Знаешь то чувство, когда на полном ходу обрывается линия УПМ,

и ты теряешься в мельтешеньи диагоналей, падении рваных линий,

от мерцанья тревожного отказывающих систем,

даже не видишь, что сверху смерть разлила кармин,

а снизу безбрежно синий,

или безбожно синий, как внутренность моих вен.

Ты уже далеко за пределами этих стен,

но на деле надёжно упрятан там, где у меня никто тебя не отнимет,

потому что ты живешь в моей бесконечной каруселью кружащейся

голове.

Я сейчас скажу странное, выслушай, если можешь –

каждую ночь я сыплю тебя на стол, чтоб отделить от плевел,

чтоб вызубрить наизусть и выжечь на тонкой коже

изнанки век.

Я понаслышке знаю, что твоей веры в благое дело

хватило бы на тысячу человек.

Но я стоял в этой очереди под номером тысяча и один,

так что на руки выдали последний ошмёток триады «вера, надежда и…»

Хороший солдат умирает с твоими нашивками на груди,

а лучший солдат живет на упрямстве дурацкой своей

любви.

И в ней нет той поэзии, что у тебя в потёртом томике на столе,

потому что ей, как и стихосложению, нужно учить с пелёнок.

Я лишь знаю, что ты никогда не пытался меня жалеть

за то, что я вырос привычными благодатями обделённым:

солнцем, предназначением, смыслом жизни, чем там ещё –

обыкновенный крысёныш родом из подворотни,

которому ты однажды зелёным крылатым своим плащом

дал понять, кто тут жертва, а кто – охотник,

- тот раз не в счёт.

Я давно хочу развинтить тебя на детали, найти черту,

за которой начались безумие и выжженная земля.

Я учился читать и надеялся, что когда-то тебя прочту,

а вместо этого разбираю корреспонденцию с бесполезным грифом

«Для короля».

Ты крестил солдат пузырящейся едкой кровью – солдат? детей,

и они теперь проросли из нами взрытого поля драконьей пастью.

Барабаны войны между рёбер считают число потерь,

в которых ты виноват целиком, и я тоже частью.

Мне иногда страшно представить, что ты встал бы в один с ним ряд,

и звучно, как ты умеешь, исполинов отправил в бой.

Но тебе пожертвованные сердца давно уже не горят,

а умами владеет тот, кто корону донашивает за тобой.

Говорят, мы все дети дьявола,

и он отцом записан в свидетельство о рождении,

И что после смерти на небо нас никто выдёргивать не спешит.

Так что пока земля замирает до скрипа перед падением,

я знаю, что найду тебя, даже если придётся для этого ад переворошить,

чтоб сказать тебе:

«Эрвин,

ты забрал с собой всё, кроме бессмертной моей души.

А неё у тебя теперь есть контракт бессрочный.

Вот здесь, пожалуйста, подпиши».