Киса ни с кем не разговаривает уже пару дней. Только сидит с Генкой и Мелом, в молчанку играет, покуривая травку и запивает пивом. Слышит, как они ржут и сжимает зубы. Не хочет тут с ним находиться, ему вообще в последнее время ничего не хочется, но понимает, останется один–он труп. Не может один, думает, что свихнётся. А может уже.
Хэнк не приходит, сообщения игнорирует. А Киса после тридцати непрочитанных уже забил, не пишет ничего. Только смотрит долго на диалог, надеется увидеть новое СМС.
Мел уходить рано, бурча под нос что-то про встречу с Анжелкой. Киса хмыкает, видя счастливое лицо друга, а сам думает, что ему бы отлить сходить.
Киса к холодной стене жмётся, как к матери. Хочется прижаться к тёплому телу Хэнка, да только не может. Гена что-то пиздит, совсем не вовремя просовывает в руку самокрутку и шепчет сбоку: "Обкуренный–это состояние души".
Слова звучат в голове и он уже не уверен, что в своём уме. Думается ему, что наркота выбила у него последнии мозги. Затягивается, откидывая голову. И вспоминает. Всё воспоминает: как круто они тусовались все вместе, как угарали с Мела и его Анжелки, как целовались с Хэнком в укромном уголке за мастерской, боясь спалиться. Как хорошо было до ёбаного режиссёра с его рекламой, как кайфово было до...убийства. Киса сам себе боится признаться, что замешан в этом. Кисе тошно от этого всего, он уже не уверен зачем нужен в этой жизни.
Травка дурит, сбивает мысли в кучу, что голова начинает трещать. И Киса с места срывается, бежит к берегу.
Гул, волны херачат по ногам, когда Киса по колено заходит в воду. Думает только об одном. А что делать будет дальше. Как жить, зная, что человек умер. Умер, с его помощью.
Обкуренный мозг будто подначивает. Киса шагает под его давлением дальше. Думает, что без Хэнка жить херово, жить не хочется. Без их укратких объятий, которые они дарили друг другу, подрагивая от рисковой возможности попасться. Справиться с давящим осознанием без него он не может. Киса без Хэнка–ноль без палочки, никто. Киса думает, что исправить уже ничего нельзя, а в мозгах до сих пор горит красным светом Генкина фраза: "Обкуренный–это состояние души". И Киса усмехается, чувствуя, как голова кружится, а холодная вода уже скрыла его по пояс, почти задевая надутую куртку. И он сбрасывает её, кидая в сторону земли. Долетит или нет–Кисе всё равно. Потому что он думает, что всё. Конец его херовой жизни, конец этому, блять, состоянию души.
–Киса! Ваня, блять, еблан!
За спиной слышиться такой знакомый, родной голос. И Киса оборачивается, чтобы почувствовать, как его за руку, больно, вытаскивают на берег, почти кидают на камни. Перед Кисой Хэнк. Он спешно присаживается на корточки перед промокшим парнем, трясёт его за плечи, наверное, матерится. Киса не знает точно, потому что Киса вообще ничего не слышит, потому что Киса рыдает навзрыд. И его крепко прижимают к такому теплому телу. Плечи сотрясаются от холода и рыданий. А Кисе хорошо, потому что чувствует себя снова живым. А обкуренные мозги словно смыло волной слёз. У Кисы словно вообще мозги отбило.
–Киса, ты еблан.
Повторяется. Громкий шепот прямо в ухо заставляет ещё сильнее прижаться , а новую порцию слёз он остановить не в силах.
Потом Киса отстраняется и смотрит красными глазами. И Кисе хорошо.
–Хэнк... Борь, останься со мной.
Такие ебаные банальные слова, но Кисе всё равно. Потому что он тут, потому что снова пришёл спасти его, потому что видит, пусть даже на немного, старого Хэнка. И старого себя.
–Кис, ну чего ты, чё с тобой вообще?
Он смотрит обеспокоено, с нежностью и Киса не может удержаться, целует его. Целует бешенно, сминая губы и кусая их же. И ему вообще уже насрать, кто увидит. Потому что теперь он, кажется, со всем справится. Потому что он снова спас его.
–Обкуренный–это состояние души.
Шепчет почему-то снова эту фразу, уткнувшись в плечо Хэнка. И Киса улыбается. И Киса счастлив. И Киса бросает травку.