По пятницам вечерние тренировки баскетбольной команды заканчивались позже обычного. Тренер уходил и оставлял их капитана, Чон Джехёна, за главного. Весь состав делился на две команды. Играли до 20 очков, и проигравшие покупали победителям ужин или выпивку. Сражались максимально жёстко. Чанёль тут не был исключением: он со всей дури лупил мячом по полу, делал рискованные подачи и не стеснялся в выражениях, когда мяч уходил мимо кольца соперника. Никто не гнушался использовать грязные приёмчики. В ход шли подножки, тычки и оскорбления. Иной раз в запале игры мяч мог угодить вместо кольца в чью-то голову. Они непременно возвращались домой в синяках и ссадинах. В прошлом году Хуан, единственный омега в команде, после одной такой игры чуть не угодил в травмпункт с переломом руки. После этого тренер едва не запретил им устраивать такие побоища, и следующие несколько недель «Красные рыцари» вели себя как паиньки.
Сегодняшняя игра вышла не такой бурной, поэтому у всех ещё оставались силы для новых приключений. Вывалившись из раздевалки, баскетболисты всей оравой устремились в сторону главной площади, где находилась самая приличная кафешка на кампусе. Их громкие голоса разносились по всей округе и распугивали прохожих. Чанёль вместе со всеми смеялся над шутками Джехёна. Его разбирало радостное возбуждение, которое могло быть вызвано тремя чашками кофе, выпитыми им накануне. Или чем-то другим.
Может быть ревностью?
Чанёль думал об этом весь день. Переваривал, пережёвывал. Крутил мысль так и эдак, отчаянно пытаясь доказать самому себе, что его собственная гипотеза ошибочна. Он не ревновал Бэкхёна, потому что между ними ничего не было. Произошедшее в прошлом году не в счёт. Чанёль уже смирился с отказом омеги и пытался жить дальше. Восемь месяцев они успешно избегали встреч, и если бы не эпизод с флешкой, вскоре и вовсе бы забыли друг о друге. По крайней мере, Чанёлю очень хотелось в это верить.
И будь он не самим собой, то видео, на котором полуобнажённый Бэкхён предавался плотским утехам, не вызвало бы других эмоций, кроме удивления. Не шевельнулись бы чувства, упорно запрятанные в дальний ящик. Осталось бы только безразличие с лёгким привкусом неловкости. Но Чанёль оставался самим собой: всё так же быстро закипал, не успев как следует подумать. Заводился с полуоборота. Именно поэтому он рассказал Чонину о своём открытии и вынудил отдать флешку Кёнсу в присутствии Бэкхёна. Однако испуг, промелькнувший в глазах омеги, не принёс и толики того удовлетворения, какое альфа надеялся испытать. Он был бы доволен, если бы Бэкхён на его глазах устыдился. Почувствовал вину и раскаяние. Извинился, быть может, ведь Чанёль считает, что заслуживает извинений, и плевать, что Бэкхён считает иначе.
Нет, это не ревность. Это злость.
Снова задумавшись об этом, Чанёль потерял нить беседы. Вместе с ребятами он вошёл в кафе, и громкая музыка вкупе с гулом голосов его отрезвили. По примеру остальных, альфа снял куртку и повесил на вешалку у входа. Пока он копошился, Джехён, как истинный капитан, уже прокладывал путь между столами, а неуклюжие высоченные баскетболисты гуськом семенили за ним. Если бы Чанёль знал, чем закончится этот вечер, то не стал бы раздеваться. Наоборот, выскользнул бы незамеченным и сбежал, бросив в общий чат отмазку о срочных неотложных делах. К сожалению, он не обладал даром предвидения. Поэтому без задней мысли присоединился к сокомандникам за столиком, где его ждал неприятный сюрприз.
