В свой день рождения Эрвин просыпался медленно. Он выбрался из постели чуть позже положенного и почувствовал, как губы дёрнулись в улыбке под тёплыми солнечными лучами. Затем Эрвин помылся, побрился, проделал привычные утренние процедуры, всё это время краем глаза поглядывая на окно. Он уже заметил белый прямоугольник, просунутый в щель между оконной рамой и подоконником.
Как это бывает с любимой едой, Эрвин хотел побыть в предвкушении, посмаковать это чувство. Он не в первый раз получал письмо, но обычно они приходили беспорядочно, всегда появлялись неожиданно. И только в свой день рождения он точно знал, что письмо придёт. Это было чем-то вроде обещания, которое преданно исполнялось уже два года. Небольшая, но традиция.
Прежде чем заняться неразберихой на работе, Эрвин забрал письмо, не в силах больше сдерживаться. Всё равно было лучше спрятать его как можно быстрее. Остальные члены военной полиции будут не особо рады, если узнают, что он переписывается с известным преступником. Им и так не нравилось, что Эрвин серьёзно относится к работе, и их недовольство наконец переросло в перевод в другой отдел. Его время вышло.
Эрвин осторожно достал письмо, разглаживая небольшие складки на бумаге. На недорогом конверте не было имени, внутри лежал такой же дешёвый листок. Эрвин аккуратно развернул его. Чернильные буквы были чётко написаны вдоль ровных линий, но почерк был простым. Кто-то явно пытался писать курсивом, но не привык к этому. Какие-то буквы были связаны или почти связаны, а какие-то стояли свободно и одиноко. Эрвин испытывал необъяснимую нежность к этому неловкому почерку.
Письмо начиналось так: Мой дорогой Эрвин. Эрвин остановился, вдруг задумавшись, сколько времени прошло с тех пор, как в приветствии было написано просто «Эрвин». Он опустил письмо на кровать и потянулся к личной папке, в которой он собирал всю информацию о Леви. Конечно, у него была и другая, общедоступная и лежащая в офисе, в которой были записаны его преступления, побеги и всё, что им было известно о его личности и привычках. Большая часть этой информации появилась благодаря Эрвину. Вторая папка была его секретом, и в ней хранилось около тридцати писем, полученных за последние три года, во время которых велась погоня. Эрвин достал её из тайника за кроватью и начал перелистывать; оказалось, прошло три месяца и семь писем с тех пор, как он был повышен до этого звания. До этого два месяца держалось «Дорогой Эрвин», а его предшественник, «Уважаемый Эрвин, не такой уж отстойный полицейский», встретился всего в двух письмах.
А Эрвин начал с «Уважаемый оппонент» и «Мой уважаемый оппонент», а затем перебрал «Леви, мой уважаемый оппонент», «Леви, мой дорогой и самый уважаемый оппонент» и пока что остановился на «Леви, мой дорогой, несравненный и самый уважаемый оппонент». Леви, кажется, считал эти длинные приветствия забавными.
Удовлетворив любопытство, Эрвин вернулся к кровати и продолжил читать сегодняшнее письмо.
Мой дорогой Эрвин,
О, смотри, ты ещё на год ближе к смерти, старый пердун. Надеюсь, ты чему-то научился за все те разы, что я ускользал от тебя, и сможешь пару раз обмануть Жнеца душ. Но не переживай, ты, наверное, всё равно слишком толстый для него. Ты с УПМ как корова на льду. Забавно, но ужасно унизительно.
Эрвин помнил, как ему впервые не удалось поймать Леви. Они загнали его в угол в трущобах Сины — одного, потому что он приказал своим соучастникам бежать, пока он отвлечёт преследователей. Эрвин и его подчинённые добровольно отправились за ним, потому что именно он был их реальной целью. А затем, зайдя в тупик, Леви взмахнул плащом, под которым оказалось УПМ, и взмыл в воздух. На мгновение Эрвин замер, ошеломлённый и его смелостью, и красотой его полёта. Леви походил на птицу, был лёгким, словно порыв ветра, элегантным, как танцор. Эрвин видел, как люди тренировались годами и всё равно чувствовали себя в воздухе не так комфортно. Леви с лёгкостью оторвался от них и исчез во тьме переулков Сины.
