Всё исцеляется огнём

Когда над землёй разливается скорбь и плач, то всегда нужно искать повинного и в море скота, и в полном хворей ветре, и… во всём. Прежде чем подымутся бунты, необходимо успеть найти виновного и красиво сжечь его на глазах у народа, обвинив в сговоре с дьявольскими силами. Тогда народ выплеснет гнев в проклятьях, успокоится и можно будет ещё какое-то время жить относительно спокойно.

Подобные мысли часто терзали Инквизитора, который и без того последний месяц пребывал в крайне скверном расположении духа. Мало того, что он не был Главным Инквизитором, так ещё и любимая кошка на днях издохла на мусорной куче. Чему радовать в жизни? А если ещё народ начнёт роптать, то не видать повышения как ушей своих.

— Что там по делу ведьм? — Усталый взгляд и не менее усталый голос. Инквизитор был ещё совершенно не стар, но и юношеская страсть уже осталась за плечами.

— Г-господин, — слуга заикался, а значит, и с этого боку неприятности? — Нет ведьм. Крестьяне не сообщают, а наши поиски… мм… зашли в тупик.

Инквизитор смотрел на дрожащего слугу. Немигающий взгляд зелёных глаз Инквизитора, казалось, прожигал насквозь. Вероятно, Инквизитору придётся вспомнить юность и то, как он разъезжал по городам и сёлам, прислушиваясь к каждому слушку, ловя каждую сплетню, выслеживая ведьм и колдунов днём и ночью. Полный усталости вздох.

— Прикажи собрать отряд, отправимся сегодня же.

— Т-так точно, господин! — Слуга явно почувствовал себя увереннее, когда Инквизитор закрыл глаза, откинулся в кресле и стал потирать виски, будто пытаясь собраться с мыслями. — Прикажете подать ужин раньше?

Инквизитор проигнорировал последние слова бедного слуги. Словно тень, Инквизитор поднялся и принялся ходить по комнате, что-то тихо говоря. Постепенно речь становилась громче и…

— Всё исцеляется огнём! — Будто соглашаясь с пламенными словами верного служителя церкви, взвились огненные языки в камине. Всем прекрасно была известна эта фраза. Стоило лишь словам сорваться с губ Инквизитора, и ведьмы были обречены. Как и слуги, вынужденные сопровождать своего господина и отряд верных сынов церкви.

Отбросив в сторону гнев, столь неподобающий верной длани Господа, карающей еретиков и искореняющей ересь во светлое имя Его, Инквизитор обдумал планы ещё раз. Отказываться от похода было нельзя — терпение короля ещё тоньше, чем у младенца, потерявшего материнскую грудь. Если допустить, чтобы по столице пошли гулять недовольные слухи, неровен час можно и самому без головы остаться.

Однако бежать впопыхах — тоже глупая затея, достойная дурачка-пастушка, а никак не служителя церкви. Было решено собрать всё необходимое сегодня, но выступить завтра — чуть только солнце окрасит макушки сосен древнего леса, подступавшего к городу с востока.

Сказано — сделано. Чуть только первые лучи несмело коснулись верхушек сосен, из врат города выдвинулся небольшой отряд. Прошло немало времени, — вышел отряд к деревушке, притаившейся у самого подножия гор. По тысяче примет, подчас невесомых и едва различимых, а нашёл Инквизитор ведьмин след, который и привёл его к поселению.

В богом забытой деревушке можно было насчитать всего с десяток низких домов, построенных из дерева, обмазанных глиной и покрытых соломой. На стук копыт, перезвон и голоса вышли к дороге почти все жители. Серые лица взрослых были угрюмы, а перепачканные дети смотрели на незваных гостей со смесью интереса и ужаса.

Инквизитор взмахнул рукой, приказывая спутникам замолчать. Едва только они это сделали, из толпы вышел сухой старик, поддерживаемый под локоть тучной рябой девкой с косыми, словно у зайца, глазами.

— Зачем пожаловали, святой отец? — голос старика был сух и прерывался кашлем.

— Дошли до нас слухи, что неспокойно в ваших местах стало. Мор скота, неведомые огни...

Старик покачал головой и крепче сжал в руках палку, которая, видимо, была больше признаком старшего, чем опорой.

— Про скот нам ничего не ведомо, наших трёх коров от волков уберечь главное, а что до болотных огней, так известно то ещё праотцам было — хозяин болотный своих дочерей балует, коли люди не прельстятся на огни, не пойдут за ними в поисках золота, так и не тронет их хозяин с дочерьми.

Инквизитор нахмурил брови. Так ему и до второго пришествия ведьмы не сыскать, а время не ждёт. С помощью жителей или без неё, а ведьма должна быть найдена и предана огню. Не долго думая, Инквизитор отдал приказ спешиться и обыскать всю деревню до последней жалкой лачуги, не забыв осмотреть и людей в поисках ведьминого клейма.

Люди по кивку старейшины расступились, давая дорогу помощникам и слугам инквизитора. Сам Инквизитор остался тут же, наблюдать и руководить подготовкой столба — не ведьма, так какой-нибудь блудник или вор будут найдены, да к столбу привязаны и заклеймены. Чтобы помнили люди о силе и власти короля и церкви, чтобы не прятали дьявольских отродий, прельстившись их посулами.

