You’re someone I just want around

Одна машина, вторая, третья… Это уже пятая попытка Чонгука посчитать проезжающие мимо машины за последние полчаса. Надеялся, что хоть так сможет заснуть или перешептать мысли в голове. Он даже не видит их — окна зашторены плотно; понять, что снова сбился со счета, можно только по движению света от фар, пробирающегося даже сквозь плотную ткань и быстро пробегающего по всей комнате. Восемь вечера, а день для него уже закончился. Уже ноябрь, самый гадкий месяц, когда оставаться в одиночестве просто нельзя, но хочется этого иногда больше всего. Особенно в одиночестве от калейдоскопа мыслей в голове. Чонгук пытается отмахнуться, пытается сосредоточиться на мелодии, играющей из динамиков телефона (чей-то голос с хрипотцой пытается доказать, что всё проходит).

      Всё проходит, это правда. И вот ты находишь себя в пустой комнате, на полу, прислонившись спиной к дивану, а в руках стакан, в котором воды от растаявшего льда намного больше, чем виски. Пить это теплое нечто неприятно, даже мерзко. Но Чонгук делает это на автомате, просто потому что так он делает обычно, и это хоть немного отвлекает: нужно поднести стакан ко рту, сделать глоток, опустить руку — хоть какая-то деятельность после работы. Хоть что-то, хотя он знает, что бывает иначе. Бывает, когда разговариваешь обо всем на свете до позднего-позднего вечера, пока не уснешь, когда рассказываешь дурацкие случаи, произошедшие сегодня на работе, которые часами ранее вызывали лишь раздражение. Но дома об этом говорить смешно, потому что рассказываешь это, а тебя слушают, поддакивают и отвечают квадратной улыбкой и приятным грудным смехом. От которого тепло.

      Чонгук до сих пор чувствует это тепло, которое раньше наполняло всю квартиру. Квартиру, выбранную с Тэхеном вместе. Как долго они спорили, как долго искали то, что будет устраивать их обоих и по расположению, и по планировке, и по цене. Это была первая квартира, которую они подбирали уже для себя, вместе, а не так, что один переехал к другому. Дом для двоих. И в доме было тепло, хорошо. Чонгук возвращался после работы и знал, что здесь его безопасное место, где он спрячется от глупых заказчиков, дизайнеров, верстальщиков, которые снова не так сверстали грядущий номер, статьи для которого он подбирал так долго и упорно. Чонгук талантлив, внимателен, скрупулезен, отлично ориентируется в информационном пространстве и улавливает самые острые тенденции: в будущем его ждет место главного редактора одного из крупных журналов. На его бурчания Тэхен просто улыбался, обнимал крепко, и вся работа оставалась за входной дверью. А перед глазами было любимое лицо, нежные губы, расплывшиеся в улыбке, и глаза, такие красивые, шоколадные, чуть-чуть светлеющие под светом ламп, из-за чего Чонгук мог долго вглядываться в них, ловя все цветовые переходы. Он никогда не думал, что у карих глаз столько оттенков, и все их он нашел в Тэхене. Таком разном, но таком любимом.

      Они с Тэхеном встретились до безумия банально: Тэхен был автором одной из статей по психологии, включенной в грядущий номер научного журнала, над составлением которого бился Чонгук. На тот момент он был лишь секретарем одного из небольших научных журналов, публикующих актуальные исследования в области гуманитарных и естественных наук. Тэхен должен был лично расписаться в лицензионном договоре, регулирующем авторские права. Их первая встреча была короткой, но это была одна из тех встреч с человеком, когда знаешь, что так просто вы не расстанетесь, что судьба вас еще сведет.