Чон Джехён был душой любой компании. Заводить новые знакомства ему удавалось так же легко, как попадать мячом в корзину. У него было много друзей и приятелей с других факультетов, он дружил с членами всех спортивных клубов. Чанёль и сам знал многих в Академии, но до Джехёна ему было далеко. Поэтому он не удивился, когда капитан остановился, чтобы с кем-то поздороваться. И даже не стал протестовать, когда тот решил присоединиться к чужой компании. Стол был рассчитан на шестерых, три места уже были заняты. Чанёль взял себе стул из-за соседнего столика и присел на углу, возле стены. Старшекурсники факультета экономики, которые радушно согласились принять их в свою тусовку, подвинулись, и Чанёль неожиданно оказался рядом с Лу Ханем, которого до той поры в упор не замечал.
— Привет, — поздоровался омега. На губах — вежливая улыбка, лицо спокойно, точно у шаолиньского монаха.
— Привет, — выдавил из себя Чанёль и в ту же секунду ощутил желание провалиться сквозь землю. Он не хотел, но память против воли подкинула картинку из видео с Бэкхёном. Образ того, другого Лу Ханя, наложился на образ парня, сидевшего перед ним: невысокий, светловолосый, с миниатюрным носом и тёмно-карими глазами. Омега ненадолго задержал на нём взгляд и вернулся к разговору с друзьями, но Чанёль испытал в тот момент раздражение, приправленное стыдом.
Они были знакомы раньше, но никогда не общались вне общих компаний. Вопреки сложившемуся стереотипу, спортивные команды Академии не соперничали друг с другом. Футболисты дружили с баскетболистами, пловцы — с бегунами. Студентов сплачивала атмосфера общих целей и интересов. Достижения одного становились достижениями всех. Да, может быть за пределами спорта, в будничной учебной жизни случались ссоры, стычки и сплетни; фан-клубы одних команд враждовали друг с другом, но сами спортсмены всегда оставались в стороне. У Чанёля не было причин ненавидеть Лу Ханя, и тем не менее он его ненавидел.
О том, что они с Бэкхёном встречаются, альфа узнал несколько дней назад. По Академии прошёл слух — просто слух, — но альфа сразу в него поверил. Такое, безусловно, было в духе Бэкхёна. Начать встречаться с омегой и раструбить об этом на весь свет — в его стиле. Склонность Бэкхёна к театральности, казавшаяся когда-то очаровательной, теперь только раздражала. Складывалось впечатление, что в любой ситуации он старается перетянуть всё внимание на себя. Восемь месяцев Чанёль латал своё сердце после причинённой Бэкхёном боли. Восемь месяцев убеждал себя, что причина не только в нём самом, а виноваты они оба. И что теперь? Бэкхён, который отрицал отношения, начинает встречаться. Словно издёвка, плевок в лицо. И похоже, он заразил Чанёля своим тщеславием: ведь теперь тому кажется, что омега сделал это нарочно.
После увиденного на видео альфе стало трудно отрицать факт их отношений, пусть сердце и сопротивлялось. Реальность предстала перед ним как она есть, во всей красе. Земля ушла из-под ног. Даже сейчас, в окружении других людей, Чанёля не покидало сюрреальное ощущение невесомости. Будто он падал в яму, в которой не видно дна. Присутствие Лу Ханя рядом всё только усугубляло. Альфа не мог перестать думать, что они с Бэкхёном вместе, делают все те вещи, которых омега никогда не делал с ним.
Когда подошла официантка, Чанёль на автомате заказал американо. Четвёртый за день. Ещё немного, и пойдёт на рекорд. На настойчивое предложение Джехёна заказать что-нибудь поесть он ответил отказом. Обычно забота капитана об игроках умиляла (в этом он напоминал Чонина), но сейчас Чанёлю очень хотелось, чтобы его оставили в покое. Пока остальные выбирали еду, он сбежал в туалет. К счастью, очереди не было и ему удалось занять кабинку. Закрыв дверь на щеколду, альфа присел на крышку унитаза. Внутри всё свербило от гадкого предчувствия. Может быть уйти, рассуждал он, потирая лицо руками. А с другой стороны — почему он вообще так переживает? Это ведь Бэкхён, а не он проворонил флешку, и только Бэкхён должен испытывать неловкость. Пусть его здесь и нет.
