Увидев среди алозначных войск этого своего собрата по трансформе в первый раз, Вортекс сразу причислил его к категории “бешеный автобот”. Из тех, что рвутся в бой, желая покромсать врага в металлическую стружку, чтоб части корпусов летели во все стороны, — но делать это умудряются во имя Праймовых мирных заветов. И никакие противоречия при этом не замыкают их маленькие процессоры, хе-хе!.. Вортекс любил таких резать, расстреливать, ломать — даже больше, чем автоботов из категории “невинный бензокролик”, которые с непомерным страданием поднимали оружие против кого-либо, во имя необходимости и идеалов, а не наоборот. Автоботы вообще были по большей части смешные и страшно забавляли фиолетовозначного спецназовца и допросчика, но вот такие неугомонные и жаждущие десептиконского энергона, как Блэйдз, трогали алчную до пыток искру Вортекса особенно.
Они же будто так и просили их — разорвать. По частям, по деталям, на ошмётки. И искру — на потухающие всполохи напоследок… Вортекс хотел бы это сделать и порой претворял свои желания в жизнь — на поле боя, или в камере для допросов, или во время пыток в воздухе.
Однако, Блэйдз ему в плен всё никак не попадался. Протектобот почти никогда не вступал в контактный бой, не использовал свои лопасти как мечи, — хотя, как видно, очень этого хотел. Прямо-таки нарывался, обстреливая более тяжёлый альтмод Вортекса из своих ракетниц и крича, что сделает из него металлолом. Но криками всё и оканчивалось.
Боевикон догадывался: гештальт протектоботов и лично Хотспот берегли своего воздушника, не пускали действовать в одиночку и, видимо, охлаждали всеми возможными методами его порывы. Даже в этом — в разобщённости взглядов о том, как воевать, — автоботы были так забавны.
Вортекс наблюдал за красно-белым гештальтом время от времени. Они часто занимались такой ерундой — спасали какие-то жалкие десятки белковых, подставляя под все стихии Земли свои обшивки, перевозили раненых, как будто у землян не было в тысячи раз больше аналогичной обслуживающей техники. И вот на такой-то перевозке боевикон и улучил момент.
На самом деле, он не тратил ни малейших усилий на составление плана, подгадывание ситуации. Да он вообще не выделял особого приоритета своему желанию поймать Блэйдза — Вортекс просто разминал лопасти неподалёку от очередного человеческого “происшествия”. И просто оказался совсем близко к обратному курсу протектобота от белкового ремблока. И просто перехватил красно-белого вертолёта, вылетев наперерез и стреляя на поражение…
Блэйдз с задымившимся хвостом и громкими ругательствами рухнул в небольшой лесок, на своё счастье успев трансформироваться, прежде чем налететь на особо старые и толстые деревья. Впрочем, это не помешало ему быть придавленным парой стволов, до кучи к имеющимся ранам.
— Не слишком удачное положение, да? — сочувствующе поцокал Вортекс, приземляясь рядом в робомоде, а затем заботливо откинул с рычащего от своего беззащитного положения протектобота веточку. — Впрочем, это поправимо! — жизнерадостно прибавил десептикон и осклабился, уточнив: — На совсем неудачное.
Блэйдз, несмотря на весьма критичное ранение бедренного сустава, попытался встать, но Вортекс с видом заправского медика покачал головой — и проклятые тяги, будто послушавшись его, подломились, и протектобот упал навзничь.
Вортекс присел рядом с ним.
— Знаешь, во мне, пожалуй, умер скульптор. Ещё где-то к концу Золотого века, — доверительно поделился он. — Но иногда старые навыки дают о себе знать, — боевикон покачал головой. — Ну, знаешь: пропорции, золотое сечение, идеальные соотношения…
— Не смей… не смей играться со мной, десомразь! — с хрипом выплюнул Блэйдз, но допросчик как будто и не заметил, что его перебили.
— ...И я уже вижу в тебе так много лишнего! — усмехнулся Вортекс. Он лёгким движением отсоединил лопасть, сделал ею взмах на пробу. Лезвие замерло в наиболее высокой точке. — Например, вот это! — хватило двух движений, и ракетницы упали с дёрнувшихся ног Блэйдза, начисто срубленные по креплениям, — и вот это! — остриё резануло по плечевым тягам, и алый цвет обшивки сильно разбавился лиловым энергоном.
Протектобот стиснул дентопластины — боль он почти не чувствовал, её забивала злость, злость…
— Есть ещё, конечно, это, — глубокомысленно заметил Вортекс, проводя кончиком лезвия по торчащим из-за спины Блэйдза лопастям. — Ты ими так неправильно пользуешься, — покачал он головой. — Так… неполноценно.
Голубая оптика протектобота в ужасе сверкнула. Он был воздушником, и лишить его винта… это было бы кощунственно! Особенно тому, кто тоже умел летать! Но страх показывать было нельзя, ничего нельзя было показывать.
— Ты будешь учить меня, фиолетовая ржа?! — Блэйдз дёрнулся, оскаливаясь, вперёд, но Вортекс только довольно, с каким-то практически восхищением рассмеялся. В такой роли он себя ещё не испытывал — а вертушек среди автоботов всегда было раз-два и обчёлся. И, похоже, автобот подсказал ему интересную мысль. Достойную апробации, по крайней мере.
— Пожалуй. Ты винтокрылый — даром, что автохлам, — и я покажу тебе кое-что. Один маааленький урок, — остриё царапнуло по белой лопасти сильнее, до лёгкого скрежета, и протектобот всё-таки не удержал предательской дрожи страха.
