Ноябрь. Первый год от начала манги. Через две недели после предыдущей главы.

Когда состояние Ханаби улучшилось, ее выписали из больницы, дав рекомендации для дальнейшего восстановления. Кабуто Хьюгу не узнавал. С одной стороны, это ему нравилось: она взялась за учебу, не расставалась со справочником и часто стала проводить время в библиотеке или лаборатории. Только вот был второй аспект, который вызывал опасения: Якуши подозревал, что она проводит время вне дома не от тяги к знаниям и не расстается с книжкой не из внезапно появившейся любви к медицине. Она просто боится, что ее отравят еще раз. И, наверное, из всех книг чаще всего читает труды по токсикологии. Пойти ей после службы некуда, остается просиживать в библиотеке или оставаться в лаборатории. К тому же он заметил, что Хьюга выгадывает время, чтобы вернуться, когда его друзья уже ушли. Все это в команде стало предметом шуток о волшебных и необъяснимых изменениях характера Ханаби, и о том, что нужно было давно заняться ее воспитанием, а вот самого Якуши это беспокоило: нехорошо, когда в команде двое издеваются над третьим. Пусть даже и заслуженно. Командной работы после этого не дождешься.

***

– Она уже двадцать минут под дверью стоит, войти боится, – насмешливым голосом произнес Мисуми. – Ждет, когда мы свалим. А я-то ее чакру чую.

– Думает, что никто еще ее «хитрость» не понял. С нами видеться не хочет. – Добавил Акадо Ерой. – А, может, она боится, что мы опыты продолжим, – и она совсем «бревном» станет. Я ей обещал и сказал, что слово свое держу.

Для Якуши многое в поведении Хьюги теперь стало понятно, и, хотя проблем от воспитанницы стало меньше, его не покидало чувство, что Ханаби приблизилась к той модели поведения, которая была в начале их знакомства. А тогда ее манера общения была продиктована страхом.

– Шутка, повторенная в шестнадцатый раз, не смешная уже. – Сказал Мисуми и вывел Кабуто из задумчивости. – Позовем ее, не то так до ночи стоять будет. Нас ждать. Да и соседи будут говорить, что мучаешь девчонку почем зря.

– Они и так с первого дня болтают разное: то я – садист и мучитель, то я – заговорщик, реваншист и патриот дома Хьюга. А иногда и то, и другое вместе. – Огрызнулся Якуши. – Но зови. – Сказал он.

Мисуми вытянул руку и внезапно, не сходя с места, распахнул дверь, открывавшуюся вовнутрь. Ханаби, стоявшая за ней, не успела отойти и испуганно взглянула на свою команду.

– Заходи, чего стоять-то? Хватит уже, Ханаби-чан. – Сказал Цуруги.

Она вошла, закрыла за собой дверь, поклонилась. И встала, замерев, посреди комнаты, не решаясь присоединиться к трапезе.

– Ты садись, Ханаби. – Позвал Якуши.

– Ага, что ты, как неродная? – Спросил Акадо и рассмеялся.

Она нерешительно подошла и села за стол. Акадо дал ей пиалу с рисом.

– За что? Я же ничего не сделала. – Спросила она взволнованным полушепотом. – Я ничего не делала… – Повторила она еще тише.

– Хороший рис. Смотри. – Акадо подцепил палочками немного еды из тарелки, которую поставил перед Ханаби, и съел его. – Убедилась? – Спросил он.

– У вас просто иммунитет к ядам, Акадо-сан. – А мне это вредно будет.

Она помолчала, а затем снова спросила: «А что я сделала? Если из-за того случая вы хотите «продолжить мое обучение», то я раскаиваюсь и я… не выдержу».

– Да никто тебя травить не собирается. Нужно больно на тебя яд переводить. – Ответил Акадо. – А тайно подмешивать тебе яд я не стану. Зачем мне это, когда я сам могу тебе в глотку отраву влить, и ничего мне за это не будет. Захотел бы – давно бы так сделал.

Девочка посмотрела на него с ужасом, а затем, смутившись, опустила глаза вниз.

– Ханаби, слышишь меня? – Вдруг обратился к ней Якуши. – Та вздернула голову, как тогда, на церемонии награждения. – А если я отдам тебе свои онигири, возьмешь?

Хьюга внимательно поглядела в глаза Якуши и ответила:

– Да, вам верю. Вы издеваться не станете.

Тут вмешался Акадо: «Ты думаешь, что он лучше меня? Серьезно? Да мы с ним такие дела проворачивали, что тебе в кошмарных снах не приснятся!»

Девочка вопросительно посмотрела на Кабуто, как бы пытаясь понять по выражению его лица, стоит ли развивать эту тему и ответить, что она знает про прошлое Кабуто, или Якуши это будет неприятно и лучше промолчать. Посмотрев на опекуна, она так и не смогла ничего понять, но тут же услышала Мисуми:

– Ой, да никто никого не лучше, Акадо-сан! И если здесь оскорбляться, то только мне, потому что вы в том институте оба были врачами, а я – пациентом. А если вспоминать ваши подвиги, то малая легко отделалась. – Тут он перевел взгляд на Ханаби. – Не тронем мы тебя. – Сказал он.

