тело слишком горячо.
Когда именно поцелуй прерывается, Акане не понимает. Лишь поймав скользнувший по губам прохладный воздух, она открывает глаза и непонимающе смотрит в лицо Когами.
— Теперь всё в порядке, — срывающимся на хрип голосом говорит он. — Уходите немедленно, пока они не сообразили, что их надули.
— Что?.. — Акане моргает и хмурится, приходя в себя. — А вы?
— Мне нужно остаться. — Когами пытается отстраниться, но негнущиеся пальцы всё также держат ворот его рубашки, поэтому приходится снова замереть.
— Скажите, — Акане упрямо сжимает губы, — что вас связывает с этими людьми?
— Ох, вы просто неисправимы… — Когами вздыхает и проводит рукой по волосам. Усмехнувшись, он вздёргивает брови. — Если я скажу, вы обещаете тотчас же убраться отсюда? — Она сурово кивает. — Я знаю, что тут скрывается один из тех людей, что занимали правящую верхушку в Шамбале. Я намерен отыскать его и отдать на растерзание властям. — Лёгкая улыбка трогает его губы, и Акане, к своему стыду, снова вспоминает поцелуй. — Не переживайте, инспектор, я не стану пачкать руки.
— А потом? — требовательно спрашивает она, тщательно маскируя смущение. — Куда вы отправитесь потом?
Когами пожимает плечами. Из его глаз пропадает завораживающая чернота, поэтому взгляд снова становится холодным и цепким, как первый зимний мороз. Акане ёжится, но продолжает из последних сил удерживать его, чтобы выведать правду.
— Не знаю, — равнодушно бросает Когами, глядя поверх её плеча, и этим, кажется, рубит последнюю удерживающую их рядом нить.
Пальцы, дрогнув, разжимаются, Акане выдыхает и отступает назад. Она знает, что если постарается, сможет его скрутить или, возможно, даже вырубить. Однако делать это в настолько опасном и для него, и для себя месте самоубийственно. Поэтому нужно отказаться от заманчивой идеи, хотя сейчас как никогда хочется размахнуться и врезать с оттягом ему в челюсть.
— Хотя, знаете, — Акане в недоумении поднимает глаза и вновь сталкивается с его взглядом, — я почему-то процентов на девяносто уверен, что вы всё равно отыщете меня, в какой бы заднице я ни оказался. — Его губы изгибает невесёлая усмешка. — Я хотел бы попросить вас, инспектор, — сделайте всё, что от вас зависит. И когда вы опять выдернете меня за шкирку из очередной заварушки, предложите снова вернуться с вами. Уверен, это будет иметь куда больший успех.
Когами растворяется в толпе, словно призрак. Акане остаётся только глупо моргать ему вслед и пытаться переварить сказанное. Лишь когда музыка в очередной раз меняется и бедро случайно задевает чья-то рука, она вздрагивает и, торопливо развернувшись, идёт в сторону выхода. Ей предстоит о многом подумать, особенно когда она вернётся домой и останется наедине с собой.
Выбравшись на свежий воздух, Акане вздыхает, достаёт телефон и вызывает такси. Ей кажется, что голограмма натирает кожу, поэтому она уходит к перекрёстку и там уже отключает её. Внизу живота всё ещё ворочается тяжёлый горячий ком, но на губах цветёт улыбка. Потому что Когами Шинья случайно или же специально дал Акане надежду. И теперь она точно знает, что в следующий раз обязательно добьётся успеха.