– Это... что?
Старая обшарпанная деревянная дверь мастерской распахивается с ноги и бьется тяжелым засовом о соседнюю стену, чуть не слетая с петель. Подгоняемый братом Денис нехотя переступает порог и морщится от количества пыли и старого хлама. В руках он странно сжимает ноутбук, который, кажется, вот вот выпадет из хватки от волнения.
– Это, Хенкалина, не что, а кто! – с ехидным лицом выдает Киса, опираясь локтем об брата, – сегодня задротушка вызвался пойти со мной. Заебало, видите ли, в четырех стенах над своей компьютерной херней горбиться, – передразнивает утреннюю робкую просьбу Дениса взять его с собой к пацанам.
– Сам ты... херня, – подает голос Денис, глядя исподлобья и нервно поправляя рукой кудри, которые, впрочем, тут же падают обратно.
Сказать, что Боря в шоке – значит не сказать ничего. Он, откровенно говоря, в ахуе. С Кисой они знакомы лет с пяти, но никогда во время их коллективных избиений крапивы палкой, догонялок до пляжа или посиделок на ничейном поле недалеко от города Киса не рассказывал о семье. Киса уже тогда говорил слишком много, забавно картавя в силу возраста: часами мальчик мог рассказывать о новеньком скейтборде, о сериях бакуганов и о том, как бы ему хотелось карманного огненного дракона, о невкусных конфетах и кричащих по утрам в окно чайках, но никогда о семье. А Хенк и не спрашивал, ведь слушать болтовню друга было и без того интересно. К Кисе домой они не ходили, а Хенк и не задавался вопросом почему, ведь притаскивать друга к себе, стыдливо опустив глаза в пол, выдерживать мамин полушуточный нагоняй за чумазые куртки и потерянные варежки и слушать из раза в раз повторяющееся кисино "Теть Вела, а можно еще тех печенюшек с олехами?" стало уже привычкой. Поэтому о существовании Дениса Боря узнал только в-первый-раз-в-первый-класс, когда внезапно на линейке оказалось два Кисы, похожих, как отражение в зеркале. Начало «Королевства кривых зеркал», которое он читал перед сном, перестало казаться сказкой. Настоящий Киса, завидев друга уже метров за двадцать от школьного стадиона, рванул к нему накидываться с приветствием, другой же Киса стоял на месте, нервно смотря вслед брату, и все никак не мог перестать поправлять глупый воротник рубашки. Эти двое были настолько существенно разные, что в юной голове совершенно не укладывался такой расклад событий.
Время шло, а дружба никуда не девалась: Киса уже совсем перестал картавить, но начал таскать Хенка курить на аллею за школой, присоединился и придурковато-загадочный Егор, под свою защиту мелких взял Гендос, учившийся на три класса старше.
«Два Кисы - это ведь настолько веселее чем один Киса!», — думалось Боре. Но вскоре стало понятно, что такой же молчаливый, как и он сам, но раздражающе дерганный и робкий Денис совершенно ему в общении не интересен, в компанию он не вписывается - виделись они только в школе, да и ту Денис прогуливал с завидной регулярностью во имя "драгоценных" часов в компьютерном клубе. Поэтому увидеть этого человека вот так было огромной неожиданностью.
Беззаботный, как всегда, Киса словно не заметив хенкиного замешательства оставил топчущего собственные кеды брата в дверях и вихрем бросился Хенку на шею.
– Сегодня че, снег пойдет? – смеющимся шепотом спросил Хенк, хлопая друга по спине.
– Май на дворе, баклан, какой снег, – проигнорировав иронию отчеканил Киса, возвращаясь к двери.
Хенк со все еще недоуменной ухмылкой подходит к Кисловым и жмет Денису руку. Тот бегает взглядом куда угодно, лишь бы не, как принято, в глаза. Тяжело. Парень одергивает руку и, как ему кажется, незаметно отряхивает ее о край своей неизменной клетчатой рубашки. Хенк еле сдерживается от того, чтобы произнести вслух пронесшееся в мозгу тихое "Пиздец..." и просто слегка вскидывает брови и поджимает в недоумении губы от такого откровенно неприятного и странного поведения. Тяжело...
– Падай на диван, че как бедный родственник, – обращается к Денису, пожимая плечами и указывая рукой на покоцанный диван, обитый бордовым дермантином и наполовину состоящий из пролитого на него пива.
Денис мотнул головой по сторонам, словно изучая помещение на предмет потенциальной опасности, но все же прошел дальше и бесшумно сел на обычно страшно скрипучий диван. Откинув длинную кудрявую челку назад, он открыл ноутбук и тут же начал искать в нем нечто, вероятно очень важное, тихо говоря что-то самому себе.
