жизнь в бедности

Утро – это начало нового дня, прилив сил, свежие мысли, воодушевленность или настрой на что-то хорошее… Для кого-то, но не для Юнги. Его утро – это жуткая боль по всему телу, очередной раунд в борьбе с собой, абсолютное нежелание делать какие-либо телодвижения, возобновившийся шумящий поток в голове и все те же проблемы. Он не против был бы поспать еще немного, точнее, просто провалиться в бессознательное после работы на износ, чтоб кошмары не мучали, и никогда больше глаз не открывать, навсегда отключившись от реальности. Просто исчезнуть, просто перестать существовать.

Юнги раздосадовано вздыхает, откидывая одеяло в сторону и отлепляя мутный взгляд от потолка, принимает сидячее положение, задерживает дыхание, чтобы приступ тошноты и головокружения прошел, медленно встает, ежась от холода, когда босые ноги опускаются на пол, усилено трет лицо и шаркает в ванную. О чем там нужно думать для мотивации и позитивного настроя? Солнышко за окном? Так все небо затянуто грозовыми тучами. Птички поют средь буяющей зелени? Ага, только сейчас глубокая осень и листья разноцветным ковром укрывают сплошную слякоть, а живности в городе мало, тем более что улетели все, по правде говоря раздражающе громкие, пернатые в теплые края. Свежим воздухом, природой или тишиной и в помине не пахнет. Последнее связано с отсутствием нормальной звукоизоляции в дешевой квартирке и жутко напрягает, хотя это куда лучше варианта, где нужно делить пространство с тремя другими людьми в тесной комнатушке общежития. Там нормальных условий тоже нет, к слову. Выбор для человека, что крайне плохо переносит присутствие кого-то и остро нуждается в месте для уединения, очевиден.

Юнги наспех принимает ледяной душ – зачем тратить лишние деньги на горячую воду, если ты все равно кипяток не переносишь в любом виде? Особенно касается горячей пищи и температуры воды или воздуха. Закален с детства, горячее недопустимо, а значит и проблемы в этом нет. Он быстро, насколько это возможно не вытираясь, натягивает на себя темно-синие джинсы и поношенную, но все еще едко желтую футболку с огромным принтом – красные раскрытые губы и высунутый язык. Паленые вещи и пусть. Плетется на кухню поставить чайник, потому что без кофе невозможно функционировать. Как и без сигарет, поэтому той же спичкой прикуривает, открывая окно и садясь на грязный шаткий подоконник. Решетки нет – бери и прыгай. Правда, достаточной высоты тоже нет. Тянет в легкие побольше дыма, косится на холодильник, который абсолютно точно пустой, и тихо матерится, откидывая голову на стену. Еще один день. Главное, продержаться до ночи.

Отрубаться в одежде на потертых простынях от вселенской усталости, голодать по причине нехватки денег, не смотря на стипендию и подработку, зубрить на кухне уроки и оставлять пачку сигарет на единственном столе в квартире – норма. Норма, которой быть не должно. Находясь в здравом уме, твердой памяти и при ясном сознании, нереально как бы радоваться первым лучам солнца - оно вообще есть там, за облаками? - отрывать свою многострадальную тушку от мягкой – нет, жесткой, неудобной и с больно упирающимися пружинами – постели, сияя широкой улыбкой, или вприпрыжку скакать на занятия. Тут и анекдот невольно вспоминается о том, что в такое замечательное утро, как это, особенно не хватает апокалипсиса. Правда, ощущение, что он уже прошелся, а это его последствия.

Юнги разлепляет, будто песком засыпанные, веки и спрыгивает на плитку, достает с ближайшего шкафчика растворимый кофе, споласкивает чашку, сыпет сразу три ложки, заливает почти закипевшей водой, поворачивая ручку на ржавой плите и морщась от того, что раскаленная ручка чайника неприятно обжигает тонкую кожу ладони. Последний раз затягивается и тушит окурок в забитой пепельнице. Колени подкашиваются, но он за край стола успевает схватиться, чтоб не осесть на пол. Чертова слабость и плывущее сознание.

Пару раз аккуратно вдохнуть и медленно выдохнуть, сглотнуть подкативший к горлу комок, медленно нащупать табуретку и опуститься на нее. Ему не привыкать.

Он так же неторопливо пьет кофе, нервно дуя на него, чтоб хоть немного остыло, и возвращается в спальню за рюкзаком. Тяжелый. Тело еще больше к земле тянет. Сил нет от слова совсем. Берет телефон с тумбочки, идет в коридорчик, натягивает черную слегка дутую куртку со скользкой поверхностью и множеством значков, осторожно приседает, на каждое из колен по очереди опираясь, зашнуровывает берцы с отвратительной расцветкой американского флага до половины, подкатывает джинсы и бросает мимолетный взгляд на свое отражение в заляпанном зеркале, выпрямляясь. Время от времени Юнги ужасается от вида того, кто смотрит на него в ответ, но уже ничему не удивляется. Просто непристойно худощавый, достаточно невысокого роста, с бледной от природы кожей, через которую отчетливо проступают вены, а нездоровый образ жизни в силу обстоятельств так вообще высосал последние соки – вечные синяки под покрасневшими глазами, вечно сгорбленные плечи, выжженные мятные волосы... Он хмыкает, дергая заправленную футболку, тянется за ключами и бросает на свое отражение еще один взгляд. Выходит, закрывает и замыкает обе двери, проверяя по привычке ручки. До начала занятий не так много времени, а идти добрые полчаса. Идти не хочется, двигаться не хочется, дышать тоже не хочется, ничего в принципе не хочется, по правде говоря. Но нужно, никуда от жизни не деться, даже если просто перестать шевелится. Наоборот даже: остановишься на минуту и проблем только прибавится. Мысли так вообще доконают даже раньше, чем наступит голодная смерть или из квартиры выгонят за неуплату. Юнги затыкает уши проводными наушниками, вниз по лестнице спускается, ибо лифт – конечно же – не работает, и прячет сбитые костяшки в карманы куртки, когда сзади захлопывается массивная дверь подъезда. Еще один день.

Университет встречает его шумной толпой и душным из-за высокой температуры в помещении воздухом. Стоит напоминать, что и первое, и второе он ненавидит? Напротив двери в нужную аудиторию возле большого окна Юнги замечает знакомую фигуру. Если точнее, то тут многие лица ему знакомы. Некоторым преподавателям приходится кивать и парочке студентов отвечать на приветствия в силу вынужденного общения. Только - вроде как – друг есть один единственный. Он подходит ближе, выдергивает свои белые, считай серые, наушники и небрежно запихивает их в карман. Хосок обращает на него внимание, отрываясь от экрана телефона, и расплывается в широкой улыбке, отталкиваясь от стены.

— Привет, дружище, - звучит громко и весело.

Он охотно хватается за протянутую руку, на секунду обнимая, тут же отстраняется и начинает будничный завал вопросами. Энергии хоть отбавляй. Ответы всегда одни и те же, но это никого не волнует. Хосоку важно уточнить, разговорить, поинтересоваться или приободрить. Он сам живет примерно так же: болеющая мать, бедность, хотя они концы с концами все же сводят, и стипендия танцора – факультет современной хореографии тогда, как Юнги учится на музыкального продюсера. Его отец погиб, а мама прикладывает все усилия, чтобы обеспечить свое дитя. Он окружен поддержкой и любовь, на увлечения ему выделяют деньги и время. Хосок участвует в различных танцевальных конкурсах вплоть до национальных, выступает на улицах для публики, пробует себя в пении и рэпе, носит псевдоним Smile Hoya. Юнги же подрабатывает в студии звукозаписи, создает свои песни и в тесных кругах уже известен, как андерграундный рэпер под псевдонимом Gloss. Но у него неблагополучная семья. Родители отказались от сына из-за желания связать жизнь с творчеством и по этому же поводу выставили с дома без ничего. Их связывает обширная хип-хоп команда и любовь к музыке, один университет, одна и та же студия. Они друзья.

Где-то разные, где-то идентичные. Хосок дарит ему тепло и с радостью выделяет время, не смотря на невероятное количество других друзей. Он всегда улыбается, чтобы не переживали лишний раз, веселит окружающих, заботится обо всех и активно общается со многими. Если веснушки – это поцелуй солнца (их почти незаметно, но они есть) и Хосок подобен лучику света, то мешки под глазами (кажется, всегда украшающие лицо Юнги) и извечно хмурый, отстраненный, даже безразличный вид – это поцелуй луны. Характеры у них кардинально разные, но, говорят, противоположности притягиваются. Как половинки Инь и Ян имеют по вкраплении друг друга, так и они имеют общие черты, схожесть в чем-то, точки пересечений. Юнги не привык слепо доверять людям. Всю жизнь он и только он решал, как следует поступить в той или иной ситуации. Ему так проще. Так надежнее. Так никто не подставит. Так сложнее оступиться. А если и случится осечка, то винить в этой ошибке будет некого. Он не слушает мнение окружающих, не заинтересован в общении с кем-то, так сказать, не по делу и следует своей мечте в гордом одиночестве. Может, сама судьба подкинула ему действительно хорошего товарища, надежного человека и лучшего среди всех знакомых. Может, просто произошел сбой в системе и по чистой случайности ему предоставили первого в жизни настоящего друга, единственного, с кем комфортно. В принципе, это не важно. Вот перед ним стоит Хосок во всей своей красе: точно такие же синие джинсы с подкатами, зафиксированные через плечи подтяжками, белая футболка с мелкими неброскими рисунками, поверх болотного цвета ветровка с черными кожаными рукавами, кожаные темно-коричневые ботинки и плотной лентой окольцовывающий шею чокер. Крупная золотая подвеска с немаленьким камнем привлекает внимание, но никто не знает, кроме Юнги, что украшение ювелирное, действительно дорогущее, а не обычная побрякушка из ряда бижутерии, и подаренное покойным отцом буквально перед смертью.

