самый конец марта - апрель. Ханаби исполнилось 13.

Ханаби думала о том, что это ужасно несправедливо праздновать без нее Мияко одори, праздник танцев, который так замечательно совпадает с временем цветения сакуры, о-ханами. Ну, как же Ханаби обойдется без о-ханами? Да еще при том, что в прошлой жизни она очень красиво танцевала. Что мешает ей пойти на праздник, кроме "злой начальницы", Мисато-самы, которой на ее ностальгию наплевать? Фестиваль был ее последним счастливым воспоминанием. День рождения, цветение сакуры, праздник танцев - все эти события так замечательно сходились вместе и радовали девочку так, как теперь уже радовать никогда не будут. Да, может, ее и родители назвали в честь этого праздника? И это самый настоящий ЕЕ праздник? За последним прекрасным апрелем прошлого года следовал май, который принес много горя и совсем другую жизнь. И не думала Ханаби, что доживет до тринадцати лет, а считала, что, или убьет ее Итачи, закончит то, что начал творить с кланом, либо сгниет она на одной из непосильных для подростков работ, опасных операций, которые она до глубины души ненавидела и боялась. И выжила-то она только благодаря Кабуто.

В коварных планах Хьюги было как-нибудь вырваться на этот фестиваль о-ханами, посидеть с Конохомару под сакурой, поразмышлять о высоком, как когда-то бывало, понежиться в тени весенних цветов, а потом пойти и весело вместе поплясать с ним на площади. Ну, не может же быть, чтобы она совсем все забыла? Это была часть ее жизни. А значит, надо помнить. Да только как выберешься, когда "почему-то" после той истории с ее раненой ногой и тем, что они вместе замерзали холодной ночью, ожидая помощи, надзор за парнем усилился, а письма, которые приходили через его призывных птиц, совсем не обнадеживали. Эбису по приказу Главы клана его никуда не отпускал. Только Ханаби казалось, что дело совсем не в Эбису, а в других телохранителях, которых упоминал Конохомару в своих записках. И в том, что чувствует он себя, как будто он - заключенный.

"Только меня не пытают и кормят хорошо". - Вспомнила Ханаби строки из одного такого письма.

"Ну, хоть тебя, дорогой, кормят хорошо", - подумала она, и от мыслей о еде у девочки начало сводить желудок. А значит, нужно было на что-то отвлечься. Например, на мысль о том, что от Конохомару в общем-то мало что зависит. А все мечты Ханаби о празднике любования сакурой - это просто мечты, которые ей просто помогают жить и имеют мало общего с реальностью. Она привыкла иногда так фантазировать и не очень расстраивалась, когда ее фантазии разбивались о реальность. Вот, например, фестиваль не сбудется по двум вполне определенным причинам, а Конохомару тут вообще не причем. Во-первых, ее нагрузили работой, и именно потому что у всех вольных работников праздник, и они сами хотят танцевать, а ее можно заставить работать, и она ничего не скажет, потому что ее могут перевести в места куда похуже, в места, о которых Кабуто рассказывал. Там и выходных совсем нет, и не возвращается оттуда никто. Так, что "вырываться" с этой работы себе дороже. Можно под сенью сакуры себе сеппуку сразу сделать и с фестиваля не возвращаться. А после смены она гулять с Конохомару тоже не сможет, потому что не о нем совсем мечтает, а о том, как до комнаты добраться, да не с мальчиком своим обняться, а под одеялом подушку обнимать. А вторая причина заключается в том, что Кабуто ее никуда и не пустит. Потому что нечего приличной нелюди, которой только несколько дней назад исполнилось тринадцать, по ночам на танцы бегать. Даже если она и не одна, а с хорошим, одобренным опекуном, товарищем. Особенно, с товарищем. Целее будет. Ханаби понимала, что так правильно, хотя и очень грустно. Остается только вспоминать, какой был замечательный апрель в прошлом году, в клане, да украдкой рукавом вытирать слезы. И этого своего горя даже Кабуто не расскажешь, потому что он начнет ругаться, что Хьюга себе травит душу и в больнице думает о мальчишках. А как думать про работу, когда сейчас о-ханами, а скоро тот самый злополучный май?

" Пора бы уже привыкнуть тебе, Ханаби, что на празднике цветения сакуры тебя не ждут." - Вспомнила девочка слова опекуна, и от них стало еще горше. Оставалось только вспоминать прошлое. Хьюга подумала, что в конце концов, это не так уж плохо, потому что есть в Конохе такие дети, у которых даже светлых воспоминаний нет. И работа их тяжелее. И счастливых лет с родителями не было. Так бы ей Кабуто и сказал бы, если б она с ним своими переживаниями бы поделилась.

***

Все началось с того, что в Коноху на праздник цветения сакуры попала большая труппа артистов. Ханаби о том, чтоб попасть на их представление, даже мечтать не могла: не было ни времени, ни денег. Кабуто в таких случаях советовал Хьюге задуматься о том, что ее вообще оставили на свободе, а не заперли в каком-нибудь каменном мешке. И Ханаби усиленно старалась думать о том, как ей повезло, что она на смене. А легче почему-то не было. Как-то оно все по-другому работает, Кабуто-сан! На этот раз на работе ей выпала редкая удача. Она работала с Мисуми Цуруги, своим сокомандником, который относился к ней со снисхождением. В обычный день она посчитала бы это огромной удачей, если б она не знала, что на улицах веселятся люди, в лотках продают кучу праздничной вкуснятины, на которую у них нет денег, смотрят на выступления факиров-мечников... А она как всегда...