      Так думал Чонгук, пока смотрел на невероятно красивые руки молодого человека, украшенные тонкими кольцами и браслетами и быстро расписывающимися в бумагах, а Тэхен уже успел решить, что просто так он отсюда не уйдет. По крайне мере, не попробовав познакомиться с молодым секретарем. Тэхен во вселенную не верил, он верил в оживившиеся черты лица, в интерес, который он заметил в глазах напротив, пока те неотрывно пялились на него, запоминая, всматриваясь, изучая. Тэхен верил в то, что он должен попытаться спросить, сходит ли молодой человек выпить с ним чашку кофе в обеденный перерыв. На что получил решительный отказ, из-за которого дрожь пробежала по телу, а руки онемели. Но все оказалось немного проще: кофе Чонгук не пьет, горький слишком, а вот травяной чай — да, и в кафе рядом с офисом подают и то, и то, поэтому Чонгук готов идти хоть сейчас (он всегда может сдвинуть время обеда).

      Обед Чонгук не просто сдвинул, а бессовестно удлинил на целых полтора часа, потому что аспирант второго курса с кафедры клинической психологии захватил его в плен. Тэхен был невероятным: умный, смешной, интересный, располагающий к себе и невероятно правдоподобно изображающий читающего мысли Эдварда из так сильно любимых Чонгуком «Сумерек». Тэхен мог уверенно притвориться, что знает, о чем думает каждый посетитель кафе, и его слова очень удачно подходили под выражения лиц людей вокруг. Но Тэхен слукавил, что не может прочитать Чонгука, — он все видел: и яркие глаза, смотрящие на него с нежностью и восхищением, и теплую улыбку, от которой сердце ухало. А еще Тэхен ясно видел, что одной встречи ему мало. Им обоим мало, поэтому, как и предрекала вселенная, так просто расставаться нельзя.

      И они не расстались: второй обед перерос в отношения, длиной более полутора лет, которые привели к аренде общей квартиры в районе Намдэмун. Тэхен был просто в восторге, что парк Сеулло 7017 оказался совсем недалеко от них. Чонгука это наоборот смущало: он морщил нос, ворчал что-то про выбросы углекислого газа, неприятный запах от машин на автостраде и шум от поездов. А потом Тэхен потащил его гулять после очередного душного дня в офисе и общения с упертыми и нетерпеливыми авторами, которые все нервы Чонгуку вытрепали вопросами о сроках публикации. Тэхен не мог позволить Чонгуку встречать вечер пятницы в таком настроении, поэтому заставил быстро переодеться и, крепко ухватившись за его руку, повел все еще немного сопротивляющегося Чона смотреть на ночной Сеул. Так они оказались в Сеулло, и Чонгук понял, что пропал. Из-за вечера пятницы было довольно шумно и оживленно вокруг, но Тэхен дал ему один из наушников и включил “Toi et moi” Paradis.

      —Это моя любимая строчка: “et que tu voudrais la version sous titrée”— проговаривает Тэхен, его французский, по личному мнению Чонгука, идеален, куда медленнее, чем у исполнителя песни, но у Чонгука сердце замирает от красоты, а Тэхен продолжает:

      —Переводится как «я знаю, что ты бы хотела версию с субтитрами». Вся песня про отношения. Название переводится как «я и ты», но в самой песне звучит «немного тебя и меня». Мне нравится это: немного тебя, немного меня, но вот мы вместе. Все не совсем понятно, как и в жизни, иногда хотелось бы, чтобы были субтитры, объясняющие, что да как, куда движемся и всё-такое, но их нет… И в этой неопределенности есть своя красота и доверие друг к другу.

      Чонгук слушает, правда, внимательно слушает и песню, и Тэхена. Но больше, конечно, Тэхена. Для Чонгука песня немного небрежная, быстрая, а еще он упорно не слышит ничего про субтитры, зато слышит что-то про «русский ресторан», но ему почему-то кажется, что там такого быть не может. Тэхен на его реплику громко смеется, закрывая глаза. И сердце Чонгука начинается биться еще быстрее, он прямо чувствует, как оно не уступает по скорости ударов ритму песни: рука Тэхена в его руке, так тепло и красиво, потому что Тэхен открывает глаза и смотрит на ночной город. А Чонгук смотрит на отражение ночных огней в глазах любимого человека. Они миллион раз говорили, что любят друг друга. В его жизни Тэхена уже не «немного», и ему это так нравится.

