– Где он, Люциус? – с тревогой спрашивает Нарцисса.
Всю эту ночь она не отходит от окна, дожидаясь возвращения сына. Я сижу на кровати, склонившись вперёд и опираясь на трость, и неотрывно смотрю на свои туфли. Со стороны это, должно быть, выглядит как безумие. Мне уже всё равно. Смотреть на меня некому, кроме Нарциссы; но она видела меня и не в таком состоянии. Да она и не смотрит, она не отрывает взгляда от моста к дому, на котором должен появиться Драко. Конечно, логичнее считать, что он трансгрессирует, но Нарцисса почему-то уверена, что он появится на улице.
– Люциус? – повторяет Нарцисса, не услышав моего ответа. – Ты в порядке?
– Настолько, насколько это возможно в нашей ситуации, – отвечаю с горечью. – Если бы знать, где наш сын. Но нам неизвестно даже, жив ли он.
Нарцисса на миг отводит взгляд от окна.
– Жив. Иначе… Я почувствовала бы.
На это мне нечего сказать. Её материнский инстинкт, необъяснимый и безошибочный. Она всегда знает, всё ли с ним хорошо, даже когда его нет рядом. И всё равно мне страшно за сына. То, что в эту секунду он жив, ничего не значит, это может измениться в любой миг.
По стёклам начинают разбегаться тонкие извилистые струйки дождя.
Перевожу взгляд на часы. Ещё только начало второго. Проклятье, мне казалось, что прошло гораздо больше времени. Сильнее сжимаю навершие трости.
– И что с ним сейчас? Ты чувствуешь?
– Нет, – не отворачиваясь больше от дороги к дому, отвечает Нарцисса. – Знаю только, что он жив. Но… ему, должно быть, страшно. Особенно если Белла и остальные уже в замке. Вспомни свой седьмой курс. Понимаешь, о чём я?
Выпустив трость, крепко до боли переплетаю пальцы. Говорят, время делает воспоминания далёкими и не такими острыми, но… к этому воспоминанию это не относится. Обычно мы стараемся не вспоминать ни вслух, ни в мыслях вечер, о котором она заговорила. Горло сжимается, становится труднее дышать. Мне приходится откашляться, прежде чем я снова могу заговорить.
– Ещё бы не понимать. – Делаю глубокий вдох и продолжаю. – Ты же помнишь, после этого я несколько месяцев просыпался от кошмарных снов. А ведь та девчонка была мне незнакома. Если он не сможет, они его…
Не договариваю, окончание фразы слишком ужасно.
– Он не сможет, Люциус, – уверенно говорит Нарцисса. – Как бы ты ни старался подготовить его к этому, он не убийца.
Стрелка часов движется безумно медленно. Как будто в каждой секунде миллион вечностей. Бездействовать в ожидании всё труднее. Если бы мы могли быть рядом с Драко…
Где и от кого я слышал фразу «Страшнее, чем умереть, может быть только одно – пережить своих детей»?
Если Драко правда не сможет… Нет, когда он не сможет… Он обречён, мы все обречены.
– Люциус, – вырывает меня из страшных мыслей голос Нарциссы. – Смотри, он возвращается.
Переступив через забытую трость, двумя широкими шагами подхожу к окну. Да, это Драко. Действительно на улице, как и думала Нарцисса. Почему он не трансгрессировал сразу в дом? Хотя сейчас это не имеет значения.
– Наконец-то, – выдыхаю с невыразимым облегчением. – Идем, встретим его.
Торопимся вниз. Когда я увидел его в окно, он ещё шёл, пусть и медленно. Теперь, когда мы приближаемся к нему, он просто навалился всем телом на перила моста.
– Драко, – окликаю его, и он поднимает на меня взгляд. Глаза испуганно расширены, он словно не узнаёт нас. – Это мы, Драко. Пойдём домой, сынок.
Он ничего не отвечает, не делает ни одного движения. Мне приходится почти силой оттащить его от перил. Он судорожно вцепляется в мою руку. Нарцисса поддерживает его, обняв за талию и не позволяя упасть.
– Идём, Драко, – повторяет она. – Ты слышишь меня?
