Бесстрастный судья

— Итак, Чанбин-ши, почему вы оказались в постели господина Хвана? — Сынмин переплетает длинные пальцы и смотрит из-под челки на посмеивающегося Чанбина. Все вокруг галдят и хихикают с его напускной серьезности. Стафф тоже плохо скрывает смешки, а некоторые из менеджеров уже давно вытирают слёзы на этих съемках. Хенджин по правую руку громко орет о том, как Ким хорош в роли судьи. Но к этому Сынмин вернется позже. Сейчас речь о другом.

      — Истец утверждает, что вы причинили ущерб его личному имуществу. Есть, что сказать в свою защиту, подсудимый? — Сынмин легонько постукивает молотком, чтобы привлечь внимание присяжных, растекшихся по украшенной рождественскими украшениями комнате. — Какие намерения у вас были?

      — Самые чистые, господин судья, — Чанбин ухмыляется и бросает блестящий взгляд на Хвана. Новый взрыв хохота. — Я просто хотел спать, а мое одеяло было мокрым.

      — И поэтому вы решили спать в кровати господина Хван Хенджина? Почему к нему? Только ли для того, чтобы поспать, вы зашли в комнату к истцу? — мимолетно Сынмин смотрит на вздрагивающего от хохота Хвана, у которого уже и берет на глаза сполз — так смеется.

      — Его кровать показалась мне такой мягкой и удобной, — Чанбин мечтательно закатывает глаза, явно вспоминая мягкость чужой кровати. — Да и к тому же зачем еще мне находиться в кровати Хенджин-и, если его самого там нет? Только для того, чтобы поспать. Иначе это не имеет смысла.

      Джисон валится на пол от смеха, Хван же ложится грудью на стол. Его смех настолько отчаянно громкий, что на секунду Сынмину хочется прерваться и попросить его выпрямиться — иначе ведь задохнется.

      — Вы только посмотрите на бесстыдство в его глазах! — Хенджин, как послушный мальчик, сам выпрямляется и, продолжая смеяться, тычет пальцем в Чанбина.

      — Ваша честь! Ваша честь! — Чанбин переходит на крик, к которому примешивается голос Хана, вдруг записавшегося в адвокаты. — Я был уставший, и...

      — Ваша честь, он был уставший! — Джисон вторит и хлопает Со по плечу.

      — Это неважно! А кто тут не устал? — Сынмин поворачивается к ним вполоборота и серьезно сводит брови.

      Вся съемочная площадка на полу от взрыва хохота. Джисон перекатывается на спине, хватаясь за живот. Но Сынмин слышит только заливистый смех Хенджина, звенящий в ушах. Рука сама по себе соскальзывает со стола и быстро сжимает чужое бедро в узких джинсах. Во всеобщем хаосе это движение никто и не замечает.

      — Вау, он так хорош! — Чонин хлопает в ладоши, а Чан ему поддакивает.

      — Итак, подсудимый, я спрошу ещё раз, — Сынмин прикрывает глаза и сжимает челюсти, отчего линии его лица становятся острее и суровее. — Только ли сон был вашей целью?

      Все вокруг продолжают смеяться, Хенджин даже вместе с ними, но, открыв глаза, Ким ловит маленькие взрывы в карих глазах по правую руку. Остальная же группа продолжает давиться смехом с его такой зацикленности на одном и том же вопросе.

      — Положа руку на сердце? — Чанбин удивительно хорошо отыгрывает эту роль, так хорошо, что Сынмину не особо нравится. В голове на секунду всплывает мысль о том, что может происходить без его ведома в другом общежитии. Он знает, что Хван не посмеет и не будет, но это не мешает фантазии разогнаться и представить много, слишком много сюжетов, в которых Чанбин не просто долго сушит одеяло.

      — Положа руку на сердце, — чеканит Сынмин.

      — Только сон, разумеется, ваша честь, — Чанбин вместо сердца кладет ладонь на грудь и слегка сжимает накаченные мышцы. Новый приступ смеха рассекает комнату. Вот только Хван слишком долго, по мнению Сынмина, смотрит на дёрнувшуюся грудную мышцу. И слишком жадно.