      — Люблю тебя —тихо, глаза в глаза. Отвечать Тэхену не обязательно: Чонгук и так все знает.

      Так проходит еще полгода. Чонгуку хорошо, он так любит и чувствует такую любовь в ответ. Он не знал, что можно так сильно любить, вообще сомневался, что на это способен. Но ему так хочется, чтобы Тэхен был счастлив, чтобы он чувствовал себя хорошо. Чонгук чувствует желание заботиться, интересоваться, как дела, помогать, спрашивать о том, как прошел день. Тэхену хочется доверять. Чонгук не думал, что встретит такого человека, по которому будет скучать, разлучаясь даже на восьмичасовой рабочий день. Их отношения без ярких ссор, со своими конфликтами и разговорами по душам, но полные доверия и понимания. Конечно, сказывается психологическое образование Тэхена, который научил Чонгука говорить о своих чувствах открыто, не бояться сказать, если тот чувствует дискомфорт, а еще он научил Чонгука просить о помощи. Для довольно закрытого Чонгука это был переворот вселенной: слабым быть не страшно, а в помощи редко отказывают, если об этом прямо попросить. Люди не умеют читать мысли, поэтому нужно стараться открыто говорить о своих желаниях, чувствах и ощущениях.

      Тэхен — хороший психолог. Он старательно учился, брал часы практики в клинике, очень хотел вести свои группы и помогать людям восстанавливать ментальное здоровье. Он подходил к своей профессии с большой любовью, открытым сердце и интересом. А еще с одной мечтой: он хотел получить докторскую степень, позволяющую работать не только в Корее. Он так хотел попробовать свои силы, отправлял заявки не только в университеты Кореи, но и за границу. Чонгук, конечно, знал об этом, поддерживал Тэхена в его стремлении, потому что не мог не. Он видел, как важно это для любимого, как сильно Тэхен хочет попробовать, но просто старался не думать, к чему это может привести для них.

      В один день они узнали к чему. Чонгук вернулся домой и застал Тэхена плачущим на кухне. На экране ноутбука было открыто письмо с эмблемой одного из университетов Лондона (Чонгук узнал: они смотрели его вместе), а еще редакторский взгляд быстро выхватил слово «Congratulations…» И в этот момент мир Чонгука замер.

      – Мне так страшно… — раздалось приглушенно в плечо Чонгука. «Мне тоже» — громко простучало в голове.

      Что было дальше, уставший мозг помнит плохо: вереница долгих разговоров, слезы Чонгука, слезы Тэхена, еще миллионы долгих разговоров, терзания, принятые и передуманные решения. Чонгук знал, что сейчас не может уехать и бросить работу, о которой мечтал столь долго, а еще он знал, что не может стать препятствием на пути у Тэхена. А Тэхен не мог потребовать от Чонгука жертвовать чем-то ради него, но при этом так боялся отказаться от предложения. Он так боялся, что больше не выпадет такой шанс. Все вокруг твердили об отношениях на расстоянии, о том, что от Лондона не отказываются, что передумать нельзя и нужно делать так, как лучше для него. Нельзя упускать шанс всей жизни. Тэхен сомневался, боялся… А Чонгук просто говорил, что любит его и примет любое его решение, потому что хочет только лучшего для любимого человека, даже если в этом лучшем не будет его. Чонгук так хотел попросить о помощи, но в это раз не мог, потому что единственный, кто мог его спасти, собирался уехать за тысячи километров, и это заставляло сердце разрываться от отчаяния, а руки судорожно сжимать волосы, пока за закрытыми дверьми ванной Чонгук пытался сдержать очередной порыв истерики. Так страшно отрывать от сердца.