Никакой реакции. Обмениваюсь с Нарциссой беспомощно-тревожными взглядами, и мы идём к дому, ведя его за собой. Он едва переставляет ноги, опираясь на наши руки.
Дойдя до спальни сына, усаживаем его на кровать. Взмахом палочки разжигаю огонь в камине. Включаю ночник рядом с его кроватью. Теперь, при свете, я могу рассмотреть его внимательнее. Он страшно бледен, только глаза покраснели – то ли это последствие двух бессонных ночей, то ли он плакал там. Волосы чуть влажны от дождя и растрёпаны, словно он всю ночь простоял на ветру. Он дрожит всем телом, и не думаю, что причиной этому только промокшая одежда. В правой руке судорожно сжата волшебная палочка. Присев рядом с ним на кровать, осторожно разжимаю его дрожащие пальцы и откладываю палочку на прикроватный столик. Нарцисса тоже садится рядом с ним, накрывает ладонью его трясущуюся руку. Приглядевшись, замечаю, что в глазах сына стоят слёзы, но он не плачет.
– Драко, – приобнимаю его за плечи, заглядываю в лицо. – Рассказывай, сынок. Ты смог?
Драко мотает головой и тихонько всхлипывает.
– Рассказывай же, – не выдерживаю я. – Что произошло?
– Я… Я не смог, – отвечает он дрожащим голосом. – Снейп… Снейп убил его.
Не говоря больше ни слова, смотрит в огонь остановившимся взглядом. Его отрешённость пугающе неестественна.
– Что с тобой, сынок? – спрашивает Нарцисса.
Драко молчит. Слёзы в его немигающих глазах отражают огонь камина. Чтобы он не отвечал матери – такое с ним впервые.
– Драко. Расскажи, что там было, – говорю в надежде, что он выговорится и придёт в себя. – Не молчи.
Он ничего не говорит, и его молчание всерьёз пугает меня.
– Сынок, – Нарцисса поворачивает его лицо к себе, приглаживает ему волосы. – Не сдерживайся. Не подавляй эмоции.
Драко, словно сдавшись, резко опускает голову и закрывает лицо руками. Посидев так несколько минут, он бросается на кровать. Его плечи вздрагивают от беззвучного плача. Опускаю ладонь на его плечо. Нарцисса ласково перебирает волосы на его затылке.
Смотрю на Нарциссу и бессильно отвожу взгляд, потому что вижу, как дрожат её губы. Она тоже на грани слёз, но не заплачет, я знаю. Она не покажет своих слёз, пока не окажется вне поля зрения сына. А Драко вряд ли скоро успокоится, и его рыдания – как ножом по сердцу. Я хотел бы утешить его, но всё, что я сейчас могу, – слушать, как он плачет, не убирая руки с его плеча.
Примерно десять минут спустя Драко перестаёт плакать. Нет, он не успокоился, теперь он негромко всхлипывает, уткнувшись лицом в подушку. Ещё через несколько минут Драко судорожно вздыхает и затихает, повернув голову набок.
– Тебе лучше, Драко? – спрашивает Нарцисса.
– Нет, – тихо, почти неслышно шепчет он. – Я просто устал от слёз.
– Попробуй поспать, – советует она, вытирая платком слёзы с его лица. – Ты выглядишь измученным.
– Не могу, – он приподнимается, открывает глаза, и я замираю – в его взгляде ничуть не прибавилось жизни. – Подушка мокрая.
Едва успеваю привычно подумать о том, что должен распорядиться, чтобы домашний эльф сменил наволочку, а в следующий миг вспомнить, что он больше не служит нам, как Нарцисса переворачивает подушку, и Драко снова опускается на постель.
– Ты не можешь спать в одежде, – замечаю я. – Встань.
Драко, пошатнувшись, поднимается на ноги, но не пытается раздеться. Краем глаза замечаю, как Нарцисса откидывает с его кровати одеяло и исчезает в гардеробной. Подавив вопрос «что с тобой?», помогаю ему снять пиджак и водолазку. Проклятье, да он действительно в шоке. В нормальном состоянии Драко не забыл бы переодеться в пижаму, он слишком ценит физический комфорт.
