Притаившись за столом на табурете возле батареи, Жорик зыркнул ещё раз в сторону коридора, ведущего в комнату. Но оттуда всё так же раздавались только звон посуды, гул уже нетрезвых голосов и шум телевизора. Кажется, там как раз был президент в костюмчике, с торжественным видом поздравлявший "дорогих россиян". Жорику до того дела не было – лишь бы сюда, к нему в уголок, никто из взрослых не сунулся. Пусть себе за столом нажираются: у них свой праздник, а у Жорика – свой.
Он шмыгнул носом, вытершись рукавом, а потом пошебуршился и достал припрятанное сокровище. В свете тускловатой кухонной лампочки было плохо видно, но оно всё равно сверкало и отблёскивало так, что аж глазам было больно смотреть. Жорик повертел его в руках: кому-то, мож, игрушка-игрушкой, простой ёлочный шарик, а на самом-то деле – неееет!
Он аккуратно так погладил пальцем с обгрызенным ногтем зелёный бочок шарика с искусно наклеенной жёлтенькой веточкой, с завитушками узора вокруг маленькой картинки. Картинка была будто сделана внутри шарика, в серебристой глубине, и казалась ну совсем настоящей: и снег на опушке, и домик с дымком, и высокая ёлка рядом, и дорожка, вьющаяся от двери домика прямо к нему, Жорику.
Жорик, вглядывающийся в своё сокровище, завороженно с тихим сопением втянул воздух. Вот прав был тот высокий лохматый парень, который ему это подарил сегодня! Он же так и сказал Жорику, глядя на него мягкими, ласковыми глазами: волшебный это шарик, непростой. И Жуков-то сначала не поверил – ну да, щаз, верь тут всяким! – а шарик всё же взял из сухих мосластых пальцев парня, сунул в карман. И видел, как тот к другой ребятне пошёл – ещё, небось, свои шарики-то раздавать.
А как Жорик вернулся с горки домой, то сразу понял: ни на какую ёлку он вешать это не будет! И вообще никому-никому не покажет. Вот ещё. Его сокровище, и всё тут.
Он погладил снова чуть шуршащее под кожей окрашенное стекло шарика, и – ему почудилось ли? Или, правда, дымок из трубы домика сильнее пыхнул, а в окошке свет замерцал? Жуков заулыбался этому золотистому свету и звёздочкам в тёмном-тёмном небе над лесной опушкой - не чета тем, что за окном висели.
- Жо-ра! – крикнула из комнаты мать. – А ну иди сюда!
Жорик посмотрел ещё разочек, вздохнул с жалостью, но всё же решительно спрятал шарик в карман, спрыгивая с табурета. Хорошего понемножку должно быть. Чтобы всегда на потом оставалось.
А что у него теперь оно всегда будет, это он уж точно знал.