      Чонгук не мог быть тем, кто ограничит, запретит, остановит Тэхена. Они должны были дать друг другу шанс и узнать, к чему это все приведет. И именно в этот момент так хотелось бы увидеть субтитры, а лучше титры, чтобы знать, что в конце все будет хорошо, счастливо. Но нет ни титров, ни субтитров, а только Чонгук, крепко держащий уже пустой стакан в темной комнате, насквозь продуваемой ноябрьским ветром. Без Тэхена он живет уже пять месяцев. Пять месяцев боли, пустых дней и долгих переписок, которых категорически не хватает. Потому что рядом нет самого главного — человека, которому принадлежит сердце. В его жизни Тэхена категорически мало, почти что нет, но сказать тому об этом он не имеет права. И ведь так не должно быть, но Чонгук пытается справиться, потому что обещал себе, что не будет тем, кто не даст Тэхену шанса на исполнение мечты, не будет тем, кто заставит любимого остановить свою жизнь, пожертвовать чем-то важным. Они должны стараться и верить, Чонгук старается. Но пока что не получается. И от этого всё еще хуже. Тупое отчаяние стучит по вискам. И тишина, тишина пустой квартиры, потому что Тэхена здесь нет. И нет чьей-либо вины в этом. Так сложилась жизнь.

      Именно эту мысль прокручивает Чон в голове снова и снова, как заезженную пластинку, когда в дверь раздается слабый стук. Сначала Чонгуку кажется, что ему кажется... Пол-одиннадцатого, он никого не ждет, да и ни на что не надеется, если уж быть честным. Поэтому на повторяющиеся звуки реагирует не сразу. Двигается как-то заторможено в направлении двери. Это не из-за алкоголя, который давно уже выветрился, просто с возвращением домой Чонгук костенеет, замирает, а потому и ползет на звук со скоростью зомби. Ему торопиться некуда. Дверь открывается без уточняющих вопросов — бояться Чонгуку сейчас тоже нечего: самое ценное у него уже забрали. Но взгляд упирается в красивые руки в тонких кольцах, нервно сжимающие кончики шарфа, а затем скользит вверх и видит заплаканное бледное лицо. До боли знакомое лицо. А потом Чонгук впечатывает в себя до дрожи знакомое тело настолько быстро, что тихое «прости меня» долетает уже после того, как губы накрывают подрагивающие и немного сухие губы Тэхена. Поцелуй отчаянный: Чонгук боится, боится, что сейчас откроет глаза, а Тэхен исчезнет. Шепчет, как он скучал, чуть ли не скулит от отчаяния и страха, что всё происходящее — сон.

      Но щеки касается мягкая рука, губы исчезают, а Чонгук с дрожью открывает глаза и громко выдыхает — не мираж.

      — Ты здесь… — шепчет он, неотрывно глядя на Тэхена. В тишине ночной квартиры даже шепот отскакивает от стен и оседает на пол. Чонгук чувствует страх. Но Тэхен всё еще стоит напротив, смотрит виновато, хотя Чонгук не знает почему. Хмурит брови в непонимании.

      — Прости меня, пожалуйста. — произносит Тэхен чуть громче, придавая голосу твердости. Он не из тех, кто боится, но не мог не думать, что его не примут, оттолкнут и закроют дверь.

      Тэхену думается, что радость от встречи и шок прошли, что Чонгук хмурится и тянется, как кажется Тэхену, к ручке двери, но вместо этого сильная рука хватает чемодан, стоящий все это время за спиной у Тэхена, и заносит его в квартиру. Тэхен выдыхает и делает первый шаг домой, закрывает дверь изнутри. Больше так надолго открывать ее не хочется.

      Чонгук все еще неверяще смотрит на Тэхена, боится моргнуть, но стряхивает с себя оцепенение, помогает снять пальто и берет за руку, переплетая пальцы, ведет на их кухню.

      Включать свет в квартире непривычно, а видеть не пустой стул напротив еще непривычнее. Чонгуку чувствуется, как становится немного теплее внутри. Зомби вновь учится быть человеком. Он наливает кипяток в кружки, заваривает любимый травяной чай, добавляя чуть больше мяты (успокоиться им обоим точно надо), и садится, неотрывно смотря на Тэхена. Он готов слушать, слушать хоть до утра, лишь бы сердце всегда ощущалось таким целым.