Нарцисса, выйдя из гардеробной, протягивает сыну пижаму. Драко надевает рубашку механическим движением, с трудом застёгивает маленькие пуговицы. И резко, словно ноги перестали держать его, опускается на кровать. Сажусь рядом с ним одновременно с Нарциссой. Помогаю ему снять промокшие ботинки. Драко забирается с ногами на кровать и по-детски обхватывает колени руками.
– Что с тобой, Драко? – на этот раз я не успел сдержать этот вопрос.
Он вздрагивает, задыхаясь от беззвучных всхлипов. Не стоило спрашивать, но жалеть о вырвавшемся вопросе поздно. Молча жду, пока он сможет ответить.
– Я… Я не смог, – наконец выговаривает Драко. – Что… Что теперь будет? Что они с нами сделают? Они нас…
Как и я, он не решается произнести это слово. Медлю с ответом, не желая напугать его ещё сильнее, но получается наоборот. В его взгляде появляется выражение. Страх. Я ничего не говорю – не потому, что не знаю ответа. Потому что ответ на этот вопрос не успокоит его.
– Ответь же, – шепчет Драко, нарушая тяжёлое молчание. – Что с нами будет?
– Я не знаю, Драко, – отвечаю глухим шёпотом. – Мы не узнаем, пока не произойдёт то, что он собирается сделать с нами.
– Дамблдор мёртв, – тихо произносит Нарцисса. – Воля Тёмного лорда исполнена, пусть и не тобой. Возможно, он простит нам это.
– Какой оптимистичный прогноз, – в голосе сына я не слышу ядовитой иронии в мой адрес, обычной для разговоров о Тёмном лорде и Пожирателях Смерти, слышу лишь бесконечную усталость.
– Смени брюки на пижамные и постарайся уснуть, – всё, что я могу сказать. – Ты слишком долго не спал.
Нарцисса отворачивается. Драко неловко стаскивает брюки, сбрасывает их на пол и, не обращая внимания на пижамные брюки, натягивает на себя одеяло. Опустив голову на подушку, он устало закрывает глаза, но тут же вздрагивает, словно вспомнив что-то.
– Что такое, Драко?
Сын поднимает на меня глаза.
– Отец… – его голос снова дрожит. – Скажи, тебе приходилось убивать?
Нарцисса внимательно смотрит на него, но он не замечает, он не сводит с меня испуганных глаз.
– Нет. Почему ты спросил?
– Они… – Драко запинается. – Пожиратели… Один из них сказал: «У парня кишка тонка. Он весь в своего отца». Что это значит? Они знают что-то, чего не знаю я?
Прикрываю глаза, вспоминая проверку, которую мне придумал Тёмный лорд.
… Бледное, залитое слезами лицо девчонки-маггла, которую мне предстоит убить. Она умоляет сохранить ей жизнь, но уже поняла, что просить бесполезно. Моя рука с зажатой в ней палочкой вздрагивает, когда я случайно ловлю её взгляд. Отчаянная мысль: «К болотным чертям вас всех, ей, наверное, семнадцать, как и мне…». Роняю палочку, вздрагиваю от её звонкого стука о каменный пол и зажмуриваюсь, ожидая…
– Отец? – шёпотом напоминает о себе Драко, возвращая меня в настоящее.
– Это… Один момент из моего прошлого.
Драко молча ждёт продолжения.
– Проверка, которой меня подверг Тёмный лорд. Тогда я не знал, что это была проверка. Я был на седьмом курсе, когда он приказал мне убить… кое-кого. Он стоял у меня за спиной и ждал, подняв палочку. Плечом к плечу с… – заставляю себя опустить ядовитые эпитеты и продолжать повествование насколько возможно бесстрастно. – С твоим дедом. С моим отцом.
– И что? – тихо и взволнованно спрашивает сын.
– Я не смог. Уронил палочку, закрыл глаза и ждал убивающего проклятия.
Драко приподнимается в постели, поражённый моим рассказом.
– Ты никогда не говорил о своём отце, – удивлённо моргает он, и по его бескровно-бледным щекам скатываются две слезинки.
– Не хотел говорить. – И сейчас не хочу, но, если это поможет сыну отвлечься от событий прошлой ночи…
– Знаю, я не идеальный отец, – продолжаю рассказ, – но тебе как сыну повезло больше, чем мне. Когда я провалил эту проверку у него на глазах, он притащил меня домой чуть ли не волоком, отнял волшебную палочку, чтобы я не мог сопротивляться, и велел домашнему эльфу высечь меня. А сам стоял и наблюдал.
