В то утро Кисаме проснулся первым. Они заняли спальню родителей, и устроились на их просторной кровати. Дейдара лежал, уткнувшись лицом в подушку, его рука свесилась с краю, и почти доставала до пола. Близнецы спали рядом, причудливо изогнувшись, вокруг тел друг друга. Перебираясь через них, чтобы встать с постели, Кисаме подумал, что в таком положении они, наверняка, находились в утробе матери.

      Выглянуло солнце, осветив затопленный внутренний двор и плавающий вокруг дома мусор. Кисаме чувствовал: что-то изменилось, но не понимал, что именно. Цвета вдруг стали ярче, он различал разные запахи наполнявшие комнату. От кучи их грязной одежды, наваленной в углу, пахло лесом и речной водой. Кисаме улавливал запах кондиционера для белья, в котором стирали простыни. Возле трюмо пахло духами или какой-то другой косметикой, сюда же, из коридора, проникал затхлый запах промокших обоев и сырого дерева, идущий с затопленного первого этажа. Может, так было всегда, а он просто не обращал внимания?..

      Он шел по коридору в ванную комнату, ощущая все новые и новые запахи, наполнявшие дом. Из каждой комнаты доносился свой «букет», и Кисаме подумал, что когда остальные проснутся, нужно будет у них спросить: чувствуют ли и они это тоже?

      Электричество не работало, водоснабжение не возобновили. Кисаме заткнул раковину пробкой, и набрал в нее немного воды из наполненной ванной, чтобы умыться. Он тер зубы своей разлохматившейся щеткой, и задумчиво смотрел на силуэт в зеркале. В ванной стоял полумрак, но дневного света, идущего из открытой двери, было достаточно, чтобы увидеть в зеркале свои вихры, торчавшие в разные стороны. Неплохо бы причесаться, но сейчас он вряд ли найдет расческу. Кисаме сплюнул пену, и стал приглаживать волосы, когда его ладонь зацепила странные выступы на шее. Царапины? Он дотронулся до кожи в этом месте, и почувствовал, что его пальцы западают внутрь, на шее возникло несколько ритмично расположенных друг под другом щелей. Какого…

      — Твою мать, что это такое?! — закричал Суигетсу из спальни.

      А через секунду Дейдара завопил от ужаса.

***

      Хидан сидел на скамейке перед зданием университета, не зная, куда себя деть. Он договорился с Анко — женщиной-полицейским, которая забирала его на лодке вместе с Какузу, что как только они отправятся в район, где проживала Хана, то возьмут его с собой. Это произойдет не раньше вечера, и, до этого времени, Хидан был абсолютно свободен.

      Он сменил одежду, съел порцию своих сэндвичей с кофе, и теперь провожал равнодушным взглядом людей, прогуливающихся по территории. Некоторые добровольцы начали убирать мусор и облагораживать пострадавшие от ураганного ветра лужайки, чтобы хоть чем-то себя занять, в ожидании, когда вода схлынет, и они смогут вернуться домой.

      Хидан чувствовал себя опустошенным. Вылазка в Югакуре оказалась полным провалом, он чуть не погиб, чтобы узнать, что его доказательства «ничего не стоят». А расставание с Конан стало последней каплей.

      Некогда прочный фундамент его семейной жизни, отстраиваемый годами, окончательно развалился всего за одну ночь.

      Хидан устало прикрыл глаза, и тут же распахнул их, когда кто-то дотронулся до его раны на ухе.

      — Зашить надо, — старуха, которую он встретил в библиотеке, сидела возле него на скамейке, перебирая склянки в оранжевом ящичке. — А то так разорванным и останется, — она прижала к его уху кусок ваты, смоченный каким-то раствором, от чего кожу тут же начало щипать.

      — Да это пустяк, — махнул рукой Хидан. После ночи в лесу его тело искрило, как разорванный электрический кабель, и он уже не обращал внимания на то, что и где у него болит. — Не стоит беспокоиться. Я нашел галереи, про которые вы говорили, — начал было Хидан, но замолчал. Он не хотел рассказывать ей о том, что катакомбы, когда-то служившие убежищем для мирных жителей, стали сосредоточим зла.

      Старуха, казалось, его не услышала, увлеченно перебирая содержимое ящика. Лицо ее просветлело, похоже, это занятие приносило ей радость.