Мисуми, похоже, замечал перемену настроения в девочке, некую рассеянность, но дальше замечаний с его стороны дело не шло. А Хьюга была рада, что сегодня попала к Цуруги. Страшно представить, как рассердилась бы Мисато-сама.

***

А потом Ханаби привлекли крики на улице и салюты в неположенное время. Она успела обернуться: на мостовой были разорванные тела, кровь. Ханаби замутило, сердце замерло, а ноги сделались ватными. Тут ее дернули за руку, потащили куда-то. Девочка услышала, как посыпалось стекло. Ее втащили на этаж ниже, она тяжело дышала, ополоумевшими глазами с вспухшими венами смотрела на Мисуми.

- Кто? - Спросила она.

- А хуй его знает... - Зло ответил Мисуми. Она увидела, как из-под полы его формы блеснул меч.

- А я свой не ношу... Мне подарили, а я... - Запинаясь, сказала Ханаби, но тут ее, ничего не объясняя потянули за руку снова, повели какими-то лестницами. Только вот "не туда". Первым звоночком, что "не туда" стали разбитые стекла и окровавленные люди в масках анбу и без опознавательных нашивок. Столько убитых она не видела и год назад: ее с сестрой просто вывели из дома, увели из квартала, авместо побоища она видела только, как все горело. А Хьюга успела подумать, что ей почему-то сейчас легче. Она уже много раз была в таких страшных боях, и ей не привыкать. Только не то от запаха, не то осознания, что опять началась бойня, вновь накатила дурнота. Видно, есть вещи сильнее нее. Бой оказался быстрым и жестоким: не было ни ярких техник, ни затратных дзюцу. Убитых просто зарезали мечами, закололи кунаями и забросали сенбонами. И сейчас те шиноби в масках, которые их победили снова что-то штурмуют, кого-то режут. Ханаби попыталась отвлечься от криков на верхних этажах. То, что на них напали, поняли, кажется, уже все, а время, когда нападение было внезапным, прошло. Ханаби подумала, что ей должно быть страшно вот, как этой медсестре, которая так и застыла с навсегда растерянным и удивленным лицом. Она зачем-то положила руку в карман, да так и замерла в этой позе навсегда - вонзили в нее в вакидзаси по самую рукоять. Вряд ли простая медичка с навыками рукопашного боя, застрявшими на генинском уровне, могла как-то противостоять своим убийцам, а те гады вырезали всех здесь и помчались зачищать здание дальше.

Ханаби разжала ее руку, перепачкалась в крови. Оказалось, что в кармане было какое-то лекарство с залитым кровью названием. Хьюга-то надеялась на сенбон или хотя бы нож.

- Совсем ебанулась? - Немедленно отреагировал Мисуми. - А если б на сюрикен отравленный напоролась? Откуда ты знаешь, что у нее в руках? - Осознание этой опасности вернулось к Ханаби, и она отбросила "светлую" мысль обыскать убитых врагов и отобрать у них уже ненужное оружие. На полу в луже крови она видела нескольких сотрудников анбу со сбитыми с лица масками. По всему было видно, что за больницу ведется бой, да только не очень удачно. Ее тащили за руку, а Ханаби стало жутко: видели они только мертвых. Где-то выше звенели мечи, а здесь бой уже закончился. Ханаби спотыкалась о тела, их было много, как тогда, когда Учихи и Корень сломали ей жизнь. Она разглядела внизу несколько знакомых лиц: этих врачей она изредка видела, но близко не знала. Что они пытались сделать? Дрались ли с врагом с помощью скальпеля чакры? Пытались ли выбраться отсюда и нарвались на вражеский отряд? Она не знала, только страшно ей было снова видеть своих знакомых мертвыми. По телу пробежала дрожь. Ханаби зажмурилась, попыталась не смотреть под ноги, только это было бесполезно: бьякуган в таком стрессе не отключишь, даже если захочешь. Вот она наступила еще на чье-то тело, попыталась выбраться из заваленной телами комнаты, а затем коридора. Что здесь было? Она будет думать об этом, когда выберется, когда все это закончится, и Кабуто придется снова быть ее психологом, лечащим ее кошмары и бессонницу. А до этого надо дожить. Она пыталась из какого-то суеверного ужаса не наступать на тела, а потому вляпывалась своими худенькими сандалиями в натекшую из ран и загустевшую кровь, оттого скользила, и если б ее не держали бы, то точно поскользнулась, и извалялась бы в этой кровавой жиже с ног до головы.

Мисуми нервно потянул ее за руку, и она подалась вперед, боясь отстать от Цуруги и как-то в суматохе боя оказаться одной. Хьюга, не разглядев, наступила еще на кого-то, но тут тело зашевелилось, сдавленно застонав, а Ханаби почувствовала, что чья-то рука схватила ее за голень. Хьюга, и так боявшаяся того, что вот-вот из-за коридорного пролета появятся враги, которые весь этот кошмар и устроили, от испуга взвизгнула, да так, что, наверное, весь этаж слышал. Цуруги зажал ей рот. А затем добил раненого. Девочка подняла на Мисуми широко распахнутые глаза.

- Он все равно уже не жилец был. - В дверях мелькнула коноховская форма. А затем еще одна.

"Нельзя нам быть одним"... - Решил Мисуми и поспешил за ними. Вместе и ей поспокойней будет.

***

Внизу в морге склонился над телом доктор Якуши. Орудовал он скальпелем и казалось был полностью увлечен процессом. Дверь вынесли. Руки Кабуто засветились синей чакрой. Перед собою он увидел высокого роста шиноби в маске. Был он человек, но чакра жуткая, как у нелюдя, всю жизнь тренировавшегося убивать. На лбу вызывающе поблескивал перечеркнутый протектор деревни скрытого Тумана.

