«Fixer»

Предложив Томе пропуск в Чайник Безмятежности, Люмин на многое не рассчитывала. Тома, конечно, с благодарностью принял пропуск и даже расчувствовался немного. Но большего Путешественница и не ждала. В конце концов, как у управляющего клана Камисато, у него всегда полно забот и неотложных дел. Будет удивительно, если он сможет хотя бы раз в несколько недель урвать полчасика на посиделки в Чайнике. И будет совсем невероятным чудом, если в эти же полчасика Люмин окажется там, а не на очередной миссии Гильдии.

Но она совершенно не угадала.

Чайничек, будучи творением Адептов, подчинялся воле своего хозяина во всём. Это относилось и к течению времени внутри. Оно искажалось, в зависимости от желания владельца, пусть и совсем ненамного. В случае Люмин, которой порой хотелось больше времени на отдых, чем у неё действительно было, Чайничек замедлял время примерно в полтора раза. Не слишком существенно на первый взгляд, но при случае это неплохо помогало. Например, если до следующего задания у неё было всего часа четыре, а спать хотелось невероятно, Чайничек растягивал это время почти до шести. Не так много, но весьма, весьма ощутимо.

Это свойство Обители нравилось практически всем, кто её посещал, — ведь это означало, что в гостеприимном мирке Путешественницы и с ней самой можно было провести больше времени, чем у тебя изначально было. Больше остальных в восторг пришли Саю и Син Цю: одна получила больше времени на спокойный сон, а другой – на спокойное чтение и вдумчивые тренировки.

И это пришлось по душе вечно занятому управляющему клана Камисато. Тома стал часто уносить в Обитель работу, которую мог унести, — вещи, требующие починки, одежда, требующая ремонта. Всё это. Даже готовить Тома стал чаще в Чайничке (не забывая, конечно, делать на три порции больше — одну для Люмин и две для Паймон). И беспрестанно благодарил, благодарил, благодарил Путешественницу за всё то лишнее время, которое у него появилось. Оно, в большинстве своём, тоже уходило на дела клана, но и отдыхать Томе всё-таки удавалось побольше.

Ночевать, однако, Тома предпочитал в имении Камисато. «Ведь неизвестно, что может произойти.»

Теперь, после отмены Охоты на Глаза, которой комиссия Ясиро немало поспособствовала, ситуация внутри Трикомиссии стала сложнее. И Аяка, и Тома небезосновательно предполагали некую месть от клана Кудзё или их соратников.

Но иногда, очень редко, когда на сон у Томы оставалось всего пара часов, он всё-таки оставался в Чайнике. В конце концов, пропуск в Обитель был и у Аяки, так что в совсем уж экстренном случае, она могла за ним прийти.

– Грустно, что приходится думать о таком, – как-то сказала Люмин, и Тома только вздохнул, согласно качая головой.

***

В Чайничке была ночь; снаружи — тоже. Это был один из моментов, когда время суток Обители и реального мира совпадали.

Уставшая Люмин вошла в тёмный дом, стараясь быть тихой. Оставив обувь у входа (чья-то ещё пара стояла там, но девушка едва ли обратила на неё внимание), она прошла через весь холл и буквально рухнула на диван перед камином, в котором тихонько потрескивал огонь. С самого утра она занималась обустройством дальних территорий Обители и закончила только сейчас. Нет, конечно, ей не приходилось самой двигать большие здания или деревья — Чайничек справлялся с этим сам, — но пришлось долго сидеть в три погибели над схемами, планируя и перепланируя множество раз отдельные кусочки общей композиции. То, что хорошо смотрелось на бумаге, оказывалось нелепым или совершенно неудобным в действительности.

Паймон, наблюдавшая за этим первые пару часов, сказала:

– По-моему, ты слишком стараешься.

Люмин категорично не согласилась.

– Это наш дом, Паймон. Вряд ли у нас будет другой здесь. И я хочу, чтобы это место было домом, понимаешь? И я хочу, чтобы место, которые я зову домом, выглядело красиво, а не абы как.

Осознав, что выдала что-то не совсем внятное, Люмин нахмурилась, но не стала на этом зацикливаться. Паймон её поняла — это главное.