      — Ладно. Истец, какую компенсацию вы хотите? — Сынмин покручивает молоточек в руках и с серьезным лицом ждет, что скажет Хван.

      — Безлимитный коктейль из сладкого картофеля! — Хван облокачивается вальяжно на спинку стула и выпаливает без тени сомнения.

      — Ты издеваешься надо мной? — Ким не верит, что не успевает проконтролировать свой тон и свои слова. Потому что там проскальзывают те самые нотки, вынуждающие Хвана сесть ровно и блеснуть улыбкой. Правда, затем он все равно сгибается от смеха. Сынмин не верит, что тот посмел иронизировать в разговоре с ним. Казалось бы, столько воспитательных бесед проведено...

      — У нас... — Хенджин дрожит от смеха, но возвращает лицу ровную мимику. — У нас дома в холодильнике их много. Хочу, чтобы он мне дал столько, сколько я захочу.

      Не посмел.

      Сынмин довольно хмыкает и стучит молоточком, вынося решение.

      Съемки идут еще достаточно долго, но Ким, вопреки своим же словам, усталости не замечает. Хенджин послушно увивается рядом и иногда нервно подергивает полы пиджака или пояс своих штанов. Сынмин прекрасно видит, как быстрыми движениями Хван запахивает пиджак, стараясь скрыть себя от камер и чужого пристального взгляда. Оставшуюся часть шоу он менее разговорчив, более тих и куда более чувствителен.

      Успел ли Сынмин несколько раз провести пальцами по позвоночнику? Да. Сжимал ли он худую ягодицу, когда Хенджин пытался громко выступать и принимать участие в инсценированном суде? Снова да. Но ему не стыдно. Ведь каждый раз Хван подставлялся под новое прикосновение и едва уловимо скулил. Сынмин, конечно, слышал. Но вот что плохо: кажется, слышал и Чан, своим музыкальным слухом не пропустивший столь жалобные ноты. Но, с другой стороны, это даже и к лучшему. Ведь теперь у Сынмина есть повод.

      Повод идти как можно медленнее и ровнее, когда съемки всё же заканчиваются. Повод разрешить Хвану идти рядом и бросать выжидающие взгляды, которые Ким проигнорирует. Каждый. Они идут последние, по полутемным коридорам студии. Все ребята уже давно переодеваются или уплетают рамен, чтобы восполнить силы после такого длинного съемочного дня. Все, кроме Хенджина и Сынмина, которые медленно идут по коридору и молчат.

      Хенджин жмется почти под руку Киму, но тот ничего не говорит и никак не реагирует. Хотя и не отталкивает, что даже немного воодушевляет старшего, продолжающего бросать взгляды-вопросы в сторону непроницаемого спутника. Хенджин заметно нервничает и заметно напряжен. И Ким знает, что тот наверняка очень ждет, ждет каких-то действий и слов, движений. Всего того, чего Ким намерен ему не дать. Поэтому они и продолжают идти.

      Когда до гримерки остается один поворот, а громкий голос Джисона долетает до них, Хенджин еще сильнее замедляет шаг, почти останавливаясь у стены, а еще начинает громче сопеть. Но Сынмин и это оставляет без внимания, всё же проходя дальше и заворачивая за угол, направляясь в сторону уже кричащего из-за открытой двери Со.

      Хенджин вздыхает тихо (Сынмин все равно слышит), а спустя несколько секунд тоже выворачивает из-за угла, обреченно шагая к единственному источнику желтого света в темном коридоре — гримерке, где смеется вся группа. Ему кажется, что Сынмин уже наверняка там.

      Длинная фигура Хенджина грациозно плывет по темноте, и он уже готовится наступить на полоску света, как вдруг его хватают за запястье и утягивают в сторону. Хенджин уже подготовил воздух и глотку, чтобы закричать, но вместо этого скулит, когда чувствует горячие губы на скуле, а затем такой же шепот:

      — Тихо, Хени, — Сынмин. У Хвана колени подгибаются. Это Сынмин. — Не привлекай к нам лишнего внимания. Оно нам не понадобится. Стой смирно.

