В склепе всегда было звеняще пусто. В склепе было много места и много статуй — пустых клонов тех, с кем он жил, сражался по одну сторону и кто погиб от его же рук. Склеп должен был стать логически кратким и ясным завершением предыдущей эпохи завоеваний, непрекращающейся войны, смены побед и поражений, чтобы предвестить эпоху новою, эпоху развития и становления, эпоху, когда бы понятия «десептиконы» и «трансформеры» станут синонимами.
Об этом мечтал Старскрим, отдавая свой первый приказ в качестве лидера фракции о воздании памяти погибшим, ровно перед приказом о проведении своей коронации.
Но этому месту суждено было стать конечной точкой для него самого — скорлупой для его <i>несуществования</i>. Эпицентром его разрушенных надежд и чаяний, позволявшим ему помнить себя через боль разочарования и желание всё изменить. Склеп каким-то неведомым образом сконцентрировал его рассеянную выстрелом искру, помог ей обрести сознание после того, как Старскрим был убит, и сейчас позволял ему быть, всё ещё пребывать среди живущих, не сливаясь, как все умершие трансформеры, с Вектором Сигмой.
Он стал призраком — этого места, старой эпохи и самого себя.
Пересекать пределы склепа Старскрим боялся: отойдя слишком далеко от «точки сборки» своей многострадальной искры, он мог свести на нет таинственную силу, соединившую энергетические остатки его сущности, и прекратить жить даже в столь жалком и малом смысле, уже навсегда и насовсем. Поэтому он лишь бродил от статуи к статуе, с тоской заглядывая в их ставшие вечно гордыми лица и иногда бросая взор в дальний конец зала. Там оставалось пустующим место для так и не созданной фигуры Мегатрона — главнокомандующего, сделавшего из учёного-исследователя лучшего своего сикера, заставившего Старскрима вариться в вечном котле любви и ненависти и лишившегося трона и жизни благодаря нему.
Старскрим радовался, что здесь нет лидера, что хотя бы теперь Мегатрон не сможет взглянуть на него гневной оптикой и вновь и вновь напомнить о совершённых ошибках, уничтожая гордость сикера каждым словом.
<i>Ты глупец, Старскрим. Ты ничтожество, Старскрим. Ты бездарь, Старскрим.
Ты. Опять. Подвёл. Меня. Старскрим…</i>
Призрак закрывал полупрозрачными руками свои несуществующие аудиосенсоры, лишь бы только не слышать это эхо тысячи раз брошенных в ярости слов. Он кричал, издавая высокий режущий вопль, смеялся и рассыпался искрами по тёмным и затхлым углам.
Но слова звучали, звучали, звучали…
Предав, убив и сместив, он подвёл своего лидера в последний и наихудший раз — когда не смог удержать в руках так долго ожидаемую власть, когда умер сам и дал практически погибнуть фракции десептиконов. Горсточка энергии, оставшаяся от красивого и яркого сикера, теперь мучилась и терзалась в своей темнице, не находя ни упокоения, ни покоя и зная, что именно вот этого — гибели дела и гибели фракции — Мегатрон не простил бы ему никогда.
**
Однажды в склепе впервые за долгое время родился звук шагов.
В обитель Старскрима попал пытающийся скрыться от приспешников Гальватрона Октан, и призрак понял, что его шанс вырваться, отомстить, изменить настоящее близко. Для этого ему нужен был всего лишь корпус, новый корпус, чтобы снова стать живым, действующим, <i>настоящим</i>. И это должен был быть лучший из возможных вариантов — уж конечно, не сам трёхрежимник, контрабандист и беглец, разрушивший первым уединение сикера.
Идея вселения родилась у Старскрима спонтанно — он не мог знать, получится ли овладеть чьим-то корпусом, в котором уже есть живая искра и собственный разум. Но призрак понадеялся на удачу и ту неведомую силу, которая однажды уже спасла его от вечного забвения.
Старскрим постарался явиться во всей красе своей призрачности и пугающей силе нереальности и предложить Октану заманчивую сделку — пока ждал прихода его преследователей. Он сразу понял, что это те самые механоиды — из свиты нового лидера, убившего его в момент его наивысшего торжества. Присвоить себе корпус одного из них значило бы не только снова стать живым, но и отомстить таким образом за потерю собственного тела. Мысль об этом приятно согрела Старскрима, обрадовала крохи его искры.
Когда в склеп вслед за Октаном проникли его недруги, сикер, наблюдавший из-за ближайшей статуи, мгновенно определил среди них главного — фиолетово-синего крепко сбитого джета со странным, словно разрубленным на две островерхие части шлемом. Старскрим узнал его: именно этот механоид принёс в своей кабине Гальватрона к подножию пьедестала, где короновали сикера, именно он стоял за своим лидером в тот момент, когда выстрел оранжевой пушки лишил Старскрима всего. Да, это была самая подходящая кандидатура!
Стоило только Циклонусу приблизиться к Октану, как призрак собрался в образ самого себя, снова явившись живым, и осуществил главное. Искорка за искоркой Старскрим нырнул в корпус джета, проник во все управляющие каналы, шлейфы и цепи, завладел каждым информационным потоком, перехватывая и меняя приказы процессора… И чужой корпус ему подчинился. Собственное сознание Циклонуса будто кануло куда-то вглубь, в оффлайн, не дав джету разобраться в происходящем, а Старскрим словно вжился в его корпус, став узурпатором.
Не дав выплеснуться всему своему восторгу и радости, сикер действовал по спонтанному плану, приведя Октана Гальватрону, а потом спровоцировав конфликт между Родимусом Праймом с отрядом автоботов и безумным лидером десептиконов. Однако, этого оказалось слишком мало для устранения его убийцы — Старскрим снова чересчур рано обрадовался, заполучив в руки лишь призрак власти.