Надеюсь, ты чему-то научился после нашей последней стычки. Может, ты и не совсем бесполезный, но, если ты приставляешь ко мне подкупных стражников, я пользуюсь этим. Очень небрежно с твоей стороны. Это было так позорно, что я даже думал остаться и сбежать попозже, когда станет хоть немного сложнее. Я бы понадеялся, что тебя представят перед военным судом за глупость, но, если бы так делали, вся военная полиция уже давно сидела бы за решёткой, поэтому, я думаю, им всё равно. Может, вместо этого тебя похвалили. Они часто награждают некомпетентность.
Когда Эрвин попытался поймать Леви во второй раз, всё прошло куда лучше. Они удивили Леви во время кражи со взломом и даже смогли заковать его руки и ноги, соединив их цепью за его спиной. Леви даже выглядел немного впечатлённым — в тот момент это ужасно раздражало Эрвина, но сейчас он ценил это, потому что знал, какого невысокого мнения тот был о полицейских. Он отвёл взгляд на три секунды, затем повернулся обратно, а Леви уже нахально ухмылялся ему, покачивая оковы на пальце. Затем он побежал.
Тогда Эрвин запомнил, что существовало не так много замков, которые Леви не мог взломать.
В конце четвёртого квартала открылась новая булочная, и штрудель у них на удивление недерьмовый. Владелица недавно овдовела, и ей не помешала бы прибыль, а ты, насколько мне известно, купаешься в деньгах и срёшь бриллиантами, поэтому я рассказываю тебе о ней. Можешь поделиться информацией со своими дружками-свиньями.
Первое письмо от Леви пришло вскоре после третьего раза, когда Эрвину не удалось схватить его. В этот раз Эрвин ждал его, поймал на месте преступления и даже смог предотвратить кражу. И, хоть Леви и смог сбежать, видимо, он был так впечатлён, что написал длинное и очень оскорбительное письмо, в котором хвастался и рассказывал, куда именно стоит пойти неуклюжему Эрвину. Тому это всё показалось довольно милым — так он и написал в ответ. Вторым письмом Леви была целая страница изобретательных оскорблений.
Совершенно случайно вскоре после этого они встретились на улице, и Эрвин, вместо того чтобы начать очередную длительную погоню в своё нерабочее время, пригласил Леви выпить. К его удивлению, тот согласился и оказался интересным, хоть и грубым, собеседником. В конце вечера Леви заплатил за него и снисходительно сказал, что «знает, сколько зарабатывают полицейские», а Эрвин ответил, что не все могут позволить себе быть пиявками общества. Прежде чем уйти, Леви резко притянул его к себе за ворот рубашки и поцеловал его в удивлённые губы.
Кажется, я тебе нравлюсь, — написал Эрвин в следующем письме и получил ещё абзац брани в ответ.
На прошлой неделе в одном из богатых районов Сины произошло ограбление с убийством. И, хоть мне и похер на смерть герцога Носека, потому что он поддерживал рабство и ему нравилось убивать шлюх, его жена и дети не сделали ничего плохого и не заслуживали смерти. Просто хочу, чтобы ты знал, что я тут не при делах, поэтому смотри не переусердствуй. Арестуй меня (если сможешь) только за то, что я действительно сделал. А убийцы часто бывают в «Ослином ухе» (такую явную подсказку может понять даже такой идиот, как ты).
Эрвин мысленно сделал пометку разобраться… ну, передать информацию. Больше он ни с чем разбираться не будет. Леви не в первый раз делился какой-то информацией, но, честно говоря, Эрвин и без этого не подумал бы, что он тут замешан. Ему не нравился сопутствующий ущерб. Его преступления чаще всего были элегантными и осторожно спланированными.