      Тонкие пальцы обхватывают кружку, согреваются, а на глаза Тэхена вновь набегают слезы, но он смаргивает их, прокашливается и вновь тихо произносит:

      —Куки, прости меня, пожалуйста. Мне так жаль, и я, я пойму, если ты захочешь, чтобы я ушел после того, что заставил тебя пережить. Прости, пожалуйста. Я, я думал, что не мог иначе, что это правильно, что у меня получится. Мне так жаль, что столько времени я был без тебя, — голос начинает все ощутимее дрожать, — я так скучал… Мне было так плохо… — слышится громкий всхлип, и Чонгук не может не нахмуриться сильнее.

      — Хен, пожалуйста, хен, Тэ… За что ты извиняешься? Хен, пожалуйста, поговори со мной. Я не виню тебя ни в чем. Объясни мне, что произошло? Почему ты вернулся? Что-то случилось? — Чонгук до этого и не думал о причине возвращения хена, он так растерялся, что и не успел сообразить, обеспокоиться, вдруг произошло что-то ужасное. Собственная боль мгновенно отступила.

      — Гуки, нет. Нет… Ничего не случилось. Просто… Я думал, что принимаю правильное решение, выбирая докторскую, выбирая мечту о зарубежной карьере… Мне казалось, я справлюсь, что справлюсь без тебя, что мне хватит наших переписок, звонков или встреч раз в год–в полгода… Я так боялся упустить «шанс всей жизни» … Все так говорили об этом… Мои родители… Ты слышал, как мать радовалась этому, как она говорила, что ни в коем случае нельзя упускать такую возможность, что это предложение, которое поступает раз в жизни… Мне так жаль, что я поверил во все это, а не поверил своему сердцу, которое так громко кричало с момента, когда я…, когда мы с тобой упаковали мои вещи. С момента посадки в самолет я не мог больше ни о чем думать, кроме как о том, что оставляю в нашей квартире себя… Я так не могу без тебя… Я пытался работать, пытался проводить консультации, пытался учиться, а все мысли были здесь — в нашей квартире, я как полумертвый ходил по делам, а головой жил по твоему расписанию, все время прикидывая, что ты сейчас делаешь. Я был там, но чувствовал, что должен быть здесь. Я сделал выбор, принял решение и понял, что оно неправильное. Я жил с этим решением, пытался смириться, но не смог. Я думал, что выбираю себя, что мы оба совершаем взрослый поступок, так и есть, но это решение мне не подходит. Я не могу с ним жить и мириться не хочу… Я хочу все исправить, хочу сделать иной выбор, выбрать счастливую жизнь с тобой сейчас, а не через два года или пять… Хочу сейчас быть рядом, видеть тебя, чувствовать. Если ты, конечно, этого тоже хочешь…

      — Хен… — Чонгук смотрит, не моргая, слушает, а за быстрыми словами Тэхена с трудом поспевает собственное сердце, выстукивающее бешеный ритм. — Хен, я… — всё продолжает хмуриться, пытается не заплакать, собраться с мыслями. Но Тэхену кажется, что это от невыносимой боли. Тэхен не может так уйти, он должен извиниться, до конца. Попросить прощение за всё и уже потом уходить, если Чонгук его не примет.

      — Чонгук… Прости… Я всё пытаюсь сказать, что пойму, если ты попросишь меня уйти… Я не должен был так врываться, не должен был уезжать, не должен был принимать решение, которое так сильно затронуло нас обоих, а потом внезапно возвращаться, прося вернуть всё, как было… Я очень люблю тебя, я не могу без тебя, но я пойму, если ты попросишь меня уйти. Я причинил слишком много боли. Смогу ли я искупить это? Вернуть твое доверие… — Тэхен задыхается, воздуха от волнения не хватает. Страх вновь сковывает, не давая поднять глаза.