В конце концов, ему пришлось вернуться, пока его не хватились. Кофе уже дожидался его, и Чанёль тихо проскользнул к своему месту. За оживлённым разговором никто не обратил на него внимания. Он мог бы уйти, но сам себя уговорил остаться. Сделав внушительный глоток кофе, откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Краем глаза он наблюдал за Лу Ханем: тот как ни в чём не бывало болтал с Хуаном, они обсуждали какой-то сериал. Похоже, догадался Чанёль, Бэкхён не сказал ему про флэшку. Иначе как объяснить полное отсутствие смущения перед человеком, который видел твоё домашнее порно? Лу Хань не казался тем, кому плевать на такие вещи. Скорее наоборот: он дорожил своей репутацией.
Чанёлю пришло сообщение, и он отвлёкся на телефон. Чонин спрашивал, ждать ли его к ужину, и если да, то что заказать. Несколько минут они яростно спорили, что же выбрать, и в конце концов сошлись на пицце. Чтобы спор не разгорелся вновь, Чонин пообещал заказать его любимую — «Четыре сыра». Чанёль отправил ликующий стикер, на что получил злое эмодзи. Настроение сразу улучшилось. Препираться с Чонином и выводить его из себя было одним из его любимых занятий. В детстве, когда они только познакомились, альфа очень пылко реагировал на любую вещь: подколы, несправедливость, обман. С годами Чонин научился контролировать свои эмоции перед посторонними, но до сих пор оставался уязвим к нападкам лучшего друга.
За перепиской Чанёль не заметил, как все разбежались. Часть ребят ушла курить на улицу, остальные столпились вокруг настольного футбола. На фоне играла песня популярной женской группы. Подняв голову от телефона, альфа, к своему неудовольствию, обнаружил, что они с Лу Ханем остались одни. Омега листал какую-то книгу и абсолютно не смущался вынужденной компании. Перед ним стоял стакан с чем-то белым (возможно, молочный коктейль), и время от времени он наклонялся к трубочке, чтобы сделать глоток.
Говорить никто не собирался. Положив телефон на стол экраном вниз, Чанёль принялся разглядывать интерьер кафе. Стены покрывал узор из разноцветной кирпичной кладки: белые, серые и чёрные кирпичи складывались в геометрические орнаменты, как на персидских коврах. Мебель будто притащили из чулана бабули и расставили в хаотичном порядке. Столы из грубого дерева, мягкие кресла и металлические стулья. Прямо посреди комнаты стоял диван, а на подоконниках лежали горы подушек в вязаных чехлах. С потолка свисали лампы без плафонов. Дверь в туалет была обклеена рекламными плакатами. По видимому человеку, который оформлял это место, в какой-то момент показалось недостаточно всего этого великолепия, поэтому он прибил по всему периметру полки, которые заставил безделушками и живыми цветами.
Бэкхён любил это место. Не то чтобы они ходили сюда вместе; нет, просто в одну из их встреч омега вскользь упомянул, что любит здесь зависать. Он сказал: «Среди людей я чувствую себя в самом сердце жизни». Чанёль ненавидел себя за то, что помнит такие детали. Помнит слова, интонацию и даже исходивший от Бэкхёна запах миндального масла для рук. Они лежали в постели, голые, и Чанёль перебирал пальцами его влажные после душа волосы. Бэкхён как обычно болтал, не умолкая, но альфа молча любовался его чертами. Тогда-то он и понял, что влюбился. От одного звука голоса щемило сердце, а стоило омеге заглянуть ему в глаза, Чанёль забывал, как дышать. В тот момент он пообещал себе, что никогда не скажет Бэкхёну о своих чувствах. Он даже представить не мог, как быстро ему захочется нарушить данное обещание.
За окном уже стемнело. Компания за настольным футболом и не думала расходится. Курильщики уже вернулись, но потеряли по пути нескольких бойцов. Оставшиеся два человека прибились к стойке бариста и завязали разговор с кем-то из знакомых. Чанёль подумал, что сейчас идеальный момент, чтобы свалить. Ждать, пока ребята наиграются, не имело смысла, а общаться с Лу Ханем он не желал. Уже поднявшись с места, альфа вспомнил, что у них общий счёт. Покопавшись в карманах, он не нашёл наличных. Бумажник тоже оказался пуст.