      — Ага, вот, значит, где вы устроились! — к скамейке быстрым шагом приближался Сасори. — Я бегаю, вас по всем этажам ищу! — он заметил лежащий на коленях старухи ящик. — Вы еще и аптечку с собой унесли?! Бабушка, сколько раз вам повторять: не смейте трогать лекарства! — он выхватил аптечку у нее из рук.

      — Сасори, я врач высшей категории! — возмутилась старуха. — Я выполняю свои обязанности — оказываю медицинскую помощь!

      — Вы давно на пенсии, вам запрещено заниматься врачебной практикой! — Сасори поставил аптечку рядом с Хиданом, и достал из нее открытый пузырек. Поднес к глазам, чтобы прочесть название на этикетке, потом взглянул на раненое ухо Хидана, и его лицо стало пунцовым от гнева. — Вы зачем человеку в ухо пенициллина налили?! Это не бактериальная инфекция! Хотите, чтобы он остался без слуха?!

      — Я думала, что это антисептик, — удивленно ответила старуха. — Видимо перепутала…

      — «Перепутала», — передразнил Сасори, отщипывая кусок ваты. — Вам, бабушка, с вашими оправданиями только в цирке выступать! Вы будете там главным гвоздем программы! — он наклонился к Хидану, осматривая рану.

      — Не ругайтесь, — Хидан попытался разрядить обстановку. — Ничего страшного не случилось, я в порядке…

      — А вы за нее не заступайтесь! — огрызнулся Сасори. — Если бы она с другим раствором флакон перепутала, то сейчас бы вас отравила! — он прижал ватный тампон к его раненному уху.

      — Я давала врачебную клятву! — возмутилась старуха. — Помогать людям — мой долг! Ты стал очень черствым, Сасори, — обиженно продолжила она. — Я тебя таким не воспитывала!

      — Все? — Сасори нанес на ухо ранозаживляющую мазь. — Концерт ветеранов окончен? — он покосился на бабулю, та недовольно поджала губы. — Вы мне всю кровь попили в этой эвакуации, а теперь я еще и черствый? — он достал из упаковки пластырь. — Взрослая женщина, а ведете себя как подросток! Сбегаете, таскаете медикаменты, — начал он перечислять ее прегрешения. — А потом…

      — Ну, перестань, Сасори, — старуха поморщилась, в этот момент она стала похожа на капризную девчонку. — Ну, перестань! Я допустила ошибку, ну, с кем же не бывает? — беззаботно добавила она.

      — Я, бабушка, перестану, — Сасори заклеил рану на ухе Хидана пластырем. — Я перестану вас брать с собой на обход. Будете у меня таблицу для проверки зрения читать, я вас в кабинете для медосмотров запру, — он убирал медикаменты обратно в аптечку. — Диплом врача я ваш — разорву! — Сасори жестами показал, как рвет бумагу. — А санитарную книжку я вашу выкину! — он зажал аптечку подмышкой, и подставил локоть старухе, чтобы помочь ей встать.

      Хидан усмехнулся про себя: несмотря на всю эту, пропитанную желчью браваду, свою бабулю Сасори все равно любил.

      Не успели они отойти от скамейки, как к Сасори подбежал парень с косой челкой, которого Хидан видел в лодке. Молодой полицейский, еще один из коллег Какузу. Говорил он тихо, но со своего места Хидан все равно услышал тревожное:

      — У нас труп.

***

      Кисаме прибежал обратно в спальню. Дейдара, со слезами на глазах, сидел на постели и смотрел на свои ладони. Суигетсу упал с кровати, и теперь вместо него по комнате перетекала прозрачная лужа, из которой поднимался его торс. Его будто распилило пополам, ноги в воде отсутствовали.

      — Я хотел подняться с постели, и вот, — он беспомощно развел руками, как будто это должно было все объяснить.

      — Там что-то живое, — выл Дейдара, показав Кисаме свои ладони. Под пальцами, прямо под кожей, что-то двигалось, выпирало наружу, кожа натягивалась, и вот-вот должна была порваться.

      — Давай, попробуй встать, — Мангетсу подошел к брату, взял его за руки, и стал тянуть вверх.

      — Да как же я встану? — Суигетсу нервно улыбнулся, глядя на лужу воды, в которой он «плавал». — У меня и ног-то нет!

      Мангетсу снова дернул на себя брата, его тело содрогнулось, и вдруг рука, которой он сжимал ладонь Суигетсу, перестала быть плотной, она стала развеиваться, превращаясь в серую дымку. А вместе с рукой начало исчезать и туловище, и вскоре в комнате повисло облако серого пара.