Разговор прерывает звонок, за это время Хосоку удается пару раз заставить уголки губ подняться, отвлечь и вызвать заинтересованный огонек в глазах. Он громко смеется и заходит следом в аудиторию, садится рядом в последнем ряду у стены и продолжает тихо рассказывать очередную не особо важную историю. Но Юнги его слушает и слышит. Ему действительно нравится поддерживать диалог, хотя реплики и получаются редкими. Таков он человек – не ожидает своей очереди открыть рот, а вникает в суть. Обоих устраивает.

Хосок крайне редко выходит из себя, но страшен в гневе, он очень-очень редко откровенничает, но каждый раз коротко и по делу. Держит все в себе, но чувствует грани и никогда не доводит до точки невозврата ни свое состояние, ни что-либо еще. Юнги же наоборот постоянно груб, всегда прямолинеен, излучает пессимизм и ничего не скрывает.

Они нашли друг в друге то, чего им не хватало. Странно, сконфуженно, слишком быстро получилось, но они сблизились. Бывает так, что причин не понять, а люди тянутся к кому-то и дополняют друг друга, создавая свой мирок, где можно укрыться от жизни.

День даже не кажется совсем уж плохим и убиться не особо хочется. Юнги усердно вникает в материал на трех следующих парах (на первой так и не смог сосредоточиться) и каждую перемену пересекается с Хосоком. Правда, самочувствие совсем херовое. Сегодня еще одну продержаться, потом несколько часов работы, где время летит незаметно. Но вот проблема в том, что до стипендии еще несколько дней, а зарплату задерживают. Прожить без еды достаточно тяжело. Юнги даже думает над вакансией доставщика, пока плетется к туалету. Попытка не пытка. Либо загнется от нагрузки, либо не выдержит без денег. Куда только впихнуть еще одну подработку? Хосок развозит пиццу и больше ничем, не считая университета и танцевальной команды, не занят. Юнги тоже выступает, но намного реже и в подпольном клубе, участвуя – в большинстве случаев, побеждая – в батлах. Это не так плохо, учитывая, что их обоих иногда узнают, а студия в отсутствие клиентов полностью в его распоряжении с профессиональным оборудованием и отзывчивыми коллегами.

Он проклинает тот факт, что уборные для студентов и взрослых размещены через этаж, потому что последние являются двумя маленькими комнатками – умывальник плюс сам туалет – и сейчас находятся в другом конце коридора. Его заметно так шатает, голова раскалывается, желудок то ли режет, то ли колет, а перед глазами плывет. Дойти умыться и посидеть немного, чтобы попустило. Есть хочется жуть. Правда, курить больше. Утром последняя сигарета была. Что не говори, а никотиновая зависимость имеется и вызывает невыносимую ломку, поэтому первым делом всегда наскребаются деньги на пачку. После этой пары они с Хосоком, у которого немного налички и последнее занятие, встретятся и зайдут в магазин. Единственное, что Юнги позволяет покупать для себя – сигареты, хотя мог бы и занять деньги или принять угощения. Принципы не позволяют. Особенно, если учесть, что бедность Хосока тоже добивает. Юнги решает прогулять пятую пару, когда на полпути почти теряет сознание. В глазах темнеет окончательно, уши закладывает, и тело перестает ощущаться на несколько секунд. Даже думается ему, что он реально грохнется в обморок прямо посреди коридора. Безлюдного. Звонок минут пять назад был. Юнги на это матерится под нос, выжидает минуту, выравнивая дыхание, и все же доползает до нужной двери. Дергает ручку на себя и резко открывает. Замечает двух людей не сразу, а когда к раковине подходит, отвлекаясь на шум и попутно воду открывая. Поднимает взгляд через зеркало и застывает. Галлюцинации или это безбашенность студентов? Все же второе.

Юнги подставляет руки под ледяную струю и без стеснения наблюдает за тем, как абсолютно красная – то есть в буквальном смысле лицо, уши и даже открытая глубоким вырезом шея залились краской - девушка поспешно приводит в порядок одежду и быстро ретируется за дверь, что-то неразборчиво лепеча. Он наклоняется, умываясь, и благодарит в мыслях матушку природу за то, что его кожа не меняет цвета. А если подумать, то какой идиот вообще не удосужится сделать два шага за следующую дверь, начиная тут чуть ли не трахаться? Пожалуй, тот, что сейчас стоит за спиной, прожигая его взглядом и громко застегивая пряжку ремня. Пак Чимин - весьма популярный парень, который учится на том же направлении, что и Хосок, только он на втором курсе и вроде как на год младше. Юнги в таком случае старше его на два, потому что он с Хосоком, которому девятнадцать, на третьем году обучения, но отпраздновал двадцатый день рождения. Парень быстро стал любимчиком в университете из-за привлекательной внешности, невероятных навыков и богатеньких родителей, которые могут удовлетворить любую прихоть. Правда, он учится на бюджете в связи с реальным талантом, поет под псевдонимом Young Kid и выступает в подтанцовке весьма известной группы скорее по той же причине, чем из подачи родителей и взяток. Юнги все же выпрямляется спустя какое-то время, немного придя в себя, и факт того, что он красив подтверждает. Чимин смотрит через зеркало прямо в глаза, поправляя алую кожаную куртку, ярким пятном выделяющуюся на фоне свободной черной рубашки заправленной в такого же цвета джинсы и смоляных волос. Он слегка ухмыляется и делает несколько шагов ближе. Довольно высокие, как для парня, каблуки его блестящих черной кожей полусапогов отчетливо стучат о плитку, сопровождая каждый.

— Ты сорвал мне минет, - оповещает осевшим голосом и останавливается за спиной на расстоянии вытянутой руки, - Отсосешь вместо нее? – быстро облизывает нижнюю губу.

Юнги перекрывает воду и отряхивает руки, скользя взглядом вниз. Волк в овечьей шкуре, не иначе. Судя по тому, что он слышал, этот парень милая дружелюбная душка и не испорченное дитя, он звонко смеется, а еще очаровательно улыбается. Но сейчас перед ним подросток с выпирающей ширинкой и мутным взглядом таких же карих глаз. Хотя у Юнги они настолько темные, что едва ли можно различить, где заканчивается радужка, а где начинается зрачок. В мочках у обоих красуются почти идентичные титановые сережки в виде колец, что нельзя не заметить. Юнги хмыкает и отмечает так же подведенные веки.

— Я похож на шлюху, которая опускается на колени по туалетам? – с сарказмом.

— Нет, но я могу заплатить. Назови только сумму, - в той же манере отвечает Чимин.

Красив, не поспоришь. Возможно, ангел, только павший. Юнги оценивает его тело и оборачивается, не смея надолго разрывать зрительный контакт. В любой другой день он бы послал и, в случае чего, врезал по смазливому личику, но сейчас он с трудом стоит на ногах и ему по зарез нужны деньги. Главное не задумываться о том, почему сама мысль о теоретическом минете другому парню в стенах университета рассматривается в серьез? И, если ее отбросить вместе с фактом продажи своего тела, получается неплохой шанс. Есть охота, мозги туго соображают, можно назвать заоблачную циферку и либо отвязаться от богатенького мальчика, либо пресечь все самокопания: у всего без исключения есть цена.

— Полсотни, - пауза, - Долларов, - еще столько же и можно реальную шлюху снять.

Чимин склоняет голову к плечу и словно теряется от удивления, но быстро берет себя в руки и улыбается более мягко. Кивает, делает еще один шаг ближе, говорит тише.

— Как тебя зовут?

— Мин Юнги, - хмурится, немного напрягаясь, но отвечает.

— Приятно познакомится, Юнги. Знаешь мое имя?

— Допустим.

— Хорошо, - заминка, - Тебе так нужны деньги? – и улыбка постепенно меркнет.

— Да, - Юнги нечего скрывать, лгать ни ему, ни себе он не собирается.

Чимин снова проходится языком между губ, изучает лицо напротив и ненадолго замолкает, обдумывая ситуацию. Юнги же тихо выдыхает, опуская сложенные на груди руки. Он даже не заметил, когда их скрестил. И то, насколько сильно напрягся тоже. Ему вроде ведь должно быть… Как? Противно от себя? Возможно. Только вот деньги с неба не падают, а парень перед ним весьма красив и имеет толстый кошелек. Здравый рассудок и холодный ум перечеркивают все остальное, не оставляя ничего, кроме чувства пустоты.

Чимин вздыхает и отступает назад. Но Юнги не успевает обрадоваться или чуток разочароваться тому, что ничего не будет. Он открывает дверь в туалет и кивком внутрь приглашает. Вот сейчас последний шанс отказаться и свалить. Юнги зависает на одной точке и поджимает бледные губы. Гордость он растоптал еще ребенком, когда регулярно наблюдал за насилием в семье. Больше ни одного весомого аргумента не находится.

