Баки Барнс умер в 1943, но Стив Роджерс не понимает этого. Стив Роджерс не понимает, что он должен оплакивать его.
В своей голове ты не называешь себя по имени. Только недавно ты начал думать про себя «я», а не «агент» или «это».
Ты — бесплотный человек, но резкий и острый, словно бриллиант, и ты проводишь дни, глядя перед собой. Ты наслаждаешься тиканьем времени, единственной надёжной вещью, которую ты помнишь. Ты слушаешь Стива Роджерса, когда он говорит, и слова проникают внутрь, но ты не обращаешь на них внимания, если только тебе не приказывают что-то сделать. Тебя создали не для того, чтобы ты заботился, только для того, чтобы подчинялся.
Ты живёшь со Стивом Роджерсом в старом кирпичном доме в Бруклин Хайтс. Он говорит, что это недалеко от того места, где вы жили раньше, но квартира гораздо больше и гораздо светлее. Ты стягиваешь матрас с кровати — тебе удобнее спать на полу. У тебя никогда не было кровати, когда ты был агентом. Даже матрас кажется роскошью, чем-то неудобным и ненужным, но ты всё равно используешь его. Ты сидишь в темноте часами, тебе некуда идти, и ты только слушаешь, как Стив Роджерс приходит и уходит. Иногда он стучит в дверь, открывает её и заходит узнать, хочешь ли ты чего-нибудь и удобно ли тебе. Иногда ты выходишь вслед за ним и сидишь вместе с ним в гостиной. Вы соприкасаетесь плечами и локтями, но ты слишком острый, твои локти врезаются в Стива Роджерса. Твоё бедро касается его, и ощущение похоже на удар, твоя кожа отслаивается и просеивается через одежду, словно песок. Ты врезаешься и врезаешься в лучшего друга Баки Барнса, но он не замечает, потому что ему слишком приятно, он испытывает такое облегчение из-за того, что ты с ним, что не чувствует боли, которую ты уже начал причинять ему.
Ты смотришь в окно, а Стив Роджерс смотрит в экран телевизора. Ты видишь, как в комнату проникает свет, танцует, порхает по комнате, плавает вверх и вниз, заигрывает с листьями снаружи и лежит обнажённый на деревянном полу. Тебе некуда идти, потому что, куда бы ты ни пошёл, ты будешь возвращаться туда, где ты сейчас. Стив Роджерс всегда найдёт тебя. Стив Роджерс всегда вернёт тебя домой.
Ты стоишь посреди пустой квартиры и разворачиваешься, разглядывая комнаты, обращая внимание на окна и двери. Всё душит, давит. Ты представляешь, что стоишь в центре поля, кукурузного лабиринта, потерянный, не в силах сбежать. Ты ходишь и ходишь, но всё выглядит одинаковым. Нет ни входа, ни выхода. Есть только здесь. Все дороги приводят тебя сюда же. Есть только эта квартира. Она становится формой, размером и временем твоего существования. Ты больше не пленник, не в этом мире, но всё равно чувствуешь себя загнанным животным. Ты скучаешь по крови, по железному привкусу во рту, по её цвету, стекающему с рук. Ты ничего не говоришь Стиву Роджерсу. Ты слушаешь, когда он говорит. Ты улыбаешься, когда он смеётся. Ты Баки Барнс во всех смыслах, не считая огромной ледяной дыры в груди, высокого визга в голове.
Воспоминания, похожие на тёмные тени, возвращаются по ночам. Ты смотришь, как они приходят и уходят, зубы скрежещут, трескаются, твой разум раскалывается. Кусочки, обломки того, что ты помнишь, врезаются во внутренности, разрывают тебя на части, а остатки сворачиваются в клубки на грязной земле. Картинки, звуки, запахи — они тяжёлые. Такие тяжёлые, что ты падаешь на колени, камень за спиной заставляет тебя выгнуться и сломаться под невыносимой тяжестью, весом, давлением. На тебя падают огромные капли дождя, и кожа становится скользкой, хлыст опускается снова и снова, кожа расходится по швам, растягивается, мышцы разрываются. Бледная плоть темнеет от крови, но ты не замечаешь. Ты стоишь на коленях, они болят от гравия, но ты не замечаешь. Твои глаза сухие, бледные и безразличные, и ты смотришь на Стива Роджерса, красная жидкость стекает с губ, и ты умоляешь о прощении, которого не хочешь и не заслуживаешь. Ты делаешь это ради Баки Барнса, даёшь ему искупление. Стив Роджерс плачет, но всё ещё не оплакивает его.
Они просят тебя присоединиться к их миссии, но им не нравится, когда ты выходишь на поле боя. Ты двигаешься в кроваво-красной ярости. У тебя мёртвые холодные глаза, но дело в том, как ты двигаешься, как пробираешься вперёд, словно лев через траву, готовый прыгнуть, готовый убить.