Когда Кабуто и Ханаби остались одни, Якуши решил поговорить с подопечной:

– Мне не нужна дерзкая девчонка. – Произнес он.

– Да какая же я… я слова не говорю. – Мне прийти позже сегодня надо было.

– И невротик мне тоже не нужен. Иначе ты шиноби не станешь. – Добавил он. – Я из этого состояния тебя уже выводил. И вывел. На свою беду.

– А та девочка, которая бы вам подошла… ее давно уже нет. – Горько сказала Ханаби.

– Да если б я тебя до трагедии не видел, я б тебе и помогать не взялся. – Произнес он.

Ханаби, немного задумалась, очевидно, вспомнив то, как бегала к Кабуто на короткие импровизированные «уроки». – Я как раз хотела поговорить с вами о воспитании, которое вы мне даете. Якуши раздраженно поглядел на нее, подумав, что наказание не пошло впрок, а дерзость в ее характере искоренить не удалось.

– Вы мне очень помогли. Вы меня просто спасали все эти месяцы… – Сказала она то, что Кабуто меньше всего ожидал услышать.

«От тебя самой нужно спасать, девочка», – подумал врач, но вслух ничего не сказал.

– Но я… – Тут она замолчала. – Я вас не оскорблю, если… – Было видно, что эти слова даются ей очень тяжело, – если я от вас уйду? – Выговорила она, наконец.

– Когда надумала? – Спросил Якуши.

– Пока в больнице лежала. – Решила, что совсем не хочу обратно. Я ваших друзей боюсь очень. Мне здесь страшно. – Она помолчала, будто готовя новый аргумент. – Да и вам будет намного лучше. Будете жить, как прежде. Здесь просторней станет. Я же знаю, что только место занимаю.

– Здорово, – сказал Якуши. – А ты на что жить собираешься?

– Я же теперь генин. – Ответила она. – На миссии ходить буду.

– За поимку кота или прополку огорода много не заплатят, Ханаби. – По губам Якуши скользнула ироническая улыбка.

– Ну, пусть… Когда-то же я пойду на взрослые задания!

Она замолчала, а потом совсем неслышно жалобным голосом произнесла: «Я еще хотела попросить Вас: мы ссоримся часто, но потерпите меня, пожалуйста, до марта. Я заявление подам, и меня здесь не будет. А то я здесь буду каждый день ждать, что мне рицин подсыплют. Или что я опять что-то не то сделаю и только ваше раздражение вызову. – Она сделала паузу, будто набираясь смелости сказать еще что-то. Якуши ждал. – Я… это… еще попросить хотела… Не могли бы Вы мне помочь первое время, пока задания будут совсем дешевыми. Ну, чтоб меня за неуплату не вышвырнули. Мне просить больше некого.

– Ага, и чтоб ты голодной смертью не померла. – Добавил, усмехнувшись, Кабуто, а Ханаби неожиданно для себя согласно кивнула. – Знаешь, чего, Ханаби, давай-ка ты до марта головой подумаешь, разумно ли это, в никуда уходить. Я тебя спасать не стану. Ушла – значит, ушла. Хотя, – тут Якуши задумался, – я раз в месяц подаю милостыню бродячим монахам, которые собирают мелочь. – Если решишься, то так уж и быть, буду тебе ее отдавать. Даже если тебя будут брать как генина на миссии, платить все равно тебе не станут, пока за лечение долг не отдашь. Сдохнешь ты в своем общежитии без меня. Или мне тебя еще и подкармливать тем, что от обеда останется? Тогда ты точно спокойной станешь. И послушной. Такой ты свою новую жизнь представляешь? Зато никто не воспитывает, правда? – Ехидным тоном заметил он. – Или ты думаешь, что раз со мной у тебя отношения не сложились, то с соседками по комнате сложатся?

– Ну, они все-таки такие же, как я, подростки… – Начала Ханаби.

– И им на тебя плевать. – Прервал ее Кабуто.

– Они меня яд заставлять глотать не станут. – Сказала Ханаби и легла на койку, укрывшись одеялом с головой.

***

На следующий день Ханаби решила найти Хатаке Какаши и все-таки извиниться перед ним за тот случай. Она нашла его листавшим от скуки какую-то книгу, он тут же спрятал ее, когда увидел ребенка.

– Можно с вами поговорить? – Спросила Хьюга.

– Чего тебе? – Ответил вопросом на вопрос Хатаке.

– Я хотела извиниться… за то, что сказала недолжное тогда, давно, когда вы нас тренировали. Я хочу немного изменить свою жизнь. – Произнесла она.

– Извинилась? Вали. Мне нет дела до твоего личностного роста. – Сказал Какаши.