Гальватрон вернулся в свой тронный зал на Чаар, и сикер опять увидел чёрное жерло направленного на себя оранжевого дула, уже один раз убившего его. Старскрим испугался — испугался боли предсмертной агонии и, ещё более, того, что останется заключённым в уже мёртвом корпусе. Он испугался, что его темница не только снова лишит его свободы, но и стиснется до самых мизерных границ — границ занятого корпуса, став просто гробом, который выкинут ржаветь на ближайшую свалку. И он рванул прочь из Циклонуса прямо под выстрелом, оставляя контроль над системами джета и вместе с ним оставляя ему боль ранения и ужас от осознания своего положения.
Однако, отступать от шанса изменить свою судьбу Старскрим не собирался — пусть даже первоначальный план приобретения корпуса не прошёл. Ему надо, во что бы то ни стало надо было снова стать живым! И сикер, сгустившись невидимыми искрами, притаился, выслушивая сбивчивые оправдания джета и милостивый приказ Гальватрона о ремонте безвинно пострадавшего.
Старскрим рассмеялся звеняще и хотел уже было воспользоваться другим функциональным корпусом, вселившись в предводителя крылатых свипов. Он, как и в первый раз, близко подлетел к Скурджу, пытаясь просочиться через синюю броню. Но его не пустило. Опешивший призрак стал рваться внутрь с недоумением и гневом, но для свипа его будто и не было! Старскрим завопил в отчаянии, бросаясь то к одному, то к другому механоиду, даже к Октану, но — увы, увы, неупокоенной искре больше никто не мог дать приюта. И более того, его даже больше не слышали, не видели, не реагировали на него! Как будто его уже не существовало вовсе…
Он заметался, истошно и громко крича, рассыпаясь и собираясь в сикерский силуэт вновь, чувствуя, что сходит с ума, что теряет последнее и единственное, что имеет, — самое себя, те жизненные крохи, которые давали ещё ему право <i>быть</i>. Сикер не знал, как быть и что ему теперь делать, он с размаху упал в глубочайшую бездну отчаяния на границе с сумасшествием. Он чувствовал, как распадается на составные части — в последний раз.
Но потом, среди собственных воплей и гомона голосов свипов, Старскрим услышал тихий и твёрдый хриплый голос.
— Замолчи.
Старскрим мгновенно стих, провернувшись серебристым волчком, и натолкнулся на пристальный взгляд тёмно-алой оптики, смотрящей прямо на него. Циклонус, лежащий на носилках, которые несли свипы, оглядел его снова и отвернулся. По прозрачному силуэту сикера прошла серебристая волна, словно имитирующая дрожь. Старскрим засмеялся заливисто, захохотал в голос — им овладела буря восторга. Шанс на спасение, на возвращение из небытия снова был у него в руках, пускай даже это была всего лишь тоненькая ниточка.
Циклонус, услышавший, как смеётся и ликует призрак, провентилировал и выключил оптику. Он не знал, за какие грехи был наказан этой встречей: почему чувствовал, слышал и видел того, кто умер у него прямо на оптике несколько декациклов назад, почему оказался во власти призрака и едва не погиб и почему, похоже, остался единственным, кто мог контактировать с этой ужасающей своими возможностями сущностью…
Он не знал — но подозревал, что уже обречён.
**
Ремонтники трудились над ним вовсю — прямо в соответствии с приказом Гальватрона «починить по высшему разряду». Циклонус безучастно смотрел на дыру в собственном корпусе, где восстанавливали, сваривали и подсоединяли заново системы. Он старался не глядеть вверх, в противоположный от ремонтной платформы угол, в котором время от времени собирались, мерцая и позванивая, искры. Невидимые никому больше искры…
Циклонус хотел бы верить, что просто сошёл с ума. Но его ясный и острый, никогда не отказывавший разум, который словно бы вобрал в себя всё то, что не досталось при создании Гальватрону, был слишком материалистичен, не оставляя своему обладателю и шанса на то, чтобы скрыться от происходящего за безумием.
Джет понимал: Старскрим был здесь по его искру. Каким только невероятным образом сикеру удалось выжить, оставшись на Кибертроне призраком, а потом ещё и завладеть его корпусом, Циклонус не знал. Почему бывшему заместителю Мегатрона не удалось провернуть этот трюк снова с другими десептиконами — тоже, но джет понимал, что раз Старскрима видит и слышит только его, то значит, он и станет объектом всех интересов призрака. И хорошо если тот снова не сделает из него всего лишь марионетку… Что с этим можно было поделать, Циклонус не имел ни малейшего понятия. Но и оставлять всё как есть, надеясь на случайность, он тоже не собирался.
Через несколько циклов ремонтники оставили его в покое, убрав инструменты и покинув помещение — отдавая тем самым во власть призраку.
Томительная тишина, остро режущая Циклонусу по нейроцепям, недолго висела в отсеке. Тихий звон оповестил о появлении Старскрима, крылатый силуэт подошёл к ремплатформе Циклонуса. Джет молчал, поджав губы, с прищуром разглядывая красивое, но уже несуществующее лицо — всего лишь обманку, энергетические остатки, создающие визуальный эффект.
— Что ты чувствовал тогда? — призрак жадно всматривался в лежащий живой корпус — свою недосягаемую мечту, но пока не спешил снова касаться его. — Когда я проник в тебя?
Циклонус нахмурился, задумавшись. Он сказал своему повелителю почти правду после того, как вернул контроль над корпусом: он действительно почти ничего не осознавал, хотя всё видел и слышал. Это было странное чувство присутствия без участия, без вмешательства в происходящее. Джет под гнётом призрака чувствовал себя так, словно вошёл в раж, впал в ярость или похоть, действуя на одних базовых программах и только отмечая в процессе смазанные движения окружающего мира, чередующиеся с отдельными стоп-кадрами.
