всё неоднозначно

Рэки утверждает себе, что это ничего не значит — когда смотришь на своего лучшего друга чуть больше, чем нужно. Когда подмечаешь его искрящиеся ледяные глаза, хочешь заправить мягкие голубые волосы за ухо, а сердце в груди съёживается каждый раз, когда у Ланги из-под ног уезжает скейт и тот оказывается распластанным по земле.

— Ты в порядке?

Рэки подбегает к другу, обеспокоенно всматриваясь в мелкие ранки на его руках и лице и на совсем легкую улыбку уголками губ.

— Все отлично.

Ланга смеётся, хватает Рэки за толстовку и валит рядом с собой на асфальт, чтобы смотреть на заходящее солнце, что окрашивает небо в яркие фиолетово-оранжевые оттенки. Только Рэки на небо не смотрит — он наблюдает за вздымающейся грудью лучшего друга, на которой белая — уже серая — рубашка натягивается так, что, кажется, пуговицы вот-вот лопнут и разлетятся. Рэки повторяет себе, что это ничего не значит и переводит взгляд на уже потемневшее небо.

Рэки думает, что всё пока неоднозначно, ведь просыпаться с поллюциями от эротических снов с участием лучшего друга в его возрасте, наверное, обычное дело. Он этого не хочет ведь, просто мозг решил над ним подшутить. Рэки вскакивает с кровати, хватает полотенце и бежит в ванную комнату, пока сестры не проснулись. Умывается холодной водой, несколько раз бьет себя ладонями по щекам, пытаясь привести в порядок. Он рассматривает своё отражение в зеркале, а потом сидит в ванной, наверное, слишком долго.

— Эй, выходи, ты там уже целую вечность!

Коеми стучит в дверь со всей силы и недовольно кричит, а Рэки продолжает сидеть под струями горячего душа, обнимая колени и крича в ответ «отвали». Пытается найти объяснение тому, что все ещё отчетливо будто чувствует прикосновения холодных ладоней к своему разгоряченному телу, слегка шершавые губы на шее, наслаждение от трения кожи к коже. И ему это — к ужасу — нравится. Коеми стучится уже раз пятнадцатый и зовёт маму, а Рэки убеждает себя, что всё неоднозначно, и выкручивает кран с холодной водой на полную.

Рэки твердит, что слишком рано еще о чём-то говорить и переживать, когда во время мастурбации в голове проскакивает образ Ланги. Такой родной и приятный. Холодный, почти ледяной, со всеми, кроме него. Как Ланга подзывает Рэки к себе, улыбается; как он обнимает его крепко-крепко, и Рэки через тонкую ткань футболок чувствует рельеф его пресса. Он представляет, как Ланга сильной хваткой прижимает к себе и жадно целует; представляет его сбившееся дыхание и думает о том, как бы звучали стоны в исполнении Ланги. Наверное, хрипло и жутко сексуально. Рэки мычит в подушку, когда движения ладонью становятся чаще и прерывистее, а образ друга в голове — чётче и ярче. И, кончая в ладонь с тихим скулежом, он повторяет, что ещё рано переживать.

Рэки с трудом начинает осознавать, что, возможно, это все не спроста, когда Ланга засыпает на уроке, лежа на соседней парте, а Рэки не может оторвать от него взгляда. Солнце, пробивающееся через окна, опаляет белоснежную кожу, а голубые волосы липнут ко лбу. Веки Ланги прикрыты и дрожат, и Рэки хотелось бы — самую малость, — чтоб Ланге сейчас снилось нечто похожее, как ему самому неделю назад. Возможно, Ланга думал о Рэки, когда мастурбировал? Хотя бы разок, нетрудно ведь. Или представлял их поцелуй. Или переживал после липких снов с участием лучшего друга, а потом полчаса сидел под душем, пытаясь привести себя в порядок. Или…

— Рэки…

Он видит тонкие пальцы, что щёлкают перед его лицом, потому что упустил момент, когда Ланга проснулся, а он сам немного уснул. Точнее, залип. Голос лучшего друга хрипловатый, с едва заметным акцентом, но очень нежный и успокаивающий.

— Идём кушать?

Ланга протягивает руку, но его аж трясёт в нетерпении — Рэки в который раз убеждается, что его друг просто невероятно сильно любит кушать. Вот бы и его любил так же. Рэки хватается за простертую ладонь, поднимается и на мгновение не хочет ее отпускать — всю в шрамах, пластырях и мозолях. Но через несколько долгих секунд сам расцепляет пальцы и идёт с другом на крышу. Ланга быстро съедает свой сендвич, запивая его молоком, пока Рэки что-то в очередной раз рассказывает про скейт, а про себя думает, что, возможно, это все что-то да значит.

Рэки перестаёт улыбаться, когда осознание прошибает словно током. Он несколько дней ходит поникший, а история его браузера забита тестами на ориентацию и процент гомосексуальности. Его библиотека в телефоне пополнилась парой статей о секспросвете, а простыни и трусы по ночам все чаще становятся влажными от пота и вязкой жидкости. Рэки немного избегает Лангу, но не настолько, чтобы тот заметил. Но Ланга замечает, беспокоится и пишет около двадцати сообщений, оставленных без ответа, когда Рэки не приходит в школу.