– А еще я хотела сказать вам «спасибо» за то, что вы не добили меня на церемонии. В тот день, кажется, все будто договорились выдать мне по счетам. – Проговорила Хьюга.

– И ты?

– Ну, я заслуживала. – Девочка неудачно попыталась изобразить улыбку, только вот при воспоминании о тех днях у нее дрожали плечи.

– А ты помнишь, что я тебе сказал? – Ханаби отрицательно покачала головой.

– Ты таблетки пить бросила? – Строго спросил Хатаке.

– Мне Якуши-сан теперь другие прописал. Полезные. Чтобы организм привык к нормальному объему чакры. – Рассказывала Хьюга.

– Знаешь, я был в ситуации, похожей на твою, но столько дичи не творил. – Ханаби кивнула.

– Дело в том, что мой опекун… – Начала было она, но ее перебил собеседник.

– Плохо справляется со своей работой, и ты, как крыса, прибежала ко мне жаловаться? – Спросил Хатаке.

– Нет. Вовсе нет. Он обо мне заботится. И он очень хороший человек. Он, как и я, сиротой был. Только есть вещи, которых он не понимает. – Торопливым речитативом, будто пытаясь оправдаться, произнесла она.

– И чего не понимает твой попечитель? – Спросил Какаши.

– Я хочу спросить у вас, как быть самураем? – Сказала она.

– Прочти в книгах. Такое чувство, что тебе их не дают. Я-то здесь причем? – В голосе Какаши усиливалось раздражение. Ханаби показалось, что смотрел он на нее, как на мелкий надоедливый гнус, от которого только и стоит, что отмахнуться.

– Как вы справились? – Сказала Хьюга.

– Минато-сенсей учил меня быть самураем. Рассказывал мне то, что я должен был узнать от отца. – Ответил Хатаке. – Разница между нами состоит в том, что моим опекуном стал Четвертый Хокаге, а твоим – врач в госпитале.

– А что вам рассказал Четвертый? – Задавала девочка вопрос за вопросом. Ей было очень любопытно узнать о человеке, который справился с той ситуацией, в которой оказалась сейчас она.

– Тебе-то что? Это – мое дело. – Отрезал Хатаке. – Я не хочу становиться твоим воспитателем и укреплять в тебе самурайский дух. Твой опекун – Якуши, и у меня нет желания переходить ему дорогу и отбирать воспитанницу, про которую вся Деревня говорит, что он нянчится с предательницей, как с ребенком. Ты у него всегда должна все спрашивать. Хотя я расскажу тебе, пожалуй, пару вещей, которые помогут тебе выжить здесь. Видишь вон ту крышу? Мы доберемся до нее с помощью шуншина. – Предложил джонин.

– Только я за вами не успею. – Призналась Ханаби.

– Я буду бежать вполсилы. – Сказал он.

Они оказались на крыше дома: видимо так Какаши был готов разговаривать более открыто.

– Хотел сказать тебе, что борьба твоя запоздалая и бессмысленная. – Начал он. – Я тебе расскажу кое-что, а ты послушай меня. И сделай выводы. От моего клана остался один человек, я сам. И, наверное, на мне он пресечется. От клана Шимура остался только сам Данзо. Его клан уйдет в прошлое. И без твоей помощи. Учись ждать. – Хатаке посмотрел на нее, а по лицу Ханаби, узнавшей, что у Шимуры больше нет родственников, расплывалась улыбка по лицу.

– Да не светись ты, как солнышко, когда я тебе такое говорю. – Раздраженно сказал он. – А если б мы не на крыше сидели, и кто-нибудь увидел бы и донес?! Отправилась бы в Чистый Мир вперед Шимуры. От твоего клана осталось только вас двое: ты и твоя сестра. Аристократические семьи вымирают. От бед и междоусобиц. Три клана – четыре человека.

– Если убивать по сто человек за ночь, так и будет. А Хьюг было бы много, если бы вы год назад нас не убили. А теперь говорите, что мы вымираем. – Разгорячившись, сказала Хьюга. – Не вымираем, а нас убивают такие, как этот Шимура.

– Еще раз. Нас мало. Вас всего два человека. – Повторил Какаши. – А потому девочка должна быть тихой и незаметной. Девочка должна учиться ждать. Если она, конечно, любит свою сестру. – Он сделал паузу и, дождавшись ее молчания, продолжил, – Учиха – тоже благородный род. В этом году он многих потерял.

– Четверых из них убил мой брат. – Довольно произнесла Ханаби. – Я видела.

– Как хорошо, что мы на крыше… – Проговорил Какаши и закрыл лицо руками. – Это не повод для гордости, Ханаби. И не тема для беседы с малознакомыми людьми.

– Я просто хотела сказать, что мой брат умер как шиноби. – Произнесла она и затихла. Она уже пожалела, что подняла эту тему в разговоре с Какаши.