Сейчас она, наверное, уже спала в одной из двух верхних комнат, которую Люмин оставила для себя. Удивительно, но несмотря на кучу свободного места, летающая подруга не захотела себе отдельное пространство — она предпочла поселиться вместе с Путешественницей даже здесь. Не то чтобы Люмин была против.

Девушка, вытянув вперёд ноги, смотрела на горящий в камине огонь. Сонливости она не чувствовала, только ужасную обезоруживающую усталость, от которой в голове было уж как-то совсем пусто.

А ещё ужасно болела спина.

Люмин взяла одну из красных подушек, валяющихся на диване, и подпихнула её под спину. Стало как будто полегче.

Ещё поесть бы. Нет, голода она не чувствовала — она делала перерывы в работе, и один из них был не слишком давно. Просто хотелось чего-то пожевать, желательно — вкусного, ещё лучше — не своими руками приготовленного. Быть может, Паймон что-нибудь сделала... Иногда она пыталась готовить. Пусть это были самые простые блюда, и получалось у неё зачастую не очень, но Паймон честно старалась. А Люмин честно хвалила.

Нужно было встать и дойти до кухни.

Ноги будто резко потяжелели вдвое.

Люмин горестно вздохнула, собираясь с силами, морально и физически. И когда она уже готова была сделать свой рывок невероятной воли, сзади послышался звук открывающейся двери и шаги.

Путешественница, чей запал резко пропал, откинула голову назад, на спинку дивана, ожидая когда гость появится в поле зрения.

Над ней нависло лицо управляющего клана Камисато.

– Тома, – только и выдохнула Люмин.

– Привет, – с улыбкой поздоровался тот.

– Что ты тут делаешь? – не подумав, выдала девушка и тут же поторопилась исправиться. – То есть... Я не против. Я про то, что ночью ты обычно не здесь.

Звучало, наверное, странно, но кажется, на большее её мыслительный процесс был неспособен сейчас.

– У меня выдался выходной день. Вернее, полдня. Я захотел провести их тут.

Люмин издала какой-то мычащий обречённый звук.

– Тебе нужно было сказать мне. Я бы тогда не переставляла кусты, а...

– А, не бери в голову, – Тома качнул головой. – Мы славно поболтали с Паймон. Да и не хотелось тебя отвлекать, ты выглядела очень увлечённой.

Люмин вспомнила, как костерила свои схемы на чём свет стоит, когда в очередной раз выходило что-то не то, и горестно вздохнула. Возможно, издалека это действительно выглядело как «увлекательный процесс».

– Это было не так уж весело. Просто... наконец-то дошли руки до того, чем давно было пора заняться.

– Тогда я тем более не посмел бы тебя отвлекать!

Девушка вздохнула опять.

Тома подпёр подбородок рукой. И проговорил тише, заговорщическим шёпотом:

– Я приготовил мисо-суп и данго.

Люмин пришлось прикрыть глаза, чтобы не видеть сияющего ореолом идеальности Тому и суметь сдержать рвущееся с языка «Ты лучший мужчина в мире». Это было бы очень странно.

– Не знаю, смогу ли я встать... – честно признаётся Люмин через некоторое время, когда снова может смотреть на него.

– Я могу принести еду сюда, – мгновенно отзывается Тома.

– ...и я не уверена, что настолько голодна...

– ...или возможно донести тебя на руках?..

– ...к тому же, у меня жутко болит спина, – заканчивает свою фразу Путешественница, и в комнате повисает молчание на несколько секунд.

А потом они оба смеются.

– Так и скажи, что просто не желаешь есть мою стряпню! – поддразнивает Тома.

Люмин, улыбаясь, закрывает лицо ладонями и трёт глаза. Сонливость всё-таки подобралась к ней, быстро и незаметно.

– Ничего подобного! – ответ звучит чуть приглушённо.

– С этим тоже могу помочь, – отвечает Тома просто и буднично, всё так же глядя на девушку сверху вниз, подперев голову одной рукой.

– М?

– С твоей спиной, – уточняет юноша, как будто его можно было понять не так.

– Как? – тупо спрашивает Люмин, потому что, честно говоря, в голове пустота.