Хенк бросил уставший взгляд сначала на хитрюще улыбающегося Кису, который как всегда держал руки в карманах и шмыгал носом, а потом на Дениса, уже откровенно ругавшегося себе под нос. Было не совсем ясно к чему это представление братьев Кисловых вело, поэтому лучшим решением было сесть за стол и сделать вид, что он проверяет сообщения в телефоне. Следом вприпрыжку тут же бросился Киса и, усевшись на столешницу, наклонился к экрану хенкиного мобильника, грубо нарушая тайну личной переписки. Хенк поднял на него непонимающий взгляд, опять сталкиваясь с безумным оскалом и быстро моргающими почти черными глазами.
– У вас все дети в семье торчки, что ли? – шуточно интересуется он у Кисы, кивая в сторону Дениса, – Дениска вон, сидит сам с собой разговаривает, тоже дурью твоей балуется?
– Не, он просто у нас ёбнутый, – со смесью радости и гордости выдает Киса и, сдунув с лица Хенка выбившуюся прядь светлых волос, спрыгивает со стола и подходит к зеркалу внутри автоматного разводилова с мягкими игрушками, рассматривая собственные гримасы в отражении.
Тяжело вздохнув, Хенк встает со стула и уходит обратно к верстаку сваривать микрофонную стойку, которую вокалист генкиной группы сломал на последнем выступлении.
***
Глухая тишина мастерской прерывалась только свистящим сквозняком и бормотанием Дениса. Киса ходил туда-сюда, как недоенная корова, и периодически то хватал гитару, пытаясь наиграть на ней пресловутую девочку с каре, то прыгал на диван донимать брата, отвлекая его от компьютерной стрелялки. Хенк закончил с ремонтом стойки и уже мысленно наставлял Гендоса, чтобы тот не позволял вокалисту ее ломать. Парень прикурил сигарету и, зажав ее между зубов, стал собирать инструменты в ящик и вытирать пыльный рабочий стол повидавшей жизнь тряпкой. Дым лез в глаза и в нос, но отвлекал от раздражающей неловкой тишины. За проклеенным по периметру изолентой окном солнце плавно близилось к местами зеленеющим горам, норовя скрыться за них. Скоро обещали объявиться Мел с Геной, но их видно не было. Обычно шумный и приятно-бесящий Киса молчал, будто заразившись бессловесностью от брата. Боре нравилось быть, и особенно работать, в тишине и спокойствии, но не в этой мастерской – месте, где всю их жизнь царил дух затянувшегося подросткового бунта, кипела несвойственная маленькому городу бурная жизнь и околозаконная деятельность. Легкий стук инструментов об деревянный ящик и шелест тряпки скрыли от пребывающего в своих мыслях Хенка приближающиеся кисины шаги. Киса, многозначно вздохнув, положил дурную кудрявую голову Хенку на левое плечо и нагло выудил своими загребущими пальцами сигарету у того изо рта.
– Вспомнишь говно - вот и оно, – отреагировал Хенк, продолжая вытирать стол, – совсем заняться нечем?
Денис все так же сидел на диване, изредка матерился себе под нос, клацал по клавиатуре и ковырял обивку в перерывах между катками. Будь здесь Гендос, уже надавал бы ему пиздюлей за порчу реликвии.
– Человек, сука, треть жизни тратит на сон, – философским тоном проигнорировал слова друга Киса и крепко затянулся, вдыхая воздух сквозь зубы, – а этот ёбик похоже решил вообще все время просрать на игры. Живем мы, блять, в одной семье, мать одна нас воспитывала, а почему-то нормальным вырос только я!
– Мда, нормальным... – усмехается Боря и шуточно отворачивается от оскорбленного и злого взгляда Кисы, – пойдем на улицу, перекур, – стряхивает с плеча этого "нормального" и подталкивает к выходу.
Киса – из тех людей, понимающих все буквально – со справедливым возгласом «Нахуя? Мы же тут всю жизнь курим» упирается ногами в дощатый пол, поднимая тучу пыли, но тут же складывает два и два, натыкаясь на объясняющий суровый взгляд друга. По привычке забавно высовывает язык на бок, как всегда делает во время трудного мыслительного процесса, и, перебежав глазами на неизменно скрючевшегося над компом брата, выходит на улицу.
Солнце уже село за горизонт, а ни Мела, ни Гены все не было. Небо покрылось бледной синевой, на противоположной стороне виднелся крохотный силуэт убывающей луны. Огни города далеко, и поэтому гирлянда звезд была, как на ладони. К вечеру похолодало, и Киса, выкинув окурок в импровизированную урну, сморщил нос, завернулся в пуховик, так что виднелись только глаза да кудри, и убрал руки в карманы. Засмотревшись на небо, он отошел от мастерской и неподвижно стоял, гоняя в голове мысли и выдыхая облачка пара в морозный влажный воздух. Следом за ним вышел Хенк, потирая ладони и дыша на них, чтобы согреться. Боря нашел взглядом Ваню и принялся разводить в бочке огонь, чтобы не стоять совсем впотьмах. Смирное молчание природы нарушали только звуки бревен, шелест газеты и чирк спичек о коробок, которые разносились эхом. В отражении нахмуренных голубых глаз замерцал огонь, ласково грея. Хенк снова посмотрел вдаль на друга и двинулся к нему. Приблизившись, он поднял голову на темнеющее небо и легонько потрепал Кису по волосам.
