Кругом царит тишина и опустившееся на длинную улицу умиротворение, теплая летняя ночь давно накрыла звездным одеялом небо, тихонько поскрипывают сверчки в зеленых кустах, окруживших небольшой двухэтажный дом в американском стиле, желтым светом озаряет пространство высокий фонарь. И только в одном окне до сих пор виднеется фиолетово-розовый свет, выбегающий наружу через полоску между сдвинутых плотных занавесок.
Чонгук уже минуты две пялит в экран телефона, уныло подперев кулаком голову, и все ждет, объяснит ли ему омега, почему так срочно попросил помолчать во время их очередного созвона, скажет ли, что его так сильно тревожит. А Тэхен все молчит, сложив руки перед собой и наверняка зажав ладошки между бедер — привычка, проявляющаяся когда волнуется.
— И-и-и? — тянет Чон, прождав еще с минуты две тупого молчания. Такими темпами и дискорд сбросит звонок, если они продолжат молчать.
— Мне… — начало фразы далось тяжело, омега отводит взгляд в сторону, поджав губы, и это он еще даже ничего не сказал другу, — нужна помощь, — это только начало, а дальше — хуже.
— Так, — кивает участливо парень, — уже что-то. А с чем именно тебе помочь?
Чонгук видит, что Киму неловко говорить, как он предпринимает тщетные попытки собраться с мыслями, и старается, честно, не торопить его… Но, сука, зачем было останавливать просмотр фильма, если еще не придумал, как сказать, — Чон понять не может!
— М… как бы сказать…
Кажется, альфа может осязаемо почувствовать его смущение на себе через экран. Становится по-настоящему страшно.
— Скажи, как есть, — пожимает плечами он.
— В общем… — говорит и глубоко вздыхает, прикрыв глаза, чтобы отбросить лишние мысли, — мне нравится один альфа.
Чонгук удерживается от комментария лишь потому, что боится спугнуть чужой настрой. Начал говорить — уже праздник, значит, осталось еще немного! Но, честно признаться, его удивила эта новость, что и выражается им через вздернутые к корням волос брови и опущенную вниз челюсть с сомкнутыми губами.
— И… я ему, вроде как, тоже… В субботу мы идем гулять…
Кульминация близко, Чон уже чует ее.
— А что бывает между альфой и омегой, когда они друг другу нравятся? — задает наводящий вопрос Тэхен, смущаясь говорить прямо о своей проблеме.
— Они начинают встречаться? — выгибает бровь Чонгук.
— Угу, — мычит омега, кивнув, но голову больше в камеру не поднимает, свесив каштановые волны перед ним и оставив видными только алые губы, с одной закушенной.
— И, наверное… целоваться? — старается идти в нужном направлении Чонгук, но надолго его не хватает, и при повторном угуканьи он цокает, закатив мимолетно глаза. — Тэхен, можешь сказать прямо: в чем дело?
— Ну… — уводит глаза вбок Ким, — я подумал вдруг… Что будет, если у нас с ним все получится и потом зайдет куда-то далеко…
— Так, тормози, — перебивает разжевывание слов альфа. — Я правильно понимаю, — немного прищуривается, — ты переживаешь о сексе?
— М… — сглатывает так тяжело, что даже альфа это заметил, — да, о нем.
— Фух, — выдыхает расслабленно тот, откидываясь на спинку игрового кресла, что сразу жалобно заскрипело, — я уж думал, что-то серьезное.
— А это разве шутки? Я м-между прочим долго думал, прежде чем обратиться к тебе за помощью! — хватает ртом воздух возмущенно, но не кричит, никогда не кричал и не прикрикнул бы даже — слишком спокойный, это не в его характере, а вот мямлить и смущаться — очень даже.
— Хорошо, я верю, — воодушевленней кивает Чонгук и подвигается ближе к столу, где стоит баночка с остатками энергетика. — С чем тебе помочь? — медленно отпивает напиток; зря он это сделал…
Ответ убил.
— Мне нужно, чтобы ты лишил меня девственности, — на одном дыхании выпаливает омега, сказав достаточно четко и громко, чтобы никто не сказал, что что-то не понял.
Чонгуку энергетик не в то горло идет. Подавившись, он кашляет с несколько секунд, судорожно пытаясь сообразить, послышались ему или нет.
С Ким Тэхеном он знаком около шести лет, проучился с ним столько же, но дружить они начали года четыре назад, когда заканчивали среднюю школу. Их знакомство и дружбу до сих пор считают странным стечением обстоятельств, словно две абсолютно разные вселенные, которые никогда не должны были пересечься, вдруг скрещиваются, — так это описывали знакомые и те, кто хотя бы раз их видели в коридорах школы. Чонгук — тот самый заводила, который светился на многих вечеринках и имел при этом довольно сомнительную репутацию, а Тэхен — отличник, тихоня и классический задрот, к которому с периодами взросления начали проявлять интерес альфы постарше, потому как с годами Ким приобретал все более плавные и нежные черты лица и округлое, где надо, тело. В какой-то момент, увидев, как одноклассника прессуют у стенки альфы, что были на год, а то и два, старше, Чон помог ему, отогнав их одной простой фразой, почему-то всегда срабатывающей: «Омега занят»; а потом периодически поглядывал за ним, чтобы такого больше не повторялось. Так шли дни, постепенно завязалось общение, и они подружились, но никогда не думали о большем, относясь друг к другу, как братья.