- Это - морг, - произнес Кабуто. - И вы отсюда живым не выйдете. Это я вам как доктор говорю.

Тот, огромный, ощерился и, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, был дико быстрый. Как в больницу проник диверсант, Кабуто уже не волновало. Сначала он эту тварину уничтожит, а потом уже станет разбираться. Только вот тревожило Кабуто, то что он ощущал присутствие слишком уж многих людей наверху. Видимо, там были подельники этого упыря, а сам он пошел зачищать нижние этажи. И, наверное, уже всех убил, раз добрался до патологоанатома. У громилы был здоровый тесак за спиной. Кабуто еле успел обнажить свой танто да пропустить через него чакру. Кажется, это его спасло, а меч у мерзавца и впрямь был особенный. Танто принял удар на себя, раскололся. Якуши вытащил из подсумка свиток, распечатал его. Из него высыпались кунаи, мечи, даже копья яри.

- И зачем тебе столько барахла? - Вдруг спросил его этот урод в маске. - Я же прикончу тебя одним ударом, а у тебя не шесть рук.

Кабуто подумал, что сейчас его никто не видит, а мечник, которого он сейчас прикончит, рассказать ничего не сможет. Значит, можно использовать не вполне законную технику. В руках Якуши материализовались чакронити. Якуши подумал, что хорошо, что его воспитанницы здесь нет: он сейчас таков, каким Ханаби его видеть не любит. А меченосец ошалелыми глазами смотрел, как с анатомического стола сошел, управляемый нитями шиноби-мертвец.

- А ты еще тот ублюдок! Используешь мертвых, да? - Кабуто был молод, и сейчас во время смертельной битвы, когда вскипал в крови адреналин, ему хотелось бравировать.

- А меня всегда учили, что шиноби и после смерти должен приносить пользу деревне! Вот и нечего добру пропадать! - Кажется, эти слова подействовали и вывели меченосца из себя еще сильнее.

- Да ты ж конченный уебок! - Воскликнул он и от гнева разрубил надвое импровизированную марионетку Кабуто. Тем временем нитей чакры Якуши становилось все больше. И все трупы, находившиеся в мертвецкой, встали со своих столов, повинуясь зову кукловода, они спешили на его жуткий спектакль. Оружие из свитка было разобрано. Кабуто подумал, что у него и нет ничего больше, ведь меч разрублен надвое, а скальпель чакры в битве с мечником - верный способ потерять руки, а с отравленными сенбонами он в прозекторскую не ходит.

Теперь ему хотя бы не надо фехтовать самому, а вот мечник сейчас пытается отбиться от нападавшего мертвеца. Враг хорошо разбирался в мечах, как и Кабуто талантливо играл марионетками, в качестве которых он использовал тела из морга. Якуши подумал, что ему повезло, ведь, окажись он в другом месте, то вряд ли смог бы использовать эту сильнейшую свою технику. Вот Кабуто усложнил игру: теперь против его противника дралось уже четыре "куклы". Один воин пытался достать его копьем, второй - подобраться с тылу и метнуть кунай, остальные двое фехтовали против него на мечах. И четверки "оживших мертвецов" приходилось менять: уж очень быстро враг разрубал на части такие непрочные "марионетки". Сам же он был осторожен в бою и получил только несколько легких ран. Это было ожидаемо: мечник посвятил этому искусству всю свою жизнь и был гораздо искусней, чем бывший анбу, когда-то учившийся у находившегося в международном розыске марионеточника.

А что ему было делать? Броситься на противника со "скальпелем чакры", раз он меч перерубил? А между тем его противник пользовался тем, что марионетки Кабуто были из плоти и крови, отчего были гораздо менее прочные, чем куклы высококлассных мастеров, вроде Сасори, которые и повредить-то трудно.

- Я с твоим трупом, урод, тоже самое сделаю! - Прокричал мечник, когда отбивался от очень прыткой, но уже не очень живой куноичи, пытавшейся под управлением Кабуто выпустить из него кишки. Сам же бывший анбу понял, что перед ним джонин, да не из простых, а значит, победить такого будет совсем не просто, даже, если поначалу удалось его испугать. Кабуто подумал, что, если б он владел техникой, которая позволяет создавать более совершенные марионетки, то такой мечник стал бы гордостью его "коллекции", как собирал свою "личную армию" его бывший учитель. Якуши пожалел, что выучился он только распечатывать свитки с оружием, а не гробы с трупами. Новую четверку трупов-марионеток отбросило потоком воды, и это был совсем не приятный сюрприз. Сам Кабуто стихийными техниками не владел, зато вспомнил недавний бой, как они всей командой убивали мечника-туманника. Пришла ему в голову мысль, что явился по его душу какой-нибудь товарищ или родственник убитого Райги, ведь это только в романах успешному шиноби никогда не мстят. В голову Якуши пришла трусоватая мысль, что это хорошо, что они тогда не нашли и не продали меч. Так есть надежда сбежать. И у Якуши созрел план. Сначала две его марионетки все-таки насадили на меч противника. Тот закричал, стал картинно корчиться, а потом растекся лужей воды. Куклы закололи клона. Кабуто такой временный успех несильно расстроил: план состоял не в этом. Якуши благодаря сенсорным способностям живо обнаружил настоящего и связал его нитями чакры.