– Ох… – выдыхает Драко. – Ты не говорил.
– Тебя это удивляет?
Он отрицательно мотает головой и опускает взгляд.
– Знаю, и я поднимал на тебя руку, но…
Драко поднимает глаза. Как и в тот раз, когда я рассказывал об этом Нарциссе, стоило только начать, и я уже не могу остановиться. Вспомнив боль от ударов плетью и злые слёзы бессилия, застилавшие глаза, представляю, что почувствовал Драко, когда я впервые ударил его, и продолжаю.
– Это был редкий случай, когда я не мог держать себя в руках. А для твоего деда это было обычным действием, как для меня – отправить тебя в наказание в твои комнаты. Он никогда и не пытался сдержать злость. И никогда не наказывал меня сам, всегда приказывал домашнему эльфу и смотрел со стороны. Знаю, в чём-то я похож на него, но я стараюсь не быть таким. Драко, я не хочу, чтобы ты чувствовал ко мне такую ненависть, как я чувствовал к нему. Знаешь, я… я радовался, когда он умирал.
Нарцисса бросает на меня чуть удивлённый взгляд. Это один из редких случаев, когда она не смогла понять, что я чувствовал и о чём думал, а я промолчал об этом всем, кроме отца.
– Нет, отец, – Драко сжимает мою руку. – Я злился, но… это в прошлом. Я... никогда не представлял, как ты жил, когда был наследником рода, а не главой.
Драко снова уходит в свои мысли, отпустив мою руку. В его взгляд возвращается отрешённость.
– Драко?
Он молчит и, кажется, не слышит меня. Через секунду, вздрогнув, как будто очнувшись, он смотрит мне в глаза.
– Отсюда твоя ненависть к домашним эльфам? – задаёт он совсем уж неожиданный вопрос.
Удивлённый услышанным, несколько мгновений молча смотрю на него. Я никогда не видел – а может быть, не хотел видеть – связи между своим детством и своим отношением к домашним эльфам. Да, тот, кого мне приходилось называть отцом, наказывать меня, как и прочую чёрную работу, поручал домашнему эльфу. Отдав приказ наказать меня, он просто наблюдал за его исполнением, холодно улыбаясь уголками губ.
Драко выжидающе смотрит на меня.
– Возможно, – отвечаю сыну, отогнав тошнотворно-унизительные воспоминания. – Я никогда не задумывался об этом с такой точки зрения.
Драко очень изменился с того дня, как Тёмный лорд отдал приказ о первом в его жизни убийстве. Возможно, как только он будет в состоянии думать о чём-то, кроме нашей безопасности, я услышу от него, что вымещать на домашних эльфах свои детские обиды неправильно. Раньше слово «неправильно» в его устах относилось в основном к грязнокровкам в волшебном сообществе в целом и в Хогвартсе в частности.
Нарцисса, до этого молча слушавшая наш разговор, берёт ладонь сына в свою, привлекая его внимание.
– Драко, – начинает она, когда он поворачивается к ней. – Что было в Хогвартсе после смерти Дамблдора?
Драко сглатывает, всхлипывает и прижимает ладонь к губам. Видно, что он изо всех сил старается подавить слёзы.
– Белла… Она разнесла главный зал… Разбила окно… Сожгла хижину Хагрида… – отрывисто шепчет он, делая короткий судорожный вдох после каждой фразы. – Поттер хотел отомстить… Снейп велел мне уйти… Не знаю, что было дальше…
Произнеся всё это, Драко умолкает, хватая ртом воздух. Он смотрит прямо перед собой застывшим взглядом и, кажется, видит перед собой совсем не свою спальню. Нет, его взгляд устремлён в недавние пугающие воспоминания. Глаза блестят от слёз. Драко прикрывает губы дрожащей рукой.
– Сынок, – тихо и ласково произносит Нарцисса, успокаивающе поглаживая его ладонь. – Я уже говорила, не сдерживайся. Тебе лучше выплакаться.
Драко качает головой, прикусив губу. Слёзы уже медленно текут по его щекам, но он ещё пытается не заплакать.