      Сынмин еще раз прислоняется сухими губами к покрытой потом коже виска, а затем отходит, оставляя Хенджина одного в темноте. Привыкшими к обстановке глазами Ким видит, как тот беспомощно крутит головой и шарит руками. Сам же Сынмин подходит к двери и прикрывает ее, но не до конца: всё же как-то нужно разбавить черноту так удачно найденной пустой комнаты, ну и обострить ощущения.

      — Скажи, когда ты начал твердеть? — Сынмин нападает сразу. Хенджин дергается на голос и протягивает руки, стараясь нащупать Кима, но у него ожидаемо ничего не выходит. Сынмин замер у противоположной стены этой узкой комнаты, похожей на подсобку или чей-то очень уж уединенный кабинет. Но им обоим нет до этого дела: главное, что помещение пустое.

      — Я жду, Хени, — нетерпеливые ноты вынуждают Хенджина еще отчаяннее крутить головой. Ким уверен, что тот уже привык к темноте, просто прекрасно знает, как быстро Хенджин поддается ощущениям и теряет контроль над собой.

      — Когда ты запретил, — Хенджин тихо выдыхает и перестает крутиться. Руки плетьми падают вдоль тела.

      — Что запретил? — Сынмин усмехается и делает шаг ближе, отчего Хван вновь вскидывает голову и вперивается поблескивающими глазами в силуэт Кима.

      — Запретил мне выбрать, с кем я хочу быть: с Чонин-и или с Чанбином-хеном, а заставил быть с тобой в паре, — Хенджин сжимает штанины и прижимается спиной к стене, вспоминая момент часами ранее, когда они выполняли очередную миссию на съемках.

      Сынмин знает, что тот хотел сделать шаг вперед, но вместо него это делает Ким. Один только шаг, и глухой звук по помещению от соприкосновения подошвы с полом.

      — И ты в итоге был со мной. Хороший Хени, — еще один шаг. Сынмин прикидывает, что до Хвана ему осталось еще шага четыре, не больше. — И ты был таким послушным, когда ел мармелад из моих рук. Тебе понравилось?

      — Да, Сынмин-и, — по помещению разносится тяжелое дыхание Хенджина, и Сынмин широко улыбается, когда слышит, как тот туго сглатывает.

      — Мне нравится твой ответ, — еще шаг, и Хенджин наконец-то протягивает руку вперед, дотрагиваясь подрагивающими пальцами до чужих костяшек, а затем пытается ухватить Кима за талию и обвить ее длинными руками. Но Сынмин с кривой усмешкой уничтожает все пройденный шаги и вновь оказывается у противоположной стены. — Но еще больше мне понравится, если ты покажешь мне, какой ты послушный мальчик и как хорошо я тебя воспитал. Сможешь делать то, что я тебе скажу?

      Сынмин скрещивает руки на груди, а Хенджин вновь шумно выдыхает.

      — Я опять жду, Хени, — Ким цокает языком. — А времени у нас не так уж и много. Слышишь, они всё ещё едят, но это не значит, что так будет вечно. Так что?

      — Смогу, Минни, — Хенджин переминается с ноги на ногу и вздрагивает, когда до их комнаты долетает громкий смех одногруппников.

      — Вот умница, — Сынмин тоже настороженно смотрит на дверь, когда мимо нее раздаются чьи-то торопливые шаги. Кажется, кто-то из нун уходит домой.

      — А теперь, Хени, я хочу, чтобы ты раздел себя. Не торопись. Давай ты начнешь с кардигана?

      Сынмин бы многое отдал, чтобы четко видеть лицо Хенджина. Видеть, как тот вздрагивает от каждого слова, сказанного полушепотом, как округляет глаза, как закусывает губу... Ким запускает руки в карманы брюк и прищипывает себя за бедра, чтобы сдержаться и довести игру до конца.

      — Готово, — Хенджин почти бесшумно стягивает пушистый кардиган с плеч и бросает его к ногам Сынмина. Остается в одной белой футболке и обнимает себя за плечи от пробежавшего сквозняка.