Тэхена никогда не интересовали отношения, альфы, шумные тусовки и прочее, он предпочитал посидеть дома и почитать какую-нибудь книгу или поиграть в компьютер, чем составить другу компанию на шумном сборище подростков. Он был невинен в самом истинном значении этого слова, наивная природная простота и утонченные черты лица придавали ему баллов к привлекательной внешности, и, вместе с тем, делали его милым. Чонгук, когда они вместе поступили в ВУЗ, продолжал бдеть, но вмешивался только тогда, когда омега сам об этом просил. К слову, таких случаев пока не было — Чонгук своим присутствием будто источал особую ауру, отталкивающую альф.
Именно поэтому он, мягко говоря, обалдел, услышав такую… просьбу.
— Понимаю, звучит дико, но мне очень надо, — пока Чон не оклемался до конца, старается перекричать его кашель Тэхен. В итоге тот отходит на время, а как возвращается, омега снова сидит ни жив ни мертв и ждет ответа.
— Зачем тебе лишаться девственности? — остаточно кашляя, спрашивает Чон, морщась и все-таки отпивая свой оставленный напиток.
— Я уже сказал…
— Думаешь, что если зайдет настолько далеко, будет неприятно?
— Нет… — сжимается весь, вгоняя друга в непонимание, и говорит под нос едва слышно. Если бы Чонгук не сделал громче, то вряд ли бы услышал. — Мне кажется, его может разочаровать моя неопытность.
— Если разочарует, то пусть валит лесом, — строго отзывается альфа. — С чего это ты должен переживать об этом? Он разве не сможет если что позаботиться о тебе и сделать максимально комфортно? О каком продолжении тогда идет речь, тебе нужны такие отношения?
— Этого лично мне хочется, Чонгук.
— Зачем тебе стараться казаться опытней, то бишь «лучше», — показав пальцами кавычки, — для кого-то, кто этого не заслуживает?
— Он заслуживает, — мямлит под нос и опускает голову, не выдерживая напора, но Чонгук только фыркает, поведя бровью.
— Нахер пойти он заслуживает в таком случае.
— Не горячись, — тихий неуверенный голос совсем не вяжется с их диалогом, — я только предположил, но это не значит, что он правда так думает.
— И зачем тебе тогда идти на такие «жертвы» ради него?
— Кто знает, каким он окажется? — пожимает плечами.
— И ты пойдешь на это, чтобы угодить?
Чон знает, как смущает и даже пугает омегу тема близости между людьми и прочие изыски жизни взрослого человека, он никогда не был в отношениях и, что уж там, даже не целовался ни разу. Пойти на такой серьезный шаг ради того, кто понравился впервые в жизни, было очень решительным и отчаянным поступком.
— Наверное, да… — совсем тихо, то есть так, что конец фразы приходится считать по губам.
Эх, Тэхен, тебя бы в кармашек, да только не поможет это в решении твоей проблемы.
— Ты меня поражаешь… — качает головой альфа. Повисает напряженное молчание.
— Чонгук, ты поможешь? — рассекает воцарившуюся тишину Ким.
«Поможет ли Чонгук?» — Чонгук в полном шоке от того, что его в принципе о таком просят, и в еще большем, потому что омега стесняется своей неопытности, смотря на других. Никогда бы не подумал, что Тэхен зависим от чьего-то мнения.
Сам Чон не ангел, любил и любит ходить с омегами на прогулки, а после оставаться у них на ночь, но ведь Тэхен — не он, и для него это самая настоящая дикость. Друга он не осуждает, как ни крути против природы не попрешь, но сам бы к такому не прибегнул. Чонгук видит, ну не нужен Тэхену этот секс и такой альфа, который испугается его девственности! Но уж лучше будет так, чем тот фыркнет и сделает все по-своему, не посмотрев на неопытность. Не хочется, чтобы омегу обидели.
— Я-то помогу… — отзывается парень, зарываясь ладонью в волосы и мысленно настраивая себя на ближайшее будущее. — В субботу, говоришь, идете?
Уже послезавтра. Ситуация: пиздец.
— Угу, — поджав губы, кивает омега несколько раз.
— И когда мне… тебе помочь? — кто бы ему помог в этой ситуации.
— Завтра, если сможешь, приходи.
Слишком скоро. Разговор на этом оканчивается, Чонгуку надо как следует обдумать эту ситуацию.