Наблюдая за приготовлениями, Инквизитор не забывал краем глаза следить и за жителями, чьи лица с каждой минутой всё больше и больше мрачнели. Наконец зацепился взгляд за одетую в лохмотья старуху в толпе, чьё лицо было так испещрено морщинами, что напоминало больше кору дуба, изрытую жуками, чем кожу. Нищенка тряслась как лист осины, что-то беззвучно шептала, а когда запрокинула голову, то Инквизитор увидел, что один её глаз был затянут белым.

— Схватить ведьму! — громко и чётко произнёс Инквизитор, чувствуя себя в родной стихии. Он был готов поклясться на священном писании, что эта старуха если и не отплясывала на шабаше в горах, то уж точно насылала заговоры и ведала проклятья.

Двое крепких парней, что готовили позорный столб, быстро схватили старуху, связали её и подтащили к Инквизитору. Тот улыбнулся, призывая ведьму покаяться, дабы было даровано ей прощение господне. Да только старуха билась как в лихорадке и беззубым ртом шамкала что-то про невиновность. Улыбка покинула лицо Инквизитора как только он начал отчитывать положенные молитвы.

Погрузившись в работу, он слишком поздно заметил мелькнувшую сбоку тень...

Очнулся Инквизитор с лютой болью в голове. Попытался пошевелиться, и верёвки впились в тело. Он стоял привязанный к столбу, воздвигнутому посреди деревни, окружённый людьми, на чьих лицах нельзя было найти и капли сочувствия. Инквизитор закричал, призывая на помощь.

Но никто из верных спутников и слуг не откликнулся на призыв Инквизитора — все уже лежали с проломленными черепами и перерезанными глотками. Деревенские жители давно устали от разбойников: и от тех, что совершали набеги, и от тех, что прятались за стенами столицы. Обворовывать народ, пытать и жечь людей — всё это стояло костью в горле у простых крестьян, что дни напролёт гнули спины в работе.

Старуха, выбранная Инквизитором ведьмой, несмотря на возраст, бодро подошла к столбу и оглядела едва не лопающегося от гнева служителя церкви. Она продолжала что-то почти беззвучно шептать, обходя столб с инквизитором снова и снова. Наконец старуха остановилась прямо перед Инквизитором и посмотрела тому в глаза.

Ни слова не говоря, старуха подняла сухую как ветка руку со скрюченными, когтистыми пальцами и коснулась лица Инквизитора. Пальцы коснулись век и в следующее мгновение тишину, окутавшую деревню, разорвал дикий крик. Инквизитор дёргался словно в агонии, в то время как старуха вытащила из глазницы затянутый белым глаз, а вместо него вставила себе зелёный глаз инквизитора, яркий, словно молодая листва.

В тот же миг она, казалось, начала распрямляться, а морщины стали исчезать. Когда Инквизитор перестал корчиться, а крик превратился в тихий скулёж, перед служителем церкви стояла уже не грязная древняя нищенка, а просто старая женщина, ничем не отличимая от других подобных.

— Знаешь ли ты, мальчишка, скольких сестёр и братьев ты и тебе подобные загубили? Скольких невинных предали огню? Скольких семей оставили без кормильцев и скольких детей сиротами?

Инквизитор, словно забыв про собственный сан, сыпал проклятьями ничуть не хуже тех, кого ещё недавно приговаривал к костру. Но дети уже стаскивали к позорному столбу вязанки хвороста, повинуясь приказам старухи. Вскоре весёлый огонёк заплясал по веткам, превращаясь в настоящий костёр.

Инквизитор осыпал угрозами и карами, а потом стал умолять о пощаде и сулить награду. Только люди остались безучастными к его мольбам, совсем как некогда он и другие служители церкви оставались безучастными к мольбам "ведьм". Инквизитор бился в попытке разорвать верёвки и кричал, терзаемый пламенем.

А люди тем временем расходились по своим делам — женщины посылали детей по воду, чтобы можно было готовить обед, мужчины шли собирать тела перебитых помощников инквизитора, которые нужно было успеть закопать за деревней до заката. У костра осталась только старуха да парень, следивший за тем, чтобы костёр не угас раньше времени.

— Окажешься ли ты у ворот рая, глупец? — произнесла старуха, обращаясь к Инквизитору, и покачала головой, то ли отвечая на свой вопрос, то ли скорбя о судьбе. — Или вознесёшься над миром и наконец-то узришь, что нет ни ваших небес с золотыми чертогами, ни преисподней, которой вы до смерти пугаете людей?

Инквизитор что-то промычал. Старуха поддалась ближе к огню, будто силясь расслышать предсмертные слова человека, много лет наводившего ужас на простых людей. Не обращая внимания на щёлканье веток, старуха улыбнулась.

— Твоя правда, мальчишка, твоя правда. Каждому да воздастся по вере его. Мне и моим сёстрам вечно жить среди людей и помогать им травами да словами, передавая мудрость праотцов, а тебе и твоим собратьям — до скончания веков гореть в адском пламени.

Старуха улыбалась, глядя как жизнь капля за каплей покидает Инквизитора. К закату от этого человека не останется ничего кроме имени, которое вскоре исчезнет из памяти людей, словно пепел, развеянный по ветру.