Недавно я ходил по переулкам Сины, и отражение неба в канализационной луже напомнило мне о твоих глазах.
Губы Эрвина дёрнулись в улыбке. Он думал, что сам Леви был красивым, хотя черты его лица были слишком резкими, чтобы считать его классически привлекательным. В нём было столько харизмы, пусть он и редко выражал эмоции. Эрвину нравилось, когда какие-то чувства пробивались через маску, нравилось писать слова, от которых Леви будет раздражённо стонать, хотя судить о реакции он мог только по письменным ответам.
Ко мне домой приходила бродячая кошка, до ужаса убогая. Я помыл её и отпустил. По крайней мере, она должна быть чистой. Потом она залезла обратно через окно и разворошила мою кладовку. Теперь ты добавляешь эту информацию в свой файл, да? Как будто это поможет тебе выследить мой дом. Ну давай, попробуй.
Леви постоянно перемещался, чтобы не попасться полиции. Эрвину удалось выследить его только однажды, и то совершенно случайно. Это было весной прошлого года. Он расследовал слухи о шайке контрабандистов и нашёл дом, который, как ему казалось, служил их складом. Было тихо, никто не входил и не выходил. Само здание стояло между двумя другими, двери не было, только окно — достаточно большее, чтобы пролезть, и расположенное не там, где обычно располагались окна, потому что внутри здания вообще не должно было ничего быть. Эрвин вскарабкался, осторожно открыл окно и пробрался внутрь. Комната была крошечной и пустой, в ней не было почти ничего, кроме четырёх стен и окна, ни следа контрабанды. Вместо этого на полу стояли кувшин воды, ночной горшок и паллета, на которой под грудой одеял кто-то лежал. Эрвин осторожно прошёл вперёд, стараясь не скрипеть половицами, но ему и не нужно было переживать. Пол явно был построен так, чтобы была возможность передвигаться бесшумно.
Он осторожно потянул угол одеяла в сторону и увидел Леви, по его лицу тёк пот, глаза были затуманены. Его явно лихорадило. Эрвин коснулся ладонью обжигающего лба, Леви дрожал под одеялами. Кажется, он не узнал Эрвина, но тихо застонал, когда к щеке прижалась прохладная ладонь.
Эрвин знал, что это его шанс. Несмотря на все свои манипуляции и смекалку, он никогда не был так близок к поимке Леви. Он мог просто отнести Леви в штаб и запереть его, пока он не вылечится, похоронить его так глубоко, что он никогда не выберется. Или казнить, прошептал голосок внутри, потому что Леви уже слишком долго был в бегах.
Эрвин что, был настолько некомпетентным, что не мог победить Леви в честной борьбе и был способен одолеть его только тогда, когда он был практически без сознания из-за болезни?
Эрвин отрезал кусочек одеяла, намочил его и положил Леви на лоб, а затем выбрался через окно и отправился на поиски еды. Вскоре он вернулся с небольшим горшочком густого мясного бульона, купленного где-то на улице. Он посадил Леви, приобнял его — его голова легла на плечо Эрвина — и принялся осторожно кормить супом, периодически вытирая ему подбородок. Он надеялся, что ему не показалось, что после еды Леви стал выглядеть чуть лучше: лицо перестало быть таким бледным, хотя он всё ещё не особо понимал, что происходит.
Эрвин помог Леви забраться обратно под одеяло, поцеловал его в лоб и заменил мокрую ткань новой. Не успев перечислить все причины, по которым его решение было невероятно глупым, он вылез через окно и продолжил поиски контрабандистов.
Неделю спустя Эрвин вернулся в комнату, но в ней было пусто.
Когда они встретились в следующий раз, Леви пристально посмотрел на него, но ничего не сказал, и Эрвину оставалось только догадываться, помнил ли он их встречу или думал, что это был просто лихорадочный сон. В любом случае это не помешало Леви украсть несколько баллонов газа для УПМ прямо из-под носа военной полиции.