      — Ты превратился в серого жителя! — завопил Суигетсу, в панике перетекая из угла в угол. — Наверняка этот тип что-то с нами сделал, как-то заколдовал!

      — Не думаю, — Мангетсу парил под потолком, серое облако теперь висело на люстре. Кисаме про себя восхищался его самообладанием. — До тебя с Кисаме его черные ленты не дотрагивались, а с вами тоже происходит что-то не то.

      Что-то не то?..

      Кисаме прикоснулся к выступам на шее, и медленно направился к трюмо с зеркалом. Он наступил на Суигетсу, и, бросив «прости», уставился на свое отражение.

      Его серые глаза, доставшиеся ему от отца, теперь стали ярко-желтыми. На шее, с двух сторон выступали ровные ряды жабр, на щеках тоже наметились пока едва заметные линии. Он постепенно превращается в рыбу?.. Что за черт?!

      Тут Дейдара вскрикнул, и все повернулись к нему.

      Кожа на его ладонях лопнула, и, прямо посредине в каждой ладони открылся рот, вывалив из своего нутра ярко-алый язык.

      — Какой ужас, — всхлипывал он, — я не знаю, что мне делать, — он беспомощно смотрел на свои изуродованные руки.

      — Попробуй закрыть эти рты, — Мангетсу висел над ними серым облаком, сквозь которое проступали очертания его лица. — Раз теперь это части твоего тела, то ты можешь ими управлять, — он снова взмыл к потолку.

      Дейдара, шмыгая носом, медленно пошевелил пальцами — те слушались его хорошо, возникновение ртов их подвижность не нарушало. Постепенно один рот втянул язык внутрь, а затем и второй. Не успел он выдохнуть, как рот на правой руке снова открылся, на высунувшемся языке лежал белый комок. Дейдара, осторожно, подцепил его пальцами.

      — Глина? — он озадаченно смотрел на то, что изрыгнула его ладонь.

      Мангетсу все больше осваивался со своей новой формой. Серое облако свободно перемещалось по комнате, потом остановилось около пола, и в нем стали медленно проступать контуры человека. Скоро туман развеялся, и Мангетсу снова стал самим собой.

      — Думаю, наши состояния похожи. Тебе нужно сосредоточиться, — он подошел к растекшемуся по полу брату, который совсем приуныл. — Когда почувствуешь свою руку или ногу, она должна вновь «собраться», стать целой.

      Тот кивнул, зажмурился, и спустя несколько минут, из лужи воды возникла одна нога, а затем другая.

      — Фу-ух, — протянул Суигетсу, сползая вниз по стене. — Я уж думал, никогда вас больше не увижу! — он обнял руками свои колени. — Эй, — он обратился к Кисаме, — значит, ты теперь можешь дышать под водой? — он заметил его жабры.

      — Наверное, — Кисаме пожал плечами. Проверять это ему пока не хотелось, эти внезапные изменения его беспокоили.

      — Мы все еще люди? — с надеждой в голосе спросил Дейдара.

      — А это имеет значение? — Мангетсу сжимал и разжимал пальцы на руке, наблюдая, как они, то появляются, то растворяются в серой дымке.

***

      Какузу смотрел на желтую ограничительную ленту, покачивающуюся на ветру. Вода понемногу отступала, оставляя после себя грязь и мусор, возвращая людям то, что они сбрасывали в реку годами. Вокруг полузатопленной спортивной площадки университета собрались зеваки, Анко допрашивала девушку, сообщившую о страшной находке внутри здания. Вскоре среди толпы показалась знакомая рыжая шевелюра, Изумо, наконец, отыскал Сасори.

      — Только не говорите, что мне сейчас придется лезть в воду, — Сасори недовольно посмотрел на свои кроссовки, и зашел за ограждение. Он достал из кармана мобильник, натянул на лицо маску, и подошел к нужному месту. — Это все? — он вскинул брови и повернулся к Какузу.

      — Да, — Какузу кивнул. — Если только река окажет нам любезность, и вынесет на берег все остальное, — он не удержался от колкости.

      Сасори не ответил. Сел на корточки, натянул на ладони перчатки, включил в мобильнике запись голоса: служебного диктофона у него не было, а Какузу не мог протоколировать его слова. Они были ограничены в ресурсах и людях, в таких условиях будет сложно вести работу. Все расследование превратиться в сущий бардак, до тех пор, пока они не смогут вернуться в участок. А к этому времени все следы затеряются, дело застопорится, и благополучно отправится в висяки.