      — Молодец, — Сынмин усмехается, жадно осматривая силуэт парня напротив. — Теперь потрогай правый сосок. Футболку не снимай. Вот так, умница. Надави на него.

      Хенджин длинным пальцем обхватывает вместе с тканью футболки сосок и прокатывает между подушечками. Прерывистый вдох говорит Сынмину очень много.

      — Хватит, — жестко, как хлыстом. Хенджин моментально прекращает двигаться. Его действия — услада для души Ким Сынмина. — Я так хорошо потрудился над тобой. Ты такой послушный, Хени.

      Сынмин усмехается, но сам несдержанно укладывает руку на начинающий дыбиться пах. Собственное возбуждение дает о себе знать.

      — А теперь расстегни свои штаны, просто расстегни, — молния разъезжается в тишине, разбавляемой уже двумя тяжелыми дыханиями. — Очень хорошо, Хени. Можешь снять футболку.

      Хенджин торопливо стягивает и эту одежду, чтобы отправить ее вслед за кардиганом.

      — Я хочу послушать тебя, Хени, — Ким сам расстегивает свои штаны, но старается сделать это незаметно для потерявшегося в чувствах Хенджина. — Оближи свои пальцы. Я хочу услышать, как пошло ты будешь звучать, давясь ими. И помни, что это мог бы быть мой член. И, может быть, будет. Если ты постараешься.

      — Я постараюсь, — Хенджин шепчет и медленно погружает сразу два пальца в рот, обхватывая их с громким чмоком. Сынмина передергивает от этого, и он всё же сжимает себе сквозь намокшее белье. Кажется, это движение всё же не ускользает от Хвана, который тихо скулит и сильнее проталкивает пальцы внутрь, давясь и начиная кашлять.

      — Ну, ну, Хени, — Сынмин убирает руки от себя и строго цокает языком. — Зачем ты делаешь себе больно? Это неприятно. Не торопись, сладость. Сделай всё аккуратно, как хорошие мальчики и делают. Давай еще раз.

      В этот раз Сынмин следит за каждым движением, которое только может выцепить его взгляд, улавливает каждый звук и довольно выдыхает, услышав, как Хван находит размеренный темп и водит пальцами между губами, ровно сглатывая слюну и почти беззвучно постанывая, когда удается протолкнуть немного глубже.

      — Очень хорошо, золото, — дыхание и у Сынмина становится очень тяжелым, а изнутри бьет дрожь. Но он сдерживает себя, вжираясь глазами в стоящего у стены Хенджина. — А теперь можешь прикоснуться к своему члену. Уверен, он давно течет и ноет. Так ведь? Сделай его еще мокрее. Ты заслужил.

      — А ты? — Хенджин выпускает пальцы изо рта, но не спешит делать, что ему сказали. Сынмин лишь пожимает плечами и спокойно добавляет.

      — А я сразу за тобой. Покажи мне, как это хорошо чувствуется — трогать себя.

      Несдержанный стон слетает с губ Хенджина, а затем звук глухого удара разносится по помещению — Хван прислонился затылком к стене, сильно прислонился, когда всё же прикоснулся мокрой рукой к не менее мокрому и изнывающему члену.

      — Это хорошо, Хенджин-а? — Сынмин запускает руку в белье и сжимает член, сам кусает губу, чтобы сдержать стон.

      — Хорошо, Минни, — Хенджин начинает водить по возбуждению и тихо постанывать. Сынмин каждый звук пожирает, с жадностью откликается на него, пытаясь понять амплитуду движений и подстроиться под них. Открыть глаза и вглядеться уже нет сил, потому что горячее возбуждение бьет по каждой клеточке и не дает сосредоточиться.

      Тяжелые выдохи смешиваются с поскуливаниями Хвана и хлюпающими звуками от движений. И Сынмин наслаждается каждой нотой, раскатывая ее на языке, будто терпкое вино. Хенджин звучит замечательно, идеально, так, как того надо Киму. И от этого рвет крышу, а по венам течет огонь.