"Попался! - Решил Кабуто. - Теперь ты сам - моя марионетка. Вот, если бы в руках этого мечника было что-то колящее! Якуши бы заставил его вогнать себе кунай в горло, насладился бы его страхом перед неотвратимостью гибели от собственного ножа. А все потому, что врачей надо уважать, а не пытаться убить скромного анатома! Он заставил врага разжать пальцы и бросить на землю свой огромный тесак. Якуши был доволен тем, что воина он теперь контролирует. Кабуто знал и даже успел проверить на практике, что мечник без меча и половины своей силы не имеет. Осталось довершить дело: Кабуто подумал, что даже жаль, что никто о его подвиге не узнает, а ведь он мог бы войти в историю, как убийца двух великих мечников. Сестренка бы гордилась... Но нужно было исключить возможность каварими: Кабуто достал взрывную печать, а мечник оскалился и, кажется, догадался. Кабуто метнул ее и сложил копирующий знак. Взвился целый вихрь бумажных бомб и облепил мечника с ног до головы.

- Подорвешь меня с собою? Я тебе не верю! - Спросил противник, только вот не было в его голосе той прежней наглости и самоуверенности, а в душу этого сильного воина постепенно проникал страх. - Здесь же все к етуну разлетится!

- Я же сказал, что вы отсюда живым не выйдете. И больше никому вредить не станете. - Повторил Якуши спокойным голосом, даже более уверенным, чем у врага.

- Только вот у меня планы другие, докторишка! - Крикнул мечник, с него спало хенге, а Кабуто с ужасом увидел, что это его марионетка облеплена взрывными печатями. Якуши не успел отреагировать: один из трупов внезапно вскочил на ноги, это и был замаскировавшийся настоящий мечник, и, подбежав, всадил ему что-то вроде куная в спину.

"Было у него колящее!" - Запоздало подумал Якуши. Он зашатался, попытался ухватиться за анатомический стол, но не вышло. Печати-клоны рассеялись, а на безвольно лежащем трупе-марионетке теперь лежала одна настоящая бумажная бомба.

"Даже с собой покончить не выйдет", - мелькнула мысль в голове у Кабуто. Мечник был доволен, видя своего противника в луже крови и теперь уходил. Кабуто дотянулся до подсумка. Вынул пару кунаев и бросил их на слух. Те звякнули, ударившись о дверь, а Якуши услышал удаляющиеся шаги.

"Уходи оттуда, Ханаби", - пронеслось в голове у Кабуто.

***

Дорогу Мисуми и сотрудникам анбу перегородил шиноби. Он был один со здоровым мечом за плечами. Ханаби вытащила пару кунаев, сжала их в руке. Этот жест не укрылся от Цуруги.

- Нет. - Прошептал он Хьюге, а сам в это время вытащил свой клинок. Мисуми поймал на себе непонимающий и растерянный взгляд Ханаби. - Ты не будешь драться. - Приказал он. - Не сейчас. Не сегодня. Пообещай, что убежишь! - Воспитательную беседу пришлось прервать, зазвенели мечи, и вот уже первый сотрудник анбу оказался разрублен.

"Только не снова", - с ужасом подумала Хьюга. Перед глазами ее проплыли воспоминания о резне в клане Хьюга. На нее нашла оторопь. Она снова почувствовала, будто ее ноги совсем ватные. И приказа Мисуми она бы не смогла выполнить, даже если бы захотела. Кажется, Мисуми понял это. А на полу в крови уже лежали оба оперативника.

- Найди Якуши! - Приказал Цуруги. - С ним безопаснее. - Упоминание Кабуто вывело ее из оцепенение, и этому распоряжению она бы подчинилась, но, пожалуй, слишком поздно. Мисуми встал перед Ханаби, заслонив ее от врага, и со всей силы рубанул по мечнику своей катаной. И промахнулся. Зато через мгновение его рука, отрубленная по плечо, упала на пол. Кровь алая, горячая хлынула из раны, залила одежду Хьюги. Мисуми зашатался, упал, да и, если б устоял, без меча бы все равно сделать ничего бы не смог. На Ханаби в тот момент нашла какая-то странная полубезумная удаль, храбрость, которую она до сих пор никак не могла найти в своем сердце. Она живо наклонилась, подняла катану Цуруги, разжав его окровавленные пальцы.

- Ты убил моего учителя! Зарублю! - Заорала она, и в этот момент краем сознания почувствовала, что зарубят-то как раз ее, потому что Мисуми во всем был лучше ее: и в фехтовании, и в медицине. Да и выкована была катана под взрослого человека, и тяжела она была для хилой девочки, а потому смотрелась в руках подростка нелепо и смешно. Мечник, оскалившись, рассмеялся, как будто увидел ощетинившегося, доведенного до отчаяния котенка.

- Такая же наглая, как тот очкастый, которого я только что убил. Докторишка в морге тоже говорил, что убьет меня, натравливал на меня своих мертвяков, а теперь сам трупом стал, прям, как и его марионетки. Хочешь отправиться к нему, а? У тебя язык без костей и спеси выше крыши. Вы, что, все такие в Конохе?

У Ханаби в этот момент все помутилось в голове. Знала она только одного очкастого доктора, который осмеливался использовать не вполне законные техники на грани жизни и смерти. И именно Кабуто говорил ей недавно, что ему надо поработать в мертвецкой. В голове Хьюги все сошлось.

- Ты моего брата убил?! - Крикнула она в лицо безбровому джонину.

- Брат твой был... - Задумчиво и совсем не опасаясь ее ответил противник. - Да... вы похожи.