– Нет, – отвечает он, справившись с дыханием. – Не могу. Боюсь, я не смогу остановиться, если разревусь.
– Так не бывает, Драко, – Нарцисса выпускает его ладонь и стирает пальцами слёзы с его лица. – Невозможно плакать вечно. Тебе будет легче, если не будешь держать в себе всё пережитое.
Окончания фразы сын, наверное, не слышит, потому что его тихий плач перерастает в беззвучные рыдания. Он прячет лицо мне в плечо и давится слезами. Стараясь успокоить, поглаживаю его по волосам. Обнимаю его, мысленно прося неизвестно кого, чтобы сын перестал плакать и уснул, прося для него хоть немного покоя. Драко прижимается ко мне, крепко, как в детстве, когда прибегал за утешением, разбив коленку. Если бы только у него не было более серьёзных причин для слёз, чем те, что были в детстве… Не в пять лет, конечно, а, например, на первом курсе.
Драко затихает, всё так же крепко прижавшись ко мне, через несколько минут отчаянных рыданий. Укачиваю его, надеясь, что он уснёт, пока он не отстраняется. Он так же бледен, как был, когда вернулся домой. И такой же измученный на вид.
Мягко укладываю его на кровать и укрываю одеялом.
– Поспи, сынок. Знаю, твой сон не будет спокойным, но мы придём, если тебе приснится что-то плохое.
Он хватается холодными пальцами за мою руку.
– Нет, не уходите, – просит он умоляющим шёпотом, переводя взгляд с меня на Нарциссу и обратно. – Я не могу… Не могу оставаться один. Только не сегодня.
Его глаза снова наполняются слезами. В комнате тепло, но меня охватывает леденящий холод, когда я представляю, что он сегодня пережил. Наклоняюсь к нему.
– Мы побудем с тобой, обещаю. Засыпай.
Драко моргает, отчего по его лицу скатываются последние слезинки, и сжимается в комочек. Ещё раз укутываю его в одеяло. Если бы я мог уберечь тебя, сынок… нас всех…
– Засыпай. Тебе нужен отдых.
Драко поворачивается набок, подложив ладони под голову и полузакрыв глаза. Проходит около получаса, прежде чем смыкаются его ресницы и успокаивается дыхание. Хоть бы его сон оставался спокойным надолго.
– Наш сын уже не станет прежним, ты ведь понимаешь это? – печально спрашивает Нарцисса, продолжая перебирать и поглаживать его разметавшиеся по подушке волосы. – Одна эта ночь уже изменила его, едва не сломила, но она будет не последним его потрясением в этой войне. Раньше он искренне верил, что выбрал тёмную сторону; этой ночью он окончательно осознал, что ошибался. В течение этой войны он поймёт, что всё, что ты внушал ему, с его точки зрения было ложью.
– Я внушал ему убеждения, схожие с убеждениями Тёмного лорда. Ты ведь понимаешь, так было безопаснее для него. Знаю, его иллюзии не продержатся долго. Только бы… – запнувшись, смотрю в лицо спящему сыну. Пока он выглядит спокойным: похоже, ему ничего не снится. – Только бы Тёмный лорд не понял, что Драко однажды переметнётся на сторону Хогвартса. Нам уже не остаться в стороне от этой войны. Кто не с ним, тот против него, третьего не дано. Нам остаётся только одно – встать на его сторону. Я рад бы выйти из игры вместе с тобой и Драко, но…
– Нет, – прерывает меня Нарцисса. – Нам остаётся только одно – плыть по течению, надеясь на победу волшебного сообщества.
Не отвечая, смотрю ей в глаза. Видимо, мой взгляд сказал ей всё, о чём я подумал.
– Нет, Люциус, я не сошла с ума. Просто… думаю, если Хогвартс падёт, мы обречены. Тёмный лорд не мог не знать, что Драко не способен убить. Он не забыл и то, что ты не прошёл его проверку. Ему не нужны те, кто не умеет убивать.
Прикрываю глаза, признавая её правоту. С седьмого курса я жил, стараясь забыть пугающую правду о нашем возможном будущем, чтобы не лишиться рассудка. Но Нарцисса всегда помнила, что нам угрожает смерть, и ей хватило сил выдержать это знание.
