Холодно. Он снова нещадно мерз, как когда-то в Ледяных Скалах, только сейчас вовсе не альтернативный Дренор, а родной Азерот был столь неласков к своему блудному сыну.

Аранэлл поежился, пониже надвигая капюшон мехового плаща, прикрывающего накалившийся на морозе белоснежный доспех с золотой гравировкой. Собирающиеся у горизонта тяжелые снеговые облака не сулили ничего хорошего, поэтому паладин торопил коня. Рослый скакун светло-серой масти, чья короткая шерсть отливала приглушенным серебром, с трудом вытаскивал ноги из липнущего к накопытникам снега. Ордынский лагерь, разбитый несколькими днями ранее близ перевала Дун’Морог, хоть и находился недалеко от предыдущей базы, но добраться до него оказалось не так уж и просто, учитывая, что летать над территорией Альянса сейчас как никогда ранее представляло значительную опасность.

Тишина. Лишь хруст снега под копытами жеребца да отголоски завывания ветра в верхушках вековых сосен. Пальцы в пластинчатых латных перчатках стыли на трескучем морозе, заставляя то и дело нервно перебирать поводья. И почему он никак не мог отделаться от навязчивого желания замерзнуть насмерть в этом холодном краю?

Одиночество больше не угнетало. Хотя, скорее, больше не волновало воина Света. Впрочем, как и все, что происходило вокруг. Иногда Аранэллу казалось, что он и не жив вовсе, настолько безразличны стали окружающие, место и время, как и война, что бушевала в Азероте, раздирая его на части.

Серые однообразные дни сменялись хмельным ночным забытьем, подробностей которого он не хотел ни знать, ни помнить.

Всё суета, бесцельное мельтешение безликих теней, где служение Свету — лишь отголосок прежней жизни, той жизни что он утратил по воле обстоятельств, а может, все же и по своей воле. Но он не мог тогда иначе, не хотел, не понимал на дно какой пропасти способен опуститься из-за своей утраты.

Теперь ему оставалось жить лишь воспоминаниями, ибо все образы быстро тускнели и уходили в небытие, меркли на фоне того последнего, полного боли и душевной агонии дня, не оставляя в памяти достаточно четкого следа.

Больно. Слишком больно вспоминать, но он раз за разом с садистской жестокостью воскрешал в памяти то далекое утро в пригороде Луносвета. Тот, кого он любил, едва ли не больше своей собственной жизни, предал его чувства. Оставшиеся минуты до пышной свадебной церемонии, что они провели наедине, убивали подобно медленному яду, уничтожая по крупице общее прошлое.

Больше никогда… Аранэлл знал это, в отчаянии отталкивая черные от давних ожогов пальцы тянущиеся к его щеке, знал, когда холодно шипел практически в любимые губы слова ненависти, знал, когда гнал коня во весь опор прочь от украшенных к торжеству улиц деревни Легкий Ветерок, унося с собой невыносимую горечь, несбывшуюся любовь и изорванную в клочья душу.

Младший лорд Неопалимый по-прежнему оставался его болью, его тоской, невосполнимой утратой.

«Надеюсь, ты счастлив, Рин… — подумал Аранэлл, до боли кусая и без того треснувшие на морозе губы. — Со своей женой, с этой проклятой сукой, что забрала тебя у меня. В конце концов, ты всегда предпочитал женщин, а я для тебя был всего лишь пьяным приключением, в какой-то момент вышедшим за рамки дозволенного».

Тем временем, на горизонте наконец замаячили орочьи укрепления. Крыло Рассвета пришпорил лошадь, стараясь очистить уставший разум от воспоминаний.

Только начинало вечереть, но паладин не имел больше никаких желаний, кроме как поскорее оказаться у теплого огня с бутылочкой-другой крепкого алкоголя. С некоторого, относительно недавнего, времени, он отучил себя загадывать наперед, строить какие-то далеко идущие планы, да и вообще предпочитал жить одним днем, раз уж его жизнь теперь стоила лишь того, чтобы нещадно ее прожигать.