      — Хени, ускорься, — Сынмин всё же находит силы, чтобы задержать себя и вглядеться в темноту, увидеть своего парня и проследить за каждым движением. Хенджин мелко толкается в свою ладонь, с силой прикусывает пухлую губу, а второй рукой сжимает волосы у корней, отчаянно пытаясь не развалиться на куски под накатывающими ощущениями.

      Хван проваливается и полностью теряется. Сынмин уверен, что он ничего не видит перед собой и не чувствует ничего, кроме пульсирующего члена в собственной руке и сердца, выталкивающего ребра из груди. Сынмин в этом уверен, потому что сам чувствует то же самое. За исключением одного: есть непреодолимое желание коснуться человека напротив. И в отличие от Хвана, Сынмину не нужно разрешение, поэтому он сокращает несчастные семь шагов между ними за секунду и падает на колени, откидывая ладонь Хенджина и заглатывая пульсирующий член.

      — Минни! — Ким чувствует, как Хенджин сильно вздрагивает, пугаясь горячего прикосновения языка к головке. Сынмин только усмехается и облизывает член до самого основания, всасывая яички и кусая за внутреннюю сторону бедра. Хван взвизгивает.

      — Ой! — звук шлепка перекрывает чужой испуганный вскрик. — Прости, Сынмин-и!

      — Ничего, золото, но будь тише, Хени, — Сынмин возвращается к истекающему члену и старается взять как можно глубже. Довольно мычит только тогда, когда головка касается горла.

      — Минни, так хорошо, — Хенджин вплетается пальцами обеих рук в темные пряди волос Сынмина и нежно гладит кожу головы, собирая волосы на затылке. — Так хорошо!

      Сынмин прикрывает глаза, медленно сглатывая и наслаждаясь привкусом предэякулята и тяжестью члена на языке. Он ведет головой, проталкивая ствол чуть дальше, и опять глотает, чувствуя, как Хенджин усиливает хватку в волосах.

      — Минни, пожалуйста, я так хочу кончить, — Хенджин шепчет и гладит Сынмина по щеке, пытаясь привлечь внимание к своим словам.

      — Конечно, Хени, кончай, когда захочешь, — Сынмин целует бедра и головку члена, а затем опять насаживается, пуская слюну по подрагивающему стояку, чтобы подхватить сползающие дорожки рукой и начать надрачивать Хвану. Хенджин дышит очень тяжело, дергается и безостановочно поджимает живот, напрягает бедра и тянет Сынмина за волосы. Неосознанно, но очень хорошо. Особенно когда со скулежом кончает Киму в глотку, мелко толкаясь и оглаживая щеки. Хенджин в порыве даже надавливает на них, из-за чего Сынмин чувствует, как струйка спермы стекает по подбородку, но он не успевает ее убрать, потому что Хван, почувствовавший власть, поднимает его на ноги и с жадностью целует, забирая и свою сперму, и тихие стоны возбужденного Кима.

      — Теперь ты, — Хенджин не прекращает его целовать, но руку запускает в трусы и быстро водит по истекающему и пульсирующему члену. — Тише, Минни, тише.

      Хенджин гладит его по затылку, пока Сынмин толкается ему в кулак и заодно вспоминает собственное правило, стараясь быть тише. Получается плохо, поэтому он вжимается всем телом в Хенджина и глушит стоны, прижимаясь губами к его голому плечу. Сынмин хватается за Хвана, теряя всю свою строгость и серьезность, когда кончает и подставляет красные щеки под горячие поцелуи. Хорошо, что в темноте не видно. Хотя Хенджин и так прекрасно знает и о красных щеках, и о влюбленном взгляде своего строгого, серьезного, но такого любимого парня.

      — Я уже отчаянно скучаю по тебе до самого завтрашнего дня, Минни, — Хенджин шепчет на ухо и в последний раз целует в щеку, чтобы в следующую минуту с горящими в темноте глазами вылизывать перепачканную в сперме руку и постанывать вокруг своих же пальцев, ловя стекающие капли.

      Удивительно, но привести себя в порядок они успевают до того, как вся их группа с громкими криками вывалится из гримерки на их поиски. А до тех пор Сынмин успеет еще украсть несколько жарких поцелуев.