— Как под большим количеством высокозаряженного, — усмехнулся Циклонус, подобрав подходящее сравнение. Он счёл за малодушие уходить от ответа или скрывать правду — от призрака было бы всё равно так просто не избавиться. Уж лучше рубануть с плеча. — Только безо всякого удовольствия, — его взгляд снова стал жёстким, с толикой презрения.
Старскрим прищурился, покрывшись на миг серебристым муаром. Он видел враждебность джета, понимал, что если даже тот и не сможет снова препятствовать захвату своего корпуса, то так или иначе рано или поздно выгонит прочь — просто силой воли, которой Циклонусу было явно не занимать. Да и вечно пользоваться чужим корпусом, у которого уже есть хозяин, как паразит цепляться за чужую жизнь — не было выходом… Его мечта жить должна была сбыться целиком и по-настоящему. А это значило, что с джетом следовало договориться. И, пожалуй, у Старскрима были за пазухой подходящие аргументы.
— Я всегда ненавидел быть нелюбимым, — он медленно подобрался к Циклонусу ближе, наклоняясь над ним и улыбаясь, — но ещё больше я не терпел, чтобы на меня не обращали внимания. И раз ты тот, с кем единственным я могу говорить, — его скрипящий тонкий голос стал тише, — я сделаю всё, чтобы ты только и делал, что помнил и думал обо мне, Циклонус… — почти ласково закончил призрак.
Джет отвернул голову, чуть скрипнув дентопластинами. Обещание было жутким. Он не знал, как долго сможет сопротивляться, он не знал, сможет ли вообще сопротивляться — или Старскрим будет заставлять его смотреть и слушать, пока он не выдержит и не сдастся добровольно воле призрака.
— Я буду терзать тебя, едва только ты будешь входить в онлайн после перезарядки. Я буду заглушать и искажать в твоих аудиосенсорах приказы твоего лидера. Я буду сбивать тебе прицел, когда ты будешь стрелять. Я буду разливать твои энергокубы, когда ты захочешь подзаправиться. Я буду нарушать своим присутствием работу твоего процессора — даже в оффлайне… — звеняще Старскрим шептал кошмар за кошмаром в аудио Циклонуса, с удовольствием наблюдая, как сильно хмурится, болезненно морщится и сжимает губы в нить серьёзный джет.
Сикер замолчал, его призрачные синие пальцы тронули сконцентрированной аурой шлем фиолетового механоида. Они провели ниже, к подбородку, и Циклонус едва-едва заметно вздрогнул и немного расширил оптику, поймав сигналы с поверхностных датчиков. Он и не подозревал, что может ещё и тактильно ощущать Старскрима.
— Я сведу тебя с ума, сделаю безумнее твоего лидера. Ты потеряешь себя, а потом — потеряешь жизнь, когда взбесишь в очередной раз своего сумасшедшего повелителя. Ты поймёшь меня… — коротко рассмеялся сикер.
— Довольно, — рыкнул Циклонус, приподнимаясь на локтях, резко отдёргивая голову от призрачных рук. — Чего ты хочешь от меня? Что тебе надо?
Старскрим заулыбался больше, его бледно-алая оптика отблёскивала — так, как не умели это делать линзы живых.
— Я хочу жить. Я хочу корпус — новый и настоящий, собственный корпус! — воскликнул он. — Верни мне то, что отнял у меня твой повелитель!
Фиолетовый джет судорожно провентилировал, медленно осознавая требование призрака. Выполнить такое желание было бы непосильно для простого механоида… Такое желание мог выполнить только тот, кто умел создавать жизнь.
Он знал двух таких существ. Бога хаоса и разрушения Юникрона, создавшего Гальватрона из Мегатрона, его самого и свипов. И Вектора Сигму. Суперкомпьютер, дарящий жизнь расе трансформеров и вбиравший в себя всю память и мудрость их искр, когда они умирали.
— Хорошо. Я достану для тебя корпус, Старскрим, — через долгие три клика промолвил, наконец, джет.
Старскрим радостно рассмеялся, а потом нырнул вперёд и вниз — и Циклонус вдруг почувствовал на своих губах дрожащий прохладный поцелуй.
— Я этого не забуду, — практически ласково проговорил Старскрим, оторвавшись раньше, чем джет от него отмахнулся, и исчез с тихим то ли звоном, то ли снова смехом.
Циклонус тронул губы, провёл по ним пальцами.
— Я тоже, Старскрим, — нехорошо сощурившись, пообещал он. — Я тоже.
**
Гальватрону было тревожно и дурно.
Он сидел в полутёмном отсеке, сгорбившись на троне, подперев подбородок рукой с оранжевой пушкой. Случайно заглядывавшие подчинённые, заметив в темноте алые горящие линзы и вспыхивающие жёлтым искры на висках повелителя от его неисправного процессора, спешили поскорее исчезнуть, не дожидаясь вспышки ярости.
Гальватронову искру теснее камеры сжимали тоска и страх. Он сегодня видел в своём вернейшем заместителе, на которого единственного мог положиться, которому единственному верил — того, другого механоида из прошлой жизни. Старскрим был коварен, труслив и вероломен, предавая своего лидера раз за разом, и сколько бы Мегатрон не наказывал его, ему никогда не было этого достаточно. Гальватрон не помнил, но знал каким-то десятым чувством, несуществующим блоком обработки, что Мегатрон <i>не захотел бы</i> убивать сикера даже после того, как тот фактически бросил его на смерть. Фиолетовый механоид презирал за это предыдущего правителя, считая его своей несовершенной, более примитивной версией, и полагал, что безумная ярость, всегда настигавшая его во время боя и застившая ему разум в момент уничтожения Старскрима, — была самым верным и правильным чувством по отношению к сикеру.