      Сасори озвучил время и дату, и начал проговаривать все, что он видит.

      — Судя по длине конечности, и наличию лака на ногтях она принадлежала лицу женского пола, в возрасте от десяти до двенадцати лет, — перед ним лежала человеческая рука, которая была отхвачена от остального тела в районе предплечья. Ее облепило грязью и листьями растений, какая-то девушка обнаружила ее во время уборки спортивной площадки. Какузу и без участия Сасори мог сказать, что смерть наступила не в районе университета. Во время стихийных бедствий людям часто выпадает шанс воспользоваться ситуацией, пойти на поводу у своих низменных инстинктов. Так что же случилось здесь? Преднамеренное убийство? Или несчастный случай?

      — Европейка, следов среза нет, рваный характер раны указывает на то…

      Обычно, когда Какузу находился рядом с трупом, он ощущал, как тишина вокруг него оглушала. Это как немой крик, кажется, что воздух вокруг захватан пальцами, на теле будто выжжено клеймо другого, чье присутствие он чувствовал столь же явственно.

      Убийцы.

      Но сейчас он ощущал пустоту, будто оторванную руку изрыгнула не река, а черная бездна.

      — По предварительной оценке состояния тканей можно сделать вывод, что процесс разложения начался до того, как тело попало в воду. Посторонние следы на коже возникли впоследствии механических повреждений из-за характера дна водоема…

      — Что тут у вас? — Асума подлез под ограждение и подошел к Какузу. Какузу доложил ему по рации о случившемся, и шеф явился сюда лично, чтобы быть в курсе событий. В спасательном жилете, рыбацких сапогах до бедра, Асума был похож на капитана какого-нибудь мелкого судна.

      — Неопознанный ребенок, причина смерти не установлена, — Какузу кратко изложил суть. — Пока обнаружена только рука. Анко допрашивает свидетелей, Генма и Котетсу проверяют списки пропавших без вести.

      — Так, давайте сворачиваться, — Асума обвел взглядом огороженный лентой участок. — И так понятно, что это не место убийства, мы тут больше ничего не найдем. А сеять панику среди населения тоже не нужно. Сасори, закругляйтесь со своей фотосъемкой! — обратился он к медэксперту, фотографировавшему лежащую на грязной земле конечность с разных ракурсов. Фотографа-криминалиста в их распоряжении тоже не было, и эта обязанность была возложена на него.

      Тот, как будто и не услышал. Закончив фотографировать, он достал из сумки пару пустых пробирок, чтобы взять на анализ пробы воды и почвы.

      Асума и Сасори друг друга на дух не переносят, чтобы заманить их хоть ненадолго в одну комнату, нужны изощренные дипломатические уловки, хорошие сигареты и выпивка. Какузу не вдавался в подробные выяснения причин их вражды: Сасори предыдущего шефа тоже ненавидел. Да и вообще людей ненавидел, каждого по-своему. Какузу пока был у него на хорошем счету. Возможно потому, что он никогда не пытался указывать, как ему нужно делать свою работу.

      — Вы слышали, что я сказал? — Асума подошел к Сасори. — Заканчивайте осмотр!

      — Да, у меня хороший слух, — Сасори подписал стикер на пробирке маркером, и бросил ее в сумку. — Вам интересна эта информация? — ехидно уточнил он, и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Вы сказали: «Заканчивайте осмотр». Я закончил. Теперь останки нужно подготовить для дальнейшей транспортировки в морг. В текущей ситуации мы этого сделать не можем. Как тогда поступить с человеческим материалом? Оставить здесь? Забрать домой? Что? — Сасори яростно смотрел на Асуму.

      — Морг и лаборатория находятся в зоне затопления, — отрезал Асума. — Служба транспортировки улик сейчас задействована на других эвакуационных площадках…

      — Мне для чего эта информация? — перебил его Сасори. — На каком светском рауте я могу ею поделиться? Асума, прозвучал вопрос! — рядом с Сасори становилось душно, тесно и опасно. — Ответьте мне на него, пожалуйста! Вот вы — один из моих непосредственных руководителей. Так руководите, я вас слушаю! Что мне сейчас делать? — повторил он свой вопрос, делая паузу после каждого слова.

      Асума, назвав Сасори «негибким к изменчивым условиям труда» распорядился, чтобы с кухни взяли один из пищевых контейнеров, и поместили туда останки. Контейнер опечатали, и разместили на хранение в обычном кухонном холодильнике. Была у Асумы одна черта: так все повернет, будто одолжение тебе делает, и если не пойдешь ему навстречу, со стороны будешь выглядеть упрямым ослом.