— Входи, - подает голос явно без былого энтузиазма, - Наличка. Портмоне в кармане.

Юнги чертыхается и сдвигается с места. Супер. Лучше не придумаешь. Внутри не особо пылко ведется спор между за и против. Жуткая головная боль, стягивающая виски, вселенская лень и ноющий живот весьма убедительны. Он окидывает взглядом комнатку и разворачивается к Чимину, который прокручивает замок и становится лицом к лицу, на дверь спиной слегка опираясь и медленно осматривая его с головы до ног и обратно.

— Могу я тебя поцеловать? – абсолютно ровным тоном.

— Ты платишь, тебе и решать, - усмехается Юнги, приподнимая уголки губ.

— Насильно я ничего делать не буду. Ты же можешь делать, что хочешь, мое тело в твоем распоряжении от и до, - спокойно объясняет Чимин, пристально всматриваясь в глаза.

Юнги нервно сглатывает, невольно кидает взгляд на чужие губы и задумывается над смыслом, упуская возможность съязвить. На данный момент все не так и плохо. Да, на изнасилование это определенно точно не тянет и грубости вроде как быть не должно, если учитывать терпеливость Чимина и его бездействие. Мутит правда. Блядь. Тошнота.

— Я.., - получается хрипло и неуверенно, Юнги прокашливается, - Я никогда не…

Судорожный выдох - Чимин не выдерживает, вмиг сокращает дистанцию между ними, вынуждая вздрогнуть и лишь силой воли не дернуться назад. Он невесомо касается подбородка. Юнги чувствует метал – несколько колец на пальцах – и опускает взгляд на тонкую золотую цепочку, свисающую в два ряда где-то до половины торса. Пара верхних пуговиц расстегнуты и открывают взору медовую кожу. Дыхание постепенно сбивается.

— Я тебя поцелую, - не спрашивает, предупреждает.

Он успевает на секунду установить зрительный контакт прежде, чем Чимин глаза закрывает и аккуратно касается его сухих губ. Не напирает, осторожно сминая. Юнги еще секунд десять тупит и все же отмирает. Да, девственник, да отношений не было, члены во рту не держал тем более, чего уж тут. Поцелуи были, поэтому он втягивает носом воздух и начинает отвечать. Сначала робко, постепенно увеличивая напор, а после и вовсе глаза закрывает, а рот открывает. Руки деть куда-то охота, пухлые губы чертовски сладкие и он вроде как даже не против, поэтому неуверенно, самыми подушечками пальцев, касается талии. Язык наконец-то скользит к нему в рот, почему-то вызывая мурашки и вынуждая крепче сжать скользкую ткань рубашки. Чимин не спешит разрывать поцелуй, тщательно вылизывая, скользя по зубам и толкаясь глубже, чтобы задеть небо. Дыхание уходит у обоих к чертям собачьим. Он слегка перемещает руку и более ощутимо давит на линию челюсти, удерживая голову. Отрывается, когда оба чувствуют, как стекает и капает слюна.

— Просто помоги мне немного, - его голос, кажется, стал еще ниже, - Давай сам, - утирает большим пальцем влажные губы и делает шаг обратно, опираясь на дверь, - Контролируй.

Юнги сглатывает и ступает следом, опуская взгляд вниз и принимаясь расстегивать ремень, пуговицу, ширинку. Пальцы дрожат, плохо подчиняясь. Его, в принципе, немного потряхивает. От чего конкретно сказать сложно. Он скользит холодными пальцами под белье вместе с жесткой тканью и стягивает одежду к середине бедер, с нажимом проводя по коже подушечками. Чимин весьма громко выдыхает и сильнее прижимает ладони к поверхности позади. Его бедра – это нечто. А член… Как член, в общем. Как свой. Ничего необычного. Юнги не отрывает взгляда, прикидывая, куда смотреть хуже? Однозначно в глаза, потому что чужие пригвождают к месту, и куда-то в сторону тоже не очень. Выбор не велик. По крайней мере, он будет видеть, что делает. Юнги прикусывает нижнюю губу и ведет подушечками пальцев снизу вверх, обхватывает все еще неуверенно и сдвигает от края кожу, проводит на пробу вверх-вниз. Не крепко, но стоит. А ощущается, в основном, странно. Юнги медленно дрочит другому парню в чертовом туалете и четко осознает, что его оральная девственность стоит пятьдесят долларов. И легкая тошнота может усугубить положение, ибо высока вероятность, что он подавится с непривычки. Страшновато как-то.

Чимин не торопит, не настаивает, только дышит чаще и наблюдает. Член в руке окончательно принимает боевую готовность. Тянуть кота за хвост нет смысла. Юнги на секунду заглядывает в его потемневшие глаза и возвращает все внимание обратно, когда опускается на колени. Не позволяя себе долго мешкать, сразу лижет головку. Ну, на вкус тоже вроде не катастрофично. Он судорожно выдыхает и резко наклоняется, смыкая губы под ней. Глаза сами собой закрываются, но взгляд цепляет, как Чимин сжимает пальцы в кулаки и сильнее вдавливает их в дверь. Юнги в теории знаком с техникой, но все еще не уверен, что нужно делать, поэтому движения получаются неуклюжими. Он посасывает на манер чупа-чупса, слизывает каплю смазки языком и помогает себе рукой. Когда внутри с новой силой вспыхивает конфликт, двигает головой. Главное, следить за зубами и глубоко чересчур не брать, хотя можно чуть сильнее вобрать. В голове всплывает, что нужно щеки втянуть и Юнги втягивает, насколько это возможно. Ему никогда минетов не делали, так что даже опираться не на что, но он слышит тихие вздохи, старается дышать через нос и этого пока что хватает. Надеется только, что сознание не уплывет от резких движений, как бы, некрасиво будет выглядеть, если умудрится грохнуться в обморок, отсасывая. Юнги полностью сосредотачивается на чужом члене и начинает чувствовать, как слегка дрожат бедра, в которые упирается второй рукой. В голове одна мысль мелькает и он, не успевая ее обдумать, поддается интересу – берет глубже. Одновременно сводит горло - немножко переусердствовал – и сверху слышится первый стон. Юнги немного тормозит, пытаясь не дышать так рвано, но продолжает. Да, фиаско. Внизу живота стрельнуло из-за голоса, что Чимин не смог сдержать благодаря его незамысловатой махинации. Да, возможно кроме пустоты и отрешенности – усиленный мозговой штурм опустим – появилось фантомное желание повторить. Потешить эго или доставить удовольствие? Пока не ясно. Поэтому он втягивает больше воздуха и повторяет движение. Во-первых, неприятно, хотя, да, ничего катастрофичного. Во-вторых, отросшие ногти непроизвольно сжимают бедро где-то над коленом, а это уже ощущается приятно. Так же, как не до конца подавленный голос. Юнги собирается с духом и замедляется, но пропускает чуть глубже - головка задевает стенки.

— Юнги, - ломаное на выдохе, под ладонью на секунду напряглись мышцы, но Чимин не сдвинулся, хотя наверняка хотел, - Юнги, постарайся еще чуть-чуть, - почти что мольба.

Встать и уйти? Нет. Проигнорировать? Точно нет. Он ерзает на коленях, чувствуя холод плитки через джинсы, и правда пытается не закашляться. Отстраняется быстрее, не полностью выпуская член изо рта, пускает глубже. Слюна начинает капать с подбородка и губы жутко болят, но Чимин более явно дрожит, а его просьба прошибает мурашками. Кто такой Юнги, чтобы не довести начатое до конца, тем более что осознавать состояние, до которого он доводит своими действиями, странно и приятно. Главное не думать, какой это мазохизм – возбуждаться самому. Для него главное личность, а не биологический пол и сейчас он только сильнее в этом убеждается. Чимин хнычет и мечется, явно изо всех сил стараясь не перенимать инициативу. Плохая затея, но…Ладно, допустим, пусть будет так.

— Чимин, - голос едва слышно, рука активнее надрачивает, - Можешь двигаться.

Юнги поднимает взгляд, пересекаясь с чужим затуманенным. До Чимина не сразу доходит смысл, он судорожно выдыхает, откидывая затылок и поднимая глаза к потолку, думает, но все же опускает голову обратно и отрывает руку от двери. Перебирает ласково волосы, оглаживает висок, зачесывает пряди со лба и сжимает пальцы на макушке. Сипит:

— Расслабь горло, - и Юнги слушается.

Он облизывает покалывающие губы, прикрывая веки, глотает слюну и открывает рот. Страшно и в то же время жутко интересно. Сам начинает более явно дрожать. Чимин двигается медленно, примерно в том же темпе, едва отрывая поясницу, и удобнее волосы перехватывает. Юнги чувствует его взгляд на своем лице, убирает руку с члена на бедро, ибо она начинает мешать и уже затекает, втягивает щеки, следя за зубами и дыханием.

— Нет, не надо, - тут же реагирует Чимин, - Просто расслабься. Полностью.

