Оказалось, что если не брать трубку, то искать тебя никто не будет. Тэхен не думал, что уйти из столь убийственной сферы так легко: скидывай звонки босса и попроси друга передать, что ты всё. Нет, конечно, потом Тэхен позвонил и сам сказал, что он уходит. Но, к его удивлению, ему просто угукнули в ответ и посоветовали ебало широко не раскрывать, чтобы лишнее слово не вылетело. И всё: как будто не было многих лет работы, сотни трупов. Ничего. Абсолютная пустота, как и во всей жизни. За окном ноябрь готовится перейти в декабрь, а мир стать буквально черно-белым. До Рождества еще далеко, поэтому все будто замирает под робкими хлопьями первого снега, который со временем наберет обороты. Но пока что он лишь мягко опускается на землю, а голова Тэхена — на подушку. Вечер только начался, но есть непреодолимое желание его закончить.

      Перед тем как провалиться в очередной теплый сон, Тэхен думает, что когда-нибудь можно действительно устроиться в кофейню или консультантом в книжный. Или же просто открыть книжный магазин, маленький, может быть, и никому не нужный. Но для Тэхена это будет отдушина: самому искать книги, заполнять полки, возможно, подбирать тематические разделы. Например, стеллажи с книгами по искусству. Тэхен ведь в этом разбирается, и очень даже хорошо. А денег после семи лет киллером ему хватит на что угодно: и магазин открыть, и путешествовать столько, сколько захочется. Тэхен ведь почти не тратил, потому что не на что и некуда было. Его расписание было не очень разнообразным: "работа—дом". Может быть, он сможет добавить в него что-то еще? Эта иллюзия кажется такой сладкой, заманчивой, а еще звучит как план. Но это план, о котором хорошо мечтать. Ведь сейчас ему не интересны эти мечты. Вообще ничего не интересно. Он оглядывается назад и видит, что впервые в жизни разрешает себе поддаться эмоциональному истощению настолько сильно. Тот человек, который задорно бежал в бабушкины руки, а потом через десяток лет убивал людей, кто он? В жизни Тэхена не происходило какого-то ужасного трагического события, которое заставляет героя уйти во мрак и стать карателем. Просто так сложилось, что он пришел в эту сферу. Но вот пустота в нем была, кажется, всегда. Сначала маленький Тэ, сидя на корточках, очерчивал на песке палочкой защитный круг, в котором его никто не достанет и не найдет, в котором хоть и никого нет, кроме него, зато нет и страха, что кто-то обидит. Со временем Тэ становился старше, а вместе с ним рос и защитный круг, который превратился в крепкий кирпичный дом с нерушимыми стенами и железными замками. Дом, в котором можно переждать бурю.

      Сейчас в этом доме момент, когда нет разницы, вторник это или суббота — дни одинаковые. День начался и день закончился, это даже не рутина, а просто пустота. Нет имитации деятельности, кроме прогулки с Ентаном несколько раз в день. Тэхен не сломлен, он просто устал и захотел поставить жизнь на паузу. Почему он должен отчитываться перед кем-то? Ему решать, может ли он пропустить месяц или год. Ему почему-то кажется, если не бежать, то одиночество не поглотит. Его с детства учили: собака нападает тогда, когда чувствует страх, — нельзя дать понять, что ты боишься. Тэхен не боится, ему просто нестерпимо холодно. Окно бы закрыть, да только в доме все закупорено плотно, а вот в душе сквозняк. Кажется, дверной замок внутри взломали, а слесарь все не идет и не идет, и дверь нараспашку, хотя Тэхен и пытается ее захлопнуть, да по ногам все равно тянет. Взломали недели три назад. Срок большой, так и воспаление легких подхватить можно, если на сквозняке сидеть, пусть и метафорическом. О взломщике Тэхен исправно не думает. Он все решил еще тогда, на кухне.

      Тэхен решает дать себе время, дать много времени: думает, что это поможет. Он все пытается оглянуться назад на того себя, который предстает сильным, бесстрастным, холодным, немного нахальным, и понять, что им двигало, но он просто не понимает себя. И от этого неприятно. Сегодняшний Ким кажется себе слабым, но ничего не хочет с этим делать. Пусть будет так, как есть. Пусть весь мир двигается, а он сейчас замрет. Лишь на этих мыслях Тэхену удается провалиться в сон, и он почему-то доволен этим.

      Звонок, будь то дверной или телефонный, — неприятный способ проснуться. В мозг Тэхена впиваются трели обоих: телефон разрывается, а входная дверь надрывно грохочет, получая незаслуженные удары. Логичное и оправданное "какого хуя" заменяет Тэхену "доброе утро", а также прилетает в лицо Джину, который оказывается тем самым нарушителем спокойствия.

      —Какого тебе надо, Джин? Нахера ты приперся в такую рань? — Тэхен сонно морщится и тянет огромную футболку вниз по бедрам, чтобы расправить и привести хотя бы одежду в приличный вид. Хотя с чего ему это делать? Поэтому он бросает это дело и уже готов натянуть маску для сна обратно на глаза.

      —Вааа, Тэхен-а! В смысле "рань"? Ты совсем головой поехал? Сейчас восьмой час вечера! Я с работы к тебе!

      Джин непозволительно громкий, поэтому его слова даже не воспринимаются — частота просто не пригодна для ушей. Но он упорно тычет в чужое сонное лицо телефон, демонстрирующий время, захлопывает входную дверь и проходит на кухню, шурша пакетами. А Тэхен так и стоит в коридоре, хлопая глазами и пялясь уже в собственный телефон, который, действительно, четко показывает 19:13, суббота. Последний раз, когда он проверял день и время, было 2:49, четверг. Куда делись почти три дня, не совсем понятно. Спал ли Тэхен? Ел? А Ентан?

      Тэхен в панике направляется к собаке, но выдыхает, видя довольного посапывающего пса, который не выглядит обеспокоенным. Значит, что хоть с этим он справился. А еще раз сегодня суббота, значит, Джин пришел не просто так, а на выходное пиво. Тэхен не помнит, когда они собирались в последний раз. Кажется, он настойчиво посылал Джина нахер с его визитами. Видимо, чаша чужого терпения переполнена, а судя по тому, с какой силой Джин ставит на столешницу побрякивающие пакеты, уйдет он отсюда только через сутки, протрезвев. Тэхен вздыхает и принимает этот миг реальности, плетется на кухню.