– Люциус.
Нежные ладони жены касаются моей руки. Открываю глаза и встречаю её пристальный, словно она ждёт ответа на вопрос, который я не услышал, взгляд.
– Тогда ты был таким же, как Драко, – продолжает она. – Вспомни, какими мы были, когда учились в Хогвартсе. Так же, как наш сын, ты верил в тёмную иллюзию, которая развеялась при первом же твоём столкновении с настоящей тьмой. Я знаю, тот Люциус, которого я полюбила, не потерялся за эти годы. Ты изменился, но не стал и никогда не был абсолютной тьмой, в отличие, например, от Беллы и остальных, которые пошли за ним с радостью.
– Я тоже пошёл за ним, – вспоминаю я. – Он не заставлял меня, тогда я был с ним заодно.
– Только до тех пор, пока не увидел своими глазами, что он делал, – добавляет Нарцисса. – Статьи в «Пророке» не пугали тебя, но когда ты столкнулся с тем, о чём в них писали… Это отрезвило тебя. Помнишь свои слова о том, чего ты хотел больше всего после смерти той девушки-маггла?
– Оказаться в своём поместье и понять, что это был всего лишь страшный сон, – повторяю свои давние слова. – К чему ты клонишь?
– Ты и сейчас встал бы на сторону Тёмного лорда? Что бы ты сделал, появись у тебя возможность уничтожить его, ничем не рискуя?
Во рту становится сухо, когда я представляю, что он сделал бы, узнав, что Нарцисса задала мне этот вопрос. Непроизвольно сжимаю её руку, крепко, возможно, до боли, как будто жена исчезнет, если я отпущу её.
– Люциус, – она чуть морщится, и я заставляю себя расслабить сжатые пальцы. – В чём дело?
– Это опасная мысль, Нарцисса. Опасная для всех нас. Если он узнает…
– Не узнает, – с уверенностью возражает Нарцисса. – Мои мысли ему читать труднее, чем твои. Думаю, ты бы не захотел, чтобы мы с тобой и Драко провели всю жизнь, исполняя его приказы.
– Ты права. Но мы бессильны против него и всех Пожирателей. Он и так знает, что я ничего не сделал и не хотел делать, чтобы вернуть его. Он играет с нами, делает вид, что верит нам, но следующая ошибка любого из нас будет последней для нас троих.
Бесстрастная интонация в моём голосе поразительна мне самому.
– Мы можем только изображать верность ему в ожидании времени, когда всё это кончится.
Время, когда всё кончится. И я, и Нарцисса повторяем самим себе и друг другу эту фразу с того дня, как Тёмный лорд, стоя над колыбелью нашего шестимесячного, отчаянно плачущего Драко, объявил нам, в страхе за сына замершим на пороге его спальни, что Драко тоже должен будет служить ему, когда станет достаточно взрослым. Теперь мы будем повторять эту фразу втроём.
Дыхание сына, ещё минуту назад ровное и спокойное, учащается. Смотрим на него. На его лице отражается страдание, он вздрагивает во сне. Конечно, его сны сегодня будут кошмарными. Я удивился бы, если бы было иначе.
Поглаживаю его волосы, так я успокаивал его с той ночи, когда он увидел свой первый страшный сон. Драко, не просыпаясь, расслабляется, его дыхание постепенно выравнивается. Я думал, это действовало только в дни его детства.
Смотрим друг другу в глаза, долго, не желая отводить взгляда. Это похоже на безмолвный разговор, которых так много было у нас с Нарциссой. На её щеках дорожки от слёз, которые она всё-таки не сдержала. Она выглядит усталой и напряжённой. Я, наверное, тоже, пусть и не знаю точно, я же не смотрел в зеркало… уже несколько дней, но ощущение, что прошло лет десять, как же долго тянется это время. Несмотря на это, безмолвный разговор продолжается – потому что мы не выдержим без него. Не могу сказать, отчаяния или надежды больше в её взгляде, но её увлажнившиеся глаза говорят мне те же слова, которые она говорила мне всегда, когда я боялся чего-то. То, что теперь мы оба будет говорить сыну. «Ты это выдержишь. Мы выдержим это вместе».