Военный лагерь, скрытый за грубым частоколом из наспех вырубленных местных деревьев, встретил целителя типичной для таких мест суетой и толчеей. На удивление, не смотря на относительно недавнюю развертку, он успел обзавестись довольно приличной инфраструктурой, включающей в себя помимо кострищ, загонов для животных и палаток для гарнизона, еще и некое подобие таверны, открытой предприимчивыми гоблинами-снабженцами прямо в заброшенном дворфийском бункере, обнаруженном под снегом.

Когда Крыло Рассвета подъехал к коновязи, расположенной почти в самом центре укреплений, низкое серое небо, словно нехотя, выплюнуло первые крупные снежинки. Благородный скакун под ним нервно всхрапнул стряхивая с густой ухоженной гривы прохладные хлопья, а сам паладин, вместо того, чтобы спешиться и поспешить в укрытие, напротив, откинул капюшон и подставил лицо под летящий снег. Вглядываясь потускневшими усталыми глазами в небеса, сплошь затянутые грозными снеговыми тучами, син’дорай чувствовал, как жалят бледную кожу холодные кристаллики стылой воды. Слезы небес. Они таяли едва касаясь щек и лба, путались в волосах и длинных золотистых ресницах, оседали на холодном металле доспехов и сбруи коня. Дыхание превращалось в пар, теряясь где-то в бездонной темной вышине, неизменно напоминая Рыцарю крови о том, что все живые существа лишь песчинки в потоке бесконечного времени.

Через пару минут уже основательно завьюжило, отчего оживление в лагере заметно усилилось. Воины Орды торопливо прятались в выкопанные намедни земляные бараки и палатки, оставляя у костров лишь часовых, кутающихся в шкуры и меховые плащи. Снег повалил настолько густо, что вскоре нельзя было разглядеть почти ничего дальше собственного носа.

Аранэлл тяжело вздохнул, опустив голову и плечи. Двигаться с места не хотелось, хотя его самого, как и коня, уже основательно припорошило.

— Эй, крошка, ну и чего расселся? — внезапно ворвался в его добровольное уединение низкий насмешливый голос, а в следующий миг крепкая рука в латной перчатке ухватила под уздцы коня паладина. — Если планировал простыть, заболеть и сдохнуть, то не рассчитывай, сегодня не выйдет.

— И ты здесь, — так же по-талассийски, как и его собеседник, проворчал себе под нос Аранэлл.

— Слезай давай, — приказным тоном потребовал голос, а затем из снежного марева выступил знакомый коренастый силуэт эльфа крови, облаченного в тяжелые, изрядно побитые в сражениях латы.

Не успел Аранэлл опомниться, как его буквально вытащили из седла и водрузили на хрусткий свежий снег.

— Вали живо в таверну, на сугроб уже похож стал, а все сидишь на жопе, —

буркнул эльф, по-хозяйски подтолкнув паладина в сторону зева подземного бункера, расположенного неподалеку. — А я скотину твою строптивую привяжу покрепче, чтоб не свалила, как прошлый раз.

— Сребросвет просто на дух тебя не переносит, грязное ты животное, вот и сбежал, — все так же вполголоса заметил Нэлл, уже шагая в указанном направлении и будучи уверенным, что собеседник его не слышит. — Впрочем, как и я. Только вот бежать мне некуда… Да и незачем.

Спустившись в бункер, бывший жрец очутился в приглушенной полутьме, с трудом разгоняемой немногочисленными чадящими сырыми факелами, заключенными в добротные металлические скобы. Тесное помещение вполне ожидаемо было сплошь забито «постояльцами», ютящимися на узких лавках, как птицы на жердочке. За сколоченными на скорую руку низкими столами из неошкуренной древесины собрался весь «цвет» нынешней Орды: тролли, орки, таурены, отрекшиеся, эльфы крови и даже парочка ночнорожденных.