Тебе приказывают привести заложника живым, но ты душишь его бёдрами, а затем выстреливаешь ему промеж глаз на всякий случай. Других не видно, они слишком медленные. Ты тень, призрак, ты движешься, словно вода, и убиваешь, словно гадюка. Они слишком медленные, и, когда они добираются до затопленного подвала, цель плавает в воде лицом вниз, а тебя уже нет.
Десяти слов достаточно, чтобы превратить тебя в монстра. Но теперь это не так. Теперь книга, которая может разрушить тебя, у Стива Роджерса, он хранит её в безопасности, хранит тебя в безопасности. Ты удерживаешь контроль и жуёшь его, глотаешь целиком и позволяешь ему проникнуть в кровь и через кожу. Иногда ты жалеешь, что он не говорит тебе эти слова. Теперь тебе приходится слушать их крики. Теперь тебе приходится чувствовать, как их кровь брызжет тебе на лицо. Ты закрываешь глаза и гулко сглатываешь, ладони дрожат, а колени подгибаются. Ты всё ещё не Баки Барнс. Ты напоминаешь себе об этом, вонзая нож в горло агента. Нет, Баки Барнс принял бы то, что он сдаётся. Но ты не принимаешь. Никогда не принимаешь.
Ты случайно ранишь Клинта, друга Стива Роджерса. Он приходит, когда Стива Роджерса нет дома, и ты срываешься. Ты кусаешься и царапаешься, режешь и дерёшь, пока герой не шепчет имя Баки Барнса, тогда ты резко останавливаешься, по спине бежит холодок. Ты не должен был этого делать. Баки Барнс разозлился бы. Стив Роджерс разозлится. Ты быстро пятишься назад, открываешь окно и выпрыгиваешь.
Стив Роджерс смотрит на тебя, но не так, как несколько месяцев назад. Из его глаз пропал блеск, и теперь он выглядит злобным, преданным. Ты не тот, кем должен быть. Ты забрал у него Баки Барнса и поглотил его целиком. Ты игрался с ним, притворялся им, как будто чёрная дыра внутри поглотила всё, что однажды было в Баки Барнсе, выдавила его, а затем позволила всему рухнуть, позволила Баки Барнсу утонуть в темнейших впадинах, которые теперь существуют внутри тебя.
Стив Роджерс не просит тебя уйти, но осторожно обходит тебя, как будто пытается держаться подальше от острых краёв твоей души, пытается спасти себя от падения. От напряжённой атмосферы в квартире даже ты чувствуешь волнение, волосы приподнимаются дыбом, кожа зудит. Он ушёл от тебя, и ты рад. Он спасает себя. У него всё-таки осталось хоть какое-то чувство самосохранения.
Ты боишься. Ты больше не спишь. Ты больше не ешь. Тебя трясёт от желания убивать, воспоминания снова всплывают и превращают тебя в то, чем ты однажды был. Ты пуст, и, когда ты смотришь на Стива Роджерса, он тоже пуст. Баки Барнс состоит из того, что есть в Стиве Роджерсе, он начинается и заканчивается в нём, но ты не Баки Барнс, у тебя нет ни начала, ни конца.
Ты стоишь напротив Стива Роджерса во время последней миссии, к которой ты не должен был присоединяться, и дрожишь. Пора, думаешь ты. Пора.
— Давай, Стиви. Это должен быть ты.
Стив Роджерс пытается глотать воздух между громкими, душераздирающими всхлипами. Его лицо покраснело и опухло, по нему текут сопли.
Он поднимает руку, кладёт палец на курок и стреляет.
Ты падаешь на спину и смеёшься, смеёшься, пока смех не превращается в бульканье, а затем ты вдруг начинаешь задыхаться. Ты в отчаянии вытягиваешь руки и каким-то чудом он берёт твои ладони в свои. Он берёт твои ладони в свои и сжимает их. Пуля не попала в тебя, но кровь всё равно пошла. Ты паникуешь, но Стив Роджерс рядом, Стив Роджерс поможет.
Ты просыпаешься, твои запястья связаны за спиной. Ты на старом складе, в котором пахнет мочой, и ты слышишь, как на верхнем этаже бегают крысы. Стив Роджерс смотрит на тебя, скрестив руки на груди.
— Ты не Баки, — утверждает он. В его голосе не слышится вопрос. Он твёрд и уверен в своих словах.
— Нет.
— Кто ты?
— Я не знаю.
Стив Роджерс кивает.
— Ты собираешься навредить кому-нибудь?
— Возможно. Я хочу этого.
— Ты хочешь навредить мне?
— Нет. Ты Стив Роджерс. Лучший друг Баки Барнса.
Стив Роджерс улыбается, но в улыбке нет радости. В ней столько печали. В его глазах стоят слёзы, и… Вот теперь, думает Баки… Теперь Стив Роджерс оплакивает его.