– Как обычно, – Тома дергает плечами. – Мне порой приходится помогать Главе клана, когда он засиживается за документами до болей в спине.

До Люмин не сразу доходит, что он говорит об Аято.

Не дожидаясь ответа, Тома становится ровно, кладёт ладони на плечи Путешественницы и чуть сжимает. Люмин резко наклоняется вперёд, прижимая руку ко рту в попытке сдержать звук, но наружу всё равно прорывается какой-то задушенный писк.

– Ох, больно?! Прости! Мне стоило быть помягче.

Люмин совершенно не может сказать, что было не больно. Вернее, конечно, лёгкая боль прошила затёкшие мышцы мгновенным импульсом, но ощущение её угасания принесло какой-то запредельный уровень удовольствия.

– Всё нормально, – наконец говорит она, голос звучит немного сдавленно. – Просто не ожидала.

– Уверена? – переспрашивает Тома, всё ещё встревоженный. – Мне продолжать?

– Да, пожалуйста.

Люмин садится прямо, надеясь, что её «пожалуйста» звучало вежливо, а не умоляюще.

– Ну хорошо...

Тома перекидывает длинные края шарфика вперёд, чтобы не мешались, и снова кладёт руки ей на плечи. Его движения и правда становятся более осторожными и аккуратными. Большие пальцы проходятся вверх и вниз по задней стороне шеи, забираясь под завязанную ткань, растирая кожу, грея. Затем тёплые ладони несколько раз проскальзывают по скатам шеи, где она переходит в плечи: сначала легонько, затем — посильнее. Пальцы осторожно сжимают мышцы и тут же отпускают. А потом снова, только чуть сдвинувшись вниз. И снова.

Люмин чуть прищуривается от удовольствия.

Где-то в этот момент Путешественница понимает, что Тома вообще-то сейчас без своих привычных перчаток. Не то чтобы это было сильно важно, но девушка просто подумала, что это забавно, ведь Тома их практически никогда не снимает. Хм. Он же готовил, да? Наверное, поэтому.

...А затем кончики его пальцев ложатся на самую кромку её волос и начинают двигаться кругами. Люмин тихо, на гране слышимости ахает. Глаза её тут же закатываются и закрываются окончательно. Становится трудно удержать голову ровно, так и подмывает откинуть её назад, прижаться поближе к ласкающим пальцам.

– Не запрокидывай голову, пожалуйста, – негромко просит Тома, когда она всё-таки невольно поддаётся своему желанию. – И не зажимайся.

Только после этих слов Люмин понимает, что чуть сжалась, приподняв плечи, не выдержав наплыва приятных ощущений. Девушка издаёт мычащий звук, пытаясь показать хоть как-то, что поняла, и не без внутренних усилий поднимает голову и опускает плечи.

Пальцы Томы скользят вниз, разминая мягкие места возле лопаток. Девушка наклоняется чуть вперёд, чтобы ему было удобнее, но похоже, это не сильно помогает, поскольку через некоторое время Тома говорит:

– Думаю, будет лучше, если ты ляжешь. Мне так будет удобнее... Если ты не против, конечно!

Люмин качает головой.

– Всё нормально, давай, – голос её звучит чуть хрипло.

– Хорошо...

Тома начинает обходить диван справа, Люмин тут же заваливается влево, укладываясь на живот и обхватывая одну из подушек руками. И неожиданно для себя зевает. Ох, только бы не уснуть?..

Сидение продавливается под весом Томы: сначала справа, а затем и слева тоже, когда он перекидывает ногу через неё и нависает сверху. Люмин ожидает, что он опустится и... ну... кхм, сядет на неё... но ничего такого не происходит.

Длинные хвосты шарфика вновь оказываются перекинуты вперёд, и тёплые пальцы касаются места между лопатками.

Тома начинает с мягких поглаживаний, совсем без силы, давая привыкнуть. Люмин тихо выдыхает и пытается расслабиться, чувствуя, что зажалась опять. Вроде даже немного получается.

Когда ладони начинают давить чуть сильнее, Путешественница снова начинает щуриться, и её в целом спокойное дыхание начинает перебиваться лёгкими вздохами. 