— Что-то потерял? — неожиданно спросил Лу Хань.
— Да нет, — ответил Чанёль. — Просто хотел оставить деньги за кофе, а наличных нет.
— Хочешь, займу тебе?
— Ну, даже не знаю…
— Да ладно! — омега улыбнулся, расценив ответ альфы как смущение. — В следующий раз отдашь.
Он полез в рюкзак за кошельком. Чанёль чувствовал себя глупо, переминаясь с ноги на ногу. Желтоватый свет ламп добавлял комнате уюта. Альфа с лёгкостью представил Бэкхёна здесь, сидящим на подоконнике. На коленях ноутбук, за окном непроглядная вечерняя мгла. Лу Хань протянул ему купюру, и Чанёль словно в первый раз заметил его по-настоящему.
— Можно вопрос? — спросил он раньше, чем успел всё как следует обдумать. Розоватую бумажку номиналом в 5000 вон альфа засунул под блюдце своей чашки.
— Задавай, — ответил Лу Хань.
— Вы с Бэкхёном правда встречаетесь?
По губам омеги скользнула снисходительная улыбка, но почти сразу от неё не осталось и следа. Выражение его лица сделалось отстранённым.
— Да, — сказал он и, будто бы подтверждая свои слова, кивнул. — А что?
— Да нет, ничего. Просто мне любопытно, как это бывает?
— Что именно? Отношения между омегами?
— Ну, да.
Лу Хань рассмеялся, хотя Чанёль был уверен, что в его словах нет ничего смешного. Он и правда не понимал, есть ли принципиальная разница между отношениями с альфой и омегой, и не крылась ли причина отказа Бэкхёна в его половой принадлежности.
— Мне кажется, — сказал Лу Хань, — это то же самое, что встречаться с альфой. — Он тоже поднялся с места и закинул рюкзак на плечо. — Но судить не берусь, потому что я с альфами никогда не встречался.
И снова эта улыбочка, как будто он смотрел на Чанёля свысока. Надеялся смутить его своим ответом, но альфа не собирался доставлять ему такого удовольствия.
Лу Хань снова достал кошелёк и тоже оставил купюру под блюдцем. Не сговариваясь, они вместе направились к выходу, и Чанёль первым пропустил его к вешалке. Одевались они молча. Омега надел пальто и намотал на шею толстый вязаный шарф. Чанёль предпочитал менее элегантный стиль: он носил тонкую ветровку поверх толстовки и дурацкие вязаные шапки. Проходя мимо зеркала у выхода, он невольно сравнил их отражения. Они выглядели такими разными, словно из параллельных миров. Казалось даже странным, что их объединяет симпатия к одному человеку.
На улице было сыро и зябко. Главный учебный корпус, выглядывающий из-за деревьев, мерцал жёлтыми окошками. Чанёль надеялся, что здесь они разойдутся каждый в свою сторону, но Лу Хань не отставал от него ни на шаг. Вместе они пересекли овальную площадь, которую в народе именовали «блином», и свернули на боковую дорогу, ведущую к первому общежитию.
— А экономисты разве не в третьем?
— Ага, но мне надо в первое.
Для чего, альфа спрашивать не стал. Всё было очевидно и без слов. Он понадеялся, что Бэкхён не выйдет встречать своего парня в холл. Меньшее, чего ему хотелось в этой жизни — наблюдать за лобызанием омеги, который ему нравится, с кем-то другим. Тем временем этот другой преспокойно шагал рядом, даже не подозревая, какая буря поднимается в душе его попутчика. Чанёль то и дело косился на него, нарочно выискивая изъяны. Слишком детское лицо. Слишком тощий, несмотря на занятия спортом. Китайский акцент. Эта снисходительная улыбочка всезнайки, которая так взбесила Чанёля в кафе. Альфа мог бы продолжать так до бесконечности, но понимал, что даже от этого ему ни на грамм не станет легче.