– Я к тому, – продолжал Хатаке, – что чтобы стать аристократом, человеку должно жутко повезти родиться в одной из немногих знатных семей. А чтобы просто стать шиноби, не нужно выполнять никаких специальных требований: простым шиноби может стать любой, у кого хватит сил и упорства. Мы с тобой немного похожи. Мой отец не справился с важной миссией, от этого произошло много бед. Он не выполнил свой долг и поступил, как велела ему честь. Я тогда не мог понять. Меня не спасло его самопожертвование, и мне пришлось жить в обществе, в котором были распространены предрассудки о нашем клане.

– Тяжело вам пришлось. – Вздохнула Хьюга и подумала о своих бедах.

– У меня были хорошие друзья. А еще цель. Я хотел восстановить честь клана, смыть с него позор. – Он помолчал, а потом вновь обратился к Хьюге. – И я это сделал: стал джонином Скрытого Листа, затем сделался приближенным Четвертого. Никто не вспомнит теперь, что Хатаке – проклятый род. Если тебя лишили аристократического достоинства, то твой долг, слышишь, долг перед предками, верной службой Конохе этот статус вернуть. Ты думаешь, только у тебя одной была в жизни такая проблема?

Ты должна уяснить себе, что не можешь жить по-прежнему. Тебе стоит стать тише и осмотрительнее.

– А разве не видно, что я давно не живу по-прежнему? – Спросила Ханаби.

– Я не гарантирую, что у тебя получится так, как у меня, но ведь ты даже не пытаешься. А, наоборот, делаешь себе хуже, не стараясь искупить родовую вину. – Продолжал говорить джонин, не отвечая на ее вопрос.

«А, может, мне и искупать нечего, а, Какаши-сан?» – Подумала Ханаби, но ничего не сказала.

– Ты ничего не делаешь, чтобы улучшить свое положение, а, наоборот, отталкиваешь тех, кому на тебя не до конца наплевать. Скажи мне, – Тут Какаши многозначительно посмотрел на Ханаби, – Ты ведь веришь, что твой клан просто подставили? Что имела место просто удачная интрига против твоей семьи?

– Вы подо что меня хотите подвести? Под виселицу? – Взволнованно сказала Ханаби, и перед ее глазами мысленно пронеслась сцена виденной ей недавно казни. – Я не хочу отвечать…

«Как свинья будешь под кнутом визжать, аристократка», – вспомнились ей слова Кабуто.

– Вот так серьезно… И я тоже верил, что к моему отцу отнеслись слишком жестоко, что он не виноват в этой проклятой миссии, которая всей семье жизнь сломала… – Тут Какаши достал жестяную флягу и сделал из нее несколько глотков. Саке обожгло ему горло.

Ханаби неотрывно смотрела на флягу с алкоголем, так, что Какаши заметил это.

– Хочешь? – Он протянул ей фляжку.

– Н-нет. – Заговорила Ханаби и отрицательно покачала головой. – Я этого дела очень сильно боюсь: попробую и остановиться не смогу от тоски. Сама себе перестану нужна быть. От этого и помереть недолго, а я еще и жизни не видела: лет-то мне сколько… Да и вы Кабуто-сану скажете. А мы с ним и так часто ссоримся. – Ответила она.

– Ссориться с опекуном… вот глупость. Я себе в юности такого не позволял. – Произнес Какаши. – А Якуши-сану я бы сказал про саке, если бы согласилась. Я тебя проверял. Ты не совсем пропащая.

– Можно вас попросить о помощи… – Вновь заговорила Хьюга.

– Я и так тебе помогаю. – Оборвал ее Какаши. – Рассказываю, как я жил тогда, когда был в твоем возрасте.

– Вы говорили, что, если б не были заняты в воспитании другой команды, то взяли бы меня…

– Будем считать, что я этого не слышал. – Гневно произнес собеседник. – Все-таки ты – редкостная идиотка. Я тебе сказал так, потому что ты – безнадзорный клановый ребенок и тоже бывшая аристократка… И знаю я, каково это все… – Какаши еще раз отхлебнул из фляги. – Поэтому и взял бы тебя, ну, может быть...

– А я думала из-за способностей. – Огорченно сказала Ханаби.

– А рассказать тебе про твои способности правду? – Спросил Какаши и Ханаби кивнула. – Ты – бездарность. Вот и весь разговор. Тебе вообще в Конохе не место. Просто твой клан, от которого два человека осталось, сумели приспособиться к особенностям организма. У других людей такая «особенность» вполне проявлялась бы как болезнь. Неужели до тебя до сих пор не доходит, что ты такая же, как и Рок Ли? Не можешь использовать ни ниндзюцу, ни гендзюцу. И если б не ваш бьякуган, который вас делает сильными бойцами и талантливыми сенсорами, вы бы были еще слабее Ли, который про свои недостатки знает и поэтому работает, как проклятый, и никуда бы вы не годились. Поэтому ты не подходишь мне в ученицы: ты не можешь от меня научиться ничему, кроме рукопашного боя. Это просто нечестно по отношению к другим. Мне гораздо интереснее учить, например, Саске, который владеет двумя стихиями, одинаковыми с моими, и еще может копировать техники взглядом. Я многое смог бы ему передать. – Ханаби закусила губу.