Мягкое тепло разливается по коже вслед за чужими ладонями. Они проходятся снизу вверх по всей спине, затем — медленно — по плечам и опять вниз по бокам. Не сжимают, лишь давят и слегка трут. Притом нажатия становятся чуть сильнее, когда под этими руками оказывается ткань платья. Оно очевидно мешает, но ни Люмин, ни Тома даже не заикаются об этом. Путешественница лишь задумывается о том, чтобы распустить тугую шнуровку, или хотя бы предложить это, но понимает, что, скорее всего, это будет немного неуместно. Их взаимоотношения с Томой... немного не в тех рамках.

Нет, Люмин, вероятно, могла бы спокойно раздеться перед другим человеком. По крайней мере, она не чувствует неловкости, думая об этом. Ей доводилось раньше, да и общественные бани здесь, в Инадзуме, она уже посещала. Конечно, они были раздельными, и Люмин была только с женщинами, но это же незначительная деталь?

Но вот в чём она уверена, так это в том, что её предложение абсолютно точно смутит Тому, а вот уже его смущение может передаться и ей...

Тома ещё несколько раз проходится по маленькой спине мягкими нажимами, прежде чем решает, что можно действовать дальше. Его пальцы начинают двигаться вдоль позвоночника — снизу вверх, по два с каждой стороны — указательный и средний, — неторопливо и всё ещё не очень сильно. Люмин млеет от этой ласковой осторожности.

«Давно меня так не...» – мелькает в голове обрубок мысли, и Звездная Путница вдруг понимает, что правда не помнит, когда в последний раз кто-то о ней так заботился. Обстоятельно, со знанием дела и не ожидая ничего взамен.

Люмин становится трудно сдержать улыбку. Чужое внимание... очень приятно.

Тома тем временем упирается фалангами четырёх согнутых пальцев и подушечками больших чуть выше поясницы, с обеих сторон от позвоночника. И делает небольшое круговое движение обеими руками.

Ох, а вот это запрещённый приём...

Пальчики на ногах Люмин вытягиваются, а сами ноги дёргаются чуть вверх. Брови непроизвольно заламываются и становятся домиком. Выражение её лица, наверное, ужасно неподобающее, но Путешественница думает об этом буквально мгновение. Потому что становится так хорошо, что приходится направить все мысли и силы на то, чтобы сдержать рвущиеся наружу звуки и вздохи. Ей не хочется, чтобы из-за них вся ситуация стала... странной.

Руки постепенно поднимаются выше, пальцы рисуют непрерывную завитую линию. Когда они подбираются к середине и впервые прижимают не ткань, а кожу — прямо над краем платья, — Люмин не выдерживает.

– Ах, – коротко вздыхает она, и этот звук выходит о-очень довольным.

– Это здесь? – тут же отзывается Тома, Люмин уверена, что слышит какой-то детский восторг в его вопросе, и чужие пальцы вновь проходятся по тому же месту.

Путешественница издаёт второй такой же вздох.

– Похоже, тебе нравится, – голос Томы тоже довольный. – Я попробую сильнее.

В ответ Люмин выдаёт только невнятное, но явно согласное «Мхм».

Но прежде, чем он действительно «пробует сильнее», сначала доводит начатое до конца. Когда витая линия доходит до верха лопаток, Путешественница снова слышит «Не зажимайся» и опять не без труда заставляет плечи расслабиться. Сильные пальцы проходятся по ним и по шее тоже.

Люмин тает, как кусочек сливочного масла на сковородке. Она уверена, что никогда с её телом не делали чего-то настолько потрясающего. В голове ни одной целой и связной мысли, только вязкая мягкая пустота, почему-то персикового цвета. 

Руки Томы возвращаются обратно к её пояснице, и он повторяет то, что делал только что, но да, уже сильнее. После такого мышцы становятся лёгкими, а под кожей растекается убаюкивающее тепло. Напряжение, засевшее глубоко внутри них, копившееся весь день, начинает исчезать. Путешественнице с трудом удаётся сдержать дрожь.