Я бы угостил тебя ужином, но ты арестуешь меня, да?
Улыбка Эрвина немного померкла. Ему нравился Леви, наверное, даже больше положенного. Какое-то время он думал, что этого будет достаточно; может, ему удастся убедить Леви сдаться полиции ради Эрвина. Но Леви всё бежал и бежал, и вскоре Эрвин уже начал удивляться, что в Сине ещё не закончились места, в которых он мог спрятаться.
Меньше года назад, одной снежной ночью, Эрвин получил самое короткое письмо в ответ на поздравление с днём рождения.
Может, нам просто остановиться, — написал Леви. — Я перестану убегать. Ты перестанешь гнаться. Я буду держаться от тебя подальше. Я перестану высовываться. Я устал.
У Эрвина дрожала рука, когда он писал ответ.
Сдайся. Я сделаю так, чтобы тебе было легко. Я добьюсь для тебя максимального снисхождения. Отбудь свой срок. Тебе больше не нужно быть одному.
Когда Леви не ответил сразу же, Эрвин написал ему ещё одно письмо, надеясь, что, возможно, так он сможет закончить их игру, поймать Леви… И, может, когда-нибудь в будущем он встретит Леви свободным человеком, и…
Леви не ответил. Во время их следующей стычки он выглядел уставшим, но решительным, минутная слабость была забыта. Эрвину было стыдно признаться, какое облегчение он испытал, когда увидел, что Леви был не сломлен.
Поэтому купи торт и съешь его в одиночестве. С днём рождения. Ещё увидимся.
Искренне твой, если сможешь поймать меня,
Леви
Эрвин вздохнул. Он перечитал письмо, затем сложил его и положил обратно в конверт.
После завтрака он сел, чтобы написать ответ. Эрвин замешкался над приветствием, думая, стоит ли пуститься во все тяжкие и исписать целую страницу, чтобы повеселить Леви, но в итоге отказался от этой идеи. Не в этот раз.
Мой Леви, — написал он.
Это последнее письмо, которое ты получишь от меня. Меня «повысили» до разведкорпуса — якобы благодаря моим достижениям в военной полиции, но на самом деле потому, что это именно то место, куда отправляют любопытных офицеров. Возможно, я не доживу до своего следующего дня рождения — в разведкорпусе солдат не щадят. Военная полиция порадуется, если я умру быстро. У меня нет никакого желания сдаваться без боя, но, признаюсь, я не уверен. Я никогда не сражался с титанами. Погоня за тобой была отличной подготовкой в плане маневрирования. Я изо всех сил постараюсь как можно дольше избегать Жнеца душ.
Я думал ещё раз призвать тебя сдаться, пусть и на время, чтобы твоя поимка стала венцом моей карьеры. Но, поразмыслив, я решил, что мне больше нравится представлять страдания, которые будет испытывать тот, кто займёт моё место. Задай им жару.
Я не сомневаюсь, что ты продолжишь уклоняться от военной полиции с той же лёгкостью, с какой ускользал из моих рук, поэтому я спокойно поздравляю тебя со свободой. Спустя много лет, когда мои пережёванные останки будут лежать в безымянной могиле — если мне повезёт и мой труп вообще обнаружат, — надеюсь, ты будешь с теплом вспоминать обо мне.
Я буду скучать по твоим письмам. Я ещё не встречал человека, который мог так закрутить оскорбление. Я бы хотел поцеловать тебя ещё раз перед уходом. Нам было так сложно выцепить моменты для себя, да?
Твой, потому что тебе никогда не нужно было ловить меня,
Эрвин Смит
Эрвин разгладил бумагу и добавил подпись внизу. Готово. С лёгким чувством пустоты внутри он сложил письмо и запечатал конверт.
Остаток дня Эрвин готовился к отъезду. В основном ему нужно было только вернуть реквизированные вещи, потому что он уже успел обсудить всё необходимое с людьми, которые заменят его. Он передал свой офис, в том числе и файл с информацией о Леви. Ему особо ничего не нужно было брать с собой в разведкорпус, потому что там ему предоставят всё самое нужное, от формы до белья.