Все они ели и пили из плохо обожженной глиняной посуды, которую то и дело таскали от очага, переделанного из дворфийского горна, пронырливые гоблинши. Здесь же торговали и выпивкой, и вероятно, еще чем покрепче, но из-под полы. Так что желающие основательно «закинуться» посетители, всегда могли найти что-то себе по душе, естественно, заплатив при этом так горячо любимую гоблинами «звонкую монетку».

Аранэлл, по привычке, слегка поморщился. В спертом воздухе беспощадно смердело потом, кровью и крепким перегаром. И это была лишь малая часть всей отвратительной кабацкой вони, которую без труда различал любой, даже не самый чуткий нос. Кажется, он слишком привык за последние месяцы к подобным местам, чтобы начать испытывать рвотные позывы или справедливое негодование неподходящими воину Света условиями.

Стряхнув с плаща снег, уже успевший превратиться в липкую полужидкую массу, Крыло Рассвета прошел вглубь подземной залы. Бредя к очагу сквозь толпу «отдыхающих» син’дорай вяло подмечал происходящее. Какие-то два орка прямо за столом тискали пьяную в хлам троллиху, рядом спал в тарелке с объедками перевязанный грязным тряпьем раненый таурен с седой плешивой шкурой, по соседству недобро шептались о чем-то отрекшиеся, изредка указывая сгнившими до кости пальцами на хрупкую эльфийку, одетую в не по погоде тонкую мантию и силящуюся согреться о большую кружку с дымящимся варевом, а в ближайшем темном углу бункера еще один сородич паладина шумно и с грязной руганью извергал содержимое желудка прямо на металлический, замусоренный пол.

Гадость. Но Аранэлл давно убедил себя не обращать на такие вещи внимания. Прелести военного времени. Да и чем лучше он сам? Он частенько упивался до беспамятства, и если алкоголь попадался некачественный, точно так же справлял нужды отравленного организма, где придется.

С трудом подвинув подозрительно дезориентированного и зевающего по сторонам тролля, паладин притулился у импровизированного очага. Напиться. Напиться и забыться — это то чего хотелось сию минуту, дабы отрешиться от происходящего. Или просто выпить, хоть что-то, хоть немного, до того, как заявится эта похотливая зверюга и начнет распускать свои лапищи при всем этом мерзком сброде.

Зорко углядев в бесконечном мельтешении зеленых гоблинских тел едва вскрытый бочонок трофейной дворфийской медовухи, Крыло Рассвета уже, было, собрался выловить пробегавшую мимо гоблиншу, как на его плечо легла чужая тяжелая ладонь.

— Вот ты где, крошка, — выдохнули ему прямо в ухо ухмыляющиеся губы, а затем горячие пальцы, покрытые мозолями от постоянного обращения с оружием, слегка прихватили его за шею, разворачивая.

Аранэлл нехотя поднял глаза, понимая, что момент безвозвратно упущен, и теперь придется напиваться уже в компании своего недопартнера.

— Тебя где носило весь день, мать твою? — без обиняков осведомился смуглокожий светловолосый син’дорай, бесцеремонно столкнув на грязный пол пребывающего в прострации тролля, и усаживаясь на его место рядом с паладином. — Я вчера как-то неясно выразился, когда готовился к отъезду, или что?

— У меня оставались незавершенные дела, — сквозь зубы процедил Аранэлл. — Орденские поручения, знаешь ли…

— Да срать я хотел на них! — глухо рыкнул воин, затаскивая вяло упирающегося целителя к себе на колени. — Как и на весь твой бл@#ский Орден, и на эту шлюху, которая вами командует!

Крыло Рассвета раздраженно поджал губы, но оттолкнуть мужские руки, бесцеремонно шарящие по телу, прикрытому доспехами, как и всегда, не решился.

— Твоя основная забота ублажать меня, крошка. И ты прекрасно это знаешь, — продолжил между тем эльф крови, внезапно хватая бывшего жреца за подбородок и притягивая к себе. — Я не трахался почти неделю, и не намерен продолжать в том же духе.

— Да пошел ты! — прошипел Крыло Рассвета, таки позволив себе толкнуть напирающего воина ладонью в латный нагрудник. — Нажрался уже, свинья!