      К его удивлению Джин не спешит переодеваться в домашнюю одежду (конечно, у него в квартире Тэхена есть комплект из удобных штанов и футболки, чтобы спокойно и с комфортом оккупировать квартиру друга на долгое время), а стоит и выжидающе смотрит на Тэхена и молчит. Молчит так несвойственно долго, что даже полуспящий Тэхен обращает на это внимание и наклоняет голову вбок в немом вопросе.

      — Ты уже гулял с Ентаном? Не пора ли выйти на улицу? Могу я с вами пойти? Хочется воздухом подышать — Джин уклоняется от взгляда и садится на корточки рядом с Ентаном, мягко почесывает его за ушком, погружая пальцы в пушистую шерсть. Тэхен немного удивляется, но утвердительно мычит и шлепает босыми ногами в сторону спальни, чтобы переодеться для прогулки.

      Ноябрьский ветер пытается пробраться под огромную дутую куртку или забежать под капюшон серой толстовки, но Тэхен слишком хорош в обороне, поэтому поправляет шапку и сильнее натягивает капюшон. Вроде бы холод отступает. Дышится очень хорошо, холодный воздух вытесняет застоявшийся воздух квартиры, а первый снег мягко проминается под тяжестью ботинок. И в голове яснее. Тэхену не хорошо и не плохо, ему ровно, но хотя бы не беспокойно, поскольку Ентан бегает счастливым, а Джин идет рядом молча. Тэхену комфортно от того, что рядом кто-то надежный, свой. Уровень тревожности понижается и кажется, будто с каждым шагом Тэхен сбрасывает огромную ношу с плеч, которая не давала ему распрямиться в полный рост. Насколько это поможет, он не знает, но сейчас воздух очень вкусный, свободный, а взгляд начинает цепляться за красоту окружающего мира: Тэхен не может оторваться и застревает на месте, посреди парка, наблюдая за тем, как хоровод снежинок крутится в хаотичном танце, подсвечиваемый светом уличных фонарей. Бабушка Тэхена говорила, что это прилетели огромные белые мухи, а если замолчать, то можно услышать, как они жужжат. Тэхен всегда удивлялся, что рой мух забыл тут в ноябре или декабре, но послушно пытался услышать жужжание, хотя это всего лишь мухи, чего их слушать. Но бабушка каждый раз настаивала, останавливалась и долго смотрела на небо. И вот сейчас все внутри замирает, стараясь услышать жужжание. Тэхен его все равно не слышит, но внутри становится тепло, тепло от воспоминаний про бабушку, от красоты вечера и темного-темного неба, которое перекрывается маленькими белыми хлопьями. С губ срывается короткий выдох, превращающийся в крохотное облачко, которое окончательно забирает всё, что гложет изнутри. Тэхен впервые за весь вечер осознанно смотрит на Джина, который ловит его взгляд, и улыбается. Пусть и не ярко, слегка, но эта улыбка — самая свободная и легкая за долгое-долгое время.

      Они делают еще один большой круг и так же молча возвращаются в квартиру. Всё в той же спокойной тишине накрывают на стол, усаживаясь поудобнее и открывая первые бутылки пива.

      — Может, все же расскажешь, что происходит, Тэхена-а? — спрашивает Джин, перекладывая из контейнера на тарелку немного остывший тансуюк. Его голос мягкий, ровный, абсолютно не давящий. Он спрашивает осторожно, боясь, что Тэхен, как напуганный зверек, убежит или ощетинится. — Ты пропал на несколько недель, заявив, что уходишь. А дальше просто игнорировал меня. Я очень сильно беспокоюсь за тебя. Насколько все плохо?

      Тэхен готов, он готов спрятаться, огрызнуться, убежать. Но он успевает затормозить и сделать глубокий выдох, прямо как ранее на снежной улице. Помогает, помогает сдержаться и понять, что Джин — не враг, что он беспокоится, а Тэхен сам хочет избавиться от этого удушающего кома в горле. Возможно, следует выговориться. Поэтому он остается на месте, делает глоток пива и выдыхает, позволяя телу отпустить мысли и рассказать, не сдерживаясь:

      — Ну... я ушел. Больше не буду марать руки в крови и гоняться за всякими подонками, убивать как-то больше не хочется. Босса послал, а от тебя... От тебя я хотел сбежать. Прости, пожалуйста. Но я думал, что мне нужно время побыть одному, не хотел ни с кем видеться. А кроме тебя у меня никого нет, вот и вышло, что от тебя бегал. Извини. Но мне нужно было время. И спасибо тебе за сегодняшнюю прогулку. Мне как-то легче стало. Если честно, я и сам до конца не особо все понимаю, просто кажется, будто я смертельно устал. Всё время хочется спать. Если бы не Ентан, то я бы, кажется, впал в спячку, как медведь, — Тэхен заботливо гладит Ентана, крутящегося под ногами. — А еще я поцеловал Чонгука.

      Если уж говорить начистоту, то до конца. Так думает Тэхен и утвердительно кивает сам себе на свои же мысли, не замечая, как у Джина пиво носом идет. Реагирует он только на громкие маты со стороны друга и тут же подрывается за салфетками.

      — Ты блять что сделал? Тэхен, какого хуя? И ты молчал? А дальше что? Где Чонгук? — Джин тараторит так быстро, что к концу фразы Тэхен успевает осознать только смысл первого вопроса. Повторять он не видит смысла, хотя для надежности коммуникации уточняет:

      — Я, поцеловал, Чонгука. Кажется, три недели назад. Вот здесь, — тыкает пальцем на точку на полу, где нога Джина. Тот тут же притягивает ногу к себе, будто боится ошпариться. — Я сам его поцеловал, когда он мне рану обрабатывал. Там так вышло, что мы, он ввалился, а я... — Тэхен не успевает сформулировать продолжение фразы, потому что изо рта Джина вылетают какие-то сиреноподобные звуки, чередующиеся с ругательствами такой крепости, что позавидует любой грузчик.

      — Он обрабатывал тебе что???!!! Рану?! Какую блять нахуй рану, Тэхен? — голос Джина намного, намного выше привычного.