– Да я тоже могу! – Не удержавшись, ответила девочка. – Могу запомнить что-то, просто посмотрев через бьякуган.

– Не обижайся. – Едва взглянув на нее, сказал Хатаке.

– Понятно все. – Проговорила Ханаби. – Спасибо за откровенность. Я всегда это чувствовала. Знала, что я бесталанная, а другие, даже в клане, лучше. А то, что наш стиль хуже… вы меня не удивили… Учиха это прекрасно доказали. Не вижу смысла в этом с ними спорить. Я еще самую малость пожить хочу.

– Неужели до тебя не доходило, что глаза просто компенсировали вам недостаток техник во всех остальных областях? – Удивленно спросил Какаши. – Они не делали вас лучшими, а просто помогали выживать, используя только тайдзюцу. Без бьякугана все ваше дзю-дзюцу ничего не стоит. Это просто – две патологии, одна из которых удачно скомпенсировала другую: прекрасное зрение, от которого ничего не укроется, которое проникает в самую суть вещей, и неспособность к ниндзюцу и гендзюцу. Счастливый случай, или, как вы любите говорить – судьба Хьюга быть такими. В этом смысле ты от Ли мало отличаешься. И ему приходится тяжелее, чем тебе. Подумай-ка об этом. Для него никто специальных боевых стилей не изобретал. – Сказал Хатаке, а потом, сменив тему, предался воспоминаниям. – Знаешь, тяжелее всего было привыкнуть жить в пустом доме. Я, когда выходил из дома, все время прощался, как прежде…я не знаю, с кем, а когда приходил, говорил: «Я дома». А отца-то уже не было. С этим трудно было смириться. А ты с опекуном своим ссоришься! Так ведь ты сказала?! – Какаши взглянул на Ханаби с осуждением. – Поэтому ко мне жаловаться пришла.

– Я вовсе не… – Вспыхнула Ханаби. – Кабуто-сан для меня все… кроме него и сестры никого больше…

– Врешь. – Сказал Хатаке. – К нему тогда и ступай. Такие, как ты, не вызывают во мне сочувствия. – Какаши снова углубился в воспоминания, которые навевала ему беседа с этой девочкой. – Отец провалил миссию. Очень важную. После этого он не вынес позора и покончил с собой.

– А я видела. – Вдруг вспомнила Ханаби. – Видела, как одного человека казнили за невыполненное задание. Засекли до смерти.

– Ты знаешь, что делать в таких случаях? – Многозначительно спросил Хатаке.

Ханаби испуганно посмотрела на него, но кивнула.

– Ну, смотри. – Сказал Копирующий шиноби. – Мой отец нарушил правила ради друзей. Я долго пытался это понять и оправдать. Может, ты не так уж и неправа, и твой отец даже имел мотивы так поступить… мотивы, о которых тебе уже не скажет. А я не гадалка. Я промолчу. Но и разубеждать тебя не собираюсь. Без толку это. Просто потеря времени. По себе знаю. Сам был такой. Но однажды я решил изменить свою жизнь и пошел на могилу к отцу.

– А мне на пепелище нельзя, – перебила его Ханаби.

– Так вот, слушай меня внимательно, – продолжил Хатаке, – я тогда поклялся, сказал самому себе, что мой отец нарушал правила ради друзей, а я буду другим. Так, что ты для меня даже не человек, а после твоих выходок на полигоне и экзамене ты – мусор, а не шиноби. Что бы ты там о себе не думала. Есть поступки, за которые я тебя презираю. И не я один, можешь поверить.

– А те, кто про смерть родных забывают, те не мусор по-вашему? – Воскликнула девочка.

– Те, пожалуй, похуже будут. – Сказал он.

– Ну, раз я не совсем пропащая… – Начала она.

– Я тебе уже сказал, что тебе нужен какой-нибудь другой учитель. Из всего многообразия техник я могу тебя научить дзю-дзюцу и призывам. Несправедливо тратить время на ту, кто сможет освоить только двадцать процентов моей программы. – Какаши отрицательно покачал головой. И тут Ханаби поняла, в чем ее шанс.

– Ну, расскажите мне хотя бы про призывы. – Попросила Хьюга.

– Призыв… – Задумался Хатаке, глотнув из фляги, – это такая техника для слабых шиноби. Таких, как ты. Но иногда это им помогает. Обычно шиноби запечатывают в свитке какую-нибудь вещь, чтобы ее легче было нести или можно было быстро достать, оружие или снаряжение. Попробуй, вдруг у тебя тоже получится. Она не тратит много чакры, поэтому подходит слабым шиноби. Однако ты очень скоро поймешь, почему эта техника даже в своей самой простой форме весьма опасна и чем за нее расплачиваются.

– Вы сказали, что только слабаки используют эту технику… – Но сами-то вы – один из сильнейших в Деревне. Я вам не очень верю.