***
Новый день наступает слишком быстро, предательский сон промелькнул за секунду, и вот, Тэхен уже лежит с открытыми глазами в кровати битый час и старается дышать глубже. Чонгук придет вечером, так было обговорено после завершения звонка через переписку, до этого момента у него есть еще семь с половиной часов, но и этого кажется чертовски мало. В течение дня он много маялся, подготовившись к тому, что произойдет, от и до. Чтобы успокоиться, решил зависнуть в компьютере, поиграть во что-то, так и время пролетело, приблизившись к заветной отметке в девять вечера. Телефон оповещает о входящем сообщении: «Я у твоего дома», и Тэхену впервые так страшно идти открывать сначала дверь, а потом калитку, чтобы его впустить.
— Привет, — улыбнулся непринужденно Чон, с заведенными за спину руками, как только омега предстает перед ним в домашних тонких штанах и просто огромной футболке, выглядя в этом еще милей, чем обычно.
— Привет, — старается улыбнуться в ответ Тэхен, но получается только слабо дернуть уголками губ.
На улице уже темнеет, но в спальне за задернутыми шторами кажется, что уже глубокая ночь. Чонгуку всегда нравилось в комнате Кима, там царила приятная ламповая атмосфера. Фиолетовый свет светодиодной ленты, растянутой по всему периметру на потолке, дарит комнате неповторимую ауру, передающую характер омеги: вроде и холодный, но безумно теплый и уютный. Войдя в нее, видишь слева компьютерный стол, со всей нужной геймеру гарнитурой, книжную полку, под завязку забитую книгами, гитару в углу и низкую доску с мелками, на которой Тэхен записывал планы на день. Справа стояла двуспальная кровать, заправленная однотонным постельным темно-фиолетового холодного цвета, а сверху застелено пушистым белым покрывалом, на котором всегда была уйма разных мелких декоративных подушек; небольшой туалетный столик рядом с кроватью и высокий шкаф у другой стены.
— Волнуешься? — интересуется Чон, садясь в кресло на колесиках у стола с компьютером, и смотрит на Кима, покручиваясь на месте.
Тэхен, сев, как всегда, напротив — на кровать, — притягивает колени к себе и обнимает ноги, будто хочет закрыться от этого мира. На Чона старается не смотреть и избегает ответного взгляда, а то смутится еще больше до того, как они начнут заниматься… всяким!
— Не каждый день собираешься лишиться девственности с лучшим другом. Долго не мог уснуть, — честно отвечает омега и первый раз поднимает голову, чтобы спросить ответное: — А ты? — хоть и думает: чего ему-то переживать, не он же будет переступать через себя и первый раз пробовать себя в таком занятии, как секс. Да и, к тому же, они по-разному воспитаны, у них отличное восприятие одних вещей и разные роли в этом самом занятии. Для Чонгука это может ничего и не значить, а вот для Кима это… сложно безумно и морально, и физически.
— Тоже, — врет альфа, давая омеге понять, что для него это тоже сложно и волнительно, что ему не все равно. На самом деле он быстро заснул, а вот как проснулся, так и впал в раздумья: что лучше сделать, как сделать, и, главное, как на это отреагирует омега. Однако выглядит Чон намного бодрей него, меньше волнуется, потому как знает, что делать и чего ожидать, нужно лишь убедить Кима в этом и показать, что все пройдет более чем хорошо. — Тэхен, ты в любой момент можешь сказать, и мы остановимся.
— Нет, — решительно отрезает. — Я хочу.
«О, боже, а вдруг я своей неловкостью не смогу возбудить его?» — мелькает в омежьей голове тревожно.
— Уверен? — что-то он в этом сомневается.
— Да.
Чонгук только берется за подлокотники кресла, чтобы оттолкнуться и встать с него, как омега дергается, отпрянув подбородком от коленей и воззрившись на него своими большими запуганными глазами.
— Тогда, думаю, нужно начать с малого, — поясняет Чон и садится рядом, цепляет ладошку омеги и отводит ту от прижатых ног, чуть давя другой рукой на колени, чтобы опустил их. — Тебе надо расслабиться и устаканить в голове одну вещь: больно я тебе не сделаю, неприятно — тоже, в любой момент остановлюсь, если попросишь, и не сделаю ничего сверх, даже если уже буду возбужден. Хорошо? — с Тэхеном, как с ребенком говорит, впервые за их долгое общение прибегая к такому неловкому диалогу. Боже, омега ведь даже порно не смотрел ни разу! (У них как-то раз был за это разговор). — Не бойся меня, — обводит большим пальцем нежную кожу щеки.
— Я не боюсь, — упрямо — старается казаться смелей.
— Хорошо, — легко соглашается Чонгук и решает уточнить: — Как относишься к поцелуям? Я могу не касаться твоих губ в процессе, если тебе так будет угодно.
— М… да, — говорит Ким и снова опускает взор на пушистый ворс, — будет лучше, если мы не будем целоваться, — ни к чему усложнять их и так неловкое положение еще и поцелуями.
Альфа цепляет согнутым указательным пальцем его подбородок и поднимает, как за ниточку притянув за собой и взгляд.