Эти слова только еще больше раздразнили Ханаби:

- Ты зарубил моего учителя! Убил моего брата! И еще много хороших людей в больнице! А, может, мне среди них не так уж плохо было? Ты вообще только убивать и можешь! - Продолжала она обвинять мечника.

- Еще скажи, как тот парень, что ты меня заколешь этой железкой, и я больше никого здесь не трону! - Мечник расхохотался. Девочка бросилась на своего лютого врага, хотя шансов никаких и не было. Но о шансах она в тот момент и не думала. Ей просто еще раз сделали больно, и насколько сильно, она еще не осознала, а еще этот урод играючи разрушил ее едва склеившуюся жизнь, заставил снова чувствовать себя беспомощной.

Удар сабли мечник заблокировал. И не нанес своего.

- Ты даже меч держишь неправильно. - Сказал он. - Смотри, как надо. Возьми его одной рукой, и будешь двигаться быстрее. Ну же!

Еще удар. А второго удара, хоть и более быстрого, сабля не выдержала, треснула да и раскололась. В руке девочки остался бесполезный обломок.

- Нафиг ты за них впрягаешься? Ты ж нелюдь. - Вдруг спросил мечник. Упавший на землю обломок клинка звякнул об пол. - Они ж тебя просто используют! А ты им веришь! Ты им нужна только ради этого... - Мечник показал на глаза. У Ханаби уже давно вспухли вены бьякугана. В этот момент подумалось Хьюге, что раз Мисуми и Кабуто, и весь ее клан умерли, то и ей жить незачем. А раз так, она нападет еще раз и точно умрет в бою. На кончиках пальцев сосредоточилась чакра. Было страшно: боялась Ханаби, что ей отрубят обе руки. Она рванулась вперед, а ничего не произошло. От ее мягкого касания уклонились с невероятной быстротой, пропустили вперед, да еще и подсечку сделали, так, что она покатилась кубарем, а затем распласталась на полу. Над ней будто смеялись, наказывали за дерзость, намеренно издевались. Она поднялась, хотела пробить еще раз, а ее враг сложил печать, и девочку окатило ледяной водой. И теперь стояла она перед ним вся мокрая, как воробей, который от ливня укрыться не успел. Против воли дрожала Ханаби перед ним не то от холода, не то от подступающего страха. Она слышала, как с промокших насквозь кос капала вода.

"Он же меня мог не водой обливать, как заразу мелкую, которая ничего не стоит, типа, отвяжись, а то хуже будет... Он же мне мог голову отрубить. Причем раза три. Тогда почему? Она попыталась напасть еще раз, чтобы убедиться в правоте своих мыслей. Сторонний наблюдатель решил бы, что оставшаяся одна среди трупов в этом полутемном коридоре малолетняя девчонка ищет себе смерти. Ее облили водой еще разок и вдобавок пинка дали. Ханаби поняла, что мечник ждет, пока у нее чакра не закончится. Понравилась она ему, вот и тело не хочет увечить. Себе заберет, как живой трофей, а там... Кто-то и на экзотику западает, на тех, кто не как человек выглядит. В таких случаях даже Кабуто говорил: "Лучше заколись, не мучайся". А, может, тем, кто ее в плен возьмут, глаза ее тоже понадобятся. И останется она слепая, а во всем остальном для изголодавшихся по ласке шиноби очень даже милая. А еще она молодая. У нее здоровые кровь и органы. А дети в других деревнях тоже болеют. А еще она может попасть в руки докторов с интересными идеями и послужить науке, например, добровольно-принудительно поучаствовать в исследованиях развития сифилиса у подростков. Опытным путем. При том, что сифилиса у нее никакого нет.

Когда ее во второй раз окатили, Ханаби пришла в себя, а ее враг почему-то рассказывал ей про то, как ее здесь все ненавидят и терпят только ради способностей. Она поняла, что враг хочет оглушить ее, приложить этой волной до беспамятства, но не до смерти. Благодаря бьякугану, она хотя бы знала куда бежать, где находится выход, а где только тупики, куда ее загонят, и, избив до полусмерти, захватят в плен. И вот посреди полутемных коридоров она нашла выход: она видела его как яркое пятно света. Она добежала. Выдохнула. И прыгнула в разбитое взрыв-печатью окно. Оказавшись внизу, побежала прочь из города. Она вспомнила место, где можно переждать беду. Отправляться согласно плану в убежище у нее и в мыслях не было. Представила девочка, что случиться с такими детьми, если враг все-таки до этого убежища первым доберется. А самое страшное, что противник мог и пощадить, взять себе для коллекции нелюдь, как та сволочь. Она первое время, когда бежала, чувствовала, что этот самый негодяй еще рядом, совсем близко. А потом, кажется, оторвалась.

Она прибежала в то место, где ей Кабуто советовал видеться с Конохомару так, чтобы никто не знал. От стресса бьякуган держался даже дольше, чем она хотела, и она видела огонь пожарища в Конохе. И исчезал бьякуган не тогда, когда девочка этого хотела: она просто ослабевала, и организм не мог поддерживать ее технику, давая Хьюге так нужный ей отдых. Ханаби ждала. Идти ей было некуда. Она надеялась вернуться в "большую Коноху" или хотя бы в медицинский городок. Даже если погибли Мисуми и Кабуто, то остаются еще сестра и Конохомару, о которых ничего неизвестно, а раз неизвестно, то значит, надо вернуться и выяснять. К тому же возвращаться все равно бы пришлось. Фляга с водой, даже если ее расходовать очень экономно, скоро закончится. А еды при ней и вовсе не было. Она же в чем есть бежала. Повезло еще, что из города удалось смотаться, и никому до нее, слабачки, дела не было. Она сразу поняла, что ей сказал тот мечник, которому она даже отомстить не смогла, а только немного подраться, чтобы сразу себя трусихой не выставить.