      — Тэхен! — Тэхен вздрагивает, но Чонгук не обращает внимание на формальности. Он смотрит в упор, говоря ровно:

      — Тэхен, это было не твое решение. Это было наше решение. Я принял решение тебя отпустить, не поехать с тобой, остаться из-за работы, ты принял решение уехать из-за мечты, а не остаться со мной. Мы оба сделали выбор, ответственность делим поровну. За что ты извиняешься? Я не могу обижаться на тебя, не могу не доверять тебе, потому что мы сделали это по обоюдному согласию. Ты не должен извиняться, чьей-либо вины здесь нет, но и вернуть все, как было, мы тоже не можем.

      Тэхен вздрагивает на этих словах, испуганно поднимая взгляд, сталкиваясь с почерневшими глазами Чонгука, который все так же хмурится.

      — Не можем, потому что боль никуда не уйдет. Я всегда буду помнить, каково это, когда тебя нет, когда тебя не хватает. И ты тоже будешь помнить. Помнишь, немного тебя, немного меня… Мне нужно много тебя… Я без тебя не могу, не живу. Поэтому будем дальше строить, опираясь на то, что такую боль мы испытать больше не хотим. Согласен?

      —Иногда мне кажется, что психолог тут не я, — усмехается Тэхен, быстро кивая на слова Чонгука, — согласен.

      — Во мне слишком много тебя. И я не согласен на другой расклад.

      Чонгук легко встает со своего места, подходит близко и крепко обнимает, закрывая глаза и вдыхая родной запах, пусть и перекрываемый дорогой, другими людьми, другой страной. Только сейчас сердце начинает биться ровно: Тэхен никуда не уйдет. Чонгук больше не отпустит.

      Тэхен тянется к лицу Чонгука, проводит тонким пальцем по складкам между бровями, разглаживая. Его Гуки не должен хмуриться, он больше этого не допустит. Так нельзя. Он знает, что найдет себе докторскую программу в Корее, он знает, что это решение верное. Чонгук — лучшее решение и лучший выбор, который он когда-либо делал. Ему сейчас так тепло в его объятиях.

      — Я дома. — спокойно, уверенно выдыхает Тэхен в плечо Чонгука. Совсем не хочется вспоминать, как несколько месяцев назад они так же на кухне прощались. Они еще не раз об этом поговорят, переживут этот опыт, проживут его, но больше не повторят. Больно, и этой боли они будут бояться.

      — Тебе нужно в душ. Уже почти двенадцать, а ты после перелета. — тихо произносит Чонгук, чуть отстраняясь. Тэхен не отпускает, хотя знает, что тот прав. Нервное напряжение начинает потихоньку отступать и усталость накатывает волнами, хотя спать еще не хочется (Тэхен урвал несколько часов сна в самолете, пытаясь скрыться от пожирающих изнутри мыслей). Но он кивает в ответ.

      Чонгук ухмыляется и провожает Тэхена в душ, а сам идет в коридор, чтобы перенести чемодан в комнату, а еще достать Тэхену его полотенце и пижаму. Конечно, всё на своих местах. И Тэхен дома. Чонгук улыбается, пока включает в комнате свет, а по квартире разносятся звуки воды из душа. Тихое шипение так разительно отличается от обычной звенящей тишины, стоящей в квартире последние месяцы. Чонгуку хорошо, он улыбается и достает пижамные шорты, футболку Тэхена, выбирает его любимое полотенце, с огромными красными сердечками на синем фоне, и направляется в сторону ванной, тихо приоткрывая дверь, погружаясь в облака пара.

      Пар настолько густой, что спустя пару шагов Чонгук пугается, что всё же это был сон, никого тут нет и всё привиделось, а он, дурак, уснул на полу и не выключил воду в ванной. Но тут его хватают за запястье, заставляя выпустить полотенце, и тянут на себя в душевую кабину. Чонгук не поклонник такой романтики, и Тэхен об этом знает: одежда тяжелеет, неприятно липнет к телу и сковывает движения, но в сегодняшнем дне это меркнет. Чонгука целуют так трепетно и нежно, будто это первая неделя их знакомства, будто он сейчас растает или убежит. Тэхен не давит, мягко обхватывает нижнюю губу, а потом отстраняется и проводит по ней большим пальцем, слегка нажимая. Смотрит в глаза долгим взглядом шоколадных глаз, от которого Чонгук окончательно теряет какую-либо связь с реальностью. Хочется еще ближе, еще крепче обнять, чтобы точно убедиться, что Тэхен рядом. Чонгук прикрывает глаза, делая глубокий вдох (пахнет немного терпким гелем для душа, аромат грейпфрута оседает горечью на языке, заставляя сглатывать чаще).