Гальватрон считал, что Старскрим и все те чувства, что связывали с ним Мегатрона, — решённая проблема, и больше она не вернётся, уйдя прочь вместе с жизнью сикера. Но сегодня он узнал, что бывший авиакомандир всё ещё жив. Старскрим, словно вынырнувший из небытия, напомнил повелителю десептиконов прошлую жизнь и прошлые времена, времена славы, которые теперь были чужим смутным сном — и куцую искру Гальватрона гнело чувством безвозмездной потери, перемежаемой, как зловещими вспышками, приступами паники. Он боялся, что незваный зловещий гость из прошлого перекроит всё на свой лад и теперь снова не даст покоя фиолетовому лидеру.
Гальватрона уносило необоримой тягой в бескрайнюю черноту космоса, как когда-то по желанию Старскрима унесло раненого Мегатрона прочь от десептиконского шаттла, и он не знал, осталось ли у него хоть что-то, на что он мог бы опереться, за что бы мог зацепиться, чтобы не дать себе окончательно кануть во мглу.
**
Всего лишь мегацикл назад у него не было ничего — только тусклый свет своей разрозненной искры и слабой надежды. Теперь же Старскрим чувствовал себя так, будто пелена забвения, отделявшая его от всего мира вокруг, истончалась, таяла. Ему хотелось прорвать её побыстрее, но он опасался торопить события, нарушать их наладившийся ход.
Сикер был тише воды и ниже травы, отнюдь не спеша воплощать в жизнь все свои угрозы, которыми вырвал из Циклонуса обещание достать ему корпус. Получив согласие, он решил действовать немного иначе — не зля и не устрашая больше фиолетового джета, хотя, конечно же, и не исчезая из его поля зрения.
Старскрим нахально выбрал местом своего постоянного пребывания отсек Циклонуса, как только джета выпустили с ремонтной платформы. Сикер начал проводить там время постоянно, даже если самого хозяина помещения не было. Он расхаживал по скупо обставленным помещениям или затаивался до поры до времени в их углах, ожидая появления заместителя Гальватрона, а потом вызывал его на общение или молча присутствовал рядом, сдерживая даже свой звон и смех.
Призрак, не имеющий ничего материального, не занимающий собой даже мизерную долю пространства, казалось бы, и не совсем присутствовал здесь. Но его личность, его энергия чувствовались в отсеке, и он пользовался этим по максимуму, стремясь утвердиться, застолбить за собой это жилое пространство. Сикер стал вести себя так, словно был неотделимой частью жизни джета, пусть тем, кто привносит своим присутствием изменение в чужой личный мир.
У Циклонуса, и так не перестававшего искать для сикера выход из положения, поначалу вызывало глухое раздражение и подозрение само наличие Старскрима, от которого без согласия последнего он не смог бы скрыться нигде. Однако, призрак не вмешивался в его дела и проблемы и даже не досаждал напоминаниями о его обещании. Последнее особенно удивляло джета, считавшего Старскрима чем-то вроде злой сконцентрированной воли, в которой нет ничего механоидного — только разум и власть. Но Старскрим не делал ничего, разве что заговаривал иногда с Циклонусом, но по большей части просто поблёскивал облачком искр где-нибудь возле окна: он почему-то особенно любил это место. Через несколько перезарядок джет решил, что лучшей тактикой будет безразличие к присутствию Старскрима в своём отсеке.
— Почему из твоего окна не видно Кибертрона? Даже неба почти не видно — одни унылые бараки и скалы, — заметил однажды призрак, поворачиваясь к входящему Циклонусу.
Он парил рядом с проёмом, и сквозь его силуэт просвечивали голубые и жёлтые огоньки окон в жилом комплексе вокруг башни. Джет невольно задержал взгляд на этой удивительной и яркой картине — что ни говори, а Старскрим умел раскрашивать собой обстановку.
Циклонус взял куб из шкафа, спрятанного в стене, расслабленно усаживаясь на платформу.
— Потому что этот отсек ближе всего к покоям Гальватрона, — пожав плечом, отозвался он, а затем открыл куб и сделал первый глоток энергона. — Я должен быть всегда рядом, если повелителю что-то понадобится.
Старскрим издал какой-то странный звук, похожий на смешок.
— В твоей жизни нет ничего важнее? Мне не понять, как можно так ущемлять свою свободу, зачем посвящать свою судьбу исключительно служению такому, как он. Приоритеты твоих программ диктуют это, но ты не дрон…
— Не диктуют, — прервал Циклонус, поглядев задумчиво на дверь, коридор за которой вёл прямиком к покоям его лидера. — Ты, изменник и предатель, можешь смеяться надо мной, но это мой личный выбор. Следовать везде за Гальватроном — моё собственное решение.
Старскрим, звякнув слегка, с любопытством подтянулся к попивающему энергон джету, разглядывая его лицо и расслабленную фигуру.
— То есть… — на губах сикера дрогнула улыбка, — ты просто не знаешь, ради чего ещё можно жить! — воскликнул он и коротко рассмеялся. — Ты ничего не пробовал… Любить, ненавидеть, желать — ничего?.. О-о-о, — протянул призрак, удивлённо и чуть насмешливо оглядев по-новому крупный тёмный корпус.
— Может быть, и так, — тяжело уронил Циклонус, разглядывая розовое мерцание в кубе. Он нахмурился сильнее, вспомнив внезапное холодное прикосновение призрака в ремблоке — наверное, оно меньше всего походило на поцелуй… Но джету и правда не с чем было сравнивать. — Есть то, что значительно важнее: выбранная цель. Я выбрал — я следую ей. Она не позволит мне отклониться.
Старскрим тихо, практически мелодично зазвенел, заставив Циклонуса вскинуть на него оптику проверить, смеётся ли тот снова, — и внезапно удивив тем, как близко находился. Но сикер не смеялся, только слегка улыбался.