Ханаби обрадовалась тому, что Сакура сейчас где-то далеко, там, где хорошо, лечится на Горячих Источниках. Здесь она могла бы не выжить. Новой семьи у нее не было, да и насчет того, что кто-то будет спасать ее Хинату, потому что она, хоть и воспитанница приюта, но тоже человек, на это надежды у нее почти не было. Хината - маленькая нелюдь, которая не совсем в своем уме от горя. Ханаби рыдала о сестре, о названном брате, о Мисуми, которого убили на ее глазах и который ее заслонил. Потом перестала. Не успокоилась, но обессилела и испугалась, что вообще может остаться здесь навсегда, потеряв силы на обратный путь. А беспокоиться о ней больше некому. А ей еще мародерствовать. Кто знает, чем там в Конохе все закончилось? Да и закончилось ли? От мыслей о свежей воде и вкусной пище она почувствовала спазм в животе.

Девочка надеялась, что после нападения выживут ее друзья из больницы, и она не будет одна, или она сможет найти знакомых, которые помнят ее как санитарку.

"Может, помогут или хотя бы не прогонят, - Ханаби посмотрела в пустую флягу, - или дадут воды. От взгляда на пустую бутыль жажда только усиливалась, становилась мучительной. Да и во рту со вчерашнего дня ни крошки. Но страх был сильнее, а пожар все не затихал, хотя и проверять это, использовав бьякуган, получалось все реже. Организм экономил силы, и теперь, когда техника была нужна, ее не удавалось "включить" надолго. Хьюга посмотрела на поблескивающий на утреннем солнце сюрикен. "Никто не знает, что она здесь, никто не осудит. Даже брата названного, чтобы одернуть за руку, нет". - Ханаби отогнала эту мысль, потому что тогда честнее было бы сражаться до смерти с тем мечником-ублюдком, а не убегать, как крыса. Там надо было помирать, как нормальный человек, в бою, чтобы отомстить за свою команду. Хотя сюрикен определенно пригодится. Мало ли, что ее ждет впереди? Да и Хината, возможно, жива. Ханаби не поверит в ее смерть, пока это будут только предположения, пока она точно все не разузнает. Потому что сразу поверить еще и в смерть Хинаты просто из мысли, что приютских не станут защищать, а ликвидируют при приближении врага, было бы слишком тяжело. Невыносимо.

***

Ханаби возвращалась в Коноху, обессиленной и голодной, с жуткой жаждой, в одежде оборванной и грязной так, что ее легко можно было принять за бездомную, которых много стало после налета на Коноху. Ее обувь и одежда совсем побурели от старой, запекшейся крови, которая расплывалась по форме бесформенными, поблекшими пятнами. К проблемам добавился еще и грипп, который она подцепила за пару дней за городом - обливания мечника из страны Тумана не прошли даром для ее здоровья. Ханаби видела несколько погребальных костров.

"Видимо, погибших так много, что не успевают хоронить. - Подумала она. - Наверное, в таком сожгли Кабуто и Мисуми". На ходу девочка придумала себе легенду, что пряталась в развалинах, а Коноху не покидала. Она нашла больницу, но хлопочущим там анбу и немногим присутствовавшим людям в белой форме было явно не до нее. Они пытались расчистить завалы. Выяснилось, что в другом месте развернут полевой госпиталь, где ухаживали за ранеными. Анбу она не доверяла, а вот среди сотрудников в ирьенинской форме она встречала сочувствовавших ей людей, куда больше. Нашла одного из них и попросила пить. Тот окинул ее оценивающим взглядом, разглядел вымазанную в крови униформу. Затем достал флягу, передал ее девочке. Та жадно глотала самую вкусную в ее жизни воду. Напившись, она почувствовала себя лучше. Затем сказала, что она - здешняя медицинская сестра, что она плохо, совсем плохо знала тайдзюцу, поэтому, когда все началось, убежала и спряталась в развалинах на углу Синагава. И там несколько дней просидела, трясясь от страха. Она не знала, как к этому отнесется собеседник, поэтому на всякий случай прибавила, что ей очень стыдно, что она такая бесполезная, но она хочет помогать, затем добавила, что ее начальница - Мисато-сама, да и брат у нее тоже здесь работает... работал... Якуши-сан зовут. На имя Мисато доктор никак не отреагировал, а услышав про Якуши, потрогал ее лоб. Тот горел.

- Где халат нашла? - Спросил он. Тут Ханаби принялась объяснять, что она просто сильно испачкала свою форму, пока бежала из больницы, где было много убитых.

На нее посмотрели еще раз. Протянули какие-то пилюли без коробки с названием. И раз уж она - "сестра Якуши", то предложили ей "терапевтическое гендзюцу", не то она больно нервная, а тут легонькая иллюзия, чтоб девочка успокоилась. Это потом Ханаби узнает, что в том корпусе почти всех убили, кроме нескольких везунчиков.

- Не надо мне гендзюцу. - Попросила Ханаби. - Пожалуйста. Я сама справлюсь. Я в порядке. - Дрожащим голосом сказала она. Ей не верили. Она чувствовала. - Я простыла сильно. Вот и все. Я который день на улице.

- А дом у тебя есть? - Спросил мужчина. Она назвала адрес медицинского общежития.