«рэки, ты в порядке?»

«почему ты не в школе? ты заболел?»

«что случилось?»

«ответь, прошу»

Но он удаляет уведомления, выключает звук и просто лежит весь день дома на кровати, пытаясь найти тест на ненормальность. По всем таким тестам он абсолютно нормальный, зато гомосексуальный процентов на восемьдесят шесть. Рэки осознаёт, что влюблён в своего лучшего друга, и хуже этого, наверное, быть ничего не может.

Ланга волнуется слишком сильно, потому после школы идёт к нему домой. Рэки не ждёт гостей, особенно Лангу. Хотя его он одновременно рад видеть больше всех. И одновременно вообще не рад. Но рад. Беспокойство Ланги заметно по тяжелому дыханию, хмурым бровям и слегка жалобному выражению лица, которое кричит «пожалуйста, поговори со мной». И Рэки не закрывает перед ним дверь, а, почесав затылок и опуская взгляд от стыда, пропускает внутрь. Ланга отказывается от чая, направляясь сразу в уже знакомую комнату. У Рэки там бардак даже хуже обычного.

— Что случилось? Ты заболел?

Рэки закрывает за собой дверь в комнату и поворачивается к Ланге: лямка рюкзака съехала с плеча, волосы взъерошены, а скейт он так и приволок за собой, забыв оставить в прихожей. Видимо, действительно летел к нему.

— Возможно… немного.

Рэки мнётся и хочет рассказать — заболел гомосексуальностью. Или просто тобой. Но не может и слова сказать, так стыдно. Ланга непонимающе хлопает глазами, когда Рэки заливается румянцем, закрывает лицо ладонями и трёт с такой силой, что вот-вот сдерет кожу и свои едва заметные веснушки.

— Эй, что с тобой? Мы же лучшие друзья.

Ланга нежно убирает его руки от лица, а Рэки застывает на одном слове. Друзья. Д р у з ь я. Боль прожигает изнутри, скулы сводит, по венам разливается кипяток. Слезы, так и не выпущенные наружу за все время этого стресса, собираются в уголках глаз, но он натягивает свою привычную широкую улыбку.

— Все хорошо, меня что-то немного лихорадит. Лучше уходи домой, а то тоже заразишься.

Рэки выдавливает из себя смешок и взъерошивает волосы, не давая Ланге пройти вглубь комнаты, но тот уже привычно садится на кровать и кивает, хотя в его взгляде читается недоверие. Рэки врет плохо, чего уж таить. А потом сердце ненадолго останавливается.

— Я тоже проходил его.

Слова звучат так обыденно, словно стандартная фраза, произносимая каждый день. Рэки не понимает, о чем речь, пока взгляд не падает на разблокированный экран телефона с очередным результатом теста на гомосексуальность. Первый порыв — схватить телефон и выкинуть подальше, зарыться в яму, закопаться и не высовываться, но… тоже проходил? Из интереса или как?

— И… что за результаты?

Ланга улыбается — то ли печально, то ли радостно — и немного хмурится, будто вспоминая.

— Тоже около восьмидесяти шести процентов.

Напряжение в комнате такое, что прощупать можно, когда их взгляды встречаются. Рэки стоило бы выдохнуть с облегчением, но ком в горле только усиливается, а тело, похоже, действительно начинает лихорадить. Ланга склоняет голову к плечу и закусывает губу, тоже не решаясь сказать что-то вслух.

— А… эм, а… зачем ты это делал?

Рэки запинается и в упор смотрит на лучшего друга, ожидая ответа, пока улыбка того не становится какой-то слишком радостной для сложившейся ситуации.

— Узнать хотел.

Ланга пожимает плечами, как ни в чем не бывало, будто специально мучает.

— Узнал?

— Вроде как. Надо проверить.

У Рэки трясутся ноги, сердце стучит быстро-быстро, а на лице расплывается такая же то ли счастливая, то ли паническая улыбка, когда Ланга встает с кровати и подходит вплотную, почти вжимая его в шкаф за спиной. Холодные ладони ложатся на поясницу, защищая от больно давящих книжных полок, а шершавые губы накрывают его собственные. Один короткий миг, в который мир схлопывается и распадается на миллионы ярких отблесков и осколков. Пазл понемногу складывается и кажется, словно весь мир ненадолго поставили на паузу. Золотистые глаза встречаются с аквамариновыми напротив, а лбы соприкасаются. Тела содрогаются в каком-то облегчающем смехе, пальцы переплетаются, и дышать становится намного легче, будто груз, что так долго тяготил душу, наконец-то растворился и пропал.

— Не знаю: то ли я провалил проверку, то ли прошёл.

Ланга прячет взгляд и кладёт голову Рэки на плечо, и тот наконец-то гладит мягкие голубые волосы, в которых отражается отблеск солнца из открытого окна, и заправляет пряди за ухо.

— Главное, что результат у нас вроде как одинаковый.