— Ладно-ладно тебе, — гоготнул тот. — Ну выпил немного. Да помню я, что ты не выносишь это дело.

Аранэлл снова скривился, мысленно благодаря Свет за то, что удалось избежать прикосновения этих губ к своему рту.

— Одного не пойму, откуда эта дурь в твоей башке? — несколько задумчиво пробормотал мужчина, потирая пальцами густо заросший светлой щетиной подбородок. — Как в рот брать, так ты горазд, и сосешь, как заправская потаскуха, а вот целовать себя почему-то не позволяешь…

— Не твоего ума дело! — огрызнулся в ответ Нэлл, резко прерывая тираду собеседника и с ненавистью глядя на в общем-то красивое и мужественное, пересеченное наискось длинным шрамом лицо. — Просто не лезь ко мне, вот и все.

— Не очень-то оно мне было и надо, — вновь загоготал воин. — К тому же, вид сзади меня устраивает куда больше.

Животное. Неотесанное, похотливое и грубое. Аранэлл сам не мог толком сказать, как и когда его угораздило спутаться с ним в быстро сменяющейся череде случайных партнеров, но вот уже пару месяцев этот несносный тип пользовался его телом на правах хозяина, почти отбив, в прямом смысле, охоту искать приключений на стороне. Хотя он все равно умудрялся. Со злости, из мести, просто потому, что хотел. Отдаваться кому попало, будучи под градусом, оказалось не так уж страшно и стыдно. Потому что ни стыда, ни страха он больше не испытывал, хоть и знал, что неуравновешенный любовник вполне способен убить его на месте, застань вдруг случайно в объятьях другого мужчины.

Да, он кажется опустился на самое дно жизни, окончательно потерял себя, хоть и до сих пор боялся себе в этом признаться. Бывшему жрецу не хотелось задумываться, на кого он стал похож после расставания с Рином, и осталось ли хоть что-то от него, Аранэлла Крыло Рассвета в этом пьющем почти без просыху создании, живущем одними лишь низменными инстинктами, порождаемыми неуемным темпераментом.

Прежний Аранэлл умер. Умер, вероятно, в тот день, когда Ринмар Неопалимый повел под венец юную аристократку, которой надлежало произвести благородное потомство. Однако остатки его прежнего, от которых никак не выходило избавиться, причиняли нестерпимую боль. Он продолжал подсознательно искать в других мужчинах Рина, его пепельные длинные волосы, доходящие до середины бедра, его широкие плечи, мускулистое тело, покрытое шрамами… И если это все еще хоть как-то можно было представить, достаточно «залив» глаза спиртным или затуманив рассудок кровопийкой, то вот сводящий с ума запах горячей кожи, когда он зарывался лицом в изгиб шеи со слабо мерцающими приглушенным золотом татуировками, нет. Никогда. Именно поэтому он никому более не позволял целовать себя в губы, дабы не забыть и не утратить вкус последнего поцелуя, что отдавал горечью расставания, дабы не предавать того единственно настоящего чувства, что связывало их с Рином.

Паладин не мог точно сказать, кого в итоге он ненавидит больше. Ринмара, за то, что тот не посмел пойти против воли Лорда-регента и четы Неопалимых, его глупую маленькую жену, за то, что она вообще существовала в природе, этого жестокого говнюка, что сейчас лапал его без зазрения совести, и почти каждую ночь избивал и грубо насиловал, удовлетворяя их общие желания, или все же самого себя, за то, что все еще находил в себе силы дышать и существовать, быть падшей тенью прежнего Крыла Рассвета.

И почему только Свет не хочет оборвать его страдания, даровав быструю смерть на поле боя?.. Именно эта мысль вертелась в голове Аранэлла, когда партнер, не смущаясь обстановкой, ослаблял крепления на его доспехах, стремясь добраться до вечно покрытой следами побоев и нещадных связываний белой кожи.