- Ну, тогда иди. Отлежись. - Сказал врач и прекратил предлагать девчонке непонятные таблетки и "терапевтическое" гендзюцу. - Все равно ты не работница. А нам здесь приглядывать за тобой, как за дитем малым, некому.

Ханаби поплелась домой. Вошла в общагу. Поднялась на этаж. Дом казался страшнее обычного, ведь теперь некому было ее защищать. Своим ключом она открыла дверь, а войдя, накрепко заперлась. Ее соседи еще не знали, что теперь она живет одна. Развитая фантазия девочки помогла ей представить, что будет, когда они узнают. А сейчас они просто заняты своими проблемами, которых теперь у всех навалом. Сил соображать не было. Ей нужно было отоспаться после тяжелейшего стресса и начавшейся болезни. А, как жить, она придумает потом. На трезвую голову. Ханаби сготовила остатки риса, сожрала; ограбила лекарственные запасы Кабуто, найдя средства против простуды, и отрубилась после нескольких почти бессонных дней.

"А могло бы быть хуже", - подумала Ханаби, когда вспомнила, что мысленно была готова мародерствовать и обчищать продуктовые лавки. Последней ее мыслью было то, что за весь год, пока она жила у Кабуто, жила она в общем-то хорошо и никогда не была одна. Кажется, сейчас она начинала понимать, что такое одиночество.

***

Смерть Якуши, которую она не видела, казалась совсем нереальной. В клане и с Мисуми вышло по-другому.

А она по-прежнему жила в комнате Кабуто, за которую надо было платить. Ханаби надолго оставалась одна и когда Якуши был жив: молодой человек тяжело работал, а ее жалования санитарки никогда бы не хватило, чтобы им выжить, поэтому Якуши, чтобы прокормить ее, работал за двоих. А теперь Ханаби казалось, что она просто ждет, когда ее опекун придет со смены. Хьюга заметила, что даже сейчас она сготовила двойную порцию риса. Только съесть все пришлось одной. Сама она понимала, что это - бред. И Якуши не вернется. Как не вернулись Неджи, Хиаши и все остальные. Правду ей сказал тот мечник в маске, да еще и посмеялся напоследок. А она ничего не смогла. Опять. Только струсить и убежать. Ханаби чувствовала, что она переносит смерть Якуши легче, чем смерть других людей. И это ее пугало. Девочке подумалось, что что-то внутри нее сломалось. И это нехорошо. Неправильно.

Она решила, что это из-за того, что предыдущая трагедия была слишком тяжелая или из-за болезни она плохо соображает, а может и вовсе переносит свое несчастье еще хуже, раз "ждет Якуши со смены" и готовит двойной рис. Не поехала бы у нее таким образом крыша. Тихонько. Незаметно. Вот не может она пока поверить в его смерть, вот и плачет поменьше, чем по Неджи. Тем временем силы, хотя бы физические, прибавлялись, а запасы еды, наоборот, таяли. А значит, нужно было попытаться разузнать про Хинату и, наверное, послать ей записку. Ей и Конохомару. Только для этого в этой разрухе надо было еще найти того, у кого можно было занять десять сэн. Затем нужно было выяснить, жив ли Макото Синкай. И, если жив, то быстрее бежать к нему, рассказать все о Кабуто и Мисуми, и о том, что с ней случилось. Он как-то хотел взять ее работать рентген-аппаратом. А техника после налета на больницу лишней не будет. Наоборот, Ханаби подумала, что много всего испортилось.

В уме она даже сочиняла, что скажет Синкаю о том, что ждать, пока она закончит образование, никак невозможно, потому что еда кончается, работы нет, и она не проживет еще полгода, как они договаривались на последней встрече. А потому, не нужен ли ему такой прибор, как она?

Сознание Хьюги беспокоила мысль, что Синкай может быть убит, учитывая его "чудесные" боевые навыки и мировоззрение "истинного убийцы", тогда Ханаби нужно будет искать еще одного человека, который дал бы в долг пять сэн и очень аккуратно, тщательно подбирая слова, попросить у Сакуры прислать ей немного еды и денег. Но Сакуре писать она опасалась. Не хватало еще, чтоб из-за ее письма Харуно еще на год в неврологическом диспансере осталась. Акадо в число тех, у кого Ханаби решила бы попросить помощи, вообще не входил. Но с ним нужно было сделать одно дело. Он искренне тепло относился к своему другу Мисуми, поэтому девочка решила, что будет правильно, если они хотя бы на могилу Мисуми после похорон один раз вместе сходят. Когда привычным маршрутом пришла она к 147-ой комнате, где когда-то жили ее сокомандники, Хьюга уже из-за двери почувствовала сильный запах алкоголя. Но Ханаби уже пришла. Поэтому постучалась. Из-за двери раздалось что-то неразборчивое. Она оказалась к тому же незапертой, и девочка тихонько приоткрыла ее. Ханаби увидела на полу много бутылок из-под рисовой водки. Акадо давно и тяжело пил. Кажется, с самой победы над налетчиками начал он поминать Мисуми, да так и не закончил.

- Я же сказал: "Убирайтесь!" - Проорал он не глядя больным, пьяным голосом. И швырнул на звук открытой двери пару сюрикенов.

Ханаби чувствовала себя косвенно виноватой в смерти Цуруги, и в тот момент поняла, что, если Акадо узнает правдивую историю о смерти его друга, то он ее с перепоя зарежет. А защитников у нее нет. Разве что заведующий рентгенологического, который живет в мире легенд о самураях, и то он, скорее всего, тоже мертв. В больнице была кошмарная бойня. Ханаби поняла, что Акадо Ерой даже не узнал ее и поняла, что это к лучшему, ведь для него она была просто маленькая дрянь, которая мешала ему пить. На другой день было назначено еще одно разведывательное дело: Ханаби хотела наведаться в приют. Не поубивали бы ребят там свои же воспитатели! Только этому не суждено было сбыться. В ее комнату наведался гость.