В обед ему удалось выбраться из штаба, чтобы отправить письмо Леви. Он походил по улицам, пока не нашёл кучку оборванцев, догнал их и отдал им письмо и горсть монет. Они никогда не признавались, что знали Леви, но каким-то образом письма Эрвина всегда достигали цели.
Однажды он подумал о том, чтобы проследить за ними, но передумал. Не было никаких гарантий, что он смог бы добраться до Леви, но любая попытка это сделать точно положила бы конец их переписке.
Поздно ночью, попрощавшись с людьми, с которыми ему нужно было попрощаться, Эрвин вернулся к себе. Он снова достал папку с письмами Леви. Осторожными пальцами он добавил последнее письмо в коллекцию и пролистал оставшиеся пустые страницы. Они перелистывались быстро, обещание, которое никогда не будет исполнено. Затем ещё несколько минут Эрвин пробегался пальцами по дешёвой грубой бумаге, касаясь аккуратных строк текста. Он обвёл буквы своего имени и вспомнил те несколько случаев, когда Леви произносил его вслух. Эрвин подумал о тех разах, когда касался его — почти всегда во время сражения, кроме того дня, когда Леви болел.
На этом всё. Завтра Эрвин вступит в разведкорпус, воссоединится со старыми друзьями и, возможно, ненадолго заведёт несколько новых. Он решительно закрыл папку и, пока не передумал, бросил её в камин. Она воспламенилась, огонь тут же принялся пожирать три года слов. Не должно было остаться никаких улик того, что было между ними.
И теперь с этой частью его жизни было покончено.
***
Эрвин ушёл на рассвете. Больше ему было не с кем прощаться, поэтому затягивать было бессмысленно. Он медленно ехал по всё ещё спящим улицам столицы, радуясь, что ему хотя бы позволили оставить лошадь, которую он тренировал несколько лет. Больше ему всё равно ничего не хотелось брать с собой. В такой час было тихо. Обычные люди ещё не проснулись, а преступники уже отправились спать. Эрвин задумался о том, что делал Леви, а затем заставил себя выбросить эти мысли из головы. Леви больше не был частью его жизни.
Он доехал до конца улицы, оказавшись прямо у стены. Полусонные стражники поприветствовали его и равнодушно стали изучать приказ о переводе, а затем махнули рукой, чтобы он подождал, пока они откроют ворота.
Эрвин убеждал себя, что не хочет оглядываться, пока ждал, пока смотрел, как зелень и небо появляются в проёме между землёй и решёткой, пока ехал в неизвестность, но в последний момент он не сдержался и бросил прощальный взгляд на башни, которые служили ему домом всю его жизнь.
И вот так он оказался по ту сторону стены. Впереди него стена Сина закрывала небо, пряча стену Розу и его конечную цель — стену Марию. Даже в такое время на дороге уже было несколько путешественников. За день здесь соберутся толпы людей в надежде попасть в столицу, чтобы поторговаться или подать прошение королю, но сейчас тут было спокойно. Ему придётся проехать примерно день по богатым городам и полям Сины, чтобы добраться до следующей стены, а оттуда время будет только увеличиваться, потому что стены будут становиться больше. Будущее вдруг показалось ему невероятно тяжёлым, и на мгновение Эрвин ссутулился и вздохнул, прикрыв глаза.
— Долго же ты.
Он распахнул глаза. У дороги стояла фигура в плаще, одетая для долгого пути, лошадь была привязана к дереву рядом. Человек низкого роста, но сильного телосложения откинул капюшон. Почему-то Эрвин даже не удивился, что это был Леви.
— Здорово снова тебя увидеть, — сказал Эрвин. Он особо не торопился, поэтому слез с лошади. Леви не нравилось задирать голову, чтобы говорить с людьми.