Там, откуда Люмин родом, существовала красивая фраза «уйти разговаривать с лунным светом», которая в общем-то означала отключку или просто сильную задумчивость, в которой человек даже на своё имя не отзывается.

Так вот, Люмин уже собиралась пойти поболтать.

Короткие тихие выдохи, которые она сначала изо всех сил старалась скрыть и заглушить, уже спокойно вылетали изо рта в такт ритмичным круговым движениям Томиных пальцев. То, как он старательно заботился о каждом маленьком участке Люмин, кажется, могло отправить её прямиком в Селестию.

Едва она подумала об этом, Тома в очередной раз надавил пальцами с двух сторон от позвоночника, и где-то там что-то неожиданно звонко щёлкнуло. 

– Мн-ах! – Вырвавшийся из горла стон Люмин не смогла бы сдержать никакими силами.

– Больно?! – в голосе Томы звенит неподдельный испуг, руки тут же исчезают.

Люмин отчаянно мотает головой, в которой до сих пор стоит туман.

– Очень... хорошо... – выдавливает она и опускает голову ниже, утыкаясь в подушку лицом.

И сгорает-сгорает-сгорает от стыда. Вот что действительно неловко!

Тома колеблется, не зная, что ему делать. Неуверенный, по правде говоря, что Люмин с ним честна.

– Всё точно в порядке?

– Да, – приглушённо бурчит Путешественница и тут же чувствует, что короткого ответа будет недостаточно. Она чуть оборачивается: – Я скажу, если будет больно, правда. У меня... нет привычки терпеть то, что мне не нравится.

Эти слова, кажется, убеждают Тому. Эти слова и вид её пунцового лица. Даже в слабых отсветах огня её очаровательный красный слишком заметен. Скулы парня тоже немного обдаёт жаром, но он только дёргает головой и поджимает губы, заставляя себя сосредоточиться на другом.

Путешественница вновь чувствует прикосновения на своей коже и прячет щёки в подушке. Нельзя, совершенно нельзя, чтобы в следующий раз подобный звук вылетел наружу!

Тома продолжает. С того же места, где прервался, ведя завитую дорожку вверх. Люмин жмурится, испытывая одновременно и жгучий стыд, и очень нежное удовольствие, и радость, что ситуация не стала странной после её... звука.

Тома добирается до шеи и останавливается. 

– Нет, так не пойдёт, – говорит он, и внезапно перед лицом Люмин появляется его рука, вцепляется в подушку и тянет вверх. – Это придётся убрать.

Девушка издаёт возмущённый звук, вызванный больше непрошедшим смущением, чем действительно недовольством.

– Заче-ем??

– Иначе мы так никогда не закончим. Твои плечи постоянно приподняты, из-за этого они всё время напрягаются, понимаешь? – он проводит пальцем по плечам, которые вновь напряжены в этот самый момент.

Тома вытягивает подушку из рук Путешественницы и убирает назад.

– Но мне так неудобно, – предпринимает последнюю попытку Люмин. Если не будет подушки, как ей тогда?...

– Так будет лучше, – безапелляционно заявляет Тома. – Я собираюсь хорошенько о тебе позаботиться, а не как придётся. Давай, ложись. Я ещё не закончил.

Вторая фраза возвращает на лицо Люмин вишнёвый цвет, и как хорошо, что Томе его не видно. Но усиленно делая вид, что тоже не видит в этой фразе ничего смущающего, как и тот, кто её произнёс, Путешественница пытается устроиться поудобнее. В итоге, подложив одну ладошку под лоб, она успокаивается и замирает. И не видит, что щёки Томы тоже чуть окрашены розовым. Потому что он сказал раньше, чем подумал.

...И правда становится лучше. Тепло, расходящееся после рук Томы, не просто даёт ощущение лёгкости — теперь мышцы становятся такими невесомыми, что Люмин кажется, будто их и вовсе нет. И пусть ей требуется некоторое время, чтобы унять разбушевавшееся сердце, но скоро она вновь начинает млеть и таять под чужими пальцами.

Тома сильно, но всё также невероятно осторожно проходится вдоль позвоночника, разминает под лопатками и по бокам. Это немножко щекотно, от этого по спине бегут мурашки, волной прокатываясь по плечам, рукам и шее. Люмин даже кажется, что волосы на затылке у неё чуть приподнимаются.