Юнги пытается, скользит пальцами выше, начинает перебирать ими по горячей коже, контролирует неровные вдохи через нос и чувствует, как он резко толкается куда дальше. Почти давится, потому что головка задевает заднюю стенку, и почти начинает паниковать, но Чимин сразу же практически полностью выходит, слегка дергая его голову назад и так же резко прижимаясь к поверхности двери. Замирает, позволяя вдохнуть. Для осознания этого времени не хватает, потому что медленные неглубокие движение тут же возобновляются. Юнги теряется, но не сопротивляется, вновь постепенно расслабляется и резко распахивает глаза, когда новый толчок буквально на секунду задерживается в самой крайней точке. Он поднимает глаза, чувствуя в них влагу. Чимин смотрит, дышит мелко и часто через рот, ощутимо стягивает мятные волосы, впитывая при этом каждую эмоцию.

— Сможешь потерпеть? – спрашивает, повторяя ту же схему по нарастающей.

Юнги сможет? Как минимум, постарается, потому что помимо дискомфорта на фоне мелькающего страха из-за непривычного давления слабое возбуждение зарождается где-то внизу и заставляет немного сжать ноги, прикрывая для своего спокойствия глаза и быстрее расслабляясь. Чимин массирует корни волос, пробует не так глубоко, но все еще ощутимо, толкаться, достаточно быстро возвращает прежний темп и так же резко входит на всю длину, удерживая голову. Это длится пару мгновений, и давление спадает, как на макушку, так и на горло, но он не отстраняется, как прежде, просто замедляется. Юнги не сразу, но улавливает закономерность. Он не раз слышал об этом приеме девять до одного, который в действительности позволяет постепенно привыкать и не напрягаться так сильно во время слишком глубокого проникновения. Это даже немного приятно. Слезы текут по щекам, но их сразу же утирают другой рукой, а контроль отдаляется. То, насколько при горловом минете сильная асфиксия, просто что-то с чем-то. Юнги, конечно, душили и не раз, но это сложно сравнивать с тем, что он чувствует сейчас. Ему почти удается во время отчетливых и частых соприкосновений не давится. По крайней мере, он не кашляет, а сам Чимин громче постанывает, когда стенки непроизвольно сжимаются вокруг головки. Так движения становятся резче и более смазанными. Юнги дрожит тогда, как его буквально трясет от подступающего оргазма. Он чувствует, как цепляются кольца за волосы и почти исчезает принуждение. Отдаленно осознает, что задыхается и не дергается в попытке от члена избавиться, даже не сдержанно пару раз подается вперед, когда слышит, как Чимин затылком ударяется о двери и с трудом – считай не – сдерживает голос. Каждый толчок сопровождается слегка подавленным, но мелодичным стоном. Тело горит, горло саднит и челюсть на пару с шеей затекает, но это ничего. Чимин близко, он будто в бреду шепчет:

— Юнги, еще немного, давай, ты такой умница, я сейчас, я.., - и грубо вжимает носом в неприлично гладкую кожу, кончая с его именем на губах и не позволяя отстранится.

До него не сразу доходит, что Юнги реально давится и с силой впирается в нагие бедра, загоняя ногти до боли. Он опускает глаза и мигом убирает руку, позволяя зайтись жутким кашлем. Большую часть спермы приходится проглотить, остальное же стекает вперемешку со слюной. Юнги резко возвращается в реальность, жмурит глаза, прогоняя наволакивающий туман. Чимин так же быстро приходит в себя, падая рядом на колени.

— Извини, я случайно, - обеспокоенно, - Все хорошо. Тише. Уже все. Черт, прости...

Он принимается нежно собирать костяшками влагу со щек, распухших губ и того же подбородка, придерживая и не позволяя полностью согнуться. Юнги не сразу, но таки восстанавливает дыхание. Пытается сфокусировать взгляд, хрипит почти беззвучно:

— Заткнись, - часто моргает, перехватывает запястья и устанавливает зрительный контакт.

Чимин облизывает губы, прекращая беспокойно его осматривать, и тоже силится выровнять дыхание окончательно. Он робко подается вперед и целует. Аккуратно, но тут надолго не хватает Юнги - прибавляются языки. Вкус не очень, зато можно успокоиться и осознать, что немного возбудился, пока ебали рот членом. Первый опыт весьма хорош, к слову. Согласился побыть шлюхой, а получил адекватное отношение, как к партнеру. На второй план даже отходит изначальная цель всего этого. В связи со стрессом попускает.

Юнги отстраняется первым, потому что голова начинает постепенно соображать и шестеренки крутятся, анализируя все от и до. Приехали. Нужно срочно получить деньги, свалить куда подальше и купить сигарет. Есть как-то резко перехотелось. Можно еще в аптеку заглянуть по обезболивающее, потому что терпеть становится просто нереально.

Чимин поднимается, перехватывая чужие дрожащие руки, и поднимает за собой, а после еще и помогает твердо стоять, не смотря на подкашивающиеся онемевшие ноги и тьму в глазах из-за головокружения. Он возвращает на место белье и застегивает джинсы, не удосужившись заправить рубашку обратно. Юнги тесно в штанах, но трезвый рассудок возвращается на место. Чимин тянется расстегнуть карман куртки, но случайно опускает взгляд на уровень его ширинки. Глаза округляются, а рука так и не достигает портмоне.

— Юнги, - негромко зовет он, получая в ответ раздражение на дне зрачков, - Могу я… Я хочу сделать тебе приятно. Позволишь?

Теперь очередь Юнги удивленно распахивать глаза и впадать в ступор. Да уж, это что-то на проституцию вообще не смахивает. Хотя, откуда ему знать, с каким прибабахом некоторые клиенты? Может, бывает и так. Но все же больше на случайный секс смахивает с приятным бонусом в виде оплаты труда. Только вот чего-чего, а секса Юнги однозначно не нужно. Мало ли, что будет дальше? Сначала губы на член, а потом пальцы в задницу.

Чимин делает осторожный шаг ближе, не разрывая зрительного контакта и чуть улыбается, моментально считывая эмоции с его лица, хотя такого почти никогда в силу характера и поведения не бывает. Точнее не панику, не страх, не замешательство другие видят. Давать слабину не в стиле Юнги, но позорно сбежать или начать строить дурачка, чтобы получить деньги, совсем не вариант. Он лишь опускает глаза на грязный пол, тихо выдыхая и с определенным дискомфортом глотая слюну. Получить удовольствие? Окей.

  — Не бойся, - шепчет Чимин, скользит ладонями по его предплечьям, слегка толкает, в сторону направляя и вынуждая вжаться в стенку, а холод плитки пробегается мурашками.

Он наклоняется и снова целует, сразу с ощутимым напором. Гладит руки, почти сразу перемещает ладони на тонкую талию, вытягивает край футболки, оглаживает кожу под ней и сжимает пальцами бока. Слишком нежно, слишком неправильно, и слишком уж хорошо это отзывается в теле. Чимин не спешит избавлять его от джинсов, перемещает на ребра теплые ладони, будто считает каждое, заставляя выгибаться от легкой щекотки.

— Просто скажи, если что-то будет не так, ладно? – шепчет, отстраняясь.

Юнги кивает, тая под едва ощутимыми прикосновениями, сам тянется к чужим губам, более грубо проникает в рот, кусается, когда пальцы задевают соски. Какая к черту шлюха? Его тут ублажить пытаются. Веки тяжелые, коленки дрожат от предвкушения, но тело вжимается в стену наперекор отчетливому желанию прильнуть ближе. Он упускает тот момент, когда штаны оказываются стянуты до половины, а внимание обращает только на то, что пальцы с силой сжимают ягодицы. Это чувствуется слишком явно через тонкую ткань боксеров. Но не успевает возразить, ибо трусы скользят вниз так же быстро и ловко, а члена касается прогретый воздух, вынуждая громко вдохнуть, отрываясь. Глаза открыть и посмотреть на своего искусителя, кажется, просто нереально. Чимин начинает мелкими поцелуями покрывать его лицо: сначала пару чмоков в покалывающие губы, потом чуток ниже, потом где-то на подбородке. Ладони исследуют худые ноги – таким любая девушка может позавидовать. Вот прикосновение на щеке, на второй, на кончике носа, на скуле, на другой, несколько на лбу и даже на закрытых веках. Пальцы обхватывают головку и губы возвращаются к его приоткрытым одновременно. Невесомо массируют, оттягивают кожу и проходятся по всей длине. Юнги чувствует, как выступает смазка. Ощущения совсем не похожи на те, что бывают при мастурбации и только доливают масла в огонь. Мысли то и дело бегают одна за другой, но в голове не задерживаются. Ему начинают надрачивать без нажима, с упоением вылизывая рот. Он намерено прикусывает язык, когда Чимин ногтем давит на уретру, царапая чувствительную плоть, и тут же шипит, потому что он между ног колено проталкивает и крепче обхватывает член. Томительно водит вверх-вниз и избавить от напряжения побыстрее не пытается. Юнги сдается и перестает цепляться за гладкую поверхность позади, перемещая руки на чужие плечи, скользит через шею на затылок, тут же зарывается в черные пасма, слегка оттягивая и перебирая их. Дыхания не хватает, губы жутко саднит, а тело прекращает слушаться и подается навстречу ладоням. Когда пальцы второй сосок сжимают, он притягивает Чимина ближе и силится сократить расстояние до минимума, лишь бы перестать ощущать эти возбуждающие прикосновения к торсу. Тот улыбается в поцелуй, прислоняется лбом ко лбу, отрываясь, и перемещает руку на бедро.