— Это будет всего лишь секс, — «который я постараюсь сделать лучшим в твоей жизни» остается несказанным, — он никак не повлияет на нашу дружбу или мое отношение к тебе.
Тэхен ничего не отвечает, лишь доверчиво кивает, дав тем самым разрешение на первые действия. Чонгук склоняется к лицу и оставляет мимолетный поцелуй на месте возле чужих губ, как и обещал, не коснувшись их, и это единственная вольность, которую он себе позволил, больше такого не будет. Лицо омеги тут же обдало жаром от прилившей к щекам крови.
— Где тебе приятней всего, когда касаются? — спрашивает, касаясь губами чувствительного места за ушком омеги, скрытом волнами темных волос.
— Не знаю, — на грани шепота, волнительно очень. Как-то не довелось ему исследовать свое тело на поиски эрогенных зон.
— Тут приятно? — снова губами мажет по шее, пока ладонь через ткань футболки гладит напряженную спину успокаивающе.
— Где именно? — мозг медленно отключается, побуждая срываться с губ глупые вопросы. Но ему, да, приятно, где бы то ни было.
Чон усмехается, блеснув в фиолетовом свете улыбкой: омега — сама невинность.
— Иди сюда, — забравшись на кровать с ногами, утягивает за собой и парня он; Тэхен, с милым румянцем, выделяющимся в розовато-фиолетовом свете, снова не смотрит на него. — Попробуй проявить инициативу, — советует альфа, — если хочешь казаться опытней, не оставайся в стороне: поцелуй меня, проведи по телу ладонью, сделай так, чтобы мне было приятно.
Поначалу эта затея кажется ему провальной, учитывая отсутствующее состояние омеги сейчас и его всеобъемлющее смущение. Однако альфу приятно удивляет, когда, после пары секунд раздумий, Тэхен, глубоко вздохнув через нос, несмело залезает к нему на колени, под внимательным взором склоняется к чоновой шее и старается сделать так же, как он ему, слабо прикладываясь к теплой коже алыми лепестками губ, но больше не рискуя предпринять что-то еще — банально не зная. Чонгук решает ему помочь преодолеть стеснение и стереть барьер зажатости — сам берет ладони с длинными музыкальными пальцами, одну ведет от шеи вниз по груди и прессу, сквозь черную ткань футболки, другую же нежно целует сам, щекоча губами запястье и тыльную сторону ладони.
— Попробуй немного прикусить, — голос Чона понизился. — Сейчас мы альфа и омега, забудь думать о том, что мы друзья.
Пальцы омеги на чужой груди чуть сжались, задевая чувствительный сосок, и он, краснея еще больше, чуть прикусывает кожу, где до этого оставил поцелуй, и выдыхает на пострадавшее место, смотря как-то странно на оставленный собой влажный след на шее. Когда ладонь Чонгука пробирается под футболку, спина становится прямой, изгибаясь, словно лоза на ветру, от приятной щекотки, а бедра подаются назад.
— Я сниму? — спрашивает, нежно оглаживая медовую кожу.
— Мгм, — не находит сил на словесный ответ и позволяет беспрепятственно снять тонкую вещицу, а после — припасть к плоской груди губами и уложить спиной на мягкий ворс покрывала, выбив из груди короткий вздох.
В животе затягивается тугой узел, отзывающийся чем-то новым, когда омега понимает, что Чонгук находится между его разведенных ног и целует оголенную грудь, опускает голову вниз и видит, как он вбирает в рот розовую горошину соска. Губы распахиваются в немом стоне, а легкие надуваются от судорожного вдоха. Альфа следит за реакцией, подняв взгляд обсидиановых глаз, и лижет вставшую бусину еще раз — изучает реакцию омеги. Ладони в это время проделывают то же со стройным телом, свободно гуляя по нему и заставляя без того плоский живот поджиматься снова и снова. Поцелуи не задерживаются на одном месте, остаются влажными следами на острых ключицах, под ребрами, внизу живота, который вновь скручивает, а Тэхен дергает пальцами лежащей вдоль тела руки, и тут же поджимает их, но его немое желание улавливают и дают ладони зарыться в смоляные волосы.
— Не бойся что-то делать, — говорит и идет на более решительное действие — проводит по промежности омеги ладонью.
На что, интересно, надеется Тэхен, занявшись один раз сексом с Чонгуком? От этого он опытней станет едва ли, смелей — тоже, уверенности в себе не прибавится, и Чон должен ему сказать об этом сейчас, прервать процесс и открыть глаза на реальность — омега выбрал не ту стратегию для подготовки к близости с парнем, который ему нравится; но он не делает этого, а ведет ладонью по бедру, оценивая его мягкость, когда с позволения снимает с омеги домашние штаны, и закидывает его ногу себе на плечо, целует на внутренней стороне бедра медовую кожу и приближается к кромке боксеров дорожкой из поцелуев.