      — Ну, рану, которую я получил, пока стрелял в Донсу. Меня немножко подстрелили, слегка. Смотри, всё уже зажило почти, — Тэхен чувствует себя крошечным рядом с нависшим над ним Джином, чье лицо такое красное, что на секунду Тэхен задумывается о вызове скорой, но не успевает и дальше открыть рот в продолжение своей объяснительной, поскольку Джин начинает срывать с него толстовку. Теперь Тэхен вспомнил, почему он не должен был говорить про ранение. Но, кажется, уже поздно, поскольку Джин со словами "О, да, я-то посмотрю!" уже отшвырнул толстовку куда-то в угол и стоит, облокотившись на собственные колени руками, внимательно вглядываясь в шрам на плече, который успел затянуться. Вот и все, что осталось от того дня, Донсу и Чонгука. Последнее как-то нехорошо колется под ребрами.

      — Твою мать, Тэхен! Ебать ты крыса! Столько дней молчал! А если что серьезное? Это ж блять серьезно! Тебе к врачу нужно было, а не мальчиков на кухнях лапать! — в голосе все еще очень много беспокойства, но Джин вроде бы убеждается, что инфекции нет, заживление проходит хорошо и, кажется, поводов для паники нет.

      — Я не лапал! — Тэхен обиженно дует губы, натягивая толстовку обратно. — Он сам ко мне в дом залез, в ванную ко мне вломился. Пялился на меня! А потом стал загонять, что вау, какой ты красивый, какой талантливый, вау, как мне нравишься, вау, давай узнаем друг друга получше! — Тэхен начинает бухтеть, жадно глотая пиво.

      — И ты поэтому его поцеловал? Потому что он тебя красивым назвал? — Джин подмечает покрасневшие щеки и начинает забавляться с ситуации.

      — Нет! — Тэхен грозно сверкает глазами и трясет пушистыми волосами. — Я поцеловал его, чтобы он заткнулся и перестал нести эту поебень про "узнать друг друга получше"!

      — Думаю, способ оказался действенным. Замолчал ведь? А потом что?

      — А потом я его выставил за дверь, — последняя фраза дается Тэхену тяжелее всего, он морщится от нее и отворачивается, прикрывая глаза. Будто не может вынести этого, будто ему до сих пор нестерпимо стыдно.

      — Тэх-е-е-е-н... — Джин тянет жалобно, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть себя по лицу. Нужно разобраться в ситуации и не дать Киму свести всё в шутку.

      — Что "Тэхен"?! А нахера он припиздохивает, мешается, сцены мне под ночным небом устраивает, разговоры по душам, в мои дела лезет, бегает за мной со своими оленьими глазами, а потом еще и чего-то от меня хочет! Узнать меня? Зачем? Зачем я ему? Что ему надо? Я его ни о чем не просил! — гипертрофированное возмущение сменяется истеричными нотами, Тэхен жадно хватает ртом воздух, краснея щеками и с шумом ставя пиво на стол. Уже готов перейти в оборону, защищаться всеми силами.

      — Тэхен-а, — Джин мягко стучит пальцами по чужой руке, привлекая внимание, — Тэхен, я не думаю, что его слова были глубже, чем просто желание узнать тебя получше. По твоим рассказам этот парень не выглядит мудаком. Пока что он тебе только помогал, но не просил ничего взамен. Я понимаю, страшно делать поспешные выводы или впускать в жизнь кого-то нового. Но даже ругаясь на него, ты говоришь о нем с теплотой. Подумай об этом. Может быть, тебе следует прислушаться к себе? Иногда страх слишком громко звучит в нашей голове, оглушая и ослепляя. Я знаю, что страх — самое сложное чувство, побороть которое неимоверно тяжело. Я знаю и не собираюсь ничего тебе советовать, кроме как прислушаться к себе. Может быть, ты зря прячешься от страха и позволяешь ему слишком много? Может быть есть и другие чувства, помимо него? Иногда страх — это уже не защитный механизм, а ограничитель, который мешает. Просто подумай об этом. От тебя никто ничего не ждет. Ты никому ничего не должен. Но долго ли ты сможешь все держать в себе? Сдерживать себя от всего? А пока думаешь, метнись мне за новым пивом. И чипсы дай! — Джин требовательно тычет пальцем в столешницу и ждет, пока Тэхен оторвется от стула, чтобы порадовать гостя.

      — Спасибо, мой дорогой Тэ! — пачка тут же разрывается и целая горсть отправляется в рот Джина. Тэхен с горечью подмечает, что теперь пол мыть придется, но сам уже тянет руку в пачку, запихивая еще большую порцию себе в рот. Крошки на футболках, крошки на столе, в голове...

      — Обещай, пожалуйста, что подумаешь, — прохрустывает Джин, мягкой улыбаясь.

      — Обещаю, — Тэхену даже не приходится изображать улыбку в ответ. Он, правда, обещает подумать. Он и сам устал бояться. Это так изматывает. — Спасибо.

      — Вот и славно! А теперь поднимай свой зад, и пошли смотреть дорамы! Я должен знать, кем будет тот красавчик, с которым у нее следующее свидание! Быстрее, Тэхен!

      Джин орет уже из комнаты, поэтому Тэхену ничего не остается, кроме как прихватить несколько бутылок пива, еще пакет чипсов и пойти на диван, чтобы слушать комментарии Джина. Они интереснее самой дорамы.

      Спустя семь свиданий и остатки пива, Джин вырубается, мирно похрапывая. А Тэхен исполняет свое обещание и вновь думает, заваривая себе кофе на кухне. До рассвета еще далеко и тишина разлилась по всей квартире. На кухне слышится только размеренное посапывание Ентана. Сна у Тэхена ни в одном глазу, а вторая чашка кофе окончательно вытесняет алкогольный туман. Настолько эффективно, что Тэхен спускается на парковку и заводит автомобиль, выруливая на ночное шоссе.

      Как всегда: дорога знакомая, пустая, три сигареты и четвертая начинается вместе с опусканием на пластиковое сидение карусели. Зимние ночи долгие и темные, поэтому Тэхен ориентируется только по остаткам света от включенных фар и с опорой на свои инстинкты.