– Замёрзла?

Люмин мотает головой, получается странно.

Он заметил даже это... 

Тома потрясающе внимателен, и это тоже немного смущает, на самом деле. Ей не хочется думать, что это всего лишь привычка, появившаяся из-за работы, потому что... ощущается это совсем не так. И ей также не хочется думать, что вся эта забота — просто благодарность за возможность посещать Чайничек. Или за то спасение от Райден и от конфискации Глаза бога.

– Твою руку, пожалуйста, – неожиданно говорит Тома, осторожно беря левое запястье Путешественницы и отводя его назад. Теперь её рука лежит на её же пояснице.

Вероятно, её недоумение столь очевидно, что Тома не дожидается вопроса:

– Так надо. Сейчас поймёшь.

Он перемещается чуть выше, и проскальзывает ладонью под левое плечо Люмин, чуть приподнимая его так, что лопатка начинает остро выступать. Вторая ладонь опускается прямо под ней и с силой сжимает.

– О-ох, – выдоха не сдержать. – Вот так?...

– Ага, – со смешком отзывается Тома. Похоже, ему забавно наблюдать за реакциями распадающейся в его руках Путешественницы.

Сильные нажатия проходятся вокруг всей косточки, выбивая из Люмин вздохи и даже тихие мычания. А потом всё тоже самое повторяется и с другой стороны. Она уже даже не обращает внимания на жар, который легонько печёт щёки, и начинает куда-то уплывать. Если Тома сейчас опять выкинет что-то такое же... Почётный Рыцарь Ордо Фавониус растечётся тут как мятное желе и даже не будет испытывать какого-то стыда по этому поводу. Она уже на полпути, между прочим.

Люмин на короткое мгновение представляет это, и ей становится забавно. Она хочет поделиться с Томой.

– Если ты так продолжишь, – говорит Путешественница, не сдерживая смешков, – то я превращусь в мятное желе. Или в слайм.

Тома негромко искренне смеётся.

– Из тебя вышел бы очень милый бело-голубой слайм, – отвечает он. – Теперь другую руку, пожалуйста.

Пока Люмин, пыхтя, не очень-то спешно меняет руки местами – ту, что была под головой кладёт на поясницу, а ладошку второй пристраивает под лоб, – Тома что-то мурчит под нос.

Когда он касается, когда надавливает, Путешественница уже не сдерживает довольное мычание.

– Тебе правда нравится? – голос Томы весёлый, но Люмин всё равно различает лёгкую напряжённость: ему действительно важно знать ответ.

В это мгновение его пальцы вновь проходятся по тому месту над краем платья. 

– О, ещё как, – тут же отзывается Люмин с чувством, её голос чуть проседает. – Мне никогда так... – В голове тут же сплывают несколько фраз, так точно передающих её ощущения, но она придерживает язык раньше, чем успевает их произнести. Пусть они и точные, но звучат довольно неоднозначно. Не хотелось бы добавлять смущения, вечер и так вышел достаточно...

– Похоже, ты очень чувствительная, – с радостным выдохом говорит Тома, и голос его звучит просто, как будто это самое обычное замечание вроде «похоже, тебе нравится белый» или «цветы в твоих волосах смотрятся мило».

Люмин замирает. Жар ударяет в лицо.

– Честно говоря, я немного начал переживать, – между тем продолжает юноша, немного торопливо, но в целом спокойно. – Обычно мне не нужно... м-м, сдерживать силу. Так что я заволновался, не делаю ли я больно.

Путешественница слышит стук своего сердца в ушах.

– Хотя, если так подумать... – голос Томы звучит задумчивее. – Не то чтобы мне на самом деле стоило об этом беспокоится с тобой. Я всё ещё помню, как Страж руин откинул тебя рукой, а ты вскочила, как будто ничего не произошло...

– Что... – наконец выдыхает девушка.

– М?

Он ведь даже не понял, что сказал! Люмин сгорает.

– Люмин? Что-то не так? – она слышит искреннее чистое недоумение. – Ты как-то напряглась опять. Я что-то не то...