— Не пугайся, я сейчас опущусь и закину твои ноги себе на плечи, - звучит очень сипло.

Юнги с трудом глотает слюну, чувствуя подтеки на подбородке, и разлепляет веки, пытаясь сфокусировать глаза на чужих шоколадных. Пустота сменилась возбуждением, а теперь постепенно превращается в удовольствие. Допустим, молодой организм требует на фоне гормонов свое, а мозг и не особо против, потому что устал уже все анализировать. И что вообще да как не интересует его от слова совсем. Потом подумает, а сейчас, следуя за одним из своих принципов, можно пробовать все. Так что, да. Он наблюдает и вообще не сопротивляется. Чимин сползает вниз, подхватывает его под острыми коленями и правда поднимает над полом. Буквально в один момент вдруг пропадает рука, прерывая фрикции, и твердая опора. Юнги опускает взгляд и сразу же жалеет об этом. Чужое лицо украшает ухмылка, глаза смотрят хищно из-под густых ресниц, а язык вызывающе проходится по губам. Чимин подступается кроткими поцелуями по бледной коже, удобнее перехватывает бедра, лижет очень медленно и дует, заставляя дернуться. Он явно не впервые берет в рот член, потому что все махинации выполняются просто мастерски. Заглатывает неожиданно и почти полностью, срывая надломленный стон. Нет, серьезно, Юнги даже пугается тому, как приятно и влажно в чужом рту. Откидывает голову, почти больно вдавливая затылок в стену, зарывается пальцами в черные волосы и зажимает губы второй рукой, лишь бы не издавать звуков. Даже для первого раза что-то слишком крышу сносит. Ощущения такие яркие, что он невольно выгибает спину и жмурится до пятен перед глазами. Головка во всю сочится смазкой, а живот аж сводит от наслаждения, отдавая жаром по всему телу.

— Давай, Юнги, - неразборчиво, вперемешку со стонами, пытается сказать Чимин.

Это отдает приятными вибрациями в тесном горле. Он с нажимом оглаживает его ноги, легко удерживая на весу, и вытворяет невероятные штуки своим ртом. Юнги просто перестает соображать. Контрастом ощущает холод плитки через тонкую одежду и на фоне буквально горящей, кажется, изнутри кожи рассыпается мурашками. Все внимание лишь на одном сосредотачивается. Он опускает взгляд вниз и от открывшегося вида поджимает пальцы на ногах, наверняка больно оттягивает спутанные пряди. Глаза в глаза. Конечная.

Юнги резко сгибается пополам, закрывая веки, и теряет связь с реальностью. Это просто невообразимо. Настолько хорошо, что сдерживать громкий протяжный стон для него оказывается не реально. Он чувствует, как сперма толчками выходит и стекает без каких-либо препятствий внутрь. Чимин не отстраняется ни на сантиметр, не давится и не глотает даже, лишь мычит неразборчиво. Создается впечатление, что это он второй минет получил, а не восседает сейчас на коленях, охотно отсасывая. Юнги жадно глотает сухой и катастрофически необходимый воздух, пытается разогнуться, чувствует влагу в уголках глаз и перемещает ладони на стену позади. Чимин выпускает его член изо рта, зрительный контакт устанавливая, и без всякого стеснения облизывается, довольно улыбаясь. На его щеках мокрые дорожки от слез, а с губ таки срывается одна белая капелька. Он медленно и аккуратно опускает сначала одну ногу, затем вторую, но все еще придерживает, не давая коленям подогнуться. Скользит ладонями по внешней стороне бедер к бокам равносильно тому, как поднимается, вжимается всем телом и помогает держаться в ровном положении.

— Такой вкусный, - голос отдает хрипотцой.

Тело трясет, пальцы подрагивают, перед глазами плывет, сладкая нега пробирается в каждый уголок, а сознание где-то не здесь. Юнги не сразу улавливает суть, но отчетливо чувствует мимолетное прикосновение к губам, а потому резко хватается ладонями за его шею и дергает ближе, утягивая в поцелуй. Язык заплетается и плохо слушается, горчинка на кончике чужого быстро пропадает в отличие от мысли, что этот рот только на члене был и это вкус спермы. Причем никого иного, как Юнги, но он старательно отгоняет ее. И еще ту, что кончил слишком уж быстро. Хотя убеждает себя, что для первого раза сойдет.

Безбашенность не его конек, но сейчас творится сумасшествие. Вся его жизнь, так или иначе, подходит под это понятие, поэтому удивляться новому уровню не стоит. Юнги первым отстраняется, но отталкивать не спешит, утыкаясь лбом в изгиб шеи. Остановите кто-нибудь землю, надо сойти. Он не реагирует на то, что Чимин слегка сгибает ноги, тем самым вынуждая наклонить голову ниже, и возвращает сначала его белье, потом джинсы на место, как и на последующие поцелуй в висок или объятия на талии. Прострация где-то в абсолютной пустоте на фоне белого шума в ушах, то ли из-за давления, то ли из-за того, что получил, хоть и приятный, но стресс, вполне себе устраивает его на данный момент.

— Либо ты слишком чувствительный, либо.., - начинает негромко, но Юнги перебивает.

— Ты первый, кто прикоснулся к моему члену, - подтверждая догадку без стеснения.

Он бурчит куда-то в плече, но Чимин его слышит, тихо хихикает в ответ, начиная поглаживать одним из пальцев спину и немного раскачиваться из стороны в сторону.

— А как же мама, няни, не знаю, врачи, медсестры?

Юнги усмехается, но упускает уже вторую возможность съязвить. Он вздыхает и нехотя поднимает голову. Рассматривает вблизи невероятно чистую кожу, легкий слой не сразу заметного макияжа и растушеванные тенями стрелки. Поток надоедливых мыслей возобновляется, а руки находятся в подходящем месте на твердой груди, чтобы надавить и вынудить расцепить пальцы, делая шаг назад. Сразу становится не так жарко. Чимин еще некоторое время упирается в его лицо взглядом – каким не понятно, потому что Юнги пол и чужую дорогущую одежду считает более интересной – и все же вздыхает, расстегивая карман куртки. Он достает черное кожаное портмоне с тонкими золотыми инициалами в углу и какой-то эмблемой рядом, ловко перебирает пальцами купюры, считая, и достает.

— Здесь немного больше, - говорит Чимин абсолютно ровным тоном, чем удивляет даже сильнее самого акта щедрости а-ля бери мои деньги, - Тебе они нужнее, - глаза в глаза.

Юнги скрепя зубами забирает свою оплату с протянутой ладони. Он может строить из себя героя и притворяться перед Хосоком, что подачки ему не сдались. Только вот еще как сдались, правда, Юнги слишком верен своим принципам, чтоб взять деньги просто так или у того, кто сам на опасной грани бедности балансирует. Но он, прежде чем придумать тысячу причин для отказа, повторяет себе, что перед ним стоит мальчик с очень богатыми и не безызвестными родителями, который просто оценил его выше. Вот и все. Ничего тут такого нет. Плевать на отвратительные навыки – он же кончил (ага, Юнги тоже кончил). И на такую себе внешность тоже плевать – что такого, если кожа просвечивает или форм нет от слова совсем? Кости выпирают, тронь - порежешься. И да, это ни капли не красиво, не эстетично и не возбуждающе. С другой стороны член Чимина же не упал, значит все не до такой степени плохо или это ему просто безразлично, куда и кому вставлять. Юнги хочет округлые щеки и парочку лишних килограммов жира. Может, тогда он наконец-то будет выглядеть здоровым. Когда в студию заглядывают молодые девушки, что доводят себя до истощения специально, его охватывает дикая ярость. Бешеная. Он хочет наорать на этих безмозглых дурочек, потому что с радостью уплетал бы все подряд, любую калорийную еду, если бы только была возможность, даже посреди ночи. Плевать. Они могут позволить себе все, но не позволяют из-за какой-то мнимой красоты. Юнги пытается донести в своих песнях до людей в частности банальные истины, которые в силу своей очевидности как-то из виду все упускают: болезненная худоба - это не красиво. Красиво – это быть здоровым человеком с нормальным цветом кожи, горящими глазами и сияющей улыбкой. Юнги не является здоровым человеком. Он верно угасает и не имеет возможности себя спасти, как бы не старался выживать в этом пиздец неправильном мире с искаженными ценностями.

Незачем строить из себя целку. К сознанию настойчиво стучится первоначальная причина всего этого действа. Юнги разрывает зрительный контакт, быстро обходит того, кто записал его в ряды элитных шлюх и оценил в двести долларов, не позволяя ни Чимину продолжить разговор, ни себе ответить что-либо, щелкает замком и стремительно отсюда ретируется. Дверь туалета позади громко ударяется ручкой о стену. Никто его не окликает и не останавливает. Они оба свои части сделки выполнили. Юнги не хочет знать, почему именно произошла эта ситуация или что руководило явно не белым и пушистым, как все считают, Чимином? Компромата нет. Слухи не страшны. Деньги он получил, как будто за два сеанса, хотя на деле сделал некачественный минет, еще и сам кончил. Удовольствие в процессе испытал. Минус девственность сразу в двух понятиях, плюс деньги на базовые потребности. Сплошная выгода. Он заталкивает зеленые купюры поглубже во внутренний карман куртки и проверяет время. До конца пары осталось не так много, можно вернуться в открытую аудиторию по рюкзак и выйти дожидаться Хосока, попросив того свалить.