      Он курит медленно, всматриваясь в звездное небо и выпуская длинные дорожки в пустоту. Холодно, но сигаретный дым горьким теплом согревает изнутри. Так контрастно, противоположно, как и все в голове Тэхена. Он, как и обещал, думает: думает о себе, о Чонгуке, о словах Джина.

      Имя Чонгука он не произносил три недели, с того поцелуя на кухне. Он решил, что проблема исчезнет, если ее проигнорировать. Да и не было ведь никакой проблемы: Чонгук ему никто, а потому и жизни его он почти не коснулся. Так, мимоходом. Невелико дело. Но что-то внутри предательски ноет и скулит от такой мысли. И это что-то — явно не страх. Страх наоборот вопит изо всех сил, что Чонгук опасен, что Чонгук — враг, неизвестный, незнакомый, а оттого еще более настораживающий. Тэхен возвращается к словам Джина и пытается понять, только ли страх живет в нем?

      Очевидно, что это сейчас ведущая эмоция, хотя скорее он похож на яд, который пропитал все вокруг липкой слизью. Если ее снять, что там будет? Тэхен погружается в те немногие воспоминания, которые у него остались от Чонгука. Он вспоминает их первую встречу, ночной клуб, парк аттракционов, дом Донсу, ванную, кухню, чай, простые истории, вспоминает родинку на носу, под губой, морщинки вокруг глаз, звонкий смех, вспоминает себя в эти моменты. Он тоже улыбался. Что это было за чувство? Радость? Комфорт? Интерес? Затем он вспоминает хладнокровие, когда Чонгук заносит нож, беспокойство в чужих глазах, когда осматривает рану в лесу, обиду, когда защелкиваются наручники. А что чувствовал Тэхен тогда? Он точно помнит страх и недоверие, которые заставили его сбежать от Чонгука, но было ли что-то еще? Было чувство, от которого Тэхен отвернулся, он точно это помнит. Помнит, что когда Чонгук говорил "пожалуйста" и просил пойти с ним, Тэхен был готов сказать "да". Это доверие? Желание доверять?

      Тэхен смотрит в темноту и дрожит: эмоций к Чонгуку так много, а он разрешал себе идти на поводу лишь у страха. Что было бы, если бы он сменил команду и выбрал бы путь доверия? Ким пытается представить, что было бы, если бы Чонгук оказался бы сейчас перед ним. Что бы он ему сказал? Попросил бы прощения? Стал бы Чонгук его слушать? Тэхен не знает. Он отчетливо осознает, что не знает почти ничего про Чонгука, не может предсказать его реакцию. И от этого страшно, потому что Тэхен не может проконтролировать ситуацию. Но голос Джина в голове говорит, что Тэхен и не узнает, если не сделает шаг навстречу. Если ему надоело бояться, то нужно приложить усилия, чтобы избавиться от страха.

      На этих мыслях карусель начинает мягко крутиться, загораясь теплыми лампочками, а из динамиков раздается тихая мелодия. Будь Тэхен не настолько погружен в свои мысли, он бы заметил, что звук стал другим — не такой гнусавый, почти не режущий слух. Но Тэхен занят: он докуривает сигарету и думает о будущем. О том, что, может быть, стоит позволить себе не только мечтать? А разрешить делать шаги вперед? Например, еще раз попытаться починить колесо обозрения, за которое цепляется взгляд, найти место для книжного магазина. Это не такие большие шаги, но это шаги в сторону того, что нравится Тэхену, шаги в сторону доверия к себе. Может быть, стоит начать с этого? Тэхен хотел бы заново построить свою жизнь. Наверное, с Чонгуком у него уже ничего не получится. Тэхен почему-то уверен, что Чон его слушать не будет. Сам бы Ким не стал, если бы его отвергли. Но ради себя же Тэхен должен научиться чуть больше доверять миру, себе и пытаться идти вперед, а не стоять на месте.

      Сигарета летит на землю, а Тэхен направляется обратно к машине.

            ...            

      Магического преображения не происходит, мир не начинает играть новыми красками, как только Тэхен возвращается после ночной прогулки. Он все так же много спит, много думает, но не сбрасывает звонки Джина, более осознанно выполняет домашние дела, а еще иногда просматривает объявления о сдаче помещений. Он напоминает себе, что у него нет причин сдаваться, а еще что он никому не обязан и делает это только для себя. Книжный магазин кажется ему очень заманчивой идеей, которую хочется попробовать исполнить. Может, и не получится, но это будет новый опыт. Поэтому Тэхен в один из дней договаривается о просмотре нескольких мест.

      Выбранные Тэхеном места находятся в разных районах города, от делового, торгового до промышленного, поэтому он проводит полдня в разъездах. Киму было интересно прочувствовать атмосферу каждого из районов и попытаться понять, где он чувствует себя наиболее комфортно. Неудивительно, что выбор в итоге сужается до двух очень похожих мест: одно небольшое помещение находится в его районе, буквально в двадцати минутах ходьбы от дома. Место очень хорошее, недалеко от парка, на тихой улице. Второе же, хоть и находится дальше, но расположено тоже в довольно уютном районе, рядом с несколькими пусть и не очень известными, но высококачественными кофейнями и пекарнями. Тэхен пока что теряется в мыслях, выбирая, какое сочетание ему больше нравится и что будет приятнее для клиентов: новая книга и прогулка по парку или же новая книга и теплая булочка вприкуску. В какой-то момент Тэхен ловит себя на мысли, что улыбается, как дурак, широко и, наверное, пугает этим риелтора. Но как же ему хорошо из-за того, что он выбирает между булочками и прогулками, а не между винтовками и глоками. Это чувство спокойствия распирает Кима, придавая огромное количество сил. Поэтому он прощается с риелтором и обещает дать ответ в ближайшие дни, а сам направляется в строительный магазин: ему срочно нужно что-то делать, а в памяти так удачно всплывает ржавое колесо обозрения, которое так и просится быть починенным в такой солнечный день.

      Счастливая улыбка не сходит с лица Тэхена и пока он выбирает инструменты, и пока ведет машину, неизменно покуривая в открытое окно сигарету. Кажется, что и декабрьский день стал теплее, настолько его распирает внутренняя тишина с нотками теплоты. Так ощущается спокойствие? Так бывает, когда ты позволяешь себе не беспокоиться о миллионе вещей?