      Тэхен медленно тянет вверх домашний свитер, в котором Чонгук обычно тонет, но сейчас он облепил тело, освобождает одно плечо, затем другое, не спеша опуская мокрую ткань на дно кабинки, а затем припадает губами к шее. Чонгук вздрагивает так сильно, будто стоит не под теплыми струями воды, а на ледяном ветру: шея— его слабое место, о чем Тэхен, конечно, прекрасно осведомлен. От места поцелуя по мягкой коже паутинкой разбегаются мурашки, заставляющие колени подгибаться, а зубы впиваться в нижнюю губу, почему-то сдерживая стон. Тэхена не хочется отвлекать, сбивать, Тэхеном хочется наслаждаться.

      Тэхен видит закрытые глаза, поджимающиеся губы и мурашки, бегущие от шеи к ключицам. Ничего не изменилось: его Гуки такой же чувствительный. Эта мысль заставляет его ухмыльнуться, выдохнув прямо в шею, отчего Чонгук заходится новой дрожью. Он все еще стоит в домашних штанах, почти неподвижно, прислонившись к гладкой плитке лопатками и позволяя Тэхену покусывать кожу под челюстью, а его рукам соскальзывать с боков на бедра, немного сжимая сквозь мокрую ткань. Неудобно, но Тэхен не намерен никуда торопиться. Он обязательно разденет Чонгук-и, просто немного позже.

      Чонгук настолько потерян в ощущениях, что не сразу замечает момент, когда вместо губ на шее оказывается рука, а поцелуи спускаются все ниже и ниже, покрывая ключицы, уже вставшие соски, которые Тэхен слегка прикусывает. Ему нравится кусаться, но сейчас он сдержит себя и оставит это на потом, на завтра.

      Сейчас же Тэхен змеей спускается по телу Чонгука, оказываясь на коленях. Собственное возбуждение уже разносит глухие удары по всему телу, заставляя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, сосредоточиться. Тэхену надо извиниться за длительное отсутствие всеми доступными способами. Хороший минет — не самый последний из вариантов — думает Тэхен, ведя рукой по внутренней стороне бедра, весьма сильно надавливая, чувствуя сокращающиеся мышцы под пальцами, легкими движениями перебираясь к тазовым косточкам. Чонгук весь напрягается, член ощутимо оттягивает резинку трусов и даже домашние штаны начинают приносить дискомфорт. И тут воздух в легких заканчивается, Чонгук почти вскрикивает и резко опускает взгляд вниз, сталкиваясь с почерневшими глазами: Тэхен крепко сжимает ткань штанов и боксеров, с силой натягивая их вверх, отчего очертания члена становятся куда виднее и давление усиливается, а после размашисто ведет языком по всей длине, задерживаясь на головке, вбирая ее через ткань в рот. Чонгук стонет, не сдерживаясь, громко, как не стонал долгие пять месяцев. Без Тэхена невозможно, ни одна игрушка не может его заменить, а сейчас он здесь и заставляет мокрую ткань и крупные капли воды так тяжело давить на уже вставший член. Тэхен медленно повторяет движения языком, вжимаясь носом в пах, довольно мыча, отчего по всему телу Чонгука расходится вибрация, и он непроизвольно вдавливается в стену, пытаясь хоть как-то зацепиться за эту реальность или же выпасть из нее, провалиться сквозь стену, потому что кажется, что лучше уже не будет, ведь Тэхен рядом и дарит такое сумасшедшее удовольствие, что…