— Тогда я скажу тебе вот что. Ты можешь просто жить. Ты вправе это делать без того, чтобы использовать своё время и ум лишь для служения безумцу. У тебя есть то, чего нет у меня, но мы с тобой оба не можем этим пользоваться, — призрак коснулся наплечника Циклонуса синеватой ладонью, глядя ему прямо в оптику, и мягко, неторопливо добавил: — Давай поможем друг другу. Сделаем друг друга сильнее. Сделаем себя настоящими.
Старскрим медленно наклонился, снова соприкасаясь губами с джетом, практически ложась на него боком, что почувствовалось Циклонусом как лёгкое покалывающее искрами давление и близкое соприкосновение энергополей. Прошли астросекунды мыслей и сомнений, и губы джета шевельнулись в ответ.
**
На только что покрашенном участке стены из основания башни проступили проплешины старого металла, их края покрылись тонким зеленоватым слоем ржи.
— Это бесполезно! — с досадой махнул рукой Скэвенджер. — Крась — не крась, чини — не чини, шлифуй — не шлифуй — эта коннекченная планета поглотит всё и превратит в труху!
— Что же делать? — обеспокоенно прогудел Миксмастер. — Нам велели привести башню Гальватрона в порядок!
Скэвенджер, скривив губы, побарабанил пальцами по стене.
— Посмотри на эти материалы. На состав. С чем мы вынуждены работать! Какое тут качество, какие выдержки и допуски — хоть бы не рухнуло прямо на нас!.. Мы конструктиконы — но тут просто не из чего конструировать. Эта планета гниёт и умирает, портит своей атмосферой всё, что на неё попадает. Из этого шлака можно создать только больший шлак! Мы никогда не сделаем её лучше — скорее, сами станем таким же хламом, — он сплюнул у подножия стены.
Чаар, ставший последним приютом десептиконов, был ржавой планетой, на которой царили опустошённость и разруха, населённой лишь омерзительными паразитами — гигантскими пауками и энергопиявками, прячущимися в недрах бывших жилых комплексов. Это всё, что осталось фиолетовой фракции после фатального разгрома автоботскими силами и потери главнокомандующего. Чаар был единственным местом, на которое не претендовал никто, здесь можно было спрятаться, чтобы заварить раны. Но в итоге они так тут и остались.
— Об этом ли мы мечтали, создавая Мегатрона, братья? — спросил молчавший до того Хук.
— Мегатрон не потерпел бы такого, — покачал головой Скэвенджер. — Мы заложили в него все лучшие лидерские качества: смелость, волю, ум и гибкость, умение никогда не останавливаться.
— Мы поделились с ним главным: нашей собственной способностью создавать, — задумчиво добавил Хук, а потом покачал головой. — И что потом со всем этим стало…
Гальватрону не надо было ничего, он ни к чему не стремился. Все выбираемые им цели были случайны, в большинстве своём являясь поводом для самоутверждения, попыток доказать, что только он командует всеми десептиконами — убеждение Мегатрона, возведённое Юникроном в абсолют. Он не думал и не планировал даже жизнеобеспечение собственных подчинённых, предоставляя им самим добывать себе энергон и необходимые для функционирования материалы. Его командование сводилось к крикам, безумным рывкам и наказаниям тех, кто посмел возразить, провалить, ослушаться. Он стремился уничтожить всё, что не понимал, что мешало ему или просто казалось лишним, и, если бы не советы Циклонуса, сдерживавшего взрывной характер и безумные устремления повелителя, десептиконы давно бы стали историей.
Гальватрон, исправленный Юникроном, был похож на кривое и щербатое зеркало бывшего лидера, и конструктиконам, когда-то воплотившим в жизнь свои мечты о сильном предводителе всех трансформеров, особенно неприятно было видеть всё то, что творилось.
— Уж лучше бы нами после смерти Мегатрона руководил Старскрим, — после клика унылого молчания задумавшихся собратьев брякнул Миксмастер, выразив общее настроение своей команды.
И, к несчастью, он был услышан самыми подходящими аудио — покои безумного лидера выходили аккурат на эту стену несколькими этажами выше. Гальватрон, до того переминавшийся у окна, снедаемый чувством тревоги, всегда сопровождающим промежутки между приступами деятельности, уловил последнюю реплику.
Высунувшись в окно, он яростно заревел, начав стрелять без прицела по скопившимся внизу фиолетово-зелёным десептиконам.
— Пошли ВОН!!! — крик сумасшедшего лидера перекрыл даже грохот пальбы.
Взбешённый Гальватрон не попадал никуда, кроме как по стенам и основанию собственной башни, но конструктиконов не пришлось упрашивать — быстро трансформировавшись в свои альтмоды строительной техники, они постарались скрыться из радиуса поражения пушки.
Одиночные выстрелы всё равно продолжали раздаваться снова и снова: обозлённый лидер стрелял во все стороны, даже по жилым корпусам рядом с башней. Ведь его везде окружали предатели, предатели, предатели! Каждый норовил его сместить, уничтожить, каждый шпионил и готовил заговор! Взорвать, всех взорвать, всю планету!!!
<i>Ничтожество. Ты ничтожество.</i>
Истощённый и опустошённый энергетически, Гальватрон повернулся и тяжело рухнул вниз, под подоконник. Он стукнулся спиной о стену, сжимая снова трещащие искрами виски и монотонно завывая, но откуда-то взявшийся внутренний голос было не унять.
<i>В этот раз я подвёл себя сам.</i>
Гальватрон поднял голову с полыхающей оптикой к обшарпанному потолку и закричал в голос.
**
Выбор был сложным. Он состоял из двух диаметрально противоположных вариантов: суперкомпьютер, построенный ещё квинтессонами, — или злой гений трансформера-гиганта. Циклонус по очереди размышлял над каждым из них, взвешивал, прикидывая шансы и возможности подобраться к богу или дойти до сердца Кибертрона, где находился Вектор Сигма.