— Что это за херня? — спросил Леви, размахивая скомканным листом бумаги — вчерашним письмом. — Я никогда не читал ничего более плаксивого. Что ты вообще написал? Что-то про пережёванный труп? Какой ты жалкий.
Эрвин остановился в нескольких шагах от Леви и улыбнулся.
— А кому ещё я мог поплакаться? — спросил он. — Я просто воспользовался вниманием моего невольного слушателя. Ты пришёл проводить меня? Если хочешь сдаться, уже немного поздно. Нужно было делать это в пределах Сины.
— Тц. Ещё чего. — Леви в отвращении скривился. — Я пришёл, потому что…
Он затих, и это было не похоже на него. У него немного порозовели уши. Эрвин никогда не видел его таким, и эта картина его очень радовала.
— Сина — отстой, — наконец сказал Леви. — Мне надоело жить в потайных комнатах и есть херню. Надоело убегать. Я слышал, что разведкорпус всегда набирает людей. Готов поспорить, я могу научить их паре трюков с УПМ.
— Ты пойдёшь со мной? — спросил Эрвин, не веря своим ушам.
— Ещё чего, — рявкнул Леви. — Просто так получается, что я вступаю в разведкорпус в одно время с тобой. И еду той же дорогой.
Эрвин почувствовал, что снова начал улыбаться, на этот раз ещё шире. Он сделал последний шаг, подошёл вплотную к Леви и обхватил его лицо ладонями. Леви был не против, только наклонил голову; Эрвин обнял его за шею, чувствуя, как короткие волосы щекочут его, и провёл большими пальцами по острым скулам. Леви больше не был чем-то запрещённым, поэтому Эрвин позволил себе полюбоваться мягкими чёрными волосами, серыми глазами, которые напоминали замороженные водопады, только и ждущие оттепели, чтобы снова начать бурлить, и бледными губами. Леви стоял спокойно и расслабленно, не боясь. Он был совсем не похож на хулигана, которым Эрвин видел его, когда загонял в угол. Возможно, потому что тут не было никаких углов, только широкие поля.
— Если бы я знал, что мне нужно отпустить тебя, чтобы ты остался со мной, я бы уже давно это сделал, — пробормотал Эрвин и наклонился к нему, чтобы поцеловать. Первые несколько секунд Леви яростно спорил с ним, говоря прямо ему в губы, а затем пожал плечами и поцеловал его в ответ, по-хозяйски кладя ладони на бёдра Эрвина.
Они неохотно отстранились друг от друга. Эрвину удалось сделать это только потому, что он напомнил себе, что у них будет ещё много возможностей — столько, сколько они захотят. Леви облизнул губы — это было очаровательно, — а затем вытер рот тыльной стороной ладони — ещё очаровательнее.
Эрвин в последний раз провёл ладонью по волосам Леви, растрёпывая их, чтобы посмотреть, как он ругается и причёсывает их пальцами. Он никогда не видел, как Леви реагирует на обычную жизнь. Он не мог дождаться возможности запомнить каждую реакцию.
— Пойдём? — предложил Эрвин. — Раз мы всё равно едем в одну сторону, можем составить друг другу компанию.
Леви сделал вид, что размышляет над этим предложением, а затем пожал плечами.
— Наверное, можно, если ты будешь развлекать меня. — Он подошёл к дереву, чтобы отвязать поводья, обмотанные вокруг низко висящей ветки.
Эрвин тоже взобрался на лошадь, с удовольствием отметив, как хорошо Леви держится в седле — значит, им будет легко идти в одном темпе. Дни путешествия показались ему очень соблазнительными.
— Теперь я не расстраиваюсь, что сжёг вчера письма, которые ты мне присылал, — сказал Эрвин.
Леви повернулся к нему.
— Ты сжёг мои письма? — Затем его глаза забавно расширились. — Подожди, ты хранил их?
— А ты нет?
Леви покраснел и сбивчиво начал отнекиваться, а Эрвин рассмеялся. Приближаясь к стене, он осознал, что не против уйти. Он забирал лучшее, что было в Сине, с собой.