      Люди начали расходиться, Сасори закурил, отойдя за угол здания. Какузу хотел к нему присоединиться, но ему предстояло писать рапорт от руки, как в старые добрые времена, когда компьютеры стояли только в кабинетах начальников и бухгалтерии. Он шел по коридорам университета к пустой аудитории, к которой у него все еще оставался доступ, когда кто-то ухватил его за рукав.

      — Профессор? — Какузу удивленно смотрел на Хидана. Тот выглядел как побитая собака. На ухе пластырь, все лицо в синяках и царапинах. — Вы хотели забрать свой ключ?

      — Можете оставить себе, — отмахнулся Хидан. — Я слышал, возле университета нашли оторванную руку ребенка?

      — Да, это так, — Какузу не стал отрицать, слухи разносятся быстро. Он открыл дверь, и прошел в аудиторию. — Только не говорите, что это жертва того маньяка, убежище которого якобы вы нашли, — добавил он, когда Хидан прошел за ним внутрь.

      — Именно это я и хотел сказать, — он вздохнул, смирившись, видимо с тем, что ничего не докажет.

       Какузу не мог заставить себя поверить ему. У Хидана началась мифомания — любое происшествие в городе он теперь будет приписывать тому типу в капюшоне, засветившемуся на снимках. Какузу ему сочувствовал, понимая, что он так переживает утрату. Против воли он стал свидетелем сцены его расставания с женой, и понимал, каким потерянным Хидан себя чувствовал. Но он не мог поддержать его, отнестись к его словам серьезно. Хидан вышел из леса с тором в руках, он был в состоянии шока. Он пережил грозу, штормовой ветер, и чудом остался жив. Какузу не говорил об этом вслух, но у него возникали опасения, что у Хидана начались проблемы с рассудком.

       — Он убил там девочку, я уверен в этом, — Хидан уселся на край парты, — а потом выбросил тело в реку. Поищите ее, — он смотрел, как Какузу, сев за учительский стол, раскладывал там свои бумаги. — Фотография испортилась от воды, но я помню, что на вид ей лет десять, у нее были розовые волосы и белое платье. Так вы хотя бы вернете останки родителям, — он вздохнул.

      — Хидан, мы сделаем все возможное, — Какузу не мог ему ничего обещать, как-то его обнадеживать. — Если у меня появятся новости, я сообщу вам.

      Хидан кивнул, и вышел за дверь. Какузу задумчиво смотрел ему вслед. То, что он впервые обратился к нему по имени, оставило странное послевкусие из ощущений, природу которых понять он не мог.

***

      Хидана заставили втиснуться в спасательный жилет, и теперь он плыл на надувной лодке вместе с волонтерами и спасателями в сторону района, где проживала Хана. Ветер трепал волосы, солнце садилось, нужно было успеть закончить до темноты. Мотор тарахтел монотонно, лодка бодро неслась по улицам, и Хидан подумал, что Суигетсу б пищал от восторга, если бы ему удалось вот так прокатиться. Его сын испытывал радость от каких-то приземленных, простейших вещей. Хидан думал о его брате, видел ли он когда-нибудь на лице Мангетсу искреннюю радость? Не скопированную улыбку Суигетсу, а неподдельный восторг, взгляд переполненный счастьем?

      Теперь все как надо, папа.

      От этого воспоминания его передернуло, и Хидан устремил взгляд в мутную воду. Вскоре лодка остановилась перед знакомым Хидану домом, который стоял в воде до середины окон. Хана сидела на крыше вместе со своими собаками, а на коленях у нее лежал дробовик.

      — Я его видела! — шепнула Хана Хидану, когда он помогал ей сесть в лодку. — Незадолго до наводнения он появился на моей улице, и стоял вон там, — она указала в сторону фонарного столба.

      — Вы говорили об этом полиции? — Хидан нахмурился. Если этот тип свободно разгуливает по улицам, то опасность ближе, чем кажется.

      — Говорила, — Хана кивнула. — Они сказали, что я обозналась, да и стоять у пешеходного перехода это не преступление. — Мне так страшно, Хидан, — призналась она, обнимая одну из своих собак, усевшуюся между ее коленей. — Я купила его с рук, — Хана указала взглядом на лежащий на дне лодки дробовик. — У меня нет на него разрешения. В центре эвакуации мне придется его сдать, я даже не знаю…

      — Я скажу, что он мой, — успокоил ее Хидан. — Мне нужно вам кое-что показать, — он достал из кармана мобильник, который, постояв несколько часов на зарядке, все-таки ожил, вывалив целую кучу сообщений от сестры.