Юнги втыкает наушники и следует намеченному плану, стараясь особо сильно не дергаться и все еще пытаясь не свалиться в гребанный обморок от усталости и голода.

Хосок откликается сразу и охотно отпрашивается, сразу же спускаясь к нему. Он не прекращает улыбаться, спрашивает о самочувствии и по-доброму подшучивает над видом, хотя беспокойства в голосе скрывать даже не пытается. Да, Юнги похож внешне на трупа.

— Помнишь, ты хотел украсть сигареты? – вдруг серьезно спрашивает Хосок, когда они покидают территорию университета, - Давай я куплю тебе поесть в том магазинчике, пока ты будешь обчищать прилавок? Заодно и отвлеку, и потраченная сумма не измениться. 

Юнги действительно недавно наткнулся на старый магазин с облезлой краской, где ни нормального освещения, ни покупателей, ни камер. Буквы отпали, из-за чего названия не видно, а за грязным стеклом снует между стеллажей только дама преклонного возраста, предположительно хозяйка. Отвлечь ее и дело с концом. Одному не провернуть, а Хосоку воспитание не позволяет поступать подомным образом. Конечно, все мы не без греха, но ему хватает, как минимум, гордости упираться в «я одолжу тебе деньги» и не опускаться до столь аморальных – незаконных, что немало важно – способов. Юнги же убеждает их обоих в том, что это место и так свое отжило, приносит сплошные убытки, а та женщина не умрет от кражи пары пачек сигарет. Тем более что это единичная акция. Возвращаться туда себе дороже будет. Сошлись на том, что это откладывается на крайний случай, когда совсем уж прижмет, но со счетов окончательно все же не списывается. Не впервые ведь.

— Рассказывай, - бросает Юнги вместе с взглядом, подмечая нервность и, пожалуй, некое отчаяние что ли, на чужом лице, но сдерживается от излишних вопросов.

— Я тебе помогу, - начинает Хосок, вмиг теряя краски в голосе, - Меня же мучить совесть будет, если попрошу о помощи и ничего не сделаю взамен, - заминка на надрывный вздох.

Да, у него тоже есть свои загоны. Да, жизнерадостность – это всего лишь красивая маска, отполированная до блеска. Не определишь даже, когда что-то случается. Он может рассчитывать в подобные моменты только на одного человека, который идет рядом, едва переставляя ноги и шаркая об асфальт. Плечи скашиваются, энергия исчезает, на лице нет и тени былой широкой улыбки. Хосок, словно пытается сжаться весь. Пауза затягивается.

— Есть одна рабочая схема, - все же продолжает, - Маме стало хуже, - откровения кратко и по делу, - Предлагаю после работы пойти в клуб красть кошельки, - честно и четко, как любит Юнги, карман которого сейчас прожигает немаленькая сумма, но он молчит о ней.

Нет, не потому что жалко или хочется урвать все себе. И нет, не потому что Хосок может потребовать объяснений. Не спросит, а Юнги сам не скажет. Суть в том, что тема здоровья касательно его матери достаточно щепетильна. В таких случаях, когда проблема набирает обороты и требует действительно огромных денег, Хосок готов опуститься даже на самое дно, лишь бы не потерять родителя. И гордость, и достоинство, и все остальное к чертям собачьим катится. У него тоже есть определенные принципы, но это не мешает им устраивать подобные вылазки. Он, в отличие от Юнги, мать которого была – или есть, кто знает – проституткой, не брезгует повертеть задницей, позволить себя облапать или даже затащить в постель кого-то, если ему это необходимо. Хосок себя шлюхой не чувствует и пойдет на все ради достижения цели. Точнее для того, чтобы вернуть стабильность и маму привести в относительную норму можно вмешаться без зазрений совести в грязные, даже криминальные, дела. Жить на что-то же нужно. Лечение не бесплатное. Вот им и остается одно – воровать. Испытывать судьбу и губить себя чем-то опаснее не рискуют. На данный момент, по крайней мере. Таких, как Юнги или Хосок в дорогие клубы и одной ногой не пускают, но они могут уверенно послать все эти «нельзя», благодаря последнему.

Юнги, недолго думая, соглашается и сразу меняет курс на самую окраину города в тот самый магазинчик, который попался на глаза совершенно случайно. Время до работы еще есть. Почему-то никак не получается подступится к фантомно ощутимым купюрам. И трогать их не хочется. Отвращение ударяет в голову на полную мощь. Главное, выбросить все мысли и ничего не анализировать. Сделанного не воротишь. Правда, один вопрос все же напрашивается сам собой: чем он руководствовался, соглашаясь? Выгодой, точно. Да и пререкаться с самим собой нет смысла. Юнги нужно лишь немного времени для принятия.

Хосок поймет, даже если и узнает не сразу. Они друг друга понимают с полуслова и всегда могут объясниться парой реплик. Он, к слову, вновь возвращается в строй, чуть приободряясь и не продолжая мусолить тему. Негласное правило: захочет – скажет сам.

Юнги отбрасывает события последних двух часов и сосредотачивается на новой истории про однокурсников и злого преподавателя. За разговором доходит до остановки, дожидается автобуса и, молча стискивая кулаки в карманах куртки, позволяет Хосоку за себя заплатить. Он падает на одно из передних сидений и надеется, что его не стошнит и не вырубит по пути. Подключает наушники к телефону, протягивая подсевшему следом Хосоку провод, и предлагает послушать музыку. Тот соглашается, но не замолкает.

Благо, ехать недолго и совладать со своим организмом Юнги все же удается. Он вываливается с салона и сразу направляется по улочкам в нужный квартал. Пошатывает.

— Вот и мое спасение, - оповещает и кивает на небольшой магазинчик, заворачивая за угол, - Курить хочется так, что горло сводит. Иди, охмуряй старушку и траться на меня.

Хосок смеется, оценивая сарказм и скрытую в подтексте шутку. Огонь по своим называется. Зачесывает пятерней порядком отросшие каштановые волосы – нетронутые, в то время как Юнги свои убивает краской самых разных цветов - и открывает дверь, сразу же перетягивая все внимание на себя. Здоровается, улыбается, спрашивает о каких-то там товарах, заговаривает зубы и просит принести что-то, попутно рассматривая другое. Юнги бесшумной тенью проскальзывает следом, тут же прячась меж стеллажей. Вслушивается в то, как дама начинает охотно идти на контакт – она наверняка сначала удивленно хлопала глазками - и принимается обслуживать редкого клиента. Да, у Хосока какой-то особенный дар очарования. Он притягивает к себе людей и сейчас эта способность играет ему только на руку. Тихие переговоры и активное взаимодействие скрывают присутствие еще одного человека в этом крохотном помещении. Юнги подходит к прилавку впритык и тянется за первыми попавшимися под руку сигаретами, быстренько пихая их в заранее расстегнутый рюкзак. Не только громкий шум может его выдать, но и случайно брошенный взгляд. Так план идет не совсем, как ожидалось, потому что разговор прерывается отчетливым:

— Срамота, прости Господи! – вынуждая кинуться обратно к двери, - Что же творится, а?

Хосок для вида дергается за ним, но, догнав у сеткой перекрытого прохода, лишь шипит тихие маты и подставляет сложенные замком руки, чтобы помочь перелезть. Сразу же возвращается обратно, утягивая свою недавнюю собеседницу вглубь стеллажей. Он ей помогает успокоиться, возмущается по поводу нынешней молоди, жалуется, что воришка слишком быстро бегает, и уверяет, что непричастен, все же покупая нужные продукты и заодно нормальную еду для Юнги, который обо всем этом узнает позже на остановке.

— Немного проебались, но получилось же, в конечном счете, - говорит Юнги, втягивая такой необходимый сигаретный дым и при этом силясь унять жуткое головокружение.

Хосок недовольно бурчит, причитая, но хихикать не перестает. Того, что он купил и протянул в небольшом прозрачном пакетике, хватит примерно на три приема пищи, ибо экономия вместе с расстройствами желудка руководят количеством еды. Станет еще хуже, если сразу запихнуть в себя нормальную порцию, а так правильно распределить и просто шик да блеск. Юнги спокойно справится до утра и отчитается об этом в университете.

К тому же он все еще не может выкинуть из головы заработанные деньги, уже даже рассчитывает, как их потратить. Самобичевание никуда не делось, но и здравый смысл на месте. Только вот, когда они заходят в автобус, чтобы добраться обратно, платит Хосок. И Юнги выбрасывает окурок в мусор, падает на яркое новое сиденье, достает два яблока и в ухо заталкивает один из наушников, протягивая второй вместе с ним, но упорно молчит.

Они договариваются встретится под конец рабочей смены в студии, потому что у Хосока сегодня нет работы и ему нужно домой. Расходятся на остановке – он переседает на другой маршрут, а Юнги пешком добирается, отказываясь от еще одного оплаченного проезда. Хосок и так слишком много потратил на него. К тому же мало одной сигареты.