Пах Лу Хань полевыми цветами. Чанёль заметил это только на открытом воздухе, где не отвлекали ароматы еды и кофе. Лёгкий, совсем ненавязчивый запах кружил в воздухе, навевая воспоминания о жарких летних днях. Было понятно, почему он может нравится кому-то: миловидный и умный, спортсмен, иностранец. Чанёль бы и сам мог запасть на него, если бы сердце не было занято Бэкхёном.
Словно почувствовав его изучающий взгляд, омега посмотрел на него. Глаза блестели, ресницы отбрасывали длинные тени на щёки. Я бы с лёгкостью мог его поцеловать, подумал Чанёль. Лу Хань был ниже ростом и идеально вписывался в его объятия. На краткий миг альфа представил, что влюблён в него. Если бы они возвращались со свидания, он бы точно взял омегу за руку и поцеловал где-нибудь в тени клёна. Краска смущения залила бы щёки омеги, но он бы ответил на поцелуй. Каким бы был этот поцелуй? Каковы на вкус губы Лу Ханя? Хорошо ли он целуется?
Фантазию разрушило появление Бэкхёна. Не в реальности, к счастью, но в голове: его образ сам собой всплыл в памяти, и Чанёль задумался, будет ли поцелуй с Лу Ханем считаться косвенным поцелуем с Бэкхёном? Сама эта мысль прозвучала до того дико, что альфу бросило в дрожь. Куда ещё ниже он может пасть в своей безответной любви?
— С тобой всё…
…«в порядке?», хотел спросить Лу Хань, но Чанёль перебил его:
— Разве это не двойной риск: встречаться с бисексуалом?
Брови омеги дрогнули, как если бы он хотел нахмурится, но удержал лицо. Он спросил:
— С чего ты взял, что Бэкхён бисексуал? Может быть ему нравятся только омеги.
— Альфы ему тоже нравятся, — ответил Чанёль. — Иначе почему бы он спал со мной?
Наконец-то Лу Хань изменился в лице: глаза округлились, как у игрушечной собачонки, лицо побледнело, на скулах заиграли желваки. Альфе даже показалось, будто он готов его ударить. В глубине души он этого и добавился. Если омега ударит его, это будет значить, что он видит в Чанёле реальную угрозу. Но разумеется, он не собирался его бить. Вновь овладев лицом, Лу Хань отвернулся и продолжил идти как ни в чём не бывало. Вздёрнутый кверху подбородок, прямая спина и возвратившийся к щекам румянец должны были показать всю степень его безразличия к словам альфы. Но увы, он уже выдал себя с потрохами.
— Да ладно тебе, — сказал Чанёль с ухмылкой. Изображать крутого в такой ситуации было единственным сценарием. — Это было давно. А ты не знал?
— Нет. А должен был?
— Ну, вы же встречаетесь.
— Вот именно. — Омега хмыкнул. — Сейчас мы встречаемся друг с другом, а прошлое должно оставаться в прошлом.
Чанёля как обухом по голове огрели. Лу Хань в два счёта раскусил его и потешался над его тупой бравадой. Если бы он хоть иногда думал головой, прежде чем раскрывать рот, то не пришлось бы лишний раз краснеть со стыда.
Сокрушаясь над тем, как легко спалился, альфа не заметил, что они уже пришли. Лу Хань предельно вежливо попрощался, словно всего этого смущающего разговора не было, и скрылся за дверью. Чанёль остался на улице. Из окон холла лился тёплый свет. Он освещал длинные каменные ступени, и в темноте проступали силуэты мраморных львов, которые украшали перила лестницы. Чанёль прислонился к одному из них лбом, чтобы охладить голову. С уходом омеги его одолела слабость: сердце зашлось бешеным стуком, в горле пересохло, ноги сделались ватными. Последний раз он так сильно нервничал перед матчем с командой Пусанского технологического университета, которым они, к слову, продули со счётом 16:19.
Бэкхён меня убьёт, подумал альфа, и эта мысль вызвала у него улыбку. Ведь чтобы сделать это, омеге придётся встретиться с ним лицом к лицу, и может быть тогда Чанёль рискнёт задать давно мучающий его вопрос.