– Ты че пугаешь, ментёныш? – прозвище, которое он обычно использовал в порыве гнева, сейчас от вздрогнувшего Кисы прозвучало напуганно и мягко.
– Пойдем, задубеешь, – Хенк развернулся и направился обратно к костру.
Ваня прошелестел что-то в куртку и, постояв еще минуту, медленно двинулся в сторону мастерской, с грустной злобой пиная щебенку под ногами. Хенк стоял возле бочки и курил, уткнувшись завороженным взглядом на танцующее свой бесовской обряд пламя. Киса выудил у него из кармана пачку арбузного филипп морисса («Ты че, пидарас, чтоли?» – «Да ты сам попробуй, Кис, они ахуенные») и попытался прикурить от костра, едва не опаливая челку.
– Наглость - второе счастье, – прокомментировал это "ограбление века" Хенк, – а у тупых еще и первое.
Киса промолчал, только нагло улыбнулся во все тридцать два, запрокидывая голову чуть вбок. Впрочем, улыбка быстро исчезла.
– Кис, ты вот скажи честно, ты ведь его сам сюда притащил? – спросил Хенк, не отрываясь от огня.
– Да если б, сука! Эта мышь комнатная сама, блять, заикаясь через слово «возьми с собой, возьми с собой», – пауза, Киса с шипением затягивается сквозь сжатые зубы, – ну а я че, я взял, думал он хоть немного с людьми повзаимодействует, а он сука, как дома сидит, так и тут уперся, чмо асоциальное.
– Зря ты так про брата, Кис, – вздыхает Хенк, пододвигая палкой дрова в костре, нагнувшись боком над бочкой.
Киса, к очередному удивлению друга, опять промолчал, хотя обычно его хлебом не корми, дай последнее слово вставить. Парень выбросил почти докуренную сигарету в огонь и подошел к Хенку, уткнувшись головой куда-то между плечом и ключицей. Один из тех редких странных дней, когда Киса выглядел действительно расстроенным и каким-то... слабым? Семья всегда была для него больной темой, но чтобы он так расстраивался из-за брата было в новинку.
– Понимаешь... – начал Киса таким тоном, от которого хотелось на стену лезть от тоски, – Я же вижу, как ему плохо. Над ним издеваются все кому не лень, а он терпит и в тряпочку молчит. Сидит один сутками напролет, а я сделать ничего не могу. Если и выходит куда, то опять к компьютерам, у него же жизни, сука, нет! А я, баклан, даже помочь не пытаюсь, ну не умею я, мать вашу, заботиться ни о ком! – плечи совсем опустились, а голос все больше проседал к концу тирады, – думал, хоть Мел с Гендосом его растолкают, а тут только ты - молчишь, блять, как всегда... Мне то нормально, я за троих пиздеть могу, а ему это твое молчание в трубку нахер не всралось!
От объятия Киса вывернулся и оттолкнул друга в сторону. Снова казалось, что винит весь мир в своих бедах, а получается - злится только на себя.
– Где там эти двое, кстати... – будто извиняясь, спросил Киса после недолгой паузы.
– Мел с Анжелкой наверняка, где ему еще быть, а Геныч написал «Сорян, пацаны, дела нарисовались!», – зачитал Хенк сообщение.
– Знаем мы эти дела, – шмыгнул носом Киса.
Внезапно в дверях показался Денис, дрожащий не то от холода, не то от волнения, и, криво поправив челку, спросил:
– С вами т-тут можно постоять?
Хенк невесело улыбнулся и шагнул в сторону, чтобы Денис смог встать ближе к огню. "Комнатная мышь", как его назвал Киса, достал из кармана розовую одноразку с кислотной надписью на английском и невзатяг выпустил облако пара.
– Братиш, это что у тебя за такая тема голубая? Где ты эту херню вообще нашел? – резко переменившись в настроении на режим бешеного стеба, поинтересовался Киса.
– Рита дала, – словно набравшись смелости, гордо ответил Денис.
– Рита?! – в один голос воскликнули Хенк и Киса с квадратными глазами.
Киса бросился бежать с криком «Мой брат не безнадежен!» и вприпрыжку добрался до старого списанного в утиль самолета, забравшись на крыло которого, снова проорал про небезнадежность Дениса. Хенк, опустив голову, рассмеялся и пожал руку Денису, который продолжал курить эту ягодную электронную дрянь и, казалось, впервые за долгое время улыбался не в экран ноутбука.
киса, который волнуется за брата, >>>> все
такааая работа трогательная и конец очень теплый, прям на сердце хорошо, и я вообще супер кайфую с концепта братских отношений дэна и кисы, это прям 💔
Ой как вкусно получилось, я не могу... Надеюсь, вы напишите ещё работы, где они братья, уж очень комфортно получилось