Он чувствует себя порядком лучше, принимаясь работать с клиентом над новым проектом и погружаясь в музыку с головой. Немного тошнит, но желудок успокаивается, время от времени получая небольшой перекус. Обычно в горло кусок не лезет, но Юнги знает, что должен пропихнуть в себя хоть что-то, иначе точно свалится в обморок. Как по нему, лучше лежать в грязи бессознательным, чем медленно убивать и без того убитый организм какими-то отбросами, которые и собаки-то не съели бы. А Юнги ест. Когда есть возможность. У него вечно холодные конечности, потому что в квартире не теплее, чем на улице, но студия хорошо отапливается, поэтому пальцы не леденеют и творят волшебство за аппаратурой. Время летит незаметно, а все мысли погружены в этот хрупкий мирок с бесчисленным вариантом песен. Он даже не сразу замечет Хосока, подбирая звучание.

Отрывается и усмехается. Впереди их ждет продуктивная ночка. В голову тут же ударяют двести долларов, которые покоятся в глубине кармана. Не важно. Сейчас Юнги выключает все и закрывается, затягивается новой сигаретой и идет вместе с другом все в той же безжизненный мир. Серое небо без единого намека на звезды, серые дома-коробки, серый асфальт, серые лужи и такие же серые в отражении этих луж редкие люди. И Юнги такой - серый и безжизненный. На фоне активного Хосока, который даже на грани ночи все так же выделяется и светится, искрится, в своей привычной манере, непозволительно.

Тот подыскал им новое место. Всего лишь дал потрогать свою задницу и пробил обоим вход в дорогой клуб. Иначе их никогда бы туда не пустили. Все дороги открыты и не важно, как они выглядят. Послав воздушный поцелуй знакомому вышибале, Хосок дал руку девушке, чтобы та поставила печать, и прошел внутрь. Юнги проделал то же самое.

Музыка сразу же бьет по ушам и словно сотрясает все органы. У него еще немного кружится голова, но он упрямо движется в разгоряченную толпу, по пути цепляя с какого-то столика коктейль. План таков, что они разделяются и прошаривают карманы здешних посетителей. У детишек богатеньких родителей денег хоть отбавляй. К более взрослым не стоит сунуться. Все эти люди отдыхают в клубах, когда Юнги может жить месяцами на суммы, что каждый тратит за один вечер. Ему не часто удается бывать в таких заведениях, потому от подобных моментов он берет все, что только может получить. Да, прежде чем приступить к работе, он танцует, потягивая через соломинку сладкий коктейль. Кажется, в нем есть коньяк, но это даже к лучшему. Юнги любит крепкий алкоголь и порой покупает себе нормальный, качественный, а не бутылку вина из прилавка супермаркета или пиво.

Постепенно он сливается с атмосферой клуба, чувствует на себе чьи-то руки, но сразу скидывает их, изворачиваясь. В такой толпе в подобных местах простительно - не знать, с кем целуешься или кого зажимаешь. Только вот Юнги не такой. Краем глаза он замечает торчащий из заднего кармана кошелек и невольно усмехается. Да. Вот, зачем он сюда пришел. Хосок сейчас проделывает все то же самое: незаметно вытаскивает из чьих-то штанов или сумок деньги и двигается дальше, растворяясь в толпе. Правда, он может и доливать масла в огонь, заигрывая с посетителями или отвечая на прикосновения.

Этим они и зарабатывают, так и выживаю в самые худые времена. Хосок вор и ни капли этим не гордится. Когда на кону жизнь близкого человека и не на такое пойдешь. А Юнги просто откладывает вылазки на эти самые худые времена, поддерживая его мораль.

Правительство же не думает о тех, кто живет на отшибе, о тех, кто живет за чертой бедности, о тех, кто существует, а не живет. Они молодые - еще хоть как-то перебиться да смогут, а старики? Они вынуждены умирать, пухнуть от голода, пока верхушки набивают животы едой, а карманы - деньгами. Так же и многие другие категории общества. Юнги ненавидит эту страну, эту систему. Ненавидит этих людей. Он презирает тех, кто сегодня здесь собрался, и ему вовсе необязательно знать их лично. Как правило, большинство из присутствующих одинаковы. Набитые деньгами безвольные куклы, у которых в жизни одна цель - прожечь ее. А Юнги просто хочет не сдохнуть. Хосок так вообще борется за жизнь матери в буквальном смысле, рискуя сильно, но оправдано. Им нечего терять. Эти ставки слишком высоки, а жизни их самих не стоят и ломаного гроша. Ошибся – плати.

Да, они ошибаются, выкручиваются, платят определенную цену, но продолжают и выживают. Юнги пришел с этой действительно рабочей схемой, когда у Хосока настали самые темные дни, и теперь они вместе используют один из видов заработка среди многих других. Кто-то попадается – другой уже спешит на помощь, внося залог с краденых денег.

Юнги продвигается вглубь клуба, подбираясь ближе к нескольким сценам в виде небольшого возвышения. Где-то больше, где-то меньше, одни ограждены, другие имеют пилон. Здесь комнаты для приватных танцев и продолжения имеются. Обслуживание на высшем уровне. Азартные игры, проституция, запрещенные вещества. Все специально на блюдечке подано для элитных граждан страны. Утаскивает с барной стойки стакан, сразу опрокидывая в себя, морщится от горького алкоголя, дерущего глотку, и возвращает его на место. За счет заведения, так сказать. Юнги не любит танцевать, но двигаться под бит ему нравится, когда тело под контролем музыки. Ди-джей тут тоже высшего ранга. Он его мысленно хвалит, отходя чуть в сторону, рыскает глазами в поисках добычи и застывает.

На достаточно просторной сцене мелькает знакомая фигура. Нет, точно показалось из-за хронической усталости и постоянного стресса. Но Юнги все же делает пару шагов ближе, чтобы лучше рассмотреть пиджея. К его огромному удивлению, не показалось.

Полуголый Чимин танцует весьма откровенно, возвышаясь над толпой. Кожаные штаны в дикую облипку демонстрируют мощные бедра, и он залипает, шумно сглатывая, не пойми откуда появившеюся, слюну. Одежды поприличнее видимо не было. А с верхом что случилось? Ткани не хватило? Что эта тряпка, едва прикрывающая соски, способна скрыть? Все те же кольца, те же тонкие браслеты на запястье, те же цепь и сережки. Это точно Чимин, с которым они днем столкнулись в туалете. Только сейчас он выглядит куда более откровенно, горячо и возбуждающе. Движения плавные и грациозные. Его растяжка и пластика сводят с ума. Глаза оторвать просто невозможно. Не хватает только слюны на подбородке и стояка в джинсах. Юнги мысленно поднимает с пола челюсть и отходит.

Нужно заниматься тем, за чем пожаловал, а не пялится на, будто бы совершенно другого, Чимина. Интересно, у него случайно нет брата-близнеца? Если в университете не знают об этой его стороне и выступлениях здесь, значит, он скрывает часть себя и своей жизни от общей массы. Логичный вывод, учитывая ситуацию. Правда, закрывать маской на сцене лицо и не показывать татуировку – Юнги ни разу не слышал о ее наличии, хотя сейчас видит надпись «NEVERMIND» на ребрах с правой стороны – это явно ненадежный способ оставить свою личность тайной. Да и зачем вообще? Подобного рода занятия или увлечения только прибавляют популярности в наше время. Вопросы размножаются, еще и интерес растет с каждой минутой. Юнги украдкой поглядывает на него, оставляя в поле зрения, и продолжает добывать деньги. Он тусуется еще около часа прежде, чем Чимин наконец-то заканчивает и меняется с дуэтом, спускаясь вниз. Юнги не особо осознает, по какой причине, но следит и следует за ним, проскальзывая за дверь в какой-то коридор.

Небольшой, в другом конце выход на балкон и открытые проходы, вдоль обоих стен раскиданы двери. Похоже на служебную часть здания. Первым делом на ум приходят гримерки, склады, кабинеты руководства и тому подобное. Но Юнги понимает, что очень ошибается в своих предположениях, когда подходит к двери с именной табличкой – где, к слову, указан псевдоним Baby J - и открывает ее практически следом. Чимин естественно оборачивается и размыкает губы в удивлении на пару с ним, распахнувшим глаза.

— Выглядишь, как шлюха, - первым от шока отходит Юнги, проходя внутрь и закрывая черную лакированную дверь изнутри, тем самым выводя и его из ступора.

— Дорогая или дешевая? – бессовестная ухмылка, глаза в глаза.

— Хм.., - секундная пауза, - Дорогая, - и легкая усмешка в ответ.

— В таком случае, сочту за комплимент.

Чимин отходит к кровати, разрывая зрительный контакт, и никак присутствие тут другого человека не комментирует. На кровавого цвета постели аккуратно разложена его сегодняшняя одежда. Комната, в принципе, походит чем-то на отель и вместе с тем, как на комнату для игр, так и на обычную личную комнату в квартире. Помимо стандартного не совсем обыденное есть. Шкаф, кресло, столик, диван, комод, холодильник, а в противовес ремни на кровати с конструкцией в потолок, несколько специфичных устройств по типу стенки с фиксаторами, перекладин или штучки с автоматическим движением, на полках выставлены разнообразные игрушки из мира для взрослых. Балкон и вторая дверь, скорее всего, в ванную. Все в черно-красных тонах. Юнги ошибается, потому что предположить не мог чего-то подобного, хотя можно было бы, учитывая привилегии клуба. Он все еще в некой прострации, не спешит продолжать разговор – точнее, не знает, как его вести и что сейчас говорить – и безразлично наблюдает за тем, как Чимин переодевается. Хотя, все же возбуждение прокрадывается в самые уголки сознания и кончики пальцев. Ну, а кто бы не возбудился в подобной ситуации? Ладно, Юнги просто ищет достойное оправдание своей тяге к парню, что молча снимает с себя маску и переодевает эти лоскуты сверху, меняя их на рубашку. Чимин разворачивается лицом и с таким же интересом его разглядывает.