      Улыбка не прячется ровно до того момента, пока Тэхен не подходит к колесу обозрения. Обойдя карусель, он видит чью-то спину в черной большой куртке и козырек от кепки. Улыбка сразу стирается, а все внутри застывает, разливаясь страхом. Тэхену не нужно, чтобы человек, сидящий на корточках у блока управления освещением, оборачивался, он и так знает, кто это. Все внутри буквально орет об этом, а страх уже устал скакать с табличкой "опасность!", написанной капсом. Тэхен стоит абсолютно бесшумно и, кажется, даже не дышит. Первым движением оказывается инстинктивная попытка к бегству, он уже дергается, чтобы осуществить ее, но останавливает себя, делая глубокий вдох и раскрывая легкие. Тэхен напоминает себе, что он устал бояться и бегать. А потому он делает несколько, хоть и не особо уверенных, но шагов вперед, мягко ступая на землю.

      Заслышав его шаги, человек в кепке оборачивается и чуть не падает назад, пытаясь отшатнуться на корточках. Незваный гость парка аттракционов Тэхена как завороженный смотрит в глаза напротив. Долго смотрит.

      — Здравствуй, вежливый мальчик, — Тэхен давит улыбку и старается говорить как можно ровнее, хотя внутри все вновь начинает клокотать, а желудок сводит от нервного напряжения.

      Чонгук не реагирует. Упал на землю и смотрит лишь на Тэхена, усиленно хлопая глазами.

      — Что ты здесь делаешь, Чонгук? — Ким разрешает себе по-лисьи прищуриться и слегка улыбнуться. А еще глотнуть коньяка из чужих глаз: на холоде самое то, особенно в такой чудесный зимний день. Тепло.

      — Тэхен, я... — Чонгук запинается, начинает губу пожевывать, сдирая тонкую кожицу. — Добрый день, Тэхен-ши! Простите, пожалуйста, за беспокойство! Я не ожидал кого-то здесь встретить. Сейчас соберу инструменты и уйду. Прошу прощения.

      Чонгук тупит взгляд и, судорожно водя руками по земле, начинает складывать разложенные инструменты в потрепанный рюкзак, разумеется, черный. Делает все быстро и уже через секунды вскакивает на ноги.

      — Еще раз извините меня, пожалуйста. Хорошего вам дня, Тэхен-ши, — Чонгук кланяется и начинает обходить Тэхена, старается опустить голову как можно ниже и проскочить мышкой.

      — Стой, — холодное слово, сказанное низким голосом, долетает до Чонгука, заставляя его застыть на месте. Он стоит, как ему и сказали, только не оборачивается. Тэхену видна только напряженная спина.

      Отчего-то Тэхену больно и совестно видеть Чонгука таким, слышать его извинения, хотя вроде как и не за что. Чонгук первый пришел в парк аттракционов. Видимо, сегодня действительно особенный день для Тэхена, потому что он решает быть смелым, а потому делает шаг вперед и протягивает руку, дотрагиваясь до чужих пальцев. Тянет на себя, мягко, давая возможность выдернуть руку.

      — Чонгук, повернись, пожалуйста, — просит. Тэхен готов просить миллион раз, но Чонгук поворачивается уже после первого, хотя голову так и не поднимает.

      — Спасибо, вежливый мальчик, — Тэхен коротко выдыхает и немного нервно посмеивается. — Ты не тот, кто должен извиняться, Чонгук. Найдется ли у тебя десять свободных минут? Можешь ли ты остаться ненадолго?

      — Я очень занят, Тэхен-ши. Но десять минут, наверное, найду, — если бы только Тэхен знал, каких усилий Чонгуку стоит сдержаться и не посмотреть в сладкие карамельные глаза, не сжать руку в ответ. Но Чонгук напоминает себе, что было в прошлый раз. Не одному Тэхену может быть страшно обжечься, поэтому приходится взывать к скрытым актерским талантам и делать вид, что времени на хена совсем нет.

      Тихое "спасибо" от Тэхена оседает где-то глубоко внутри Чонгука, разливаясь солнечным светом. Но он держится и позволяет затащить себя на карусель. Опять.

      Тэхен рад, что Чонгук хотя бы не сказал "нет", а еще что руку не выдернул. Поэтому он ведет их обоих к карусели, а чужие пальцы не отпускает, пока оба не окажутся вновь напротив друг друга на поскрипывающих лошадках.

      В отличие от прошлого раза Чонгук молчит, помогать Тэхену он явно не собирается. А Тэхен теряется под внимательным взглядом, но решает, что другого разговора на этой карусели у них не получится никогда. С глубоким вдохом Тэхен начинает:

      — Чонгук, ты не тот, кто должен просить прощения. Я постараюсь покороче, чтобы не задерживать тебя. Ты же помнишь наш разговор здесь в прошлый раз? — с утвердительным кивком Тэхен чувствует в себе силы продолжить. — Я бы хотел вновь сыграть в ту игру с тремя вопросами и тремя историями. Если ты позволишь, я начну?

      Еще один утвердительный кивок не оставляет Тэхену ни единого шанса для отступления. Все карты на стол:

      — Хорошо. Наверное, начать бы я хотел с вопроса "Почему я тебя прогнал?"... Я не скажу, что это была ошибка или случайность. Я хотел тебя прогнать и не хотел больше никогда видеть, — Тэхен глубоко дышит и крепко держится за гриву лошади. — Я не думаю, что тебе вообще интересны мои оправдания, но я бы хотел, чтобы ты это знал. Не то, что я не хочу тебя больше видеть. Это неправда, а то, что я сделал это, потому что очень испугался. Испугался тебя, человека, о котором ничего не знаю и который вдруг начинает мне помогать во всем, ничего не требуя взамен. Пойми, для меня это странно. Я рос с мыслью, что полагаться можно только на себя, что никто не будет мне помогать. После смерти бабушки и дедушки так и было. Мне не помогал никто, я всегда был один, сколько себя помню, поэтому я не умею принимать помощь. Я знаю, что детские травмы — не оправдание, но я хотел бы, чтобы ты это знал. Что часть меня хотела тебе довериться, но мне было страшно и я просто не смог это сделать. Ну и сам понимаешь, в каком мире мы живем и в какой сфере работаем. Пойди найди того, у кого нет проблем с доверием. Мне жаль, что я оттолкнул тебя, но я просто не мог поверить, что есть кто-то, кто захочет помогать такому человеку, как я. Закрытому и прячущемуся, не самому приятному. Наверное, поломанному. Я не хотел, чтобы ты пытался меня собрать, а потом ушел, когда поймешь, что это сделать невозможно. Я не хотел, чтобы мне было больно.

