Коли вы обычный добрый странник, то следовало пройти вам мимо. Ибо ваша душа неугомонная неумолимо ощутила бы атмосферу мрака и безысходности, затревожившись. Место это душой пусто и хладно. От монастыря у него название и мужчины в одеждах.
Солнце будто не всходило там, туман восседал, тучи тонкой плёнкой стягивали высокое небо, пряча его голубизну и делая недоступным. «Не дотянетесь. Сколько ни старайтесь, не дотянетесь», — отрешённо твердили они. Может, и облакам хотелось бы рассеяться, наконец показать жителям города нежные лучи солнца, но будто сами шпили монастырские не давали им разойтись.
Искалеченное временем здание казалось призраком. Пустым, уже потерявшим тело, потерявшим душу, оставшимся лишь с её искажённым осколком и бесцельно существующим там, где ему не место. При взгляде на него в душе холодело, а по спине бежали мелкие мурашки. Но внутри всё было куда интереснее…
В стенах её шептались, а стены всё слышали. Стены беспричастно наблюдали за каждым украденным куском хлеба, за каждым ударом плети, за каждым кровавым следом, за каждой молитвой этого мальчика и тихо молились вместе с ним.
— Господь, позволь мне умереть, — шептал мальчик.
На вид ему было лет четырнадцать, хотя точно знать никто не мог. Чёрные, как перья ворона, волосы, белоснежная, как смерть, кожа, лиловые, как наказание, глаза. Такие же пустые и безвольные, как это место.
Где-то в другом крыле церкви рыдал пятнадцатилетний юноша. Дрожал от страха и холода, от синяков на теле, от стекающей по ягодицам крови, от мужчины, что надругался над ним не в первый раз, затем оставив на холодном полу, как ненужное.
Позорные, мерзкие следы мужских ладоней на хрупкой шее, на нежных бёдрах, его жёсткий резкий запах, оставшийся в волосах, спутанных и длинных, растекавшихся по спине, и всё таких же белоснежных шелковистых несмотря ни на что.
— Отвратительно. Отвратительно! Мерзко! Как же мерзко! — гетерохромные глаза светились… Нет, не светились…Горели! Пылали огнём жизни и чуждых ей эмоций: злобы, ненависти, отвращения… желания мести. Ох, как же они горели, насколько были живыми! — Господь, позволь мне убить их…
***
Фёдор и Николай были почти ровесниками. Они попали в школу при монастыре по разным причинам. Первого родители отдали на прилежное воспитание, второй изначально попал сюда сиротой. Связывала их лишь незавидная участь.
Фёдор, быть может, и держался бы всегда одиночкой, но Николай сам предложил дружбу. Безотказно.
Дни они коротали вместе.
***
Юноша дотянулся до поношенной но чистой рубашки, с трудом оделся и через силу попытался подняться, шипя и раздражённо вытирая подступающие слёзы. Он не собирался оставаться здесь. Лежать в слезах на холодном сыром полу. Чёрта с два! В нём слишком велико желание жить! Он не позволит сломить себя лицемерам. Лицемерам по утрам ведущим службу, а по вечерам насилующим своих учеников.
У него есть мечта. Есть план… И он его осуществит! Только не сам, только с Фёдором. Вместе с Фёдором. Таким маленьким и родным, таким дорогим и понимающим.
Широкая тяжёлая дверь распахнулась в храм. Фёдор спокойно перевёл взгляд на вошедшего и, пронаблюдав за его приближением, за походкой, понял, что _вновь_ произошло.
— Федя!
Николай упал на колени рядом.
По щекам снова покатились горячие слёзы.
— Он… — юноша громко всхлипнул, — я ничего не сделал… я позволил ему… я не защитился… я так жалок. Слабак!
— Ты ничего не сделал, потому что не мог. — Фёдор спокойно поглаживал дрожащие плечи, тон голоса его не изменился. Он всегда был одним и тем же, речь его тянулась плавно и устало, полуприкрытые, покойные, как штиль, глаза смотрели на синяки у шеи.
— Фиолетовый. Красивый цвет. Тебе не к лицу только.
— Я хочу сбежать. Ты знаешь, я об этом думал. Знаешь, что мне нечего терять. Кроме тебя. Я хочу сделать это вместе с тобой. Зажечь свет в твоих глазах. Ты знаешь, как интересен мир! Знаешь??! Большие рынки, где множество людей и пожилые дамы ссорятся за последний товар, народные праздники, где вкусная еда перепадает бесплатно! Леса, в тишине которых обретаешь покой, реки, в которых можно купаться, сколько захочешь! И тебе не запретят! А с нашим умом можно на работу попасть! Где-нибудь в библиотеке! Тебе же так интересны книги! Мир, мир! Мир непознан и необъятен, так интересен, и вот он — здесь! за оградой: только протяни руку, только переступи порог, а потом беги что есть мочи! Лети, как птица! — Николай вскрикнул, крепко сжимая кулак у груди.
— Тебе пошёл бы красный или золотистый, как думаешь? — Фёдор пальцами перебирал чужие волосы. — Приятные…
— Федя, ты совсем не чувствуешь… Ты не веришь. Но я верю. Верю, что нас ждёт неплохое будущее. Мы накопим себе на комнату… или, быть, может, даже квартиру! У нас будет свежий белый хлеб! Пирожки! Я как-то украл один с яблоком на ярмарке… Какие они вкусные!..
Фёдор осторожно положил голову на чужое плечо, затем прикрыл глаза, предаваясь размышлениям. Повисла тишина. И в тишине он негромко молвил:
— Давай сбежим отсюда…