Юникрон был их создателем — эта дорога была для джета знакомой. Однако Циклонус прекрасно осознавал, что бог хаоса и разрушения не выполнит его желание просто так. Ему потребуется заплатить немалую цену…
Но самым неприятным в случае с Юникроном было другое. С бога сталось бы исказить, видоизменить, переделать саму сущность Старскрима, а не просто вселить призрака в новый корпус. И Циклонус прекрасно знал — на примере своего же лидера, как ужасны могут быть эти изменения. Джет не хотел такого.
Старскрим научил его, что есть множество самых разных сторон жизни — и в этом-то многообразии и заключается её смысл, хотя, конечно, от своей цели служить повелителю заместитель Гальватрона не отказался. Старскрим дал Циклонусу понять немного больше о самом себе. Он сделал его внутренне свободнее.
Джет не знал, откуда стало появляться в его груди чувство ревностной радости при мысли о том, что Старскрим из опасного неживого существа может снова стать самим собой — и жить так, как учил его сам. Но ему грело искру, когда сикер совсем забывал, что является всего лишь энергетическим сгустком, и начинал цикл за циклом рассказывать о своём прошлом, рисовать словами времена, механоидов и миры, делиться своими мыслями: от собственных старых научных наработок до рассуждений о жизни, войне и политике. Никто и никогда не говорил столько с Циклонусом о таком сокровенном, таком личном, как собственное миропонимание. Никто вообще не говорил — все десептиконы были закрыты друг от друга на пять замков, особенно сам Циклонус, Скурдж и остальные свипы. Джет, зная своих подчинённых, очень часто сомневался, есть ли у них вообще внутренний мир.
Поэтому пойти к Юникрону он не мог. У Циклонуса оставался только один вариант — Вектор Сигма. Чем задобрить, как уговорить создателя новых механоидов дать второй шанс уже умершему трансформеру, джет не знал, но надеялся найти подходящие слова.
Найти же сам суперкомпьютер было значительно труднее — чтобы добраться до него, требовалось знать весьма извилистый путь в недра Кибертрона, который был под властью автоботов. После некоторых раздумий Циклонус решил обратиться к десептикону, по слухам, знавшему самые тайные подземные ходы родной планеты.
— Мне нужен путь к Вектору Сигме, Саундвейв, — ровно и ярко горящая оптика джета пересеклась с алым бликующим визором связиста, когда они оказались рядом в пустынном полумраке коридора. — Я знаю, ты можешь помочь, — не спросил, но утвердил Циклонус.
Саундвейв, даже не дрогнув взглядом, наклонил голову — по-видимому, оценивая последствия правдивого ответа и сомневаясь в его необходимости. Циклонус, предчувствуя, что пауза может означать отказ, медленно, тихо и чётко добавил:
— Это… не приказ лидера.
Связист посмотрел на него в упор, заставляя джета нахмуриться: судя по всему и всем — даже известному своей неизменной службой знаку Саундвейву, единственным не только верным, но и вообще единственным <i>на самом деле подчиняющимся</i> Гальватрону механоидом являлся исключительно сам Циклонус.
— Канал открыт. Запрос на передачу файла, — Саундвейв прервал его размышления сообщением, и Циклонус медленно, с признательностью кивнул, принимая пакеты данных. Думать о том, что ждало их всех в будущем с таким положением дел, было для джета слишком тяжело.
Он вернулся мысленно к предстоящему делу, выполнить которое тоже стало для него — важным. Циклонус знал, как этого ждёт и жаждет Старскрим… И теперь, когда джет придумал выход, он чувствовал, как воодушевление мало-помалу цепляет, обнимает его искру. Ему хотелось помочь Старскриму, и он поможет.
Дело оставалось совсем за малым: всего лишь найти и уговорить создателя.
**
Старскрим смотрел на Циклонуса во всю свою призрачную оптику, издавая тревожный звон.
— Даже если Вектор Сигма согласится мне помочь, как ты перенесёшь меня к нему? Я… Я развеюсь как мелкий сор рядом с ним, я перестану быть даже таким! — силуэт призрака пошёл серебристой рябью.
Циклонус посмотрел на него молча и долго, прежде чем отозваться.
— Ты воспользуешься моим корпусом. До Кибертрона я довезу тебя в кокпите, а затем ты спрячешься в моём грудном отсеке, Старскрим, — наконец, проронил он, и его взгляд стал тяжёлым, сверлящим. — Но никаких вселений! Если я хотя бы на миг почувствую, что теряю контроль над корпусом, я выкину тебя раз и навсегда, — отрезал джет. — Из своих контуров и своей жизни.
Призрак вскинулся, в одно мгновение метнулся через комнату к Циклонусу облаком искр, а затем замер прямо возле него, заглядывая ему в лицо.
— Хорошо, хорошо. Я обещаю тебе, я клянусь, что не трону тебя, — быстро проговорил сикер, даже покачав головой на последних словах. — Только выполни то, что обещал, и я не потревожу тебя впредь, — тихо, просящее добавил он.
Оптика Циклонуса мрачно и несогласно сверкнула, но джет промолчал, лишь указав жестом на свою грудь. Призрак с ликующим смехом сгустился в сверкающий комок — практически искру — и скрылся в грудном отсеке фиолетового механоида.
Циклонус убедился, что Старскрим достаточно прочно держится внутри, и покинул свой отсек, не оглядываясь и не останавливаясь. Он направился прямиком к выходу из башни, после чего, не теряя времени, трансформировался и взмыл в черноту космического пространства, взяв курс на Кибертрон.
Джет не подозревал, что за ним из окна проследила алая оптика, возле которой с двух сторон уже начинали потрескивать искры.