      Тэхен замолкает и сильно сжимает челюсть, впиваясь взглядом в лицо Чонгука. Оно ничего не выражает, но свой взгляд он не отводит, тоже смотрит в ответ. А потом Тэхен чувствует, как его руку снимают с гривы лошади, обхватывают пальцами и ведут к коленям, накрывая и второй рукой сверху, такой же теплой. Тэхену тяжело дается его рассказ, он путается в мыслях, но Чонгук вновь кивает ему, придавая сил продолжить:

      — Второй вопрос... Почему я тебя поцеловал? Возможно, этот вопрос должен быть первым. Но я бы хотел сначала рассказать тебе про страх, он первопричина моих действий. Сейчас я понимаю, что я был им ослеплен, иначе бы еще давно окончательно бы признался себе, что ты мне понравился. Но меня напугали даже мои чувства к тебе. Что-то внутри меня хотело довериться тебе, чувствовало тепло и тянулось навстречу. Но я боялся и боюсь, потому что я ничего о тебе не знаю, а ты уже сделал для меня слишком много. Ты прикрывал меня, был готов рискнуть своей жизнью ради меня. И я не понимаю, почему ты это делал, но ты делал. Мало кто вообще может сказать, что ради него по-настоящему рисковали жизнью, лезли под пули. Не какая-то там киношная романтика, а реальность, в которой ты ради меня готов пожертвовать собой. Я не должен был так поступать, но я испугался этого еще больше. Зачем тебе это? Я думал, что если поцелую тебя, то это дурацкое ноющее чувство внутри успокоится, жечь перестанет и я смогу забыть о тебе. Как будто ничего не было. Но как-то не получается. Оно все еще так ноет, тянет. Будто внутри пусто и свет выключен. Раздражает. А еще ты раздражаешь... Сидишь тут, слушаешь в оба уха, лыбу давишь, весь такой красивый сидишь, а чтоб ушел, не хочется. И это бесит! — Тэхен начинает пыхтеть и хочет лицо руками закрыть. Безумно смущает это все, и взгляд Чонгука теплый смущает.

      — Так, значит, я тебе понравился, Тэхен-хен? Значит, ты думаешь, я красивый? — бровями поигрывает, улыбку распуская на все лицо.

      — Я тебе столько всего наговорил, а ты только это и услышал? — Тэхен готов орать и немного убивать. — Да, нравишься. Я не могу отрицать, что ты мой ходячий фетиш, особенно со всеми этими татуировками и своим непомерными рыцарскими наклонностями.

      — Так я твой рыцарь в сияющих доспехах, принцесса? Еще и фетиш? Скажи мне, пожалуйста, удостоился ли рыцарь чести, чтобы на него дрочили? Давай, ты сегодня говоришь правду и только правду! — щеки Тэхена пылают от этих слов, а вот Чонгуку хоть бы что: всё так же улыбается и глаз не сводит. — Я жду, лисенок. Насколько я тебе понравился?

      — Настолько, придурок. Настолько ты мне понравился, — Тэхен злится и голову этому озабоченному подростку открутить хочет, но от правды никуда не деться, было ж дело.

      — Ох, Тэхен-хен! Я польщен! — Чонгук смеется заливисто и нос морщит, задирая подбородок вверх от гордости. Тэхен все хмурится, но внутри будто самый вкусный чай разлили — так хорошо от такого Чонгука.

      — Завались. Вежливые мальчики о таком вообще-то не спрашивают. Или на третий вопрос я могу не отвечать? Расходимся?

      — Извини, пожалуйста, хен. Я весь внимание, — Чонгук хлопает себя по коленям и спину выпрямляет, как отличник на первой парте.

      — Ты мне блять весь настрой сбил... Пока ты тут цирк не развел, я хотел успеть объяснить тебе, для чего я это все рассказываю, — Тэхену кое-как удается вернуть голосу серьезность и вновь настроиться на этот разговор. Они подходят к самой важной для Тэхена части, поэтому пальцы на автомате тянутся к сигаретам. — Я много всего наговорил и наделал. Не думаю, что какие-то мои объяснения могут исправить или сгладить тот осадок, что я мог оставить у тебя в душе. Мне очень жаль, что я из-за своего страха перед болью мог сделать больно тебе. Я прошу у тебя прощения. Я не могу сказать, что я стал меньше бояться, что я изменился за несколько недель. Я все так же боюсь, но еще я устал бояться, я устал бегать от себя и все время выбирать сторону страха. Я бы хотел выбрать ту сторону, от которой внутри будто гирлянды мерцают. Так происходит, когда я с тобой, когда ты смотришь на меня оленьими глазами и нос свой морщишь от смеха. Вот тут, — Ким бьет себя в грудную клетку. — Тепло. Очень. Вежливый мальчик, поможешь мне? Можно ли узнать тебя получше?

      Тэхен затягивается и потом сплевывает, а у самого пальцы мелко дрожат. На Чонгука посмотреть вроде как страшно, но так хочется, поэтому одним глазком поглядывает. Хотя можно смотреть без зазрения совести — Чонгук не заметит. Кажется, у него произошел системный сбой и он завис, потому что вроде как и не моргает. Если бы Тэхен только знал, что внутри у Чонгука вселенные взрываются. Ему бы лицо держать или интригу, но он ничего не может с собой поделать и выпаливает:

      — Да!