Противно… Отвратительно ощущать чужие шершавые губы на своей шее, чужие пальцы, пробирающиеся под броню. Мерзко осознавать, что протравленное насквозь пороком собственное тело достаточно живо реагирует на мужские прикосновения, а пах предательски ноет и наливается тяжестью. Как жаль, что он не успел напиться. Очень жаль. В такие минуты им всегда овладевало почти непреодолимое желание попытаться прикончить любовника, или, попросту прекратить свою полную грязи, никчемную жизнь. Он знал, что однажды так и случится. Не сомневался в этом… Вот только когда? Во имя Света, почему только он был все еще жив?..

Не вслушиваясь особо в сальные, полные непристойностей речи что-то бормочущего ему на ухо партнера, Аранэлл невидящим взглядом обшаривал задымленное шумное помещение, чуть перегнувшись через широкое мужское плечо, и отчего-то остро ощущая себя игрушкой, сломанной куклой в могучих руках воина. А ведь так оно и было по сути…

Резкий мускусный запах не мытого несколько дней кряду тела любовника слегка возбуждал и до безумия раздражал одновременно. Как и едва достающие до плеч светлые, выгоревшие на солнце волосы. Все не то. Все не так. Аранэлл прикрыл глаза борясь с неотступно преследующим его отвращением и чувством неуместности происходящего. Как когда-то давно в Дреноре, перед тем как уединиться с очередным пьяным зеленошкурым варваром.

Внезапно в бункер ворвался порыв свежего ветра снаружи, напоенный ароматом хвои и только что выпавшего, еще нехоженного снега, всколыхнув в сознании рыцаря крови странное сумбурное желание выдраться из ненавистных крепких объятий и бежать, куда глаза глядят. Снова. Оседлать верного Среброгривого и погнать его прочь, в клубящуюся снегом ночную тьму, навстречу неизвестности, подальше отсюда, подальше от себя нынешнего.

Крыло Рассвета чуть нахмурился, отгоняя прочь прекрасный, но совершенно неуместный порыв, и медленно приоткрыл тяжелые веки, борясь с накатившей следом безысходностью.

Глаза бывшего жреца, слабо сияющие ядовито-изумрудной зеленью, в один миг распахнулись еще шире. Паладин не мигая глядел перед собой, а сердце в груди, казалось, перестало биться.

Легко расталкивая могучим плечом, прикрытым громоздким вороненым наплечником с алой гравировкой, толпящихся ордынцев, к очагу направлялся тот, кого Аранэлл не рассчитывал больше встретить. Он никогда и ни за что, в трезвом уме, не спутал бы эти бесконечно дорогие сердцу, тонкие аристократические черты. Глаза, губы, изрядно отросшая бородка, щетина, которую Рин бессовестно начал себе позволять с тех самых пор, как закончилась кампания на Аргусе, крошечное родимое пятнышко, которого он так любил касаться кончиками пальцев, пока Неопалимый спал.

— Ринмар… — едва слышно прошептал Крыло Рассвета, искренне надеясь, что он попросту сошел с ума от бессонницы и чувства вины, и теперь сознание его зачем-то морочит, подкидывая это невероятно желанное и одновременно пугающее видение.

— Что это ты там бормочешь, крошка? — невероятно чутко отреагировал воин, притягивая к себе бывшего жреца еще теснее. — Ринмар? Это кто вообще?.. Неужто так зовут того ублюдка, которого ты постоянно представляешь себе, когда я тебя трахаю?..

Аранэлл не ответил, не сводя глаз с закованного в тяжелые доспехи воздаятеля. Символика на гербовой накидке и плаще Неопалимого красноречиво вещала о том, что он-таки не покинул Орден, несмотря на возможность остаться в Луносвете и заняться делами более мирными, вроде управления частью поместья.

Рин же неуклонно приближался, пока не замечая бывшего возлюбленного. Больше ни звука не слетело с мгновенно пересохших губ целителя, но он продолжал повторять про себя как молитву Свету, имя того, кого не мог забыть, кого по-прежнему любил.