**
Наверное, ему следовало передумать. Наверное, ему следовало так и остаться жить с Циклонусом, поддерживая их отношения, стать ближе к джету, ведь так он чувствовал себя почти, <i>почти</i> живым! Так он забывал, что уже давно умер, что является, по сути, необъяснимым кошмаром наяву для любого живого механоида, так он забывал, какой невозможной, неестественной выглядит их связь. Циклонус, не имевший сложившегося суждения о том, что может связывать двух механоидов, не имевший опыта никаких отношений, кроме как служения своему лидеру, сам-то созданный всего лишь несколько декациклов назад, — смог легко принять внимание Старскрима, смог ответить на него и, возможно, смог бы привязаться к нему навсегда.
Но… Этого было бы слишком мало. При всей ужасности своего текущего состояния сикер не смог бы вынести жизни в качестве чего-то вроде домашнего питомца. Старскриму нужен был не только корпус — нужен был он сам. Ему надо было вернуть самого себя.
Он согласился на предложение Циклонуса, хотя понимал, что рискует быть рассеянным в пыль вовсе не джет, которого суперкомпьютер, скорее всего, даже не тронет. Возможно, всё это путешествие станет просто быстрым способом покончить со своей недожизнью. Может быть, Старскриму следовало бы самому искать выход — и обратиться к тому же Юникрону, ведь тогда терять призраку было бы нечего.
Однако сикер выбрал именно этот путь. Потому что верил Циклонусу немногим больше, чем всем остальным ныне живущим механоидам, включая бога Юникрона. И теперь… Да, теперь у него было что терять, несмотря на непреклонную цель вернуть себе корпус.
На этой половине Кибертрона царил цикл подзарядки, но Циклонус из предосторожности всё равно постарался выбрать наиболее глухой район рядом с проходом к суперкомпьютеру, на наибольшем удалении от вышек автоботских постов. Здесь он снизил скорость, летя максимально тихо и скрытно, — им со Старскримом и так предстояла сложная задача, и разборки с алозначными в этот план не входили. Впрочем, автоботы, заполучив во власть Кибертрон и, фактически, больше не имея достойного противника в лице остатков десептиконов, стали гораздо спокойнее относиться к их перемещениям. Их уже просто не расценивали как настоящую опасность — время бесконечных войн действительно прошло…
Местонахождение входа в глубины планеты после смерти обоих великих лидеров и многих ветеранов обоих знаков осталось известным совсем немногим — и, по-видимому, правящая верхушка автоботов не входила в их число. У стоявшей на удалении от жилого массива плоской заброшенной башни с отверстием по центру, которое и являлось входом, не было даже случайных прохожих — не то что какой-то охраны. Джет, в свою очередь, отнюдь не собирался просвещать представителей алого знака, живущих здесь, о столь стратегически важном месте рядом с их поселением и потому, пролетев через вход, приземлился в глубине башни всё так же тихо.
Циклонус трансформировался и снова позволил Старскриму занять пространство внутри себя по соседству с собственной искрой. Сикер, уместившийся плотным серебристым облаком в его грудном отсеке, почувствовал, как вибрирует, волнуется короткими всполохами искра джета, когда тот начал спускаться вниз уровень за уровнем по извилистому широкому ходу. Он легчайше соприкоснулся со стенкой камеры искры собственным энергополем, стремясь унять её нервозность, уравновесить её подёргивание. Циклонус отозвался ровной вентиляцией, и Старскрим улыбнулся про себя: у него получалось. Получалось потихоньку влиять на сильную и неприступную искру джета, получалось её менять.
Перед ними открылась гигантская арка, по центру которой были заметны створки дверей в сокровенное — в комнату, где находился комплекс Вектора Сигмы. Циклонус подошёл поближе и попытался совладать со старой кодовой панелью, но внезапно раздавшийся низкий и всеобъемлющий механический голос заставил его замереть.
— <b>Я Вектор Сигма. Я был прежде, чем появился Кибертрон. Зачем ты пришёл сюда, создание бога хаоса?</b>
— Я пришёл не один, — зычно ответил Циклонус, окинув быстрым взглядом пространство вокруг дверного проёма в поиске камер или экранов. Но ничего не нашёл. — Я пришёл вместе с тем, кому нужна твоя помощь!
Суперкомпьютер молчал некоторое время, заставив джета нахмуриться, потом всё же раскрыл перед ним створки дверей. Циклонус вошёл, почувствовав, как дрогнул у него внутри призрак.
Перед ними открылась огромная круглая зала, вдоль всех стен которой располагался вычислительный комплекс, а в центре висел большой золотистый шар. Голос суперкомпьютера всё также не имел единого источника, раздаваясь отовсюду.
— <b>Вас двое — ты говоришь правду. Но один из вас лишён жизни и не имеет корпуса, я вижу только энергетический след. Это и есть твоя просьба?</b>
— Да, именно так. Старскрим хочет снова жить, и я… прошу тебя воплотить его самое яростное и долгожданное ожидание: дать ему новый корпус и вместе с ним новую жизнь.
В ответ на это Вектор Сигма послал ярко-красный луч, сканируя грудь Циклонуса. Сикер внутри него сжался в крошечный комочек, замерев и задрожав под этим считыванием. Джет никак не мог ему теперь помочь — всё зависело исключительно от воли суперкомпьютера, и на один короткий миг он успел пожалеть, что всё может закончиться прямо сейчас…
— <b>Старскрим жил и умер. Он должен был присоединиться ко мне после смерти, но не слился со мной,</b> — гудяще сообщил механизм. — <b>Он смог оставить себе сознание. До него не удавалось никому. Старскрим нуждается в прекращении своего текущего состояния.</b>
Суперкомпьютер, убрав луч, загудел шумно и долго, по-видимому, высчитывая, какой исход будет правильным: жить Старскриму или умереть окончательно. Сикер в Циклонусе буквально ходил ходуном, безостановочно трясясь, с трудом сдерживая себя, чтобы не вынырнуть из корпуса джета и не умчаться прочь, подальше от того, кто может лишить его последнего.