      Конечно, Тэхен может узнать его получше. Тэхен может все, а Чонгук готов ему это дать. Ведь его попросили о помощи, он теперь горы свернет, костьми ляжет, но сделает всё для Тэхена. Потому что не переболел за эти недели, потому что не отпустил, потому что скучал и каждый раз хотел вернуться, хотя бы под дверь, как щенок побитый, потому что еще ни разу Чонгуку не казалось, что его лишили дома. Даже если он, будучи в детдоме, и не знал никогда этого. А тут за несколько часов в квартире с Тэхеном и Ентаном Чонгук будто проснулся, это тянущее назад чувство он испытал впервые, а избавиться от него не получалось. Только вот в парке аттракционов казалось, что становилось полегче, потому что Тэхен же сюда тоже ходит, хотя бы иногда. И ему наверняка приятно будет, если карусель заработает хорошо или колесо обозрения. Потому и таскался сюда Чонгук почти каждый день, чтобы хоть как-то унять тоску по мгновению, подарившему такой уют, которого он не знал в жизни.

      — Да? Так просто? И ты не злишься? Чонгук? — Тэхен неверяще хлопает длинными ресницами, смотря на Чонгука, на лице которого такая улыбка, что, кажется, еще чуть-чуть и Тэхен ослепнет от ее яркости.

      — Да, Тэхен, да. Так просто. И я не злюсь, я все понимаю и благодарен тебе за твои слова, за то, что ты решился мне это все рассказать. За доверие. Я бы хотел пообещать тебе, что буду стараться его оправдать. Я очень этого хочу. Я хочу, чтобы мы узнали друг друга получше, чтобы мы доверяли друг другу. Я очень хочу. Пожалуйста, давай будем доверять друг другу. Пожалуйста, хен... — нижняя губа Чонгука начинает подрагивать, но он не замечает этого, потому что взгляд прикован к человеку напротив, который вновь тянется к его руке, сплетая пальцы с чужими. Чонгуку этого мало, ему кажется, что он может попробовать, поэтому дергает Тэхена на себя, заключая в крепкие объятия и утыкаясь щекой в ткань куртки. На затылке он чувствует теплую ладонь, которая мягко оглаживает шею. Хорошо. Правильно.

      — Спасибо, Чонгук-и, — Тэхен говорит почти шепотом, боясь разрушить хрупкость момента. Вокруг лишь наступающие сумерки, медленно падающие снежинки и теплота включенных лампочек карусели, а еще человек, который держит его в своих руках крепко-крепко, обещая защитить от всего мира. И Тэхен хочет верить этому обещанию, он обещает себе, что поверит, потому что крики страха он слушать больше не хочет. Слушать ровно бьющееся сердце куда приятнее и ощущать чужое тепло тоже.

      — Тебе спасибо, храбрый лисенок-хен, — Чонгук чуть ослабляет хватку на спине Тэхена и снизу-вверх смотрит на того, стоящего между его ног, любуясь пушистыми кудрями и блестящими глазами, отражающими лампочки. Волшебно.

      Тэхен ведет рукой с затылка Чонгука на его щеку, мягко оглаживая длинными пальцами, а потом возвращает обе руки на шею, зарываясь под воротник куртки. Чонгук слегка вздрагивает от холода, но улыбается такой светлой улыбкой, что у Тэхена внутри все замирает и нестерпимо хочется ощутить эту улыбку кожей.

      Тэхен наклоняется, не разрывая зрительного контакта, и прикасается губами к каждому уголку губ Чонгука, оставляя теплые прикосновения.

      — Я могу это сделать? — шепотом спрашивает, все так же вглядываясь в коньячные глаза.

      — Только если не выставишь меня за дверь после этого, хен, — Чонгуку кажется, что мир замер. Немного страшно, а еще тепло от чужого дыхания на коже.

      — Здесь нет дверей, Гуки.

      Короткий выдох после этой фразы — последнее, что слышит Чонгук перед тем, как всё опять взрывается яркими фейерверками, потому что губы Тэхена накрывают его собственные в мягком и нежном поцелуе. Он совсем не такой, как тот, на кухне. В каждом движении нежность и робость, а еще сладость вместо отчаяния. Тэхен целует медленно, не ускоряясь, а смакуя каждое мгновение. Он усаживается на колени Чонгука и продолжает покрывать легкими поцелуями все лицо. Они оба наслаждаются каждым движением, отдавая все внутреннее тепло и получая взамен чужое.

      Кажется, у Тэхена помимо всего прочего еще и проблемы с контролем, или же это жадность? Спустя каких-то несколько минут становится очень тепло, даже жарко, будто кто-то зажег десятки солнц, заставив зимний вечер стать тропиками, потому что Ким ускоряется, сильнее вжимаясь в крепкое тело человека, который ему проигрывает и лишь плотнее смыкает кольцо рук на чужой пояснице. Тэхен целует жадно, беспорядочно водя руками по чужим плечам, в конце концов заканчивая тем, что скидывает кепку Чонгука и зарывается в смоляные волосы, распуская заодно и маленький хвостик на затылке. Чонгук ухмыляется и то ли бормочет что-то, то ли возражает, но продолжает целовать, не пытаясь при этом отобрать инициативу. Он успевает за Тэхеном, и сейчас этого достаточно, он готов быть ведомым и подставлять каждый участок кожи, до которого Ким хочет добраться. А жадность заставляет Тэхена перейти с губ на подбородок и шею и буквально вгрызться в чужую кожу, ощущая пульсацию вен. Сердце у Чонгука стучит бешено, пульс, наверняка, зашкаливает. Тэхен не может отказать себе в удовольствии провести по пульсирующей вене языком, один раз, второй и вновь вернуться к поцелуям. Он не хочет останавливаться, не хочет даже думать об этом. Ему нужна черта, перейдя которую, он сам от себя не сможет отмахнуться, не сможет сказать, что все не всерьез. У Чонгука невероятно вкусная кожа и запах, абсолютно дурманящий и застилающий разум. Тэхен чувствует, что теряет контроль, что он хочет впечататься в Чонгука —настолько каждое движение доставляет ему удовольствие. Настолько он переполнен моментом и теплом чужого тела. Тэхен абсолютно забывает себя, когда Чонгук усиливает напор и сам вторгается языком в чужой рот, сильнее надавливая на поясницу. Тэхену голову кружит от того, какой это громкий, терпкий, мокрый и глубокий поцелуй. Такого яркого в его жизни еще не было.