– А зря. – Вздохнул Какаши. – У меня призыв – полезное дополнение к моим возможностям. А у тебя – единственная возможность, кроме дзю-дзюцу. Но мой собачий призыв не забава для двенадцатилетних детей. – Сказал он, а Ханаби вопросительно посмотрела на джонина. – Приходи лет в восемнадцать, если доживешь. Или попроси меня об этом, когда выполнишь свою первую миссию ранга S. А пока тренируйся на чем-то более доступном и безопасном. Может, толк и будет.

– Спасибо вам за советы. – Сказала Ханаби. – Я постараюсь их выполнить. А Какаши подумал, что призыв-то она освоит, из упорства изучит, а вот понять, почему ей срочно, пока жива, нужно менять поведение, Хьюге будет гораздо труднее. Еще он все же решил немного поучаствовать в судьбе девочки, которая так хочет его внимания, и подготовить ей сюрприз.

Вернувшись домой, Ханаби обнаружила, что опекуна нет, и было это как нельзя кстати. Она открыла дверцу шкафа, где хранились свитки, достала их. Ни к одному из них не было инструкции. Кабуто был профессионалом и сам знал, для чего нужен каждый такой свиток. Оставив комнату в полном беспорядке, она выбежала и, заперев дверь, решила спросить, как открывать свитки, у товарищей по команде. Прошла на другой этаж, нашла их комнату. Вообще-то она надеялась найти Мисуми, а дома был только Акадо. Она хотела незаметно улизнуть, прибраться в комнате Якуши и оставить опыты до следующего раза. Но Акадо Ерой заметил ее.

– Чего пришла, мелкая? Якуши что ли чего от меня надо? – Сказал он.

– Я спросить. – Сказала она.

– Ну, спрашивай давай. – Ерой удивился, что после всех приключений Ханаби пришла к нему сама. – Значит, понимает, что неправа была. Значит, уважает. – Ухмыльнулся он.

– А как открывать и закрывать свитки с печатями? – Нерешительно произнесла она.

– А тебя кто надоумил? – Грозно сказал Акадо, потому что от инициатив девочки ждал только бед. – Ты смотри у меня! Испортишь вещи Кабуто-сана или если что пропадет, – он тебе голову снесет. Мне даже вмешиваться не придется. Почему тебя постоянно несет на какие-то авантюры? – Удивился он.

– Ну, я хотела выучить новую технику, а не знаю, как. – Ответила она.

–Учиться хочешь? – Плотоядно улыбнулся Акадо. – Молодец. – Через несколько мгновений в руках девочки оказалась книга по химии с отмеченными задачами. Ерой знал, что делать, когда видишь страдающего херней генина, у которого по недосмотру слишком много свободного времени. – Держи. Раз к знаниям тянешься. Потом проверю. Скажи спасибо, что там не опыты. Настроение у меня хорошее сегодня, поэтому не мозоль глаза, а проваливай.

– А все-таки, как открывать печати? – Спросила она еще раз.

– Да крови пару капель капни. Вот и все. – Отмахнулся от нее Акадо. – Только не думай, что чакра совсем не нужна. Будешь что-то большое запечатывать – понадобится.

– А если много чакры у меня нет,и никогда не будет? – С грустью произнесла Ханаби. – Мне сегодня сказали, что я больная, поэтому ниндзюцу у меня и не выходят.

Акадо оживился.

– Ну-ка иди-ка сюда… – Поманил ее Ерой, а Хьюга и с места не сдвинулась. – Иди-иди, раз притащилась.

Ханаби, решив, что терять больше нечего, подошла к Ерою. Тот сложил диагностические печати, прислушивался к своим ощущениям, будто сенсор.

– В глазах не мутнеет? – Он посмотрел на Ханаби, а затем задал еще один вопрос. – Нет чувства, будто последнее время хуже видеть стала? – Ханаби помотала головой.

– Врут значит, кто тебе про болезнь сказал. – Скривившись ответил Акадо. – Какая ты раньше была, такая ты и есть. Нехрен себе «болезни» придумывать и мне про них заливать. Больная она… На таких пахать надо.

– А как же ниндзюцу? – Спросила она.

– В семье вашей первый признак болезни этой – слепота. – Ответил Акадо. – Заметишь, что хуже видеть стала, приходи. Только тогда уж поздно, наверно, будет. И ослепнешь ты к етуновой матери. А пока чакроносные сосуды, ведущие к глазам, и к кончикам пальцев работают, то ты здоровая считай. – Ханаби слабо улыбнулась: не очень ей хотелось быть больной. – А я уж испугался, что слепнуть стала, тогда уж тебя не поизучаешь, придется в расход пускать.

Девочка вздрогнула, попятилась, сама не помня, как нашла выход, ни как вернулась к себе. Пришла она в полном смятении: Какаши говорит, что она – бездарная куноичи и человек с ослабленной системой чакры. Акадо говорит, что в ее семье со здоровьем всегда так было, а признаки болезни у Хьюга совсем другие. Акадо верилось: он не был похож на того, кто что-то скрывал от пациента из жалости.