— <b>Он невиновен в нарушении хода вещей. Он продолжает существовать. Механоид должен иметь корпус,</b> — констатировал через паузу Вектор Сигма. — <b>Я дам ему новый корпус.</b>
Новый яркий луч извлёк дрожащий светящийся комок из груди джета. Циклонус переглотнул, сопроводив Старскрима — он уже давно не мог думать о нём, как просто о призраке, — взглядом. Он зажмурился от нарастающего вспышками света, невольно прикрывая оптику рукой, чтобы не повредить чувствительные видеорецепторы. Через несколько кликов вернулась стандартная освещённость, и джет смог увидеть результат.
Корпус Старскрима был прекрасен. Своей новизной, своей отполированностью, своими более плавными и совершенными линиями, чем раньше. Но ещё прекраснее был свет, торжествующе-яркий, полыхающий свет в его оптике и скользящая по губам улыбка.
Циклонус долго мог бы только смотреть, складывая каждый кадр в ячейки памяти, на корпус, которого удостоился Старскрим.
— Благодарим тебя, Вектор Сигма, — наконец, вымолвил джет.
Позади них, где-то вдалеке за дверьми, раздался крик. Старскрим и Циклонус обернулись в сторону выхода. Двери разъехались, и к ним вбежал взбешённый Гальватрон.
— Предатель! Изменник! Как ты посмел!!! Уничтожу, уничтожу! — хрипел вокалайзер фиолетового лидера.
Он снова дёрнулся к джету и сикеру остановился за несколько десятков метров от них, не обращая никакого внимания на парящий светящийся суперкомпьютер, и, яростно вздрагивая — пушка так и ходила ходуном, — попытался прицелиться, чтобы разнести на атомы обоих механоидов. Однако его вдруг его захватило красным лучом, а затем притянуло ближе к Вектору Сигме.
— Пусти! Уничтожу! — зарычал и закричал Гальватрон, бешено извиваясь в хватке, но вырваться у него не получалось.
— <b>Искра и личностный блок системы управления повреждены,</b> — сообщил компьютер. — <b>Обнаружены паразитные цепи и блоки. Обнаружена рассинхронизация личности.</b>
Луч расширился, захватывая Гальватрона целиком, поглощая его и заставляя замолчать, а затем притянул максимально близко к светящемуся шару. Из вычислительного комплекса вокруг также протянулись яркие лучи, минуя стоящих в стороне механоидов и сосредотачиваясь на Гальватроне, а затем алое свечение поглотило и его, и Вектора Сигму.
Старскрим, вместе с Циклонусом молча наблюдавший происходящее, первым вышел из оцепенения.
— Я свободен! Я жив! Я механоид! — воскликнул он и радостно расхохотался, всплеснув уже настоящими руками.
Он распрямился, выгнулся, проверяя работу всех суставов, а затем развернулся на каблуках, глядя на Циклонуса сверкающим взглядом.
— Спасибо, что помог мне, Циклонус. Я всегда буду помнить об этом, — по губам сикера прошла лёгкая улыбка.
Он прижал руку к груди, к самой искре, будто говоря этим жестом, что помнит, помнит всё, и снова улыбнулся теперь уже тоже бывшему заместителю своего лидера, но странно, с толикой грусти. Сикер в одно мгновение трансформировался в компактный высокоскоростной джет, а затем врубил прямо с места форсаж и рванул прочь, скрывшись в широком тоннеле, ведущем к выходу.
Циклонус, шагнувший было навстречу Старскриму, на астросекунду онемел от такого трюка, почувствовал, как зло и больно стиснуло внутри искру. Старскрим не мог, не имел никакого права вот так улетать! И Циклонус собирался ему это доказать.
— Ну нет! — он трансформировался с рыком и полетел вслед на максимальной скорости, лавируя в туннеле, преследуя сикера.
Едва они достигли выхода, вылетев оба резко вверх, Циклонус с размаху рванул Старскриму наперерез, чтобы тот не воспользовался какой-нибудь фигурой высшего пилотажа. Фиолетовый джет трансформировался в робомод и сбил своим корпусом сикера на землю. Они покатились по гладкой вершине башни возле входа в туннель.
— Это Я не забуду всего того, что ты совершил! Ты посмел воспользоваться моим корпусом, моим расположением, снова моим корпусом, а теперь — посмел солгать мне и попытаться ускользнуть от меня? Не выйдет, — с силой придавив Старскрима к земле, широко и хищно усмехнулся джет. — Теперь ты получишь по всем — ВСЕМ — своим заслугам. За каждую в отдельности, — пообещал он, а потом вжался губами в губы сикер, раздвигая ему дентопластины, целуя наконец-то по-настоящему, наконец-то глубоко. Наконец-то начиная сам <i>касаться</i> сикера.
Старскрим, в первый момент ошарашенно мигнувший оптикой, усмехнулся прямо под жёстким поцелуем. Ему ничего не оставалось, кроме как — ответить.
**
В глубине Кибертрона, под десятками ярусов, надстроенных выше изначального уровня планеты, долго ещё слышалось напряжённое гудение.
Через целый цикл работы оно завершилось, и в тёмном туннели раздались размеренные, уверенные шаги. Они поднимались всё выше и выше, пока не достигли дна вертикального туннеля, выходящего наружу.
На поверхность взлетел на антигравитаторах механоид, встав рядом с входом к суперкомпьютеру, и на его внушительном корпусе отразились огни Кибертрона. У механоида была тёмно-серебристая с крупными фиолетовыми вставками броня, тяжёлый шлем с тремя навершиями и огромная чёрная с алым пушка на руке. Он обозрел видимое вокруг пространство и с неудовольствием качнул головой.
— Похоже, самое время вернуть всё в свои руки, — слегка усмехнулся трансформер.
Он активировал движки, взлетая резко вверх. В его процессоре значились координаты конечной точки - Чаара.