- Вы, я как вижу, теперь одна живете? - Спросил Ханаби вежливый спокойный голос. Только дышал гость тяжело.

"Вот, наконец, про меня и вспомнили", - содрогнулась девочка, а на уме у нее было столько неисполненного, столько недоделанных дел из-за болезни, которая на несколько дней выбила ее из сил.

- Я как ваш попечитель, - он снова тяжело вздохнул, сделав паузу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, который поручился за вас перед Данзо-сама, просто не могу допустить, чтобы вы оставались одна и подвергали ... - Тут он помолчал и улыбнулся, - вашу драгоценную жизнь и здоровье опасности.

- Здесь вполне безопасно, Итачи-сама. - Вы напрасно... - выдавила из себя мертвенным голосом девочка, - обо мне беспокоитесь. - Она сделала паузу. - И я взрослая. Я могу о себе позаботиться. - Ханаби через силу посмотрела на него снизу вверх. - Спасибо.

- Только вот вас выгонят из комнаты через несколько дней. За нее не плачено. Я узнавал. А денег у вас нет, и есть вам тоже без вашего обожаемого Якуши-сана пока нечего. - Итачи прошел вглубь комнаты, презрительно взглянул в маленькую кастрюльку, на дне которой оставался рис.

- Последняя порция, да? А еще не хотите, чтобы ваш официальный опекун вмешивался в ситуацию! - Произнес он с мягким укором. Впрочем, это детское смущение и страх меня потревожить вам простительны.

Ханаби в этот момент не знала, что отвечать, но уже понимала, куда он ведет. Договориться с Итачи не выйдет, а значит, пора и ей уйти к родителям и Кабуто. Она решила, что с Итачи никуда не пойдет.

- Вы же сами потом будете шляться по городу и просить на хлеб, потому что за год так ничему и не научились. А про меня будут худо говорить, что я позволяю вам нищенствовать. Вы же понимаете, что я не могу этого допустить? - Ханаби кивнула, а сама нашла рукой рукоять куная.

- Хьюга-сан, - вдруг обратился к ней Итачи по фамилии и как к равной, я же могу рассчитывать на ваше благоразумие. Я забираю вас туда, где у вас будет безопасность и еда, - в мой клан. Я приставлю вас к несложной работе. Но для этого нам с вами нужно научиться... Да... - Итачи резким движением вырвал руку Ханаби из-за формы, затем немного надавил так, что она от боли выронила кунай и застонала. - Нам нужно научиться доверять друг другу. Нам в этот сложный период, как никогда, нужны взаимопонимание и диалог. Как же можно без доверия в нашей единой коноховской семье, куда вы уже год так нелепо пытаетесь влиться. - Он подобрал кунай и положил его на стол.

- Это было легко, не так ли? Если вы и дальше будете разочаровывать меня своим недоверием, то мне придется прибегнуть к более травматичному для вас способу убеждения. А пока я убеждаю вас словами.

- Спасибо. - Пискнула девочка.

- А могу убедить и техникой, и вы радостно побежите за мной не только в клан, но в огонь и в воду, но я считаю, что это - лишнее, а также, что вы, действительно, взрослый человек, и мы друг друга поняли. - Он сделал многозначительную паузу. - Ну, вы же не станете нагружать моих слуг дополнительной работой: заставлять их отстирывать вашу кровь от моего шелкового плаща? С ними у вас должна быть она... ну... - Итачи сделал вид, что задумался, нервно защелкал тонкими пальцами, - как это называется, классовая солидарность. - Ханаби покачала головой. - Ну, вот и хорошо. - Итачи расценил ее жест, как признание.

Они вышли. Ханаби не узнавала города, который был наполовину разрушен, а дома забросаны взрыв-печатями. Под ногами чувствовалась то щебенка размолоченных зданий, то мелкое, раздробленное стекло.

Затем, оба активировав шуншин, достигли клана Учиха. Для остальных это, пожалуй, выглядело так, что Итачи наконец-то занялся своей воспитанницей и отводит ее в дом с лучшими условиями. Первое, что увидела своим дальнозорким зрением Ханаби, было две виселицы. И там уже кто-то болтался с вырезанными глазами. В другое время она бы этому даже порадовалась: клан Учиха вымирает сам от междоусобиц, без ее мести. Она может просто спокойно жить и изредка злорадно посматривать в их сторону.

В ее взгляде Итачи что-то такое почувствовал, поэтому, взяв девочку за плечи, легко развернул ее вправо от ворот и сказал: "Вам не прямо, вам сюда". Только от нервов у нее вновь активировался бьякуган. Кажется, Итачи это не смущало. Он верил в силу своего додзюцу. И недооценивал сенсорных и диагностических качеств бьякугана. А Хьюга на него насмотрелась. Никогда раньше не видела его так близко, а теперь пришлось разглядывать это чудовище своим особым взглядом. Да и виселицы она "видела". "Затылком". И поблагодарила Макото-сана и брата Кабуто за учебники по рентгенологии и объяснения. Итачи был очень молод, ему было семнадцать, но со здоровьем у него было далеко не все хорошо. Хьюга сделала несколько шагов в том направлении, в каком приказал ей Учиха. За Ханаби закрылись ворота.