      На этом мысли Чонгука прерываются громким стоном, поднимающимся откуда-то снизу, прямо оттуда, где Тэхен своими длинными пальцами тянет штаны вместе с бельем вниз, хотя бы немного снимая невозможное давление, но не позволяя долго наслаждаться этим, поскольку коротко дует на головку, а после пропускает за щеку, перекатывая в руке яички и надавливая немного ниже мошонки, пытаясь простимулировать простату, отчего Чонгука выгибает дугой, а на глаза наворачиваются слезы. Тэхен начинает ритмично двигать головой, с каждым движением заглатывая все больше, стараясь доставить как можно более яркое удовольствие. Пытаясь не сбавлять темп, он тянется к нижней полке, где стоят все их средства для душа, в том числе и смазка, упаковку которой они взяли за правило всегда оставлять в ванной, на всякий случай. И сейчас Тэхен невероятно рад, что Чонгук не изменяет их совместным привычкам. Немного смазки оказывается на тонких пальцах, которые упираются в сжимающийся анус, слегка надавливая, но пока что просто играясь, давая о себе знать. Тэхен продолжает скользить языком по члену, опускаясь и к яичкам, старается вобрать как можно глубже, пока головка не упирается в стенку горла. Тэхен слегка давится, ощущая отсутствие практики в течение пяти месяцев, но чувствует нежное поглаживание по щеке и теплый взгляд благодарных глаз сверху. Он расслабляет горло, возвращается к размеренному темпу, легко надавливая пальцем на сжимающееся кольцо мышц, медленно погружаясь лишь на две фаланги, но этого оказывается достаточно для того, чтобы Чонгука начало потряхивать, и он запустил руку в мокрые волосы, стараясь отстранить Тэхена, быстро считавшего реакцию тела, ускорившего движение головой и старающегося помочь себе языком и рукой. Чонгука ломает от темпа, жаркого воздуха, тонкого длинного пальца, давящего на нежные стенки изнутри, и узости чужого рта, крепко обхватывающего пульсирующий член. Терпеть становится просто невозможно. Тело замирает, челюсть сводит от напряжения, а сквозь зубы прорывается низкий протяжный стон, растекающийся по всей ванной, пока Чонгук кончает в рот Тэхену, медленно, судорожно, даже не пытаясь отстраниться, потому что Тэхен до побелевших подушечек пальцев держит крепкие бедра Чонгука, запрещая даже предпринять попытку. Он скучал по всему Чонгуку.

      Дрожащими от напряжения руками Чонгук тянет Тэхена на себя, помогая ему встать: ему так срочно нужно поцеловать своего хена. Поцелуй не получается мягким, а выходит немного грубым: Чонгук перехватывает инициативу, действуя с таким напором, как будто не он только что кончал с закатанными глазами. Он напирает, разворачивая Тэхена к стене, меняя их местами, сталкивает языки и громко стонет, прикусывая чужую губу, а руками блуждая по всему телу своего любимого, которого ему всегда будет мало. Тэхен теряется и растворяется в поцелуях, поэтому когда пальцы Чонгука несколько раз проходятся по его возбуждению, а зубы прикусывают губу, его пробирает крупная дрожь, а рука Чонгука, чуть сильнее сжимающая член, доводит до пика, заставляя Тэхена кончить от нескольких движений.

      Они тяжело дышат, смотря друг на друга, смывают с себя остатки дня, продолжая неспешно целоваться. Каждый чувствует, как по телу разливается тепло и счастье, позволяющие дышать полной грудью, потому что самое ценное рядом, самое дорогое и любимое дома.

      Весь путь до постели Чонгук шепчет Тэхену, что любит его и не перестает повторять это в голове, даже когда Тэхен проваливается в сон, сморенный тяжелой дорогой и эмоциональной встречей. Чонгук еще долго не спит, смотря то на зашторенное окно, то на Тэхена, который точно уже никуда не исчезнет. Чонгук чувствует, что они оба навсегда вернулись домой.