Как бы там не было, оставалось испытать свитки и печати. Не зря же она все это затеяла. Она взяла скальпель, протерла лезвие спиртом, рассекла себе палец. Осторожно, несмело, как будто делая что-то недолжное, прикоснулась окровавленным пальцем к свитку. Раздался странный хлопок, который сначала напугал Ханаби, а затем на свитке она увидела несколько кунаев причудливой формы, которые Кабуто хранил там. А в другом свитке были сюрикены. Третий оказался пустым. Ханаби открыла подсумок и достала оттуда несколько дымовых бомб. Положила. Сложила печать и увидела, как они исчезли, а измазанный кровью свиток свернулся.

Кровь, которая должна была непременно пролиться на свиток, напоминала, что мир призывов – опасный мир. Но именно в этот опасный мир она сегодня вступила, хотя использовала простенькие, почти бытовые техники, которые шиноби чаще всего применяют для переноски вещей. Она испробовала еще несколько свитков, открывала их и вновь запечатывала, пока не оказалось, что рука ее вся в порезах. Забинтовав изрезанные пальцы, она решила, что такую технику, пожалуй, нельзя тренировать долго, не имея в запасе пробирки с медицинской кровью. Поэтому занятия пришлось приостановить.

***

Кабуто, увидев изрезанную руку, решил, что, возможно, он перегнул палку, отдав Ханаби Акадо Ерою: не выдержала девочка ни Ероя, ни нового ритма жизни и до сих пор не отпустила свое горе, а потому начала от нервов резать себе руки.

– Ханаби, у тебя рука забинтована, – осторожно начал он.

– Ой, не переживайте. Это я сама. – Ответила Ханаби, не подозревая, как она усиливает волнение Якуши.

– А зачем? – Спросил он как можно более спокойным тоном. Ханаби в этот момент почувствовала, что она опять что-то натворила, но никак не могла понять, что именно. Неужели теперь ее будут наказывать за все, что она делает без ведома и спроса Якуши-сана? Но это несправедливо!

– Я училась. Честно. – Якуши с недоверием посмотрел на нее. – Я прошу прощения за то, что брала без спроса ваши призывные свитки. Я училась в них запечатывать разные вещи. Небольшие. Кунаи там, сюрикены. Наверное, теперь свитки все перепутаны, – Тут Ханаби повесила голову, – но я разберу их, как были.

Кабуто выдохнул, а еще обрадовался тому, что не держит дома свитков с марионетками с тех пор, как там поселилась Ханаби.

– Кто тебе рассказал про эту технику? – Спросил он.

– Ну, я виделась с одним человеком. – Произнесла Ханаби. – Он мне иногда помогает. Этот человек сказал, что я больна, раз я ниндзюцу использовать не могу… И стихии тоже. И сказал, что мне нужно тренировать призывы, потому что я больше ни на что не годна.

– Так… – Вздохнул Кабуто. – И кто он – твой «этот человек»? – Ханаби боялась признаться Якуши в том, что она ходила к Хатаке, и тем более ей не хотелось объяснять, что она ходила к Какаши, потому что он был бывшим аристократом, который бы ее понял.

– Он сказал, что мне нужно внимательно подбирать учителей, что это бессовестно отвлекать сенсея, обладающего стихийными дзюцу, когда сама владеешь только рукопашным боем. А он, – тут голос Ханаби дрогнул, и она проговорилась, – а он лучше Саске будет учить.

Она не заметила, как выдала себя, а потому продолжила:

– А это правда, что болезнь чакроносных путей у меня? Страшно же! Я просто не знаю.

– Нет. Неправда. – Сказал Кабуто. – У Хьюга врожденная патология. Очаг чакры у вас сохранен и чакроносные пути в общем-то здоровы. У вас нарушен процесс преобразования чакры. Поэтому вы можете усиливать свои удары чистой чакрой, и, в общем, это значит, что какие-то ниндзюцу вам доступны. А вот преобразовать ее в огонь, воду или молнию вы уже не в состоянии. Вы еще не можете использовать техники, изменяющие создание, и поэтому, в общем-то, слабы к ним. В этом вы похожи на обычных шиноби, использующих только чистую чакру. Вы были бы обречены использовать только тайджицу, но бьякуган помогает вам использовать чакру, видеть то, чего не видят другие. Например, чакроносные сосуды. Бьякуган делает вас опасными противниками и дает техники, которых нет ни у кого.

– А, правда, что бьякуган – это просто компенсация наших слабостей в других стилях? – Спросила Ханаби, и Кабуто кивнул. – Поэтому тебе не стоит сражаться с Учиха. Тем более с Итачи. Ваши силы неравны.

«Пока неравны», – подумала Ханаби. Кабуто задумался, пытаясь подобрать такие слова, которые бы не ранили воспитанницу, потому что понял, что ее боль слишком часто затмевает ей разум.