И вот тут до Томы доходит. Путешественница понимает это по его оборвавшейся фразе и дрогнувшим пальцам. Дрогнувшим и исчезнувшим.

В резко наступившей давящей тишине шум огня в камине и ветра в трубе кажется до ужаса громкими. Как и долгий нервный выдох Томы.

– Я... кхм, ничего такого не имел в виду, – говорит он негромко, смущённо и даже как будто немного напугано.

Люмин не отвечает, все ещё скованная смущением, только подтягивает руку обратно к голове. Ей срочно нужно спрятать лицо в своих ладонях, иначе она не переживёт. Кто бы мог подумать, что одна брошенная вскользь фраза...

– ...это чертовски неловко, – выдыхает наконец Люмин.

– Да, ужасно, – мгновенно отзывается Тома.

Это заставляет Путешественницу чуть улыбнуться. Нервно.

Тишина наваливается вновь. Первый ужас отпустил Люмин, но ситуация всё ещё кошмарно стыдная, и Путешественница не может придумать, что ей сказать или сделать, чтобы вернуть всё к норме.

Тома, у которого лицо горит не меньше, успевает раньше неё.

– Я... ляпнул, не подумав. Извини, что смутил, – его голос звучит не менее смущённо. – Мне... продолжать?

Люмин не ожидает именно этого вопроса. Она чуть медлит, но всё же кивает:

– Если ты сам хочешь...

Тома дёргается от её слов. Если он хочет?..

Она абсолютно точно имела в виду «Если ты хочешь прекратить, потому что всё это преодолело ту степень неловкости, которую мы оба способны выдерживать, то давай, сейчас отличная возможность. Нет нужны продолжать умирать от стыда.». Но... Тома всегда превосходно чувствует атмосферу. И в этот момент он ощущает, что ситуацию можно повернуть так, что вся неловкость в итоге будет оправдана.

Его ладони касаются спины, чуть более холодные, чем до этого. Это от нервов, понимает Люмин, потому что у неё самой сейчас руки просто ледяные.

Тома прижимает пальцами напряжённые мышцы. И отвечает:

– Хочу.

То ли его ответ, то ли холодные пальцы тому причина, но по спине Люмин бегут вновь мурашки, забираясь на плечи, на шею и в волосы.

Она вся подбирается, сжимается и выдыхает не то с укором, не то с ужасом:

– Тома!..

...Но почему-то теперь ситуация не ощущается столь кошмарной.

Да, Путешественница всё ещё чертовски смущена и не знает, что делать, но в этот раз... От слов Томы всё внутри не замерло в ужасе, а наоборот — затрепетало. Ей немного трудно определить, что она испытывает, поскольку не доводилось раньше, но она точно может понять, что это хорошие чувства.

Тома бережно касается её плеч, в ответ сердце заходится сумасшедшим ритмом. Люмин почти дрожит.

– Если ты вдруг передумала, то мы прекратим, – произносит Тома. И вот сейчас Путешественница не может понять чувств, звучащих в его голосе. Она только понимает, что он искренен, как и всегда.

Она долго молчит. Достаточно долго, чтобы собрать в кучку спутанные мысли и понять, что это не просто слова, а на самом деле вопрос. Так что она говорит тихо:

– Не передумала.

В комнате всё так же тихо, только шорох одежды, вой ветра и треск огня.

Но теперь тут ещё и напряжённое ожидание того, что произойдёт дальше. Кто-то из них вот-вот что-то сделает или что-то скажет. Это сродни ожиданию фейерверков в праздничную ночь, когда стоишь и смотришь в тёмное небо, каждую секунду ожидая, что сейчас оно расцветится множеством красок.

– Люмин? – первый фейерверк запускает Тома.

– Да? – её голос почти звенит.

– Не зажимайся, пожалуйста, – снова говорит Тома свою фразу, но теперь тише и... куда более умоляюще. И Люмин понимает, что речь сейчас не только о её теле.

Путешественнице нужно собраться с силами, чтобы что-то на это сказать.

– Тома... сам в этом виноват, – произносит она через некоторое время, тоже тихо. И ей даже кажется, что он не услышал или не разобрал. Но он отвечает:

– Я знаю. Но... 