— Нравится, когда я целую здесь? — спрашивает Чонгук, смотря снизу, и, черт, Тэхен пропускает вопрос мимо ушей, забывшись то ли из-за своего смущения, то ли из-за странного нового чувства, именуемого возбуждением, то ли от того, что Чон между его ног смотрит на него не как на друга, а как на объект вожделения, заметно потемневшими глазами.
И о, да, ему очень нравится — везде, где он касается, нравится, и альфа это понимает, когда целует снова, чуть прикусив кожу и специально смотрит, как смущенный омега закрывает ладонью рот, откинув на подушку голову.
— Это всего лишь секс, — повторяет снова Чон, поглаживая его по ноге.
— Это смущает, — говорит очевидное натужно, стараясь не застонать ненароком — оказывается, он очень чувствительный, и, правда, изо всех сил старается воспринимать все проще.
— Все свои, никто смеяться не будет, — делает попытку успокоить, пошутив.
— Спасибо, только что ты поселил в моей голове мысль, что можешь заржать, — отойдя от ступора, заговаривает омега, сводя тоже к шутке, но отчего-то совсем не смешной, а, наоборот, грустной.
— Обещаю, не заржу, — улыбается альфа.
Never Tear Us Apart — Bishop Briggs
Тэхен, принимая решение идти до конца, закусывает задумчиво губу, потом говорит то, чего, как он думает, ждал альфа.
— Пожалуйста, не останавливайся и не думай о том, что я могу сказать сделать это.
Омега вверяет всего себя ему, доверившись без остатка, и преодолевает смущение, чтобы испробовать вкус первого раза с ним — с тем, кто сделает только хорошо. В паху тяжелеет от чужих слов.
— Хорошо, — низко отвечает. — Скажи… я могу делать все, что посчитаю нужным?
В голове возникла парочка мыслей, осуществлением которых было бы неплохо заняться и что, с очень большой вероятностью, должно понравиться омеге. Тэхен понимает, на что подписывается, когда говорит:
— Да.
Медленно растягивая губы в улыбке, Чонгук притягивает его за бедра к себе, впившись в них пальцами, и прикладывается губами к образовавшемуся бугорку под тканью боксеров омеги. Почти обнаженное тело вздрагивает от касания к чувствительной плоти, Тэхен распахивает губы, уставившись в потолок, и упускает момент, когда его член освобождают от стесняющей ткани и проводят по нему размашисто языком.
— Твою мать, — ругается омега, подаваясь бедрами назад, но остается на месте, удерживаемый альфой, а когда тот снова лижет головку, падает на подушку и стонет.
— Классно, да? — довольно спрашивает Чонгук, улыбаясь от вида того, как тяжело задышал Ким, и, он уверен, его сердце сейчас наверняка бьется в груди как сумасшедшее. — Не пытайся сдерживаться, это все останется только в этой комнате, — прекрасно, а Тэхену с этими воспоминаниями здесь еще жить так-то.
Опускает голову парень как никогда вовремя — когда Чонгук обхватывает губами розоватую головку его члена, приспустив белье ниже, и после, окончательно сняв для удобства, вбирает его полностью. Из груди снова — стон, а на головке — язык, кружащий вокруг и путающий мысли, пытаясь прогнать их из головы и полностью ее опустошить.
Чонгуку — как мед на душу этот голос. Никогда не подумал бы, что будет отсасывать этому скромному омеге, своему другу! Но сейчас думает совсем не об этом, а о том, что бедра в руках безумно мягкие; что голос, который он привык слушать при разговорах, очень красив, когда звучит в протянутом от удовольствия гласном звуке; а глаза, обычно смотрящие слишком невинно, глядят на него сверху вниз из-под полуопущенных ресниц совсем иначе, с ноткой стеснения, но сейчас там есть и кое-что еще, очень интересное, что он хотел бы рассмотреть получше.
— Почему ты улыбаешься? — спрашивает, когда голова с покрасневшими губами отдаляется от его стоящего по стойке смирно члена. Альфа, укусив его слегка за выпирающую тазобедренную косточку, а потом за внутреннюю сторону бедра, где точно будет потом синяк после страстных поцелуев, опускается ниже, умело перехватывает обе ноги омеги, перекинув одну через себя, чтобы обе оказались слева от него, и одним четким движением переворачивает его на живот. — Ч-чонгук?
— Ты когда-нибудь делал себе приятно пальцами? — спрашивает Чон, завороженно рассматривая тело омеги с закушенной нижней губой — слишком хорош Ким Тэхен. Если раньше он не смотрел на парня, как на омегу, видя в нем всегда исключительно друга, да и тот не давал особо себя рассматривать, ходя в одежде оверсайз размеров, то сейчас, видя его плавные изгибы, милые ямочки на пояснице и округлую попу, начинает понимать, почему за ним пытались приударить другие альфы.
В ответ молчание.
— Я так понимаю, нет?
Тэхен улавливает изменения в чужом голосе: он стал ниже, сексуальней, с томной искоркой, катающейся по языку. Языку, который только что был на его члене, о, господи!