      Сквозь помехи и прерывающуюся связь, Хидану удалось ее убедить, что у него все хорошо, и ей совершенно не нужно прилетать в Коноху первым же рейсом.

      — Вчера я побывал в одном месте, — Хидан открыл фотографии, сделанные в катакомбах. — Скажите, оно вам знакомо? — он протянул ей мобильник.

      Хана нахмурилась, а потом ее руки задрожали, и она выронила телефон.

      — Боже, — прошептала она, и по ее щекам потекли слезы. — Вы были там? В этом проклятом сарае?

      — Это не сарай, — ответил Хидан, поднимая мобильник со дна лодки. — Катакомбы, оставшиеся после войны.

      Он рассказал ей, как нашел это место, и как ублюдок в капюшоне его чуть не застрелил.

      — Я знала, что он жив, — она зашмыгала носом. — Но мне никто не верит, понимаете?

      — Простите, — Хидан виновато опустил голову. — Теперь я в таком же положении, как и вы. В полиции мне тоже не верят. Вы помните что-нибудь еще о своем бегстве? Там было три галереи, и последнюю, из-за потопа, я осмотреть не успел.

      — Я выбежала наружу к какой-то сточной канаве, — Хана поморщилась. Там было полно колючих растений.

      — Крапива, — кивнул Хидан, вспоминая жгучие стебли. — А в сарае кроме вас был кто-нибудь еще? Возможно, вы что-то слышали?

      — Нет, — Хана покачала головой, — я, кажется, была там одна. Хотите сказать…

      — Я видел там фотографии, — Хидан стер рукавом брызги с лица, поднявшиеся, когда лодка тронулась с места. — Своих сыновей и других детей, — Хана в ужасе прижала ладони ко рту. — Он, видимо, собирался похитить их тоже, но несчастный случай на железной дороге спутал ему все планы. Одна девочка точно была им убита там, вероятно, после вашего бегства, — Хидан вспомнил трупные пятна в загоне. Сейчас катакомбы находятся под водой, и полиция не собирается там ничего проверять, — Хидан подвел печальный итог своей вылазки.

      — Он придет за нами, — Хана судорожно вздохнула. — Иногда я думаю: лучше бы он меня догнал тогда в лесу. Сейчас бы мне не приходилось жить в постоянном страхе.

      — Не говорите так, — Хидан покачал головой. — Когда он снова появится, мы сможем разделаться с ним, — Хидан покосился на дробовик. — К тому же, вы не одна, — он потрепал ее собаку по холке. — Будем все время на связи.

      — Да, — Хана закивала, кажется, ей удалось взять себя в руки. — Будем на связи.

***

      Жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. На пятый день вода окончательно покинула внутренний двор, а значит, семейство Учиха скоро вернется вслед за соседями. Самехада жила с ними почти неделю, а теперь, вслед за водой, возвратилась обратно в озеро.

      Постепенно они привыкали к своему новому телу, и к друг другу. Дейдара, наконец, совладал со своими внезапно возникшими на ладонях ртами. Тем очень нравилось поедать глину, и они выдавали ее в любой момент. Глина, которую изрыгали рты, становилась белой, и легко взрывалась.

      Близнецы стали чемпионами по пряткам: они легко растворялись полностью, обращаясь в туман и воду, и их было невозможно найти, если Кисаме не подключал свои способности. Теперь он с легкостью заглядывал в прошлое, его нюх обострился, а под водой он мог провести больше часа.

      Сегодня ярко светило солнце, от земли шло бешеное испарение, одолевали мошки. Они раскрыли все окна, чтобы выветрить противный запах сырости, наполнивший дом.

      — Мне нужно в библиотеку, — Кисаме вышел на улицу. — Хочу кое-что проверить. Тут недалеко школа, — он указал в сторону размытой подъездной дороги. — Хотите со мной?

      — Ой, школа, — Суигетсу поморщился. — Не сегодня. Мы пойдем к озеру, — его брат кивнул. — Ты с нами? — он обратился к Дейдаре.

      — Нет, — Дейдара покачал головой. — Я пойду на карьер, за глиной.