— Лопасти — это инструмент, — начал Вортекс, слегка притушив тёмно-алый визор и практически погладив плоской частью лезвия по второй лопасти автобота, над другим плечом. — Чудесный инструмент, которым не обладает никто. Ими можно порубить в стружку, — он наклонился, добавляя с нежностью, — даже не снимая с винта. Своими лопастями надо владеть. Так же, как и своим винтом, — остриё скользнуло автоботу за спину, и тот похолодел, почувствовав, как оно воткнулось в узел крепления одной из лопастей, а потом скользнуло дальше, по валу. Для этого Вортексу пришлось нависнуть, практически прижаться к протектоботу. Блэйдз с рычанием попытался хотя бы укусить, но боевикон перехватил его за горло, снова укоризненно поцокав.
— А теперь — самое интересное. Знаешь ли ты, как связаны винт… — Вортекс перекинул меч-лопасть немного в иное положение и срезал тонкий пласт между ног Блэйдза, вырвав у автобота крик, — и система подсоединения?
Боевикон отложил лезвие в сторону — ненадолго — и проломил остатки защёлки пальцами, заставив Блэйдза крупно задёргаться. Он всунул в порт два пальца, раздвигая покорёженную верхнюю пластину шире, разминая сомкнутые кольца входа, разогревая их.
— Эта связь, о которой тоже никто не подозревает, — улыбнулся под маской Вортекс. — В которую со стороны, не будучи вертушкой, так нелегко поверить, — его голос стал тише, а движения пальцев — резче. — Каждая лопасть — твоё оружие и часть тебя одновременно, то, что поднимает тебя в воздух и даёт летать. И эта восхитительная двойственность порождает особое взаимодействие твоего корпуса — и твоего меча.
Блэйдз, пускавший все свои основные силы на то, чтобы ни в коем случае не возбудиться, не сразу понял, что сделал Вортекс. Он только расширил оптику, почувствовав, как помимо его воли внутри него, там, внизу, в порту… щёлкают захваты. Он опустил оптику и судорожно провентилировал, покрываясь новым слоем хладагента. Его порт защёлкнулся на рукояти серой лопасти Вортекса — так, будто это был коннектор самого желанного и подходящего по всем характеристикам партнёра…
Вортекс усмехнулся звучно и крутанул лопасть по оси, заставляя захваты замкнуться в максимальном усилии в попытке удержать её на месте, а потом — проехаться по рукояти с натужным скрежетом.
Из оптики Блэйдза брызнул омыватель. Было больно. Обжигающе, дико больно — и горячо. Его порт прошило электричеством от кошмарного, противоречивого желания, чтобы Вортекс продолжал и больше не вмешивался. Захваты внутри судорожно стискивались, скользя по выступившей, практически мгновенно нагревающейся от трения смазке, и Блэйдз боялся дёрнуться, не зная, что делать или не делать. И то, и другое было слишком плохо и слишком хорошо одновременно.
Вортекс снова хмыкнул, глядя в как будто заиндевевшую оптику автобота, и снова наклонился над ним, практически вплотную. Его рука скользнула Блэйдзу за спину и стала потирать, разминать, постукивать пальцами по винту, стряхивая короткие, слабые разряды. Протектобот с сипением втянул в себя воздух, и его захваты разжались, расслабились — “хорошо” пересилило “плохо”, вышибая его из жуткого клина между ними. Вортекс задвигал лопастью внутри, вталкивая её всё глубже, с размахом, заставляя искрить от статики смазку на захватах, вызывая у Блэйдза новое невыносимое желание: двигаться в ответ.
— Я убью тебя, — с судорожным выдохом прошелестел протектобот, — просто убью…
— Этого мало, — пренебрежительно фыркнул Вортекс, а потом сделал то, что не вписывалось ни в одни ТТХ вертолётов, демонстрируя свои слова о связи между винтом и портом на деле. Он послал два разряда: с пальцев на винтовой вал и на собственную, уже всю забрызганную смазкой лопасть. И Блэйдза прошило сильным ударом тока по созданному контуру — он запоздало, где-то на краю сознания вспомнил, что двигатели Вортекса значительно мощнее его собственных, — заставив закричать высоким, прерывистым от сбоев в голосовой системе звуком.
Вортекс выдернул лопасть из порта, наблюдая искоса за сотрясающимся от угасающих импульсов автоботом, стряхнул с неё излишки смазочного масла, а затем закинул руку за спину, где привычно щёлкнуло в узле крепления. Он ошибся в изначальной цели — всё-таки играть с этим конкретным “бешеным” было интереснее, чем просто рвать на части. Что ж, учтём, учтём, — усмехнулся десептикон, а потом повернул голову.
Где-то вдалеке нарастал шум.
Боевикон прислушался к гудению и иногда раздающемуся грохоту. Кажется, здесь скоро будет новая просека имени протектоботов… Как бы ни забавно было с Блэйдзом, обучение вертолётным особенностям ему придётся приостановить.
Но вот отказать себе в удовольствии дождаться сознательной реакции протектобота боевикон ну никак не мог.
— Урок окончен. Готовься к экзамену, автобот, — Вортекс помигал приятельски визором то и дело гаснущей голубой оптике Блэйдза — и взлетел с коротким хохотом вверх, трансформируясь под короткие, почти несвязные проклятья протектобота.
Блэйдз же, тоже слышавший приближение своих и уже почти видевший алый корпус Хотспота среди зелени, остался ждать своих. Покрытый копотью и залитый собственными энергоном и смазкой, придавленный деревьями, обездвиженный и повреждённый, с развороченной пластиной порта — он выключил оптику, не желая видеть реакцию своего гештальта на себя в таком положении.
Блэйдз не хотел бы видеть их ужас и сочувствие. Потому, что не испытывал стыда в том, что ему понравилось быть вертолётом.