— Тэ-э-э? — возле уха, тем же тоном, от которого закопаться хочется, спрятаться, покрывшись красными пятнами смущения, и не показываться.
— Нет, — бурчит в подушку. — Зачем ты заставляешь это говорить, когда сам все знаешь.
— Тебя это разве не возбуждает? — хмыкает Чон, и до омеги доходит смысл сказанного только спустя пару секунд. Это не возбуждает Тэхена… — Мне вот очень нравится, как мило ты выглядишь, когда говоришь о своей неопытности, — но это возбуждает его.
Пошлую улыбку омега затылком ощущает и не признается ведь, что ему это очень нравится. Эта накаляющаяся атмосфера, повисшее в воздухе возбуждение, жгучее желание, концентрирующееся внизу, из-за которого выделяется естественная смазка из заднего прохода. Тэхен вздрагивает, когда его снова берут за бедра и приподнимают, подложив несколько декоративных подушек под них, заставляя прогнуться в пояснице и оттопырить зад. Страшно представить, как развязно это выглядит со стороны. Слышно, как шелестит одежда: Чонгук избавляется от нее.
А дальше дело счета.
— Ах, — раз — палец, скользнувший с щекоткой от чувствительной мошонки к сжатому колечку мышц.
— Тэхен, ты и представить себе не можешь, насколько красив прямо сейчас, — завороженно говорит Чонгук.
Два — чувство погружающихся, одна за одной, фаланг и смятое в руках мягкое покрывало. Три — расслабление от пустоты, когда палец покидает его нутро, и снова стон, когда вновь толкается.
Чонгуков член дергается, качнувшись и заблестев капелькой предэякулята на кончике головки, свободной ладонью он проводит по длине пару раз медленно, сдвигая крайнюю плоть и хмурясь болезненно. Возбуждение достигает точки максимума, а он все еще не подготовил омегу, но у него немного иные планы, торопиться не думал пока что. Вопрос состоит в другом: хватит ли ему теперь терпения воплотить задуманное в жизнь?
Когда два пальца свободно растягивают набухшее отверстие Кима, альфа опускается и сначала касается его губами, вынув предварительно пальцы.
— Чонгук? Что ты задумал? — старается повернуться через плечо омега, но не видит ничего, кроме своего рабочего стола и, лежащих возле них, на кровати, черных вещей, в которых пришел Чонгук.
— Хочу всего лишь вылизать тебя, — говорит как само собой разумеющееся, и приступает к действию.
— Всего лишь что-о-о?.. — заканчивает стоном, когда длинный, по ощущениям, язык толкается в расслабленный вход, подбрасывая тело омеги на кровати. — Ч… Чонгук…
Но Чонгук его не слышит, продолжая двигать извилистой мышцей и ласкать влажные нежные стеночки изнутри, лишь раз оторвавшись от отверстия, чтобы пустить ниточку слюны растечься по сжавшейся дырочке, добавив влаги, и снова присосаться, как пиявка, издав звучное чавканье и заставив пальцы на ногах поджаться от этого звука.
Тэхен, оказывается, так красиво стонет, утопая в удовольствии, когда не зажимается и не смущается. Сам, наплевав на стыд и смущение, подается назад, насаживаясь на горячий, влажный язык, понимает, почему всем так нравится эта грязная ласка, и не может ничего с собой поделать, чтобы остановить поток очень нехороших желаний в голове.
— Ты очень сексуально выглядишь, когда закусываешь губу, пока тебе отсасывают, ты знал это? — спрашивает Чон, снова пальцами растягивая отверстие, добавив еще один.
— Чон… — не может даже имя договорить до конца, особенно, когда касаются какого-то особенно чувствительного места внутри. И еще, и еще. — Гу… ки…
Неожиданностью не становится то, что омега сладко стонет, брызнув белесой струйкой семени на подушки, и содрогается в оргазменной судороге, Чонгук даже удивлен, что тот продержался настолько долго. Очень выносливо для чувствительного девственника.
Давая ему отдохнуть, альфа прекращает свои действия на время, чтобы отдышаться и закончить начатое тем, ради чего они, собственно, собрались. Но, чтобы не заполнять это время бездельем, он склоняется, касаясь губами взмокшей спины между лопаток, кладет свою ладонь поверх чужой и переплетает пальцы, касаясь влажной головкой члена расселены и скользя ею между половинок, давя в горле тихий стон.
— Ты сейчас хочешь меня? — загнанно дышит Тэхен, упав лбом на мягкую поверхность и удерживаясь на локтях, чтобы совсем не упасть.
— Очень хочу, Тэхен-и, — ведет носом выше, к шейным позвонкам, хмуря брови от стимуляции толчков. — А ты? Хочешь меня?
Тэхен поворачивает голову и издает тихий смешок, изволив веселиться.
— Мы же друзья.
Чонгук вторит ему, низко усмехнувшись, когда добирается до уха, и отвечает:
— Сексом дружбу не испортишь.