      — Ты же недавно «съел» целый пакет, — Суигетсу удивленно вскинул брови.

      — Мне нужно еще, — упрямо ответил Дейдара, и направился к полю за домом, чтобы избежать дальнейших расспросов.

      Близнецы озадаченно смотрели ему вслед, а Дейдара позволил себе остановиться, только тогда, когда отошел от дома на приличное расстояние. Он оттянул ворот футболки, и посмотрел на свою щуплую, мальчишескую грудь.

      Недавно у него появился еще один рот. По сравнению с теми, что были у него на руках, этот был просто огромным.

      И очень голодным.

      Поэтому теперь он спал одетым, и мылся отдельно от остальных. Дейдару очень пугали эти внезапные перемены. Он старался не замечать, что кожа Кисаме теряет человеческий цвет и уже сейчас была светло-серой, а глаза близнецов светились в темноте, переливаясь от белого к фиолетовому. Когда братья «растворялись», то напоминали болотные огни, которые они видели у заброшенной церкви.

      — Что с нами происходит? — спросил он, глядя на свои ладони.

      Но те лишь вывали алые языки из раскрывшихся ртов. Дейдара вздохнул, снял футболку, и почувствовал неприятный щелчок, с которым распахнулась огромная челюсть, расположенная на его груди.

***

      Сегодня он вернулся домой в одиночестве. Хидан видел, как к зданию университета подъехала черная машина, и Конан села в нее. Кто был за рулем? Куда она отправилась дальше?

      Теперь это его не касается.

      Хидан прошел внутрь дома, и его я сразил наповал знакомый запах. Здесь пахло сыростью, лимоном, средствами для уборки, кофе и едва уловимый аромат духов жены. Хидан ненавидел тоску по прошлому, но прямо сейчас с каждым шагом в нем оживали воспоминания.

      Вот он, с надкушенным яблоком в зубах, поспешно собирается на работу, а Конан протягивает ему сумку с тетрадями, которую, он бы обязательно забыл.

      Вот они с Конан дают друг другу «пять» за дверью детской — первая ночь, когда близнецы, наконец, стали спать отдельно, в своей комнате.

      Вот тут они наряжают елку, здесь у Суигетсу сбежала принесенная с улицы лягушка, а тут они вместе клеят обои…

      Горло сдавило, Хидан зажмурился, никогда еще воспоминания не приносили ему столько боли. Тех, о ком он помнил, и заботился в течение десятилетий, словно отделяло от него стекло. Казалось, все эти люди еще здесь, с ним рядом, но когда пытаешься их коснуться, то даже не можешь дотянуться рукой.

      Впервые, с момента смерти детей ему стало так тоскливо, что хотелось выть в голос.

***

      Окна в школьной библиотеке были распахнуты настежь, чтобы избавиться от запаха сырости. Школу тоже затопило, и Кисаме наделся, что нужные ему книги не пострадали от воды. Он забрался на подоконник, и спрыгнул в читальный зал. В библиотеке никого не было. Линолеум под ногами пузырился, на полу валялись тряпки, стояли ведра с водой. Обойдя все эти препятствия, Кисаме направился вглубь хранилища.

      После того, как у него появились жабры, ему каждую ночь снился один и тот же сон. Поначалу, он не придавал этому значения — его друзьям тоже снятся сны, но потом понял, что они отличаются от обычных сновидений.

      Он видел будущее.

      И оно категорически ему не нравилось.

      «Легенды и сказания», «Мифология», Кисаме устроился с книгами на подоконнике, и принялся их перелистывать.

      — Твою ж мамашку, — выругался он, когда нашел, что искал. Глядя на иллюстрации, он видел подтверждение правдивости своих снов.

      И теперь ему предстояло объяснить это остальным.

***

       Обои отошли от стен, мебель была испорчена, но она была рада, что, наконец, вернулась домой. Тут она чувствовала себя в большей безопасности, чем в университете, находясь у всех на виду. Проводка была повреждена, и ни одна розетка в доме не работала, поэтому она не могла зарядить электрошокер. Хана поставила в углу каждой комнаты бейсбольную биту, а возле постели держала металлическую кочергу от камина. На кухне у нее были ножи.

      Сегодня приедет Киба, нужно что-нибудь приготовить. Она поставила на плиту кастрюлю, и в ожидании, когда закипит вода, наполнила кормом собачьи миски.

      — Шакилла! Талинча! — она вышла на порог дома, и позвала своих лаек, которые гуляли во дворе.