— У меня есть два вопроса, - начинает он негромко, - Первый: как тебя сюда пустили? И второй: что ты здесь делаешь? – попутно застегивая пуговицы и поправляя золотую цепь.

Юнги хмыкает, раздумывая, и отступает на шаг назад, чтобы опереться спиной на дверь. Сам пришел, сам ввалился без разрешения, так что надо иметь уважение ответить.

— Некоторые мужчины, конечно, любят силиконовые задницы в постели, но вышибала при входе предпочитает парней и натуральность, - складывает руки на груди, перенося вес на одну ногу, - Опережаю твой вопрос: Чон Хосок, мой друг, если ты его знаешь. Должен, по крайне мере. Может охмурить любую или любого, хотя позиционирует себя натуралом и с представителями своего пола в койку не прыгает, - все по полочкам, чтобы лишних не было потом недоразумений, - Мы работаем. Время от времени таскаем кошельки в клубах.

Секрет на – не совсем, но ладно – секрет. Если и будет шантаж, то тут палка в двух колесах. К тому же доказательств нет. В худшем случае в оборот пойдут деньги, и Юнги вляпается по самые не хочу. Тем не менее, мыслим здраво. Чимин не настолько уебок. Да?

— А кем позиционируешь себя ты? – он говорит низким, но ровным тоном и медленно подходит, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки, поджимает губы, смотря в глаза.

— Ты сказал, что вопроса будет два, - куда же без сарказма?

— Тогда твоя очередь спрашивать, - и так невинно склоняет голову к плечу.

— Как бы более правильно сформулировать? Как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь?

Юнги довольно хмыкает, скидывая рюкзак с локтя у ног и улавливая тихий смех. И да, ему чертовски интересно разузнать правду от начала и до конца. Почему-то интересно.

— Через дверь. Я работаю, как ты мог заметить, - игра «кто кого перешутит» началась?

— Согласен, глупость сказал, - уголки губ расползаются шире, обнажая улыбку и десна.

— Так каков будет второй вопрос?

— Даешь мне еще один шанс?

— Юнги, фактически там было три вопроса, - хихикая уже в голос.

— Почему ты скрываешься за маской? – абсолютно серьезно.

— Здесь или вообще? – уточняет Чимин так же спокойно, но улыбаться не перестает.

— Я получу хоть один ответ? – цыкает и отталкивается, проходя мимо него, - Я курить.

Юнги бесцеремонно дергает тяжелую штору в сторону и выходит на балкон. Здесь ничего интересного. Ну, то есть, обычный балкон с оградой до талии из темного дерева и второе кресло. Не общий, но и не закрытый. Он достает пачку сигарет с кармана, зубами одну вытягивая, и прикуривает, вслушиваясь в не сразу последовавшие шаги за спиной.

— Если вообще, то я не сказал бы, что скрываюсь или лгу, просто недоговариваю, чтобы не портить себе репутацию, - монотонно говорит Чимин, падая в кресло, - Даже другой псевдоним использую. Не хочу лишних проблем. Я здесь не ради денег, а ради танцев.

— Оплата и множество других плюсов являются приятным бонусом? – Юнги голову в бок немного поворачивает, чтобы наблюдать за ним, - Секс в этой комнате тоже один из них?

— Я редко использую ее по этому назначению, - устало вздыхает, прерываясь, - Просто так было проще всего выйти из ситуации. Но, если хочешь, можем заняться…

— Я не шлюха, - почти что рычит, разворачиваясь к собеседнику лицом.

Чимин расслабленно пожимает плечами, но повисает напряженная тишина. Он не выдерживает первым и закрывает глаза, откидывая затылок на спинку, из-за чего черная кожа тихо скрипит. Юнги не двигается и не говорит, глубоко затягиваясь и выдыхая вверх сизый дым. Приглушенного освещения в комнате не хватает, чтобы нормально его видеть.

— Тебе нужны деньги, а у меня они есть, - прерывает тишину Чимин, - Я могу содержать тебя, не зависимо от того, будем мы заниматься сексом или нет, хотя это было бы весьма неплохо. Я бисексуал и ты мне интересен, а тебе, осмелюсь предположить, я не противен.

Он ждет некоторое время, но ответа не следует, поэтому открывает глаза и тонет во тьме чужих. Наклоняется немного вперед, опираясь локтями на колени, и не спрашивает.

— Подойди, - даже не просит, а приказывает в полголоса.

Юнги отправляет окурок в полет, но остается стоять на том же месте. Он не станет шлюхой или содержанкой. Принципы все еще непоколебимы. Плевать, откуда и почему те взялись. Выбор ни сколько для Чимина, как для него самого. Или наоборот. Не важно. Но.

— Вопрос стоит так: деньги или секс? - получается все еще раздраженно и хрипло.

Чимин в этот раз совсем теряется, выпрямляясь и пытаясь несколько раз ответить, в конечном итоге зависая на одной точке где-то позади него. Он немного хмурится, когда Юнги за второй сигаретой тянется, но молчит. А Юнги упрям, потому что противно ему не от Чимина, а от себя. Целый вагон загонов и комплексов, травм и последствий. Все это не с воздуха взялось, въелось в каждый миллиметр его тела и души и никуда не денется по щелчку пальца или чьей-то прихоти. Элементарная забота в виде денег от Хосока наотрез отклоняется, что уж тут говорить о проституции. После половины суток он все еще через ткань чувствует фантомное жжение купюр в кармане и определенное отвращение от факта продажи своего тела. Да, Юнги думал, что смог справиться самостоятельно и ничего ему не будет, но, на самом деле, он просто убеждал себя в этом, а сегодня понял, что ошибся.

— Давай вступим в отношения? – вдруг предлагает Чимин, не отводя взгляда от его глаз.

Юнги прикусывает нижнюю губу и недоверчиво осматривает его. Максимум, на который он рассчитывал – это друзья с привилегиями. Ну, или безлимитный кошелек.

— Ты серьезно? – все же усмехается, вновь припадая к фильтру.

— Похоже, что нет? – возмущенно, - Я абсолютно серьезен, Юнги. Давай встречаться?

— Я тебя не знаю, - перечит он скорее для вида, подбирая внятную отмазку.

— Разве люди не для того, чтобы узнать друг друга, начинают встречаться?

— Почему ты хочешь начать отношения со мной? – Юнги хочет продолжить, но Чимин не выдерживает и грубо прерывает его, не скрывая в голосе ноток злости.

— Потому что ты мне интересен. Тебе помочь в поиске весомого аргумента? - он с силой сжимает челюсти, поднимаясь и подходя впритык, их разделяют жалкие сантиметры.

Юнги шумно сглатывает и немного отклоняется, делая затяжку, но не выдыхает, а резко подается вперед, накрывая чужие пухлые губы. Держится, пока не чувствует ответ и только после выдыхает сигаретный дым в чужой рот. Чимин неуверенно вдыхает, скорее неосознанно, чем понимая смысл действия. Отстраняется, слегка морщась и спрашивает:

— Что это было?

— Я согласен, - отвечает Юнги, снова прогибаясь в спине, чтобы затянуться.

— Я не об этом, но спасибо, что уточнил.

— Не бойся вдохнуть и не прерывай поцелуй, - спустя еще парочку размеренных тяг он задерживает дыхание, наклоняется, отводя руку, и лижет языком, сразу утягивая обратно.

Чимин слушается: размыкает губы, сплетает языки в более страстном движении и делает глубокой вдох на его выдохе. Вкус смешивается со сладостью. В природном запахе и во время поцелуя Юнги чувствует что-то сладкое, хотя не может объяснить ни этого, ни своего собственнического порыва смешать их запахи - он всегда пахнет сигаретами, нотки проскальзывать некоторое время будут. Отрывается, повторяет схему еще пару раз, пока Чимин притягивает одной рукой к себе, вжимая в крепкую грудь, на которую Юнги свою свободную ладонь невольно опускает, а второй зарывается в мятные волосы на затылке.

Дотлевающий окурок успешно отправляется за предыдущим. Они томно целуются и не предпринимают никаких действий, просто наслаждаясь друг другом. Проходит не так много, но и не мало времени прежде, чем их прерывает ряд сообщений от Хосока. Юнги с ним должен был встретиться через несколько часов. Он сразу отвлекается на телефон, чем вызывает недовольное мычание. Чимин ведет носом по шее к уху, цепляет зубами серьгу и слегка ее оттягивает. Губы покалывают и наверняка распухли, пальцы легонько гладят.

— Мне пора, - оповещает Юнги, отлипая от экрана и поворачивая голову обратно.

Чимин оставляет еще несколько поцелуев и втягивает молочную кожу. Не сильно, но ощутимо посасывает, отрывается и довольно улыбается, наблюдая за ярким пятном.

— Как скажешь. Обменяемся контактами? – почти шепчет.

— Нет, - усмехается Юнги и смазано чмокает в губы теперь уже своего парня.