А Тэхен без задней мысли говорит:
— Тогда делай со мной все, что хочешь, — на грани шепота. Возможно это точка невозврата, возможно всего лишь помутнение из-за близости, но Тэхен хочет только одного — чтобы Чонгук перестал быть сейчас просто другом.
— Тэхе-е-ен, — тянет, а губы совсем близко возле чужих, и так чешутся, чтобы прижаться к ним, что зубы сводит.
Свобода действий туманит разум, а аромат омеги, распространившийся афродизиаком по венам, запах голой кожи дурманит, будит внутри его животные инстинкты и последней каплей становится момент, когда по члену намеренно проезжаются текущей дырочкой. Он отталкивается от простыни, за талию хватает омегу и резко переворачивает, отбрасывая подушки из-под него на пол, и, располагаясь между приветливо разведенными ногами, склоняется нетерпеливо к лицу, где глаза поволокой страсти захлестнуты, а губы в улыбке опьяненной растянуты, и остервенело впивается в них, чувствуя, как шею тут же окольцевали плотно руки, а к телу намертво прижали за бедра ноги. Что там было о запрете на поцелуи? Ничего, кажется.
Чонгук прикусывает нижнюю губу омеги, ловя его горячий выдох на своих, и глубоко целует, проникая в рот языком и сразу сплетаясь с другим, в ладони Чона зажато мягкое бедро, прижатое к его талии, а влажность небольшого члена омеги чувствуется между животов двух тел, прижавшихся друг другу плотней некуда. Тэхен старается успевать за движениями Чонгука, запутавшись ладонью в его, немного влажных в корнях, волосах, мычит в поцелуй, испытывая чудовищное желание почувствовать его в себе, и распахивает уста, когда получает то, чего хотел — в разработанное отверстие неторопливо проходит сначала потемневшая головка, искупанная в его натекшей смазке, а после, сантиметр за сантиметром, внутри оказывается наполовину ствол альфы. По сравнению с пальцами и языком, это — нечто разрывающее изнутри, так болезненно приятно растягивающее податливые стенки, что миссия не быть слишком громким сразу обретает статус: «Провалена».
— Чуть-чуть, Тэхен-и, еще чуть-чуть, — просит Чонгук в губы, и входит до конца, слившись в совместном стоне с омегой. — Ты как, в норме? — убирает его спавшие на глаза волнистые пряди заботливо.
— Я больше не…?
— Могу с этим поздравить, — улыбается альфа, и они вместе усмехаются. Чонгук под влиянием момента снова приближается и цепляет покрасневшие, припухшие губы, с упоением отмечая слабую отдачу. — Пора заканчивать, а? Как считаешь?
— Считаю, что ты очень приятно целуешься, — отвечает Тэхен, позволив себе скользнуть ладонью с шеи альфы по крепкой груди уже осознанно.
— Только целуюсь? — склоняет голову Чон и выцеловывает миллиметры с линии челюсти омеги. — Показать тебе, как приятно я умею любить? — слово «трахаться» неуместно по отношению к омеге.
На пробное движение бедрами отвечают слабым аханьем, и Чонгук думает, что он покажет. Начав с совсем медленного, растянутого темпа, альфа чувствует все меньше сопротивления мышц своим движениям, и со временем начинает ускоряться, проникая глубоко в податливое тело, не забывая губами ловить каждый вздох, каждый стон Тэхена, ухватившегося за его шею и плечи, как за спасательный круг.
— Чонгук, — без стеснения постанывает омега, царапая короткими ноготками спину.
А Чон чувствует, как его начинает крыть от этого голоса и всего омеги в целом. Этот вечер определенно что-то поменяет; Чонгук соврал, когда сказал, что сексом дружбу не испортишь, и все, что случилось, останется лишь в этой комнате. Не сейчас, не теперь и не завтра. Этого он точно не оставит привязанным к комнате чужого дома, а заберет с собой, уйдя под покровом ночи, а может, оставшись до утра, кто его знает, но в груди точно останется отпечатком этот миг, когда тела в фиолетовом свете стали единым, чем-то большим, чем просто друзья.
Когда Тэхен кончает повторно, Чону приходится выйти из него, отпрянув от разнеженного тела, и довести себя до разрядки самостоятельно, проведя пару тройку раз по члену ладонью и откинув назад голову с выдохом расслабления, когда семя выстреливает тугими струями, растекаясь на впалом животе Кима. Зрелище завораживающее, он на него засматривается, имея возможность обвести внимательным взглядом все тело, поблескивающее испариной, играющее тенями на неровностях рельефа в приглушенном свете. Чонгук всегда был привлекательным, но сейчас еще и в сексуальном плане, и в извращенно эстетическом, и еще в одном, о котором чуть позже…
Чонгук в своей манере устало стонет, закатив глаза, и заваливается на бок возле омеги.
— Пиздец, Ким Тэхен, — стараясь выровнять дыхание, говорит, смотря на улыбающегося Кима, — чтоб я еще раз помогал тебе… — и тот смеется, отвернув голову к потолку, а альфа улыбается, лишь усмехнувшись. — Ну, ты скажи, тебе понравилось хоть? — не перестает смешить своими интонациями Чон.
