Даламар просыпается от резкой боли, прострелившей запястье. Зажимает руку и чувствует что — то теплое.
Кровь.
Раны на его руке неглубокие, года три назад он бы это царапками назвал.
Но сейчас.
Господи, прибить готов. Сначала обнять и успокоить, а потом настучать по дурным головушкам, которые снова довели это белокурое чудо чудовище, на самом — то деле, до кровавого месива на руках.
Эльф рвет простыню и криво заматывает руку. Кровит. Не сильно. Ноет только.
Тянется к мантии.
— Дернуло же меня, дурака, в Сильванести сорваться и оставить его одного.
Слезы мельком вытирает. Ему до Рейстлина сейчас даже не пешим ходом, как минимум неделю топать.
И не дай Бог он там самоубьется. Может ведь.
Мысленно зовет Шалафи.
Чувствует, как Рейстлин лезвие откладывает. Виноватится. Слезы смахивает.
Знаю я, плохо тебе, знаю, умереть хочешь. Ты меня дождись, а там — вместе. На тот свет отовсюду одна дорога.
Не смел чтоб больше об этом думать. Жить и жить тебе еще, недоразумение магическое.
Мне руки режь хоть в мясо. Не больно мне будет.
Себя только не трогай.
Прошу. Умоляю
Чувствует, как Черный Маг улыбается. Даламар знает, не объяснить Шалафи, как душа за него болит. Как он изводится ночью.
Им плохо и страшно обоим. Но кто — то должен быть сильным.
Рейстлин многого не знает о боли Даламара. Да и не надо ему этого знать.
И сколько раз Даламар брал лезвие в ванну и зачарованно смотрел на вены — тоже.
Они оба крещены одной страшной Сволочью — Судьбой.
К ним завышенные ожидания, с Рейстлином всегда разговаривают плохо. И эльфу это не нравится. Он от злости костяшки об стену стирал пару раз.
Не мог простить к Шалафи такого отношения.
Рейстлин не знал и не узнает, кто ритуал на передачу жизненных сил провел. И не узнает, что когда ему более — менее легче становится, Даламар улыбается слабо. Кусая омертвевшие губы. Его жизненные силы покидают.
Рейстлину нужнее, а он — протянет. Не впервой.
Прорвется. Умрет за него, но прорвется.
И в следующий раз, когда эльфу сердце от этого ритуала прихватывает до такой степени, что Даламар за стол хватается, лишь бы не упасть и темнота не только в глазах, но и окутывает, словно одеялом. Когда он дыхание Смерти чувствует. Как эта Старая с косой его в лоб целует.
Он знает.
Рейстлин больше не режется.
Ему больше не больно.
А ради этого израненного жизнью Человека.
Можно и любую боль перетерпеть.