Мгновение и Неопалимый вскинул голову, тряхнув длинной роскошной гривой пепельных волос, каким-то неведомым образом безошибочно отыскав в толпе устремленный прямиком на него знакомый взгляд, полный невыносимой боли, черного отчаяния и какой-то дурацкой абсурдной надежды.

Время словно остановило свой ход. Ринмар замер посреди зала, узрев, наконец, пропавшего после их ссоры несколько месяцев тому назад любовника.

«Как ты мог?» — безошибочно читалось в прищуренных глазах воздаятеля, а Аранэллу казалось, что он медленно умирает под этим осуждающим взглядом, устремленным в самую его душу, и без того истерзанную до основания тоской по Неопалимому, а другой мужчина, вовсе не Рин, как ни в чем не бывало продолжал оставлять багровые метки на его шее, и вовсю стискивать в ладони напряженный член.

Еще минута, и на красивом лице Ринмара появится отвращение, еще минута и тяжелые полы дорожного плаща и шелк волос всколыхнутся вслед уходящему. Кончено. Теперь все было кончено.

Не уходи, не оставляй… или, может, наоборот? Убирайся прочь, позволь наконец умереть, исчезнуть, раствориться в ходе быстротечного времени, остаться в прошлом, не оскверненном мерзостью только что увиденного?..

Дыхание сбилось, а взор резко застлала чернота, растворяя во тьме образы и звуки. Так вот она какая его погибель…

***

Аранэлл резко сел на постели судорожно хватая ртом прохладный воздух с запахом пожухшей листвы и костров, проникающий в просторные покои лорда через распахнутую настежь раму. Гуляющий по комнате сквозняк развевал легкие занавески и полупрозрачный балдахин кровати, неприятно холодя взмокшие лоб и спину бывшего жреца. Кругом действительно было темно и судя по кусочку беззвездного неба виднеющегося в окно, стоял глухой предрассветный час.

Зябко поведя открытыми плечами, Крыло Рассвета обхватил гудящую голову слабо светящимися во тьме пальцами. Видение никак не желало его отпускать, пробиваясь из глубин подсознания неприятной внутренней дрожью. Не в силах справиться с охватившей его тревогой, Аранэлл уже собирался было свесить босые ноги с постели, как тяжелая мужская рука, почерневшая до локтя от глубоких ожогов, обхватила его за талию и повлекла обратно.

— Куда? — сонно проворчал Ринмар, чей крепкий сон видимо все-таки потревожила беспокойная возня партнера под боком.

— Хотел прикрыть окно, — брякнул первое, что пришло в голову Нэлл.

— Оставь, — отмахнулся Неопалимый, решительно притягивая к себе обнаженное стройное тело, так что они оба вновь оказались под теплым одеялом.

Аранэллу не оставалось ничего иного, как пристроить голову на широком плече.

— Спи давай, — уже сквозь дрему добавил Рин. — А если будешь и дальше вертеться, поимею так, что до обеда встать не сможешь.

— Послал же Свет придурка на мою голову, — тихо фыркнул Крыло Рассвета, однако выдохнул с облегчением.

«Всего лишь сон», — сказал сам себе Нэлл, прислушиваясь к размеренному биению сердца и ровному дыханию спящего.

С самого прибытия в поместье Неопалимых ему было крайне неспокойно на душе и, похоже, дневные тревоги постепенно начали просачиваться в его сны, наполняя их почти реальными и осязаемыми картинами вероятного будущего. А может, это проклятье Испепелителя так исподволь давало о себе знать, ведь они с Рином по-прежнему были связаны жертвенным благословением… В любом случае, что бы это ни было — такой участи Аранэлл желал меньше всего.

Рядом с Рином было тепло и уютно, но бывший жрец все же некоторое время не мог заснуть, боясь потерять связь с реальностью, и вновь очутиться в том же кошмаре. И лишь сплетя свои пальцы с пальцами Неопалимого, Нэлл почувствовал себя настолько на своем месте, что незаметно провалился в сон. На этот раз без сновидений и до самого рассвета.