      Те не подбежали к ней. Хана оглядела заросший сорняками двор, ее лохматых любимиц нигде не было видно.

      — Шакилла! Талинча! — позвала она снова, испытывая нарастающую тревогу.

      Опять никто не откликнулся, во дворе стояла мертвая тишина. Хана подобрала бейсбольную биту, стоявшую в прихожей, и осторожно стала приближаться к забору. Вот среди травы показалась знакомая коричневая шерсть. Неужто заснули? Но собаки спят чутко, они не могут…

      Хана застыла как вкопанная, глядя на своих лаек. Глаза животных заволокло мутной пленкой, из раскрытых пастей вывалились языки. Они были мертвы, но видимых ран не было. Похоже, их отравили…

      Где-то за забором забибикал клаксон автомобиля. Хана опомнилась от этого звука, и бросилась обратно в дом. Там она заперлась на все замки, села на пол, и, уткнув лицо в колени, громко разрыдалась.

***

      Они сидели за столом на кухне, вокруг круглой свечи-таблетки. Электричество так и не дали, но газ и водопровод заработали. Суигетсу добавил в свой чай не меньше пяти ложек сахара, и теперь пытался скормить рту на ладони Дейдары печенье. Мангетсу передвигал магниты на холодильнике, расставляя их в шахматном порядке. Кисаме не хотелось портить им вечер, но он обязан им обо всем рассказать.

      — Это место нас изменяет, — начал он. — Телекинез, телепатия — это как первая ступень эволюции. Сейчас мы поднялись на еще одну ступень, поэтому к основным способностям добавились дополнительные…

      — Мы прокачались! — Суигетсу согнул руку, как бодибилдер, показывая свои скромные мускулы.

      — Типа того, — согласился Кисаме. — А значит, мы будем подниматься по этим ступеням все выше и выше.

      — И куда они нас приведут? — тихо спросил Дейдара. В этот раз, восторга Суигетсу он почему-то не разделял.

      — Они приведут нас к тому, что мы потеряем человеческий облик, — Кисаме решил больше не тянуть, и сказать все как есть. — Я видел, что с нами будет. Мы больше не сможем оставаться собой. Дейдара станет глиняным големом, вы — он указал на близнецов, — болотными духами, а я чем-то типа русалки, — он думал, что после этих слов Суигетсу засмеется, но тот молчал. — Вот какое будущее нас ждет, если мы не выберемся отсюда.

      — Откуда? — неожиданно резко спросил Мангетсу. — Мы даже не можем понять, где мы! Это не загробный мир, но и не настоящее. Мы существуем параллельно с семьей в этом доме, и иногда пересекаемся, когда используем их вещи. Для них мы не видимы, мы будто находимся за пределами их реальности, как в сраном фильме про Матрицу!

      — Вот именно, — подтвердил Кисаме. — Мы находимся между жизнью и смертью. Я про это сегодня читал. Существует место, между адом и раем, куда попадают души некрещеных детей. В книге это называется Лимб.

      — Тогда почему тут нет других детей кроме нас? — растерянно спросил Дейдара. — Если этот Лимб существует так давно, тут должно быть полно сказочного народу! Если все эти души переживают трансформацию, как и мы, тогда река должна кишеть русалками, а в лесу должна быть целая куча эльфов!

      — Когда-то, видимо, так и было, — Кисаме задумчиво поскреб щеку. — Описанные в книгах мифические существа совпадают с тем, какими я видел нас в будущем. Значит, люди с ними встречались, поэтому, эти сведения и дошли до наших дней. Но потом что-то случилось, и они просто… исчезли.

      — А там не написано, как выйти отсюда? Я не хочу становиться неведомой лесной хренотенью, — Суигетсу мгновенно скис.

      — Это все, что мне удалось узнать, — вздохнул Кисаме. — Раз Самехада тоже здесь, то Лимб появился очень давно, еще до возникновения людей и веры в Иисуса. Похоже, он появился во время большого взрыва, а люди нашли туда вход позже.

      — Зачем вообще кому-то стремиться сюда? — Мангетсу недовольно поджал губы. — Ты тут зависаешь в одном состоянии: не растешь, не стареешь, каждый день одно и то же!

      — Возможно, именно в этом и суть, — Кисаме задумчиво смотрел на огонек свечи. — «В Лимбе нет ни боли, ни страдания, а лишь монотонное ожидание», — процитировал он библейские тексты.

      — Ожидание, — эхом повторили за ним остальные, и свеча на столе погасла.