      Кажется, жадным становится не один Тэхен, потому что Чонгук забирает этот поцелуй себе, ведя языком по зубам Тэхена, а затем нежно обводя верхнюю губу, всасывая нижнюю. Тэхена ведет, грубо, сильно, а Чонгук как назло замедляется, начиная целовать медленно, убирая язык и лишь иногда прикусывая чужие губы, а затем вновь зализывая укусы языком. Тэхену сложно, очень сложно, сложно сдержаться, сложно дышать ровно, сложно сдерживать стон, который уже рвется из груди, сложно не ерзать на чужих бедрах, все ближе пододвигаясь к чужому паху. И в момент, когда Тэхен уже подрагивает и с трудом понимает, что происходит, он слышит приглушенный стон Чонгука. Глаза тут же широко раскрываются. Чонгук тяжело дышит куда-то в плечо, а кожу, покрытую слюной, холодит морозный ветер, отгоняемый горячим дыханием Чона. Тэхен понимает, что он почти что трется о пах Чонгука, все ускоряя фрикции. Кажется, у вежливого мальчика сдают нервы. А Тэхену и от этого хорошо, он не хочет, чтобы все закончилось сейчас. Ему мало. Жадность. Поэтому он разжимает одну руку, которая все еще была вплетена в чужие волосы, и ведет ею вниз, под расстегнутую куртку, направляясь прямо к молнии джинс, которая уже топорщится из-за вставшего члена. Уже подбирающиеся к застежке длинные пальцы вдруг перехватывает рука Чонгука:

      — Хен, ты с ума сошел? Какой секс? Мы на улице, зимой, а у нас даже первого свидания не было!

      — Оральный, анальный — любой секс, который ты захочешь, — Тэхен в губы выдыхает, почти касаясь и проводя языком.

      Чонгуку нужна минутка или много минуток, чтобы осознать то, что он услышал. Но ему не дают и секунды, потому что пока он загружается, рука Тэхена накрывает его пах, сдавливая член, отчего Чонгук протяжно стонет и вскидывает бедра вверх, чуть не подбрасывая и Тэхена. Но Тэхен останавливает его и вновь возвращается к шее, втягивая чужую кожу и при этом все сильнее сжимая член через грубую ткань, продолжая тереться своим возбуждением о чужое бедро. Для Чонгука этого всего слишком много, он готов выть и умолять, хотя и сам не знает, что лучше: чтобы Тэхен остановился или чтобы продолжил, поэтому он вновь передает бразды правления:

      — Пожалуйста, — это самое жалкое пожалуйста, которое Тэхен слышал в своей жизни.

      — Что "пожалуйста", вежливый мальчик? Чего ты хочешь? — Тэхен все не отлипает от шеи, заставляя кожу покрываться мурашками от контраста температур.

       — Пожалуйста! — Чонгук чуть ли не кричит.

      — Ты хочешь, чтобы я остановился, — на этих словах Тэхен отстраняется, отъезжая на чужих коленях и расслабляя руку на члене, приподнимая ее так, что она едва касается ткани. — Или же хочешь, чтобы я продолжил?

      Последние слова он шепчет в ухо, наклоняясь близко и после затягивая чужую мочку в рот, поигрывая с маленькими сережками-дробинками, рассыпанными по всему уху. Если бы Чонгук только знал, как Тэхена ведет. Как сложно ему себя контролировать, чтобы хотя бы произносить слова, чтобы еще пытаться продолжить игру. Но Чонгук не знает, потому что новый стон прорывается сквозь крепко сжатые зубы. Как же не хотелось выглядеть таким жалким, но он проигрывает, поэтому следующий стон уже во весь голос.

      — Такой хороший вежливый мальчик, — Тэхен прибегает к запрещенному приему — понижает голос, из-за чего Чонгука начинает потряхивать, а Тэхен лишь сильнее и быстрее гладит чужой член, все еще не расстегнув брюки. — Но ты прав. Какой секс? Мы на улице, зимой, а у нас даже первого свидания не было! Это ведь так неправильно, правда?

      Что происходит в следующее мгновение, Чонгук не особо понимает, потому что резко не чувствует чужой вес на своих коленях, а бедра неконтролируемо вскидываются вверх. Кажется, это был сухой оргазм. Но Чонгук ни в чем сейчас не уверен. Он просто чувствует, как пульсирует все тело, как все вокруг горит.

      Когда Чонгук открывает глаза, первое, что он видит, — раскрасневшееся лицо Тэхена, чьи зрачки настолько расширились, что кажется, радужка полностью исчезла. Он тоже тяжело дышит и мелко дрожит. Ким возбужден не меньше Чонгука, чей член все еще напряжен и больно упирается в грубую и тесную ткань одежды. Но если Чонгук полностью разбит, то Тэхен выглядит донельзя счастливым, улыбается и, кажется, что-то говорит.

      — Что, что ты наделал? — Чонгук не особо понимает, о чем он спрашивает, но спросить, наверное, надо.

      — Я лишь послушал тебя, Гуки. Ты сам сказал, что до свадьбы — ни-ни. Ой, прости, до свидания! — Тэхен улыбается, отлично игнорируя собственный стояк. Но вид такого Чонгука стоит того, чтобы потерпеть. — Так что я жду официального приглашения.

      И Тэхен действительно садится на одну из лошадок, закидывая ногу на ногу и всем своим видом демонстрируя, что он ждет. А внутри все еще боится, вдруг поспешил, вдруг так не стоило делать, вдруг ошибка.

      Но все мысли прерываются, когда Чонгук садится перед ним на корточки (Тэхен думает, что спасибо, что не на одно колено, а то был бы полнейший сюр) и берет обе его руки в свои, заглядывая в глаза и улыбаясь:

      — Господин Ким Тэхен, лисенок, можете ли Вы оказать мне честь и сходить со мной на свидание?

      — Боже, да встань ты, придурок! — Тэхен глаза закатывает, но внутри все ликует, ведь примерно этого и добивался. — Да, окажу.

      — И что, так просто? Да? — Чонгук его передразнивает. Пубертатная язва никуда не делась.

      — Да, так просто.

      — Тогда в эту пятницу, в три часа, у мастерской Юнги?

       — В эту пятницу, в три часа дня, вежливый мальчик, — Тэхен запускает руку в чужие волосы, пропуская чуть влажные пряди сквозь пальцы, и прикрывает глаза. Очень хорошо.