Тома убирает руки с её спины и упирается ими в диван по обеим сторонам от её плеч; Путешественница чувствует, как он нависает над ней. А потом он прижимается лбом к её затылку.

– Прости, я хотел помочь, а теперь всё так. Но кажется, – он выдыхает, – будто мы можем попробовать... дальше. Мы же можем...? Попытаться...? – под конец фразы Тома переходит на шёпот. Люмин не знает, что ему ответить.

Противоречивые чувства просто разрывают изнутри; она не понимает, хочет она продолжать или остановиться. С одной стороны, ей так ужасно кошмарно стыдно, что хочется сбежать в свою комнату наверху и не выходить оттуда три дня, а с другой...

А с другой — Тома, вот он, тут. И его забота. И его внимание. И его нежная теплота. И его сильные руки. И...

Заднюю часть шеи обжигает чужой выдох; мимолётный поцелуй остаётся прямо под застёжкой на так и не развязанном шарфике, на выступающей косточке. Путешественница готова визжать, но выдаёт только какой-то обречённый короткий звук.

– Люмин...

Люмин пробивает лёгкая дрожь. Она вскидывается с резким вдохом, опирается на локти — прямо как в самом начале, только подушки в руках нет — и замирает так. Тома тоже замирает у неё за спиной, ожидая действий или слов. Но девушка молчит и не поворачивается. Потому что на самом деле она не знает, что ей делать. Потому что она просто смотрит перед собой распахнутыми глазами, а в голове только бесконечный бестолковый крик и совсем нет рациональных мыслей.

Когда становится ясно, что говорить Путешественница не собирается, Тома отмирает. Его ладонь касается её бока, а потом легко проскальзывает под тело девушки, ложась на верх живота; не то обнимая так странно, не то придерживая. Теперь Тома может буквально почувствовать, как сильно бьётся сердце Люмин и как неровно и быстро она дышит. 

Бестолковый крик в голове обрывается, и теперь там абсолютнейшая пустота.

Тома оставляет ещё один лёгкий поцелуй на плече Путешественницы и утыкается в него лбом. Его волосы щекочут ей кожу.

– Ответь, пожалуйста, – она слышит мольбу и почти что отчаяние в его голосе. Люмин и сама практически в таком же отчаянии. Тома оставляет решение на неё, но девушка совершенно не может понять, должна ли она позволить событиям идти, как они идут.

Вернее…

Хочет ли она.

Она не знает.

– Люмин, прошу.

Но она не может больше тянуть. Ей нужно дать хоть какой-то ответ. И для начала ей как минимум нужно взглянуть на Тому!

Люмин поднимает руку и легонько треплет волосы на голове, что так тяжко опустилась ей на плечо. 

– Тома...

– Да? – тут же отзывается он, вскидываясь.

Люмин зажмуривается от того, как звучит его голос. Весь Тома сейчас — для неё, и это заставляет всё в груди трепетать и умирать от острого прилива нежности. Его голос помогает Люмин набраться храбрости, чтобы обернуться наконец и посмотреть ему в глаза.

– Тома!..

Люмин резко разворачивается, опираясь на один локоть.

Лицо Томы тут же оказывается очень близко, такое же красное и горячее, как и её собственное. Его глаза, широко раскрытые, смотрят в её, такие же, с ожиданием. Они почти соприкасаются носами.

Всё замирает на секунды.

Люмин понимает, что оттого, что она скажет или сделает сейчас, зависит, что будет дальше. И что бы она ни решила – Тома не будет возражать.

Он так близко, и Люмин почти что в его руках. Хватило бы одного кивка, чтобы дать ответ, но чем дольше Путешественница смотрит в зелёные глаза, тем меньше остаётся от её смелости.

В конце концов... она отводит глаза в сторону и выдаёт что-то глупое, успевшее прийти в голову:

– К-кажется, я всё-таки проголодалась...

Тома некоторое время смотрит на неё, осознавая, а потом выдыхает и мягко улыбается. И оставляет лёгкий, но долгий поцелуй в её волосах.

– Конечно. Конечно, идём.