– Твои предки мало чем отличались от обычных шиноби, как я уже сказал. Посмотри с этой точки зрения на то, что им пришлось противостоять всей Деревне. Был ли у них шанс? – Сказал он. Хьюга повесила голову. Врач слышал, как она тяжело вздохнула. – И вот еще, что, Ханаби. Не слишком много говори «этому человеку». Он в Конохе доносчик и первый стукач. Он тебя один раз мне уже продал. И второй продаст. На днях, наверное, в деталях узнаю о вашей беседе. И с самой неприглядной стороны. – Посоветовал Якуши.

– А я, кажется, сказала… – Призналась она.

– Что? – Спросил Кабуто.

– Я вспомнила о брате. – Она помолчала и, почувствовав, что от нее ждут ответа, продолжила. – Я сказала, что он был храбрецом. Этот человек сказал, что кланы вымирают и что клан Учиха потерял полгода назад много людей.

– И ты, конечно, похвасталась доблестью своего брата? – Издевательским тоном произнес Якуши. Ханаби кивнула. И, прежде чем он успел что-то сказать, она вдруг произнесла на тон ниже:

– Не давайте мне яда второй раз. Пожалуйста. Я не боюсь, но мне лечиться не на что. Совсем. Я и так больнице должна. А, может статься, я такого и не переживу второй раз. Хотите, я от вас отходить не буду? Как приклеенная! Чтобы я без надзора больше нигде не шаталась. Или, наоборот, прогоните меня сейчас же, только не травите больше.

– Прогнать? – Ответил Якуши вопросом на вопрос. – Я ж тебе недавно говорил, что пойти тебе некуда. А ходить за мной постоянно? Неужели ты думаешь, что видеть тебя постоянно, для меня такое счастье?! И так уже от тебя и твоих проблем в глазах рябит.

А представим даже, что, ты права. – Вдруг обратился к Хьюге Якуши. – Ну, вот что с того, что все в ту ночь было, как ты рассказываешь? – Задал он вопрос.

– О чем именно? – Спросила Ханаби. – Тон разговора ей не нравился и тревожил. Обычно Кабуто не любил давить на больное.

– О том, что на вас первые напали. Что это меняет сейчас? – Произнес Кабуто.

– Я вам ничего такого не говорила. – Ханаби сделала шаг назад.

– Но ты же так считаешь? – Спросил врач.

Ханаби неосознанно кивнула.

– С тобой случилось, допустим, все, как ты говоришь, а вот меня заказали моей собственной матери. И что с того, что после этого мы с тобой будем морально правы? – Кабуто испытующе посмотрел на воспитанницу.

– Я тут вам задачи принесла по химии. Посмотрите? Мне, кажется, что в четвертой много ошибок. Там не сходится. – Проговорила она мертвенным голосом. – Вы тоже им не верите?

– Кому? – Переспросил Якуши.

– Ну, авторам учебников. – Пояснила Хьюга. – Посмотрите, в четвертой задаче: или я не права, или опечатка в ответе.

– Дай-ка взгляну. Опечатки, Ханаби, иногда случаются. Даже в рекомендованных учебниках. – Якуши взял тетрадку, пробежался по ней глазами, отмечая ошибки ручкой.

– У меня нет вашего терпения… не могу так долго корпеть над задачами, – сказала Ханаби, увидев исправления.

– Да, ты бы не смогла учиться там, где учился я. – Улыбнулся Кабуто. – Там сильная химия.

– Смотря ради кого. – Ответила Хьюга. – Может, есть люди, для которых я бы из кожи лезла, чтоб осилить тамошнюю программу.

Кабуто отрицательно покачал головой, подозвал к себе и погладил по растрепанным волосам.

Она взглянула на него снизу вверх белыми больными глазами.

– Вы в этом талантливы. А я нет. – Повторила она. В чем «в этом» она не уточнила.

– Если от тебя потребуют объяснений, проклинай на чем свет стоит и отца, и брата, и всю родню аж до Кагуи, или от кого вы там происходите. Слышишь меня! – Сказал он громче. Хьюга молчала. – Слышишь меня? – Повторил Якуши. – Разве можно такие вещи говорить «этому человеку»?

– Я вас поняла. Не травите. – Как заговоренная говорила она. – Я вас поняла.

– Будут брать – отрекайся от семьи. – Посоветовал Кабуто. – Знаю, что тяжело. Знаю, что через ад пройдешь, но ты сама ему призналась, что одобряешь брата.

– Я с тех пор, как у Итачи была, кунай всегда ношу. Острый. – Сказала Ханаби заговорщицким шепотом, а в глазах у нее блеснул нездоровый огонек.

– Если все обойдется, то тебя ждет… особая тренировка, как в тот раз. – Ответил Якуши.

– Я надеюсь, что я приду на эту тренировку! – Сказала Хьюга. Кабуто заметил, что впервые его воспитанница говорит о тяжелых тренировках, которые можно перепутать с наказанием, с таким теплом.