Давай кое-что признаем, Освальд Кобблпот.
Давай признаем, что взаимная любовь — это лишь глупая выдумка для наивных идиотов. Сон, принятый за явь, тщетная попытка сбежать от суровой, медленно убивающей реальности в эфемерный мир сладких грёз, от которых нет совершенно никакого толка и после которых что-то в груди пронзительно ноет. Любовь, какой бы она ни была, всё равно не сделает тебя сильнее и по-прежнему останется непозволительной слабостью, которая в итоге тебя погубит. Ты ведь знал это, Оззи. Знал, но всё равно позволил ей прорасти в тебе красивым, но ядовитым цветком, корни которого прочно оплели твоё сердце, а красные, точно кровь, лепестки затмили ясный зелёный взор. Ты был так ослеплён ею, что наделал глупостей, которые, вопреки всем твоим надеждам, привели тебя к поражению.
Давай признаем, что убийство так некстати появившейся Изабеллы, подозрительно похожей на мёртвую Кристин Крингл, стало, пожалуй, самой ужасной глупостью и самой большой ошибкой из тех, которые ты совершил. Ты только хотел получить то, что она по глупости отняла у тебя.
Но в итоге лишь потерял всё, что у тебя было. Давай, наконец, признаем, что оно того не стоило.
Давай наконец признаем, что все твои робкие мысли о счастливом будущем с Эдом, который не видел в тебе ничего, кроме друга и делового партнёра, были удивительно наивными и неправдоподобными. Слишком глупыми для такого, как ты. Такого ведь больше не повторится, Пингвин?
Не повторится, конечно. Ведь тот самый цветок, прекрасный и бесполезный, оплетший корнями твоё сердце и заслонивший глаза лепестками, сгнил ещё в тот ужасный момент, когда Эд без сожаления или жалости выстрелил в тебя и скинул в ледяную воду. То, что осталось от него, оказалось таким же уродливым и отравляющим изнутри, как твоя ненависть и желание убить его.
Ненависть и любовь оказывают на тебя примерно один и тот же эффект, но у тебя нет ни времени, ни желания размышлять об этом. Армия, чтобы свергнуть Барбару — вот что сейчас действительно важно, а всякие глупости подождут.
Ты улыбаешься своему искажённому отражению в одном из заледенелых окон этой странной оранжереи. Оно безобразно, а его улыбка ещё хуже, но всё это не имеет смысла. Какая разница, как выглядит тот, кто действительно готов тебя выслушать?
***
Голова немного побаливает и кружится, но ты успокаиваешь себя тем, что подобные последствия после резкого прекращения употребления наркотиков — ещё цветочки и всё могло быть куда хуже. К счастью, на твоей деятельности это никак не сказывается. Может быть, ты стал хуже контролировать эмоции, но разве это важно?
Давай просто признаем, что плевать ты хотел на такие мелочи.
Рука сама тянется к карману, чтобы достать очередную таблетку, но ты вспоминаешь, что выкинул их туда же, куда столкнул Освальда, и, раздражённо вздыхая, опускаешь руку. Очень скоро ты привыкнешь к жизни без запрещённых препаратов, нужно лишь немного потерпеть. И всё пройдёт, твоё состояние придёт в норму.
Давай просто признаем, что ты старательно пытаешься себя убедить в этом, чтобы не начать употреблять наркотики снова. Зависимость — это ужасно, зависимость — это слабость.
Как и любовь.
Ты вздрагиваешь, вспоминая, кому ты это говорил. И злишься на себя, но не даёшь этой злости хоть как-то проявиться. Это непременно разрушит тебя изнутри, нельзя этого допустить.
Давай просто признаем, Эдвард Нигма (как бы ты ни желал, имя невозможно забыть и оставить в прошлом), что тебе всё хуже и хуже. И дело вовсе не в наркотиках.
Тебя разрушает изнутри банальная тоска по человеку, которого ты убил и которого видел под действием препаратов. Тоска по человеку, который убил девушку, с которой ты вполне мог быть счастлив, и разрушил всю твою жизнь.
По человеку, который создал тебя. По человеку, который любил тебя всем своим сердцем.
Человеку, которого ты искренне ненавидишь за все его поступки.
Но давай признаем одну простую вещь, Эдвард. Любовь и ненависть — это две части одного целого, черта, их разделяющая, чертовски тонка и незаметна. А иногда её, этой самой черты, и вовсе не существует.