— Спасибо, Чонгук, — закончив смеяться, поворачивается к альфе Тэхен.
— Та, — отмахивается тот, — нашел, за что благодарить.
— С меня обязательно воздастся, не переживай.
Чонгук улыбается.
— Уже воздалось, — поднимает брови, а на вопросительный взгляд омеги касается своего семени на его животе и с брезгливым «ыа-а-а» демонстрирует свои липкие пальцы, снова смеша его и побуждая закрыть ладонями лицо смущенно. — Можешь считать, так ты отплатил мне за небольшую, оказанную мной, услугу. Но было бы еще лучше, если бы ты меня чем-нибудь накормил, — выразительно смотрит на омегу исподлобья, по привычке играя с кольцом в губе. Живот, услышав о еде, подает признаки жизни. — О, — указав на него, изрекает альфа.
— Есть пепперони, которую я заказал днем, можно подогреть в микроволновке, — говорит, стараясь не засмеяться.
— А чего раньше молчал? — воодушевляется Чон, присев на кровати.
— Ты не говорил, что голоден.
— Руки в ноги и на кухню! — подхватив с необычайной легкостью омегу на руки, скомандовал парень, не посмотрев на то, что они без одежды, и что должны принять душ, чтобы стереть с себя пот и сперму. Сейчас только одна цель — пепперони.
Но по дороге все же заглядывают в ванную, чтобы на скорую руку ополоснуться и в больших банных полотенцах, укутанные, как младенцы, потом уплетать за обе щеки разогретую в микроволновке пиццу, довольные. Чон в итоге остается на ночь, помогает загрузить подушки в стиральную машинку, а покрывало застирать, и, облачившись в самые большие вещи Кима, засыпает в его комнате.
В субботу случается та самая прогулка с альфой, все прошло более чем отлично, а подозрения омеги не оправдались — в койку его затащить не хотели, а слухи, которые он о нем слышал, оказались ложными.
Однако это не отменило того, что в дружбе с Чонгуком что-то изменилось. Чон стал более задумчив, а когда Тэхен упоминал того альфу в разговоре, рассказывая об их беседах или последующих прогулках, старался как можно скорей сменить тему, непонятно чему раздражаясь. После их с Кимом близости внутри будто расцвело диковинным цветком что-то недружеское по отношению к нему. Поначалу он думал, что это все остаточный эффект его синдрома защитника, с которым они провели бок о бок четыре года, но только после того, как друг поделился вестью о первом поцелуе и приватном просмотре фильмов у альфы дома, Чонгука переклинило и он, сославшись на дела, сбросил звонок.
— Я беру назад слова о том, что сексом дружбу не испортишь, — решает признаться как-то раз он по приходе в гости к омеге, чувствуя, что больше это продолжаться не может. — Потому что нашу мы тогда похерили к чертям.
А Тэхен отчего-то поджимает губы смущенно.
— В этом нет ничего плохого, — говорит он, притянув ноги к себе и обняв их.
— Тэхен, пойми, я не могу так дальше продолжать общение, слушать об этом Минхёке и о ваших отношениях. Я твой друг, да, но теперь мне неприятно слышать о таком. Почему ты так смотришь на меня? — заулыбавшись — не сдержался.
— Потому что я никогда не говорил тебе, что мы с ним начали встречаться после того поцелуя, — у Чона ступор, он не понимает. — Да, мы с ним гуляли, — кивает омега, — один раз поцеловались, он предложил встречаться, но ты же не дослушал, что я ему ответил, и ушел «по делам».
— И что ты ответил? — непонятливо сводит брови Чонгук.
— Что «омега занят», — пожимает плечами Ким и вдруг алеет щеками. А Чонгук снова не понимает.
— То есть… как… занят?
— Вот так. Ты прав, сексом дружбу не испортишь, но зато он может подтолкнуть посмотреть на человека под другим углом. К тому же… — поднимает голову, смотря своими оленьими глазками, — ты куда приятней целуешься, — тихо признается.
— Значит, ты с ним больше не целовался и не спал?
— Не целовался, и тем более не спал. Даже… в мыслях как-то не было.
— А… — заторможенно реагирует Чон, медленно кивая себе, — хорошо.
— Мне показалось, ты хочешь сказать мне что-то другое.
— Хах, — усмехается, повеселев, Чонгук, тоже смутившись и склонив голову. — Что же ты хочешь услышать, занятый омега? — явно довольный ситуацией, поднимает ее, пытая Кима прямым потеплевшим взглядом.
— Чон Чонгук, ты предложишь мне встречаться или нет? — смелеет Тэхен.
— Может лучше переспим? — возводит горе очи на парня альфа, скорчив страдальческую гримасу.
— Только если по-дружески, — хмыкает Тэхен.
— Исключительно по-дружески! А потом по пицце и поговорим насчет отношений.
